Рубеус присел рядом и, тронув меня за плечо, поинтересовался:
С тобой все в порядке?
Да, черт побери, со мной все в порядке. В полном порядке, разве что крыша слегка поехала, а так все нормально. Но вслух я сказала совсем другое:
Ты тоже ее видел?
Кого?
Дверь.
Видел.
Красный дерматин, ручка, глазок и все такое?
Не знаю, что такое дерматин, дверь была деревянная, дубовая, крепкая, как в замке, а что?
Ничего.
И медные заклепки были! Присоединился к описанию двери Селим.
Стальные, а не медные, возразил Фома, только ржавые чуток.
Дверь Морли была целиком из железа, а Вальрик видел решетку, перекрывающую ход в скале. Безумие оказалось на редкость изобретательным. Ну и ладно, главное, вырвались.
Карл
Гроза прошла верхом, не задев, не коснувшись, не потревожив покоя дремлющих гор. Да и была ли она вообще? Лагерь внизу продолжал существовать в привычном уже неторопливо-деловитом ритме. Все было как всегда: огни костров, черная гряда земляного вала, дозорные, мелкие звезды, луна, ветер Ветер. Дело именно в этих слабых отголосках южного ветра, несущих на себе печать страданий и сосредоточившись, Карл прислушался к голосам ночи.
Боль. Страх. Тьма. Настоящая, первобытная тьма, изначально лишенная жизни. Она была там, достаточно далеко, чтобы Карл чувствовал себя в безопасности, но вместе с тем не так далеко, чтобы тень ее не докатилась до гор.
Проклятье! Невероятно! Неужели кто-то решился
Вот о чем предупреждал голос, и степь полыхала, отголоском грядущей катастрофу, очень далекой катастрофы. Запретный ветер, запретное знание, запретный способ решать проблемы.
Кто решился выпустить Хаос? Извратить источник, вывернув наизнанку саму суть ветра?
На памяти Карла к помощи Безымянного прибегали лишь дважды, и оба раза дело мало-мало не доходило до полноценной войны.
И дело не в цене крови, ее да-ори как-нибудь осилили, а в том, что подчинить Безымянный невозможно. Онсуть Хаос, разрушающий саму структуру пространства.
На пространство тоже плевать. Дважды мир выдержал, и в третий раз переживет, но кто все-таки решился? Прикоснувшись к безумию недолго и заразиться
Давид? Нет, не хватит воли, силы да, энергии, но не умения
Айша? Потерявшая способность различать черное и белое, Айша? Ради власти все, что угодно? Но зачем ей Аномалия?
Марек. Но ведь Марек послал Карла искать Полигон, значит, Мареку не выгодно отправлять по его следу сайв. Или это часть очередной многоходовой интриги? С него станется Карл ненавидел, когда его использовали втихую.
Тем временем эхо боли стало слабеть, значит, бой заканчивается. Скоро сайв позовут обратно, перекроют энергию, заглушив источник. Какой из Замков рухнет? Только бы не Орлиное гнездо
Ночь дыхнула холодом, который погасил последние искры. Степь успокаивалась.
Вальрик
Оно было неживым.
Именно это обстоятельство пугало больше всего. Вампиры испытывали эмоции, Великий Уа болел, а зверолюди умирали от нанесенных ран, сайвы же были мертвы. Изначально, непоправимо мертвы и лишены каких-либо чувств.
Ни чувств, ни облика, ни запаха. Вальрик до конца дней своих запомнит сумасшедший бег по узким мостикам и смутные тени у ног, которые норовили вцепиться в тело, и одновременно нашептывали бесплотными голосами обещания.
"Толкни того, кто идет впереди и спасешься ты слышишь, человек, ты нас слышишь мы говорим с тобой мы не убьем тебя мы подчинимся желаниям твоим назови имя врага и мы принесем его душу назови город, в котором ты хотел бы править, и завтра же врата его откроются перед тобой толкни впереди идущего, его жизньмелочь по сравнению с тем будущим, которое ожидает тебя"
Вальрик пытался отгородиться от голосов, кажется, он что-то кричал в ответ, а когда одна из теней вцепилась в Коннован и, похрюкивая от удовольствия, принялась пожирать ее, Вальрик совсем растерялся. А потом вдруг разозлился и от отчаяния швырнул комком горячей живой злости в тень. Сайвы отступили. Выходит, что быть сенсором не так и плохо.
Теперь, сидя у костра, Вальрик пытался применить новообретенные способности к своим путникам, получалось что-то совсем непонятное, так от Морли запахло полынью и мокрым деревом, от Селиматягучим, весенним медом, а от Ильясаржавчиной
Мокрые пятна на серой стали. Похожи на капли крови, но гораздо страшнее
Фома пахнет валерианой, пылью и немного церковными благовониями.
Ничего не понятно.
Костер раздраженно трещал и сыпал искрами, смотреть на огонь было приятно, но исходившее от него тепло расслабляло. Не время расслабляться: вокруг степь и совершенно непонятно, в какой стороне Серые горы, не говоря уже о Лане, а у них ни лошадей, ни припасов, хорошо хоть оружие уцелело.
Эй, князь, окликнул Селим, чего делать будем? Свезло как утопленникам на половодьи ни жрать чего, ни ехать на чем ни вообще бес его знаит, где мы тут.
А ты помолись, отозвался Анджей, вытирая раскровавленный нос, где только разбил. Крест-то при тебе.
При мне, Селим похлопал по груди. Таки на Бога одна надежда, на князядругая. Чего делать-то будем, а, княже?
Этого вопроса Вальрик боялся, потому что заранее зналответить не сумеет. Откуда ему знать, что делать, если Вальрик понятия не имеет даже о том, где они находятся.
Отдыхать. После сумасшедшего бега и еще более сумасшедшего сражения с теми, кого не существует, не могло быть и речи о продолжении похода.
А завтра?
Завтра и посмотрим.
Ваш благородие, Селим переключил внимание на Коннован, та на обращение не отреагировала, видать, не приняла на себя. Ваш благородие командирша! Ты б это, сказала чего. А то бежать, оно конечно хорошо и полезно, особливо иногда, но познать бы от кого бежалине помешало б.
Коннован вздрогнула, глянула на Селима, поежилась, точно зябко ей. Может, и вправду зябко, Вальрика самого точно в лихорадке трясет. А она изменилась, будто бы стала старше и вместе с тем в ней появилась какая-то непонятная несвойственная ей прежде неуверенность. Черты лица еще больше заострились, глаза запали, стали больше, чернее, словно в противовес белой коже. А короткие светлые волосы слиплись в грязные сосульки, точно шерсть дворового пса. Сам Вальрик, верно, немногим лучше, тоже пыльный, грязный и штаны порвались, вот прямо на колене и порвались. Неприятно.
Это сайвысущности воплощения Безымянного ветра дети Хаоса. Антиматерия. Или не совсем, чтобы антиматерия, скорее живая энтропия, которая разрушает все, к чему прикасается.
Ни бельмеса не понятно, Селим сел на землю и принялся стягивать сапоги. Нам бы попроще как
Разрушение, отозвался Рубеус.
Это я сообразил, Анджей растянулся на траве. Пусть лучше скажет, откуда они такие взялись.
Проклятие господне, Фома перекрестился. Благочестивый.
Проклятие, вдруг поддержала Коннован. Именно проклятие, но не Господне. Нужно разрушить источник, вывернуть ветер наизнанку, убить его на время убить. Это жестоко.
Но прежде случалось? Спросил Рубеус.
Не знаю. Наверное, да. Карл упоминал, что Восточный замок однажды отстраивали значит, скорее всего ветер. Но я не в курсе, это вообще закрытая информация, я и этого знать не должна. Случайно получилось, Карл оставил книгу, а я заглянула. Получилось так. Теперь Коннован оправдывалась, Вальрик никогда прежде не видел, чтобы она оправдывалась.
Значит, выпустить эту штуку может только да-ори? уточнил Морли. Вампир.
Хранитель Границ и владелец замка, он контролирует ветер он говорит с ветром он способен изменить его. Но это запрещено! И Хранители избегают массовых разрушений, которые способны вызвать большой резонанс среди людей, им не нужна война.
У Вальрика сложилось впечатление, что вампирша убеждает в первую очередь себя, а потом уже остальных и, говоря по правде, получалось у нее плохо. Коннован, наверное, решила так же и, обняв руками колени, замолчала.
Светет скоро, нарушил затянувшееся молчание Фома. Наверное, готовиться надо
За неимением вариантов лагерь устроили прямо в степи. Ильясу даже удалось подстрелить какого-то зверя, навроде кролика, только крупнее. Поджаренное на костре мясо отдавало тиной, и после него жутко хотелось пить, но воду надо было экономить, кто знает, скоро ли получиться пополнить запасы. На весь отряд всего-то две фляжки: одна у Вальрика, вторая у Морли.
Вот и оставалось сидеть у погасшего костра да таращится в степь. Вальрик сам не заметил, как задремал, а проснулся от чувствительного тычка в бок.
Княже, у нас, кажись, гости.
Анджей, которому выпало быть часовым, указывал куда-то в степь, прищурившисьот яркого солнца мгновенно заслезились глазаВальрик разглядел крошечное серое облачко у самого горизонта. Облачко росло, превращаясь сначала в облако, потом в тучу, распавшуюся на отдельные сизые осколки, каждый из которых обратился во всадника. Вальрик с интересом наблюдал за этими превращениями, бежать либо прятаться он не пытался. Во-первых, куда тут спрячешься, когда вокруг голая, гладкая степь. Во-вторых, лошадь всяк человека быстрее, так стоит ли тратить силы на бесплодные попытки избежать столкновения?
Ох и весело сейчас будет, Селим потянулся, зевнул, отгоняя сон. А то прям заскучали
Ему не ответили. Морли пододвинул оружие поближе, а Фома, перекрестившись, пробормотал что-то про милость Божию. Всадники же приближались. Вот лошади с галопа перешли на рысь, потом на шаг. Еще минута и лагерь окружили темноглазые, темноволосые воины.
Некоторое время ничего не происходило: незваные гости рассматривали лагерь и Вальрика, а Вальрик в свою очередь рассматривал их. Лошади хорошие: тонконогие, поджарые, обласканные степным солнцем. Таких лошадей пригоняли на продажу из далекой Западной степи и просили дорого, но оно того стоило: степной конь способен несколько дней без еды и воды обходиться, и не скачетветром летит. Сами всадники смуглые, сухопарые, в легкой броне, у каждого на поясе сабля кривая висит да аркан к седлу приторочен.
Кем бы вы ни были, путники, произнес один из воинов, Вальрик решил, что этокомандир, поскольку упряжь на лошади его сияла серебром, а поверх кованого нагрудника лежала толстая золотая цепь. Отныне вы являетесь пленниками Великого Хана Аты!
Глава 11
Фома.
"И люди те, в Степи живуще, дома возводят из тонкого бруса деревянного, покрывая его сверху выделанными шкурами лошадиными. Дом такой разобрать можно и в другое место перевезти, что оне и делают, ибо как ни велика Степь, но прокормить табуны лошадиные, на одном месте стоя, невозможно". В шатре было дымно и воняло, Фома с гораздо большим удовольствием устроился бы снаружи, благо день теплый, солнышко щедро сыплет на землю тепло, мягкая трава тянется вверх
Нет, насчет травы это преувеличение, в стойбище Великого Хана вместо травы была хорошо утоптанная копытами и сапогами земля, на которой разноцветными полушариями жались друг к другу шатры. Пленникам отвели место в самом дальнем и самом грязном из них, и выходить запретили, даже стражника поставили, чтобы следил.
Фома устроился у самого выхода, там и светлее, и воздух свежий доходит, а что стражник страшно зыркает, так работа у него такая. Обидетьне обидит, это Фома чувствовал. Лучше уж подумать, о чем в книге написать. Про седовласого воина, их пленившего? Про то, как ехали к стойбищу за спинами степняков? Про то, как те желали отобрать оружие, а князь не согласился, дав слово, что до разговора с Великим Ханом оружие не повернется против Степного народа? Или про то, что вампиры остались где-то в степи? Последнее обстоятельство странным образом беспокоило Фому, не то, чтобы он сильно желал видеть проклятых, скорее отсутствие присмотра за ними могло вовлечь отряд в неприятности. КакиеФома пока не ведал, но так же ясно, как в случае с сайвами чувствовал: неприятности будут.
Я говорю, всех поперережут, голос Нарема выбивал из раздумий. Потому как язычники темные!
Да не нуди, язычники, язычники зато кормют хорошо, возразил Селим. А зачем кормить, если резать собираются?
Заткнитесь оба, рявкнул Морли.
"Само стойбище невелико, в шестьдесят шатров, а, по словам одного из воинов, в каждом шатре одна семья живет. Но семьи у них многочисленные, состоящие из многих мужчин и еще боле женщин. Правда, женщин оне за людей не почитают, используя токмо для работы и рода продолжения, и порой на лошадей выменивают". Все это рассказал Фоме воин, который вез его в стойбище. Вопросов он не чурался, отвечая на них охотно и обстоятельно.
Молод ты для мудреца, произнес стражник, присаживаясь на землю.
Я не мудрец.
А кто же? Премудрость грамоты только просветленные постичь способны. Ай-Улы, наш шаман, да будет благословен род его и не оскудеет шатер во веки веков, только тех, у кого в голове седина первая появляется, обучает, ибо молодой разум чересчур горяч для истинной мудрости. Или ты столь могучий шаман, что облик этот не истинен?
Истинен.
Ай, врешь, стражник недоверчиво покачал головой, вплетенные в черную косу бубенчики зазвенели. Хотя если ты великий шаман, тогда зачем здесь сидишь?
По всему было видно, что стражнику просто надоело стоять возле шатра, хотелось поговорить, хоть бы и с пленником.
Я пришел из далекой страны, Фома решил, что от разговору беды не будет. Да и собеседник по всему вежливый, внимательный, одно что выглядит диковинно, ну так и более диковинных встречать доводилось. Которая лежит на востоке отсюда. Там грамоте обучают детей знатных, потому как, выросши, человек должен наследство родительское преумножать, торговлю вести, и при этом уметь за купцами и управляющими следить, чтобы не обманули.
Твоя правда. Согласился стражник, присаживаясь, ноги скрестил, выставил голые пятки с черными ободками сбитой грязной кожи, а саблю поперек колен положил. Стережется. Однако же я и без грамоты ведаю, что в моем табуне пять полных рук кобылиц и полруки жеребцов, один из которых коню самого Хана братом приходится. И про каждую из кобылиц своих все ведаю: в какой месяц рождена, быстра ли на ногу, вынослива ли, каковы предки ее и жеребята, ею рожденные. Так зачем мне грамота?
А сын твой, мудрейший, прости, не знаю имени твоего
Ун-Улы.
Сын твой, Ун-Улы, тоже все это знает? Не случится ли так, что в недобрый час осиротеет шатер твой, сумеет ли тогда сын, без отца оставшийся, посчитать табуны наследные? Сумеет ли отличить своих кобылиц славных от чужих, которые хуже и слабее? Не обманут ли его те, кто старше и большее властью наделен?
Плохие слова ты говоришь, мудрец. Сын мой слишком мал, чтобы табун в степь выгонять, но клеймо мое от любого другого отличит. Да и братья мои, не приведи Конь, в случае беды помогут, Ун-Улы нахмурился, морщины на смазанном жиром лице выделялись тонкими черными ниточками, а черная вязь татуировки на левой щеке и вовсе исказилась. Похоже, не по нраву был Ун-Улы этот разговор, как бы не разозлить
В моей стране часто случается так, что сироту те обирают, кто до беды родней числился, а пройдет год-два в суде и не докажешь, что некогда многим владел. Когда же записи в книгах имеются, то суд права признает.
В плохом мире ты живешь, мудрец. Тяжело вам, наверное, у нас Хан Великий справедливость вершит, а он все про каждого знает, Хана не обманешь. Великому Хану сам Лунный конь советы дает.
Фома долго беседовал со стражем, а позже записал: "Степнякиязычники превеликие, ибо имени Господа не ведают и молятся Лунному коню, который по представлениям их живет на небе. Думают оне, будто бы небосводВеликая Степь, куда после смерти попадают души воинов, а месяц, что еженощно наблюдаютслед на боку лунного коня."
Эй, Фома, поешь, Анджей поставил рядом плошку с белой сыпкой кашей, остро пахнущей и кисловатой на вкус. Каша остывала быстро и слипалась круглыми комочками, пришлось отложить писание. Анджей пустую миску унес вглубь шатра, откуда доносилась вялая ругань Селима и Края, раскатистый храп Морли и нудноватое завываение Нарема, затянувшего очередной псалом.
От еды в животе стало хорошо, и в голове тоже, слова сами сложились буквами.
"Велик тот конь настолько, что лишь небо способно выдержать мощь его, и давным-давно, когда Лунный конь, споткнувшись, ударил копытом оземь, вздрогнула земля, а звезды, с небес сорвавшися, горячим дождем выжгли пастбища. Говорят, что далеко в степи по сей день виден след копыта Лунного коня. Мыслю я, что речь идет о бедствии великом, которое Молотом Тора вызвано было, ибо знаю точно, что на небе нет ни Лунного Коня, каждые двадцать восемь дней уходящего далеко в степь, чтобы потом вернуться, ни кобылиц его. Един Господь, Создатель и Творец, в него верую, а остальное всеересь".
Фоме было немного жаль степной народ, который живет, не ведая об истинной вере, поклоняется луне и звездам, строит дома из досок и звериных шкур, а богатство считает в кобылицах. После смерти души их попадут в ад. Конечно, следовало бы рассказать про Господа, сотворившего мир из Хаоса, и про врага Его, что нечисти всякое покровительствует и мир разрушить пытается.
Но что-то подсказывалоне поверят.
Вальрик
Удивительно, но идея заговорить с воином, охраняющим шатер, пришла в голову робкому Фоме, который, в одночасье растратив всю робость, расспрашивал стражника буквально обо всем, а тот отвечал. Вальрику оставалось сидеть и слушать. Он уже узнал достаточно, чтобы понять: просто так уйти из кочевья не получится. Стойбище насчитывало почти три сотни воинов, это не считая женщин и стариков. Часть людей, правда, находилась где-то в степи, охраняя табуны, но и осталось немало. Пожилого воина, чей разъезд наткнулся на лагерь звали Ука-Тон, он приходился младшим братом Великому Хану и имел право возложить седло на спину белой кобылице. Насчет кобылицы Вальрик не очень-то понял, но на всякий случай запомнилочень уж уважительно говорил об это стражник. Еще одной личностью, с которой придется считаться, был шаман, умеющий по конскому следу толковать волю богов.
К Великому Хану их позвали на закате, Вальрик не знал, следует ли считать данный факт доброй приметой или совсем наоборот. Хорошо хоть оружие не забрали.
Шатер Хана выделялся размерами и цветом: шкуры, использовавшиеся для его построения, все до единой были снежно-белого цвета. А у входа стояли врытые в землю столбы, украшенные лошадиными хвостами, тоже, кстати, белыми. Вероятно, это свидетельствовало о высоком положении хозяина шатра.
Когда Лунный конь взглядом своим выделяет кобылицу в табуне, то на свет появляется белый жеребенок. Это говорит о милости небес. В табунах Великого Хана больше половины белых лошадей! В полголоса пояснил один из сопровождающих, и Вальрику показалось, что в словах этих больше зависти, чем радости за любимого небесами повелителя.
Внутри шатер почти ничем не отличался от того, в котором Вальрик провел сегодняшний день, разве что чище, да и на полу вместо старых шкурмеха и расшитые цветными нитками подушки. Великий Хан восседал на невысоком стульчике, был он стар и седовлас, но суровый взгляд говорил, что годы не коснулись ни разума, ни воли, а лишь прибавили правителю мудрости. По левую руку Великого Хана на мягких подушках восседал уже знакомый Вальрику Ука-Тон, младший брат Хана, а по правуюстранное сгорбленное существо со всклоченной шкурой, перьями и длинной лошадиной гривой. Вальрик даже не сразу сообразил, что это человек, настолько удивительно было его облачение.
Они! Человек вскочил и, вытянув в сторону Вальрика руки, завопил. Вижу! Вижу, Великий Хан, беды грядущие вижу! Кровь вижу! Смерть вижу! Прольются слезы дев невинных! Пламя погребального костра вознесет к Великой степи чью-то душу Слышу, слышу, вопли гневные И цокот копыт Лунного коня
От шаманаа Вальрик решил, что перед ни именно шаманвоняло ненавистью и злобой, но странное дело, чувства эти были адресованы не пленникам, а Великому хану.
В своем шатре принимаешь их, как друзей, продолжал завывать Ай-Улы, потрясая худосочными руками, многочисленные браслеты тревожным звоном вторили словам провидца, а лошадиные хвосты растревоженными змеями метались вокруг лица. Но злобой черной ответят на ласку твою, Великий Хан. Дурное задумали они
Хватит. Великий Хан сказал это тихо, но шаман моментально подчинился, будто бы только и ждал команды.
Кто вы?
Мы? Мы простые путники.
Путники? Хан усмехнулся. И куда же направляются путники, которые пытаются пересечь Степь пешком?
Путь наш лежит к Серым горам, за которыми несет воды река Лана.
Серые горы лежат в двадцати днях пути отсюда, но ты ошибаешься, странник: река Лана находится перед ними, а не за ними. За Серыми горами лежат Проклятые земли, вместилище демонов.
Проклятые земли? Вальрик растерялся. А разве мы не на
Князь запнулся, вряд ли степняки обрадуются, услышав, что отряд пришел из Проклятых земель, еще примут за демонов и сожгут от греха подальше.
Прости, Великий хан, но, кажется, мы немного сбились с пути. Могу ли я узнать, как называется страна твоя?
У меня нет страны, юноша, чьего имени я не знаю, мы живем в степи и это наш дом. Люди, обитающие в городах, зовут нас дикарями, сами мы называем себя детьми Лунного коня.
Прошу Великого хана не гневаться на невежливость мою, Вальрик поклонился, меня зовут Вальрик, сын Володара, я князь крепости Вашингтон и прилегающих земель. Со мной лучшие из воинов и святые братья.
Вижу, что, не взирая на молодость, ты умен и вежлив. Что за нужда вынудила тебя покинуть родные земли?
И Вальрик, поняв, что отвертеться от объяснений не выйдет, принялся рассказывать.
Коннован
Солнце катилось по небосводу, сначало медленно и лениво, прогревая землю, потом быстрее и быстрее, но все равно слишком медленно. Не помню, чтобы я когда-либо ждала заката с таким нетерпением. Признаться, степняки стали весьма неприятным сюрпризом, кто бы мог подумать, что Проклятые земли настолько плотно заселены? Сначала горы, теперь, видите ли степь, а дальше что? Влажный тропический лес или ледяная пустыня Антарктики?
Я была растеряна и зла. Я не знала, что делать дальше и я устала. Почему я раньше не заметила, насколько устала? Одно лишь прикосновение сайвы, случайное, занявшее долю секунды прикосновение, и все силы исчезли. Жажды и той не было. Одно только желание вырваться, выбраться из чертова круговорота, домой попасть
Рубеус не согласится. Рубеусу нужны люди. А я? Нужна или нет? Не знаю. Связь неуловимо изменилась, стала слабее что ли? Из-за сайв? Из-за хаоса? Я почти не слышу его, так, как должна слышать. Робкие отголоски эмоций, размытая акварель, случайное изображение, смысл которого не понятен. И больно, и обидно, и солнце еще высоко, и этот странный шепот, появившийся внезапно.
Шепот?
Скорее напев, капризная скрипка, вальяжная виолончель, робкая арфа и древний рокот органа Ветра. Я снова их слышала!
Кто-то уговаривал, кто-то требовал, кто-то возражал, а я, лежа в теплой остро пахнущей землей колыбели, тихо радовалась.
Вставай, вставай, вставай скользил по земле Валь.
Спи-спи-спи, возражал Истер. Рано-рано
Больно-больно, шелестел Анке.
Скоро-скоро, обещал Яль.
Верю. Скоро. Солнце сядет и неужели получилось? Неужели мы за границей Аномалии?
Да-да-да отозвались Ветра хором.
Карл
Странности продолжались. В принципе, от Аномалии можно было ожидать чего угодно, но чтобы Коннован вдруг появилась в сотне километров севернее, причем по другую строну гор
Даже если бы ей удалось переправиться через раскинувшийся внизу лагерь, не потревожив тангров, то Карл все равно почувствовал бы ее присутствие так же, как ощущал его сейчас. Тем более, что изначально возникшая после грозы связь указывала совершенно иное направление, потом вдруг исчезла, а появившись, удивила четкостью и сменой диспозиции объекта.
Чертовщина.
Или моментальное перемещение в пространстве, что не возможно. Еще перед самой войной, была научно доказана невозможность осуществления так называемых "нуль-переходов". Пространствоструктура цельная
Сайвы разрушают эту целостность, следовательно следовательно Коннован весьма и весьма повезло, хотя она вряд ли подозревает об этом везении. Кстати, восстановившаяся связь говорила и о том, что девочке удалось избавиться от Аркана.
Интересно, что она сделала с людьми?
Правда, в настоящее время Карла волновал другой вопрос: что делать ему? Старый план, согласно которому на поиски Базы отправлялась Коннован, а Карл получал передышку и возможность разобраться с текущими делами: к примеру, понять, кто оказался настолько безумен, чтобы использовать Безымянный ветер. И сколько правды в чертовых снах. И вообще что за безумие творится там, снаружи.
Так вот, не то, чтобы этот план совершенно не годилсядостаточно приказать, и она вернется в Пятнобессмысленным становилось само ожидание. И Карл, мысленно обругав и сайв, и невозможные теоретически, но существующие практически "нуль-переходы", что позволяют прыгать с одного места в другое, начал подъем на серую громадину холма, благо тот был достаточно пологим для подобного рода упражнений. Где-то ближе к вершине влияние Аномалии ослабеет достаточно, чтобы вызвать ветер, а уж тот доставит Карла в нужную точку быстрее любой лошади.
Когти входили в камень легко, но мелкие осколки впивались в кожу, раздражая нудной болью. Давно он уже не занимался подобным экстремальным видом спорта и не занимался бы еще столько же. Нога соскользнула с уступа, и Карл едва не свалился.
Задница! Чтоб всем вам
К счастью, его никто не услышал. Лагерь остался внизу мелкой россыпью огней. Единственное, что позабавило его в сложившейся ситуации и послужило своеобразным утешением, так это тот факт, что тангры о произошедших изменениях не имели понятия, а следовательно, были обречены на бессмысленное ожидание. Может, Бог даст, их тут и похоронят.
А до вершины осталось всего ничего. Холмыне горы хоть в чем-то повезло.
Глава 12
Фома
Надо сказать, что держался князь с достоинством, Фоме даже показалось, что Вальрик стал повыше и пошире в плечах, а куртка, невзирая на грязь и прорехи, выглядело одеянием, достойным воина. Зря вот только князь про все рассказывал, и про земли Проклятые, которые милостью Божией позади остались, и про тангров, и про миссию, на плечи отряда ихнего возложенную. Одно, что про вампиров князь ни словом не обмолвился, оно и правильно: Фома в жизни бы не помог человеку, который с нечистью якшается. А в том, что без помощи кочевников им в жизни не добраться до реки, Фома не сомневался. Да и князь, похоже, пришел к такому же выводу и изо всех сил старался завоевать расположение Великого Хана.
Фома читал, будто в древние времена язычники, которые Солнцу поклонялись, всем чужакам на алтаре сердце вырезали, а потом ели плоть человеческую, якобы для того, чтобы божеству уподобиться. Конечно, веры рассказам таким было немного, однако некое смутное подозрение все же осталось.
Наконец, Вальрик замолчал, закончив цветистую речь просьбой о помощи. Ну вот, теперь и решится их судьба. Фома чувствовал опасность, но смутную, грядущую, странным образом связанную с Великим Ханом, однако же исходящую не от него, а определить, кто же из присутствовавших в шатре являлся источником опасности, Фома не сумел. А может оно и к лучшему, в недоброе время обрел он сей странный дар, и не до конца ясно, Бога ли благодарить за него, или совсем даже наоборот.
Княс, сын княса, повелитель дальних земель, поведал странную историю Великий Хан говорил медленно, отчего в каждом слове, им произнесенном, Фоме чудился некий двойной смысл. Вот взять хотя бы "княс". То ли Великий хан не способен выговорить чуждое слово, то ли нарочно искажает титул, демонстрируя таким образом свое небрежение к Вальрику.
Ложь, ложь, ложь! Тут же взвыл шаман. Вижу ложь! Вижу кровь! Вижу
Помолчи.
Как и в прошлый раз, шаман моментально замолчал, только недобро зыркнул на Великого Хана черным глазом.
Еще не так давно я бы не поверил ни единому твоему слову, ибо некогда был настолько глуп и горяч, что сам заглянул на Проклятые земли. Тот поход принес мне седину и первые кошмары, которые, не стану скрывать, до сих пор преследуют меня по ночам. В тот поход со мною отправились десять бойцов, десять самых отважных, самых умелых бойцов, и зашли мы не так далековсего-то два конных перехода, а назад вернулся я один. Ты говоришь, будто Проклятые земли таят не больше опасностей, чем любые другие неисследованные территории, я же скажу: ты слишком молод, чтобы понять, насколько тебе повезло. Ибо те земливышедший на поверхность Темный мир, где обретаются демоны, мятежные души предателей и призраки убийц. Тварей, живущих там, я боле не встречал в Подлунном мире, чему искренне радуюсь, но видимо, мой народ чем-то прогневил Лунного коня, и
Стой, Великий Хан! Шаман вскочил, и гневно зазвенели браслеты и колокольчики. Нельзя чужакам говорить! Лжецы и лазутчики! Смерть им, как предками заповедано: конями рвать, пока не признаются в содеянном!