Книга желаний - Карина Демина 22 стр.


 Три.

 Что три?

 Трижды участвовала.

Каждый из этих трех раз был отдельной раной на моей совести, до сих пор вспоминать тошно. Правила Дат Каор просты: да-ори, как правило, кто-нибудь из Хранителей или на худой конец из Первой Сотни, отбирает перспективных детишек, воспитывает их, обучает, тренирует, а потом выпускает на волю. Во всяком случае, считается, что у людей есть шанс уйти Им даже предоставляют несколько дней форы, а потом самое гадкое, что воины, участвующие в забаве, не торопятся уничтожить жертву. Высший класс, когда человек умирает ровно столько, сколько длилась погоня

 Поначалу нам было интересно. Весело. Стать самым сильным, самым быстрым, самым умелым учиться, день за днем, год за годом. И ради чего? Ради бессмысленной жестокой забавы? Ты ведь понимаешь, о чем я?

Понимаю. Кровь. Грязь. Боль. Смерть. Не ради того, чтобы остановить жажду и выжить самой. Смерть ради смерти, жестокость ради жестокости. Считается, что таким образом воины окончательно осознают себя да-ори, то есть проводят сознательную границу между собой и людьми. По мне же Дат-Каоробыкновенная, тупая бессмысленная травля.

Хуже всего, что избавиться от участия в этом действе можно было лишь победив. Победаэто не только догнать жертву, вступить в бой и победить. Победаэто убить жертву по всем правилам, так, чтобы судьи не посчитали смерть чересчур уж быстрой. Поспешность свидетельствует о недостаточной устойчивости психики.

На третий раз у меня получилось.

 К десяти годам мы знали, что нас ждет. Повелитель не пытался скрыть, более того, он продемонстрировал фильм о том, что бывает с проигравшим. Хороший стимул к учебе. Мой друг решил, что, повредив руку, сумеет избежать высокой чести и возвратится в деревню. Второй фильм проходил прямо в зале для тренировок. Мы все присутствовали, видели, слышали, понимали. Тогда я впервые понял, что такое ненависть. Хуже всего, что мы ничего не могли поделать. Мы все пытались убить Повелителя. На тренировке настоящее оружие, каждый может попытаться, но

 Но ни один человек не способен одержать верх над да-ори.

 Точно. Однажды мне удалось коснуться его. Поцарапать. Я был счастлив, хотя и ожидал смерти, а он рассмеялся, сказал, что у меня хорошие данные и  Рубеус хлопнул ладонью по козырьку.  В общем, закончилось тем, что я выбыл на третьем круге. Двойной перелом бедренной кости, вследствие чего признан негодным, однако в виду несомненной ценности генетического материала и перспективности разведения данной линии экземпляр был возвращен в природную среду.

Удивительно ехидный тон и кривая улыбка. Рубеус делает вид, что ему плевать на то давнее заключение. Интересно, как он вообще узнал? Обычно людям не говорят, а если и говорят, то не оперируют терминами вроде "генетического материала" и "перспективности разведения". Значит, подслушал разговор или заглянул в личное дело, он ведь умеет читать. Зато все понятно: третий кругэто уже полноценный боец, почти готовый к Дат-Каор, и тут такая незадача в виде перелома. А кому интересно бегать за неполноценной дичью, пусть даже травма залечена и не беспокоит, но сам факт в некоторых случаях да-ори отвратительно щепетильны.

 Я вернулся. Я даже попытался жить, как другие, а потом Повелитель по прихоти взял и убил всех жителей деревни. Как ты думаешь, что я испытал?

Ненависть. Темно-багряную, отдающую кровью и болью, ненависть, она и сейчас в нем. Она тянется ко мне по тонким нитям связи, будоражит, причиняет боль, а я ничего не могу сделать.

 Я не мог не должен был становиться таким, как ты как он. Я хочу быть человеком, а вместо этого

Вместо этого ему придется принять участие в Дат-Каор. Может быть не в этом году и даже не в следующем, но придется. У нас не так много законов, но те, что есть должны соблюдаться.

 Мне холодно. Вокруг пустота, и я только о ней и думаю. И о людях. Почему я смотрю на них, будто

 На еду,  подсказала я. Разговор неприятен, но закономерен, я даже рада, что он сам его начал.

 Да. Я слышу, как бьются их сердца, почти вижу, как кровь течет, почти чувствую ее запах. А сегодня, когда ты закрылась, меня точно с головой в эту пустоту окунули, и холод, адский холод

 Это жажда. Дальше будет только хуже.

 Верю. Я хотел сказать, что ты ведь не дашь мне убить? Я не хочу убивать, понимаешь? Не хочу! Почему ты молчишь?

Потому, что не знаю, что ответить. Мы не способны существовать без крови, а значит, без смерти. Единственное, что в наших силахсделать так, чтобы жертва не испытывала боли.

Рубеус коснулся руки и, заглянув в глаза, попросил:

 Помоги мне не сойти с ума. Пожалуйста.

Фома

"И душа моя преисполнилась трепета великого, ибо никогда еще не подступался человек столь близко к величайшей из тайн прошлого. Легендарное оружие Древних, которое считалось навеки утерянным, находится где-то рядом, но никто из спутников моих не понимает всей важности этого открытия. Лишь проклятый вампир, расспрашивая Повелителя долины, вождя и живого свидетеля ушедших времен, демонстрировала явный интерес к Молоту Тора".

Фома оглянулся. Конечно, на улице день, и яркий солнечный свет служит надежной защитой от вампиров, но речь идет о вещах настолько важных, что Фома не имел права пренебречь малейшими правилами безопасности. В конце концов, князь-то днем бодрствует, и никто не знает, на что он способен. Вон, Великий Уа обозвал Вальрика странным словом, а вампирша потом объяснила его значение. И хотя князь клятвенно заверил, что ни мысли читать, ни волю других людей подавлять не способен, Фома продолжал сомневаться. Этот внезапно появившийся талант настораживал, более того, на взгляд Фомы, являлся несомненным доказательством того, что князь-таки запродал душу. Или почти запродал. Поэтому все свои знания, касающиеся Молота Тора, надлежало тщательно скрывать.

Сейчас князь спал, или делал вид, что спит. Остальные тоже дремали, только Край с помощью костяной иглы да толстых нитей пытался починить сапог, и Селим, хоть и лежал с закрытыми глазами, но мурлыкал под нос очередную непристойную песню. А вот Морли храпел и даже постанывал иногда, хотелось бы знать, чего ему снилось.

Анджей вслепую нашарил камень и швырнул в сторону толстяка, попал.

 Я те кину!  гаркнул Морли, переворачиваясь на другой бок. Поразительная беспечность. И Фома, вздохнув, склонился над рукописью.

"Великий Уа, вождь горного народа, обречен хранить великое оружие от рук нечестивых, буде оны попытаются завладеть Молотом Тора. И хранит он не сам Молот, но путь к нему, который упрятан в пещере. И по словам Хранителя проклятые вампиры не единожды пытались завладеть Молотом, однако же Господь, наделивший Великого Уа силой и бессмертием, веками хранил Белую Гору. Но близится время, когда люди должны вспомнить о своем славном прошлом и силе, которое обладали, а тако же о том, что ни тангры, ни вампиры не имеют права называть себя Властителями Человеческими, ибо наоборот надлежит человеку, венцу Создателя, править расами иными, направляя их рукою сильной".

Анджей, выругавшись, поднялся, подошел к Морли и толкнул в плечо, храп стих.

Нет, не про этих людей он пишет, этинесуразны, грязны и телом, и душою, эти не видят ничего, дальше низменных потребностей.

 Красотка Бренна пошла купаться а милая, как без любви мне остаться и следом тянуся  запел Селим громче.  с надеждой на ласку

 Заткнулся б ты,  пробурчал Край,  людев перебудишь.

"Первейшей и найважнейшей задачей Святого престола является забота о душах человеческих, кои в смятении перед призрачной всевластностью Тьмы пребывают".

 Рыжая Элли толста и прыщава  еще громче запел Селим.  Замуж собралась и молодца звала на сеновал, чтоб приданым похвастать

 Безбожник!  проснувшийся Нарем достал из сумки Библию.  Гореть тебе в аду!

 Главное, чтоб не замерзнуть,  весело отозвался Селим.  Анджей! Ты ж не спишь, ходь в кости сыграем!

 На что? Денег нету,  Анджей отозвался охотно.

 А без денег. На камни. Или вот на щелбаны говорят, нет крепче попова лба, вот и проверю.

Как есть безбожник, и Анджей не лучше, если искусу поддался, а Морли как и прежде храпит, и князь не шевелится.

"Однако же, если крестовый поход во славу Божию учинить, поддерживая слово силой, в оружии древнем заключенной, то не токмо люди уверуют в Создателя и, встав на путь спасения, восславят имя Его

 Ох етить твою мать, Господи, и везет же тебе!  Селим склонил голову, и Анджей, довольно заржав, отвесил щелбан.

 Потише там!  прикрикнул Ильяс, отворачиваясь к стене.  Князя разбудите.

 Ото ж напугал недоспит. Ну, рыжий, теперь я точно выйграю! Давай на сапоги!

 Давай,  согласился Анджей.

"А нежить всяческая из земель, Святому Престолу подвластных, убежит в страхе пред рукой карающей. Яко же сын верный Святого Отца, Господом над нами поставленного, верую и уповаю на разумность Хранителя, которому судьбою предписано передать тайну человеку достойному".

Тут Фома засомневался, вчера Великий Уа ни словом не обмолвился, что собирается передавать тайну кому бы то ни было, а когда вампирша ненарокомякобы ненарокомпоинтересовалась, где находится Полигон, жабообразный вождь только рассмеялся, а потом добавил, что знать о том ей не надо, потому как от великих знаний великие беды. Фоме хотелось верить, что человеку Великий Уа ответит иначе, не даром он несколько раз подчеркивал, будто вампиров и прочих тварей не любит.

 Пройда!  завопил Анджей.  Мошенник!

 Хто, я? Да вот те крест, честно все!  Селим спешно перекрестился.  Сымай сапоги!

Эх, был бы Фома тут один ну или хотя бы с братьями по вере, им-то он бы объяснил и про молот, и про то, как важно добыть его или хотя бы информацию о его нахождении, и про то, что информация эта куда как ценнее простого предупреждения о нападении тангров Подумаешь, тангры, да владеющему силой древней цивилизации никакая армия не страшна.

 Да нету тут никакой тайны! На, глянь, хорошия кости,  продолжал доказывать свое Селим.  И не было такого, чтоб Селима в подмене обвиняли!

 Заткнитесь оба!  рявкнул проснувшийся Морли, и на некоторое время в пещере воцарилась тишина, которая вскоре отступила перед раскатами храпа.

Фома вернулся к прерванным размышлениям. Взять хотя бы эти скалы, и город в самом центре их: какая неведомая сила напоила камень светом и наделила людей противоестественным свойством повелевать горами? И где возможно такое, чтобы люди жили в пещерах и нимало не тяготились этим существованием?

Впрочем, чего греха таить, в пещере, куда их определили по велению Великого Уа, было комфортно: каменная мебель оказалась на удивление удобной, одеяла из овечьей шерсти теплыми, а еда горячей и вкусной. Фома уже и забыл, когда в последний раз отдыхал с таким комфортом. Зато стоило подойти к краю пещеры и глянуть вниз, как желудок сжимался в испуганный комок, сердце останавливалось со страху, а руки норовили вцепиться в гладкую стену. Пропасть внизу тонула в сизой дымке, из которой белыми зубами торчали скалы-домики, связанные между собой тонкой паутиной мостиков. Все казалось невероятно-хрупким, ненадежным, как если бы кто-то вздумал построить жилище из яичной скорлупы. А местные ничего, привыкли, шустро сновали по мостикам, почти не держась за веревочные перила, а некоторые даже бегали на перегонки.

Самоубийцы.

Фома не представлял, какая сила заставит его снова ступить на сие шаткое сооружение, которое тут называли мостом. Ночью-то не видно было, насколько глубока пропасть. Охотник идущий к пещере по раскачивающемуся в стороны подвесному мосту казался Фоме человеком смелым, даже чересчур смелый.

 Здоровья.  Вежливо сказал охотник.

 Господь да пребудет с вами,  ответил Фома. Дикарь выглядел родным братом вчерашнего проводника. Тот же невысокий рост, те же широкие плечи и непропорционально длинные руки, та же нескладность черт и любовь к украшениям. Фому поразила крупная серьга, оттягивавшая нижнюю губу так, что каждый имел возможность полюбоваться желтыми, слегка кривоватыми зубами.

 Вождь надо. Великий Уа говорить хотел.

 Вождь?

 Главный. Молодой. Который слышит голос, который нет.

 Он спит.  Фоме до жути не хотелось будить Вальрика. Вождь какой из него вождь, недоразумение одно, только и умеет, что драться, а теперь, видишь ли голоса какие-то слышит.

Великий Уа изъявил желание поговорить с Вальриком? Почему? И о чем? Пожалуй, второй вопрос беспокоил гораздо сильнее. Неужели нет, Великий Уа не может быть настолько слеп он обязан был увидеть гнилую сущность князя, а вместо этого собирается доверить недостойному величайшую из тайн прошлого.

Дикарь нетерпеливо переступал с ноги на ногу и тянул шею, пытаясь заглянуть внутрь пещеры.

 Великий Уа говорить хочет.  Повторил он.  Великий Уа спешить.

 Н.н. но

 Великий Уа спешить! Нет ждать. Подниматься надо! Говорить!

И чертов дикарь таки добился своего, его вопли разбудили Вальрика и, выслушав посланца, князь изъявил желание немедля встретится с Великим Уа. А Фоме осталось сидеть и дописывать главу в книге, стараясь не вслушиваться в разноголосное бормотание за спиной. От осознания сотворенной несправедливости текст вышел чересчур резким, но исправлять что-либо Фома не стал.

"Но кривы пути того, чье имя проклинаемо людьми и Создателем. Не сподобившись силою добыть орудие Гнева Господня, хитрость задействовал, внушил Хранителю мысль о том, что близится гибель его, и оттого надлежит Великому Уа передать тайну человеку достойному. Равно же позаботился Враг рода людского, дабы выбор пал на того, кто внешне доверием облечен, но чья душа уже не принадлежит Создателю".

 Эй, Фома,  окликнул Анджей,  ты там все равно сидишь, приглянь, куды князя повели, а то мало ли ищи потом.

 Таки и глядеть без пользы,  возразил Селим.  Черти ловко лазят, без них отсюда не выкарастаться. Сыграем?

 Снова на сапоги?

 А крест у тебя серебряный? Давай твои сапоги, мои, сумка впридачу против креста? Да не кипишись, рыжий, в достойные руки отдашь!

Это Селим верно заметил про достойные руки, и Фома, наклонившись, записал.

"Единое сказать могу: князя беречь надобно до тех пор, пока дорога ни приведет нас к Престолу Святому, а там словом ли, делом ли убедить его передать знание в руки достойные".

Вальрик

Мостик слегка раскачивался из стороны в сторону, заставляя сильнее цепляться за веревочные перила. Даже при дневном свете ущелье, раскинувшееся под ногами, казалось совершенно бездонным. Внизу клубился белесый туман, из которого вырастали белые пики. Впрочем, Вальрик боялся не столько упасть, сколько опозорится. А вдруг с ним снова случиться что-нибудь странное, вроде того, что произошло ночью? Отец говорил, что никому нельзя показывать свою слабость, а наставник Рубеус учил, что именно преодолевая слабости, обретаешь силу. Вопрос лишь в том, сумеет ли Вальрик преодолеть

Слово "сенсор" было странным и пугающим, а объяснение Коннован, что сенсорэто человек, обладающий способностью чувствовать других людей, отдавало ересью. Никто, кроме Господа, не способен заглянуть в чужую душу. Или способен?

Вальрику было страшно и вместе с тем интересно. Он даже попытался понять, что чувствует идущий впереди дикарь, но не увидел ни мыслей, ни букв, как в книге, только мускусный запах, исходящий от посланца Великого Уа, стал резче. Агрессивнее.

Глупость. И он глупец, если поверил.

В пещеру Великого Уа свет почти не проникал, редкие лучи тонули в пыли, не решаясь забраться дальше порога. Как и в прошлый раз Великий Уа восседал на каменном троне, а сладковатый аромат грядущей смерти спустился к подножию лестницы. Он был робким, почти безобидным, как собака только что укушенная бешеной лисицей, но еще немногодень, два и запах-пес в свою очередь превратиться в зверя. Образы сами появлялись в голове, и Вальрику приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы отделаться от них.

 Что, князь, чувствуешь? Конечно, чувствуешь скоро уже совсем скоро Поднимись.

Вальрик медлил, он никак не мог отделаться от предчувствия, что стоит сделать шаг и запах-пес моментально взбесится.

 Поднимись.  Великий Уа не приказывалпросил.  Это важно, очень важно всего минута Ты сумеешь. Смерть идет, а я не имею права умереть просто так я должен сказать это знак, что пришел именно ты.

 Почему я?  Вальрик уже понял, о чем пойдет речь: о таинственном оружии Древних. Одно непонятно, почему Великий Уа выбрал именно его, Вальрика? Только за титул, присвоенный, кстати, незаконноСвятой отец еще не возложил руки на чело Вальрика, признавая тем самым его право называться князем Вашингтона. И по всей видимости, вряд ли возложит.

 Тычеловек. Тысенсор определенно, сенсор мы изучали таких феномен, однако думал, что все вымерли, а ты есть хорошо сенсоры другие тоже люди, но более живучие некоторые называли вас новой ступенью может и так но знаю, что сенсор, появившийся перед смертьюэто шанс поднимись.

С каждой ступенькой запах сгущался. Снова смерть тлен, гниющая плоть, черви и жирные мясные мухи. Вальрик, чтобы отвлечься, сосредоточился на лестнице. Белый камень. Гладкий. Скользкий, словно отполированный, слегка светится, но свет этот очень слаб, возможно, даже его нет, и Вальрику просто мерещится.

 Плохо мне,  пожаловался Великий Уа.  Совсем плохо. Завтра умру уже завтра потому и позвал, да спешить надо.

Выглядел он еще хуже, чем раньше, если таковое вообще возможно. Бородавчатая шкура обвисла печальными складками, когтистые лапы беспомощно лежали на подлокотниках каменного трона, а взгляд выражал такую муку, что Вальрику стало не по себе. Господь милосердный, что сделал этот человек, чтобы заслужить подобные страдания?

 Для начала расскажу о горах. Тебе тяжело говорить, поэтому слушай. Они особые, проявляют способности недостатки выбирает какое-то качество и возводит его в абсолютную доминанту  Великий Уа дышал тяжело, вклинивая слова и фразы между вдохами-выдохами.  Мой народ есть охотники мыслители летописцы пастухи пастух не станет охотником, мыслитель не способен пасти овец. Каждому место его. Они привыкли, давно живут. Вы ты уже меняешься, и твои спутники тоже. Про да-ори не знаю, иная физиология, но людисовершенно определенно никто не останется прежним, будь осторожен. Да ты дыши, дыши да не носом, а ртом, дуралей, легче будет.

Вальрик послушно задышал ртом, но легче не стало, казалось, запах проникал напрямую в кровь, порождая в голове тошнотворные образы. Но он выдержит, обязательно выдержит. В конечном итоге это всего-навсего запах, а воину и князю не престало бояться каки-то там запахов.

 Здесь все иначе пространство, время, жизнь Идти назад, чтобы попасть вперед, отказаться, чтобы получить, выживать, умирая, или жить мертвым.

 Я не понимаю.

 Я тоже,  признался Великий Уа.  Мир меняется, но здесь и там по-разному. Дыра. Раньше были черные дыры, в космосе изучали а теперь сделали дыру прямо на Земле, вот только изучать ее некому. Да-ори и те бояться сунуться. Спроси у своей, что она знает о Пятнах. Почти ничего. Запретная территория даже для них, а тангры сумели пройти по краю, по течению Чаруши и сюда пришли или еще придут? Никогда не знаешь, что со временем. Но никому не говори, слышишь? Чем больше ты знаешь того, чего не знают другие, тем больше у тебя шансов выжить. А ты должен выжить, во имя вида, во имя человечества, как бы пафосно это ни звучало.

Великая тайна уместилась в девять совершенно не связанных между собой слов, зато Вальрику пришлось несколько повторить их, прежде чем Великий Уа убедился, что он и в самом деле запомнил. А чего там запоминать, когда все просто, у Вальрика всегда была хорошая память. Знать бы еще, что за этими словами скрывается

Синий орел тонет. Шерсть и шелк врут. Дверь открывается снизу.

Никакого смысла, абсолютно никакого.

 Доступ к управлению право пройти Не понял? Придет времясообразишь.  Великий Уа улыбается.  Или нет, но ты, вроде, умный главное, чтобы другие не догадались. Плохо, как же все плохо вы сегодня уйти должны. До заката продержусь, а дальше как повезет. Все время прямо, а потом через дверь. Спешить надо. Отдохнуть надо. Скоро смерть.

 Какую дверь?

 Увидишь, князь Вальрик. Эту дверь невозможно пропустить или перепутать держал запертой двери опасны, особенно здесь они запоминают потом, может случиться, что когда-нибудь захочешь сюда попасть когда-нибудь нужна будет дверь вспомнишь позовешь, она появиться. Тех, кого запомнила, она не отпустит в другой раз я бы не связывался, и тебе не советовал бы, но ситуация пригодится дверь. А теперь уходи и к другим присматривайся это так, совет.

Великий Уа закрыл глаза, показывая, что аудиенция закончена, и Вальрик тихонько вышел из пещеры. Странно, но свежий воздух не принес облегчения, будто бы тяжелый запах смерти, повиснув на одежде, покинул пещеру, чтобы теперь отравить существование всей долины.

Синий орел тонет Что бы это могло значить?

Карл

Два дня. Две ночи. Двое суток тупого напряженного выматывающего нервы ожидания. Слепая степь впереди, холодный камень вокруг, будто склеп, и единственным развлечениемлагерь внизу.

Тангры успокаивались, постепенно возвращаясь к выработавшемуся ранее ритму жизни, размеренному, сонно-ленивому и унылому. Единственно, что патрулей стало больше, но выходили они в степь и возвращались затемно, вызывая короткий всплеск активности. Но вот расседланные лошади отгонялись к табуну, табунв степь, догорали и гасли костры, а люди и не-люди, разбредаясь по палаткам, готовились ко сну. Вероятно, днем лагерь казался вымершим.

На третью ночь вернулось подзабытая уже головная боль.

На третью ночь степь вспыхнула белесым пламенем, вызвавшим секундную слепоту и долгую муть в глазах. А тангры не заметили. Лагерь привычно разворачивался, выпуская дозоры, в горящую степь.

Твою мать, что же происходит?

Пламя гасло, опадая мелкой снежной зябью, которая таяла в траве. Карл протянул рукумерцающие искры, коснувшись кожи, исчезали. А может, и не было искр? Может, ему снова кажется?

 Кажется,  подтвердил голосок.

 И ты тоже?

 И я.

 Тогда исчезни.

 Ты исчезни. А я не могу. Я здесь.

 И что ты здесь делаешь?  разговаривать с галлюцинацией было странно. Наверное, он сходит с ума. Или уже сошел. Давно сошел, но заметил только здесь.

 Я наблюдаю. И ты тоже. Скоро начнется. Раз, два, три, четыре, пять закрой глаза.

Карл подчинился, с собственными галлюцинациями лучше не спорить. В степи происходило нечто донельзя странное, ощущение сходное с грозой, но дождя нет. Только белые искры, которые тают, касаясь земли и тангры их не видят.

 Ну вот, началось,  печально сказал голос и пропал. А над несуществующим снегом прокатился раскат несуществующего грома

Глава 10

Фома

Вальрик отсутствовал долго, так долго, что Фома весь извелся, ожидая, когда же князь вернется. С каждой минутой, проведенной в пещере, опасения его крепли. А если старик не просто раскроет секрет "Молота Тора", но и отдаст само оружие? Кто знает, каков этот молот из себя. Фоме доводилось читать, что Древние умели придавать вещам самые разные формы, и крошечная горошина способна была уничтожить целый город. Хотя, конечно, преувеличивают горошина и город, разве ж можно сравнить?

Не успокаивала даже работа над книгой, хотя Фома, пользуясь случаем, старательно описывал не только сегодняшние события, но и все, что раньше случилось. Наверное, следовало бы поспать, но как тут уснешь, когда прямо сейчас, можно сказать на твоих глазах, решается судьба мира.

А Морли по-прежнему храпит, Анджей, проиграв крест, мрачен, несмотря даже на то, что Селим сапоги вернул. Край дремлет, и Масуд с Наремом тоже и Фому в сон клонит, а князя все нет и нет.

Вернувшись, Вальрик лег спать, будто бы ничего не произошло. Конечно, он не станет распространятся о тайнах, доверенных ему Великим Уа.

Солнце бежало к закату, а Фому терзало нехорошее предчувствие что-то должно произойти, что-то очень-очень нехорошее совсем как тогда, когда Старший инквизитор по чьему-то наущениюФома до сих пор подозревал одного из послушников, желавших занять теплое место помощника библиотекаряучинил внеплановый обыск в Библиотеке и обнаружил тайник с запретными рукописями Ох и натерпелся же Фома страху: за хранение подобных книг полагалось отлучение от церкви и казнь, а еще допрос с пытками. Правда, в тот раз обошлось: тайник признали старым, благо пыли вокруг было много, Хранителю Библиотеки объявили выговор, а книги сожгли. Правда, Фома подозревал, что в костер отправились не самые ценные экземпляры, но

но предчувствие его не отпускало. Небо сереет, хмурится, точно перед грозою, а в желудке пустота, будто бы и не было сытного обеда. Сердце бьется через раз, а взгляд против воли рыщет по небу. Именно там, на стремительно тускнеющем небосводе, среди облаков, первых робких звездочек и остатков солнечного света затаилась опасность. Фома ощущал ее каждой клеточкой дрожащего тела.

 Что с тобой?  Спросил Морли, зевая. Видать Фома выглядел совсем уж отвратительно, если Морли начал интересоваться самочувствием.

 Уходить надо,  каждая минута, проведенная в пещере, подпускала неведомую опасность ближе. А вампиры не спешат просыпаться, солнце-то не до конца село. Фома откуда-то знал, что как только солнце окончательно упадет за горизонт, станет слишком поздно для спасенья.

 Сейчас, немедленно уходить быстро  Фома заметался по пещере, собирая вещи. Книгу, обязательно спрятать книгу, сумку завязать на поясе, чтобы не свалилась.

 Да что с тобой?

 Смерть! Смерть идет!

Серые сумерки поглотили последние лучи солнца, и те, чье общество до недавнего времени было отвратительно Фоме, проснулись. Быть может они сумеют противостоять неизвестной опасности? Конечно, сумеют, они же воины, они да-ори

Все равно нужно спешить, ведь смерть идет

Внезапный порыв ветра швырнул в лицо горсть горячего песка, и Фома понял, что опоздал: она не идет, она уже пришла!

Коннован

Смерть выбрала облик южного ветра, но не того, чье имя ассоциируется у меня с теплом и давними воспоминаниями о солнце. Нынешний ветер вонял серой и царапал кожу невидимыми когтями. Люди, вдыхая его, захлебывались кашлем и спешили закрыть лица кусками ткани. Этот воздух не был ядовит для них, но горы, белые светящиеся горы, которые жили, пока был жив Великий Уа, тускнели на глазах.

Камень умирал. Сначала медленно, потом все стремительнее и стремительнее, свечение гасло, а по гладкой поверхности бежали трещины. Еще минута и все здесь начнет рушиться.

 Уходим!

Серный воздух становился гуще, а трещин больше. Вот уже посыпались первые камни

 Вперед, вперед, вперед!

Узкий мостик раскачивался под ногами, а сзади с торжественным грохотом рушились горы.

 Вперед!  Каменная площадка, на которую вывел нас мостик, на глазах рассыпалась песком.  Скорее

И снова бег, сумасшедший бег над бездной. Слева, справа, снизу метались смутные тени, но только когда одна из теней расцвела диковинной птицей, я поняла, что за смерть пришла в горы.

Сайвы. Призрачные сущности Безымянного ветра, дети Хаоса, Разрушители одна из птиц ринулась вниз, но тут же взлетела, крепко сжимая в призрачных лапах безжизненное тело, которое прямо на глазах начало рассыпаться мелкой золотой пылью.

 Что за  Рубеус остановился и вслед за ним остановились остальные. Нельзя. Нужно идти вперед и не смотреть, что бы ни случилосьне смотреть.

Мой голос тонул в грохоте, а люди продолжали глазеть на серо-золотых птиц

 Вперед!!! Не смотреть!

Кто-то попытался подстрелить сайву, но пули пролетели сквозь сотканное из дыма тело. Их же нет и поэтому они не способны причинить вреда тому, кто их не видит не верит в них. Я не верю. Не верю. Не верю!

Желтая птица пролетела так низко, что крылья коснулись волос. Господи, как холодно тело цепенеет, тело немеет они видят меня, но это неправильно, я же не верю ни капли не верю в существование

Кто-то дернул за руку. Тащит вперед. Сайва зашлась возмущенным клекотом. Он врезается в уши. Он разрывает мою сущность. Он требует добычу.

 Вперед!

Кто это говорит? Во рту привкус крови, перед глазами серо-золотые просто золотые как солнце, яркое-яркое холодное солнце цветыптицысолнце

Круг замкнулся.

Волна густой, пахнущей кровью, темноты, пройдя сквозь меня, разрушила круг. Что это было? Не знаю!

 Вперед!  Меня снова толкают на рукотворную тропу, которая раскачивается из стороны в сторону, норовя скинуть людей. Сайвы где сайвы? Оглядываюсь и вижу

Ничего не вижу. Сзади туман, пыль и грохот. Сзади смерть. Впереди дверь. Обыкновенная такая дверь, обитая красным дерматином с вычурной ручкой под золото, круглым глазком и латунными цифрами. Дверь номер "13".

Не понимаю.

Вальрик уверенно нажал на ручку, и дверь открылась. На той стороне сколь хватало взгляда, простиралось знакомое поле степи.

Мы вырвались.

Стоило закрыть дверь, и она исчезла. Совсем исчезла, будто бы и не было ее. И гор тоже не было. Ничего не было, кроме адского холода, прощального подарка птицы-сайвы. Кажется, я сошла с ума. И опустившись на жесткую, пахнущую сеном траву, я засмеялась: сумасшествиеэто же так глупо

Назад Дальше