У меня стали слипаться глаза. Это было невежливо по отношению к Хрулёву, но практически вторая бессонная ночь давала о себе знать.
Я с усилием выпрямился.
Утомил я вас. Хрулёв поднялся. Вы уж извините, но хочется иногда выговориться. Спокойной ночи.
Всего доброго, я махнул рукой и тоже встал. Места сразу стало очень мало. И, кажется, мы на «ты».
Сергей негромко рассмеялся и вышел.
Следовало забраться в душ, но я слишком вымотался. Растянулся на кровати и провалился в глубокий сон.
И вторую ночь не смог нормально выспаться.
Мерещились тёмные шахты лифта, расширяющиеся трещины в переборках, встающий горбом пол, ослепительный аварийный свет
Я перевернулся на спину. Спать уже не хотелось. До здешнего рассвета оставалось около часа. Можно, конечно, встать, но было откровенно лень.
«Полежу пока», решил я, прикрыв глаза. Мысли кружили вокруг недавнего кошмара, постепенно соскальзывая к воспоминаниям о крушении «Дайны М». К началу. Хотя нет, началось, пожалуй, раньше, когда демоны космоса погнали меня в приборно-агрегатный зал отсека ходовых служб, визуально проверить двигатели причаливания и ориентации и антенны аппаратуры сближения. Под демонами я подразумеваю старшего дежурного по корабельной смене Олега Андреева. Зачем это нужно и почему должен присутствовать кто-нибудь из навигационной группы корабля, как требовалось по инструкции, по-моему, никто не помнил. О любых неполадках компьютерная сеть и так мгновенно известила бы рубку управления. Да и специалисты группы управления двигателями проделали бы всё это лучше и быстрей.
Как бы там ни было, инструкцию следовало выполнять. А поскольку вся пилотажная группа, да, собственно, и вся команда, была занята по уши перед расстыковкой с грузовым тором, то отправили менявсё же виртуал-прогнозисты астронавигации заняты при посадке не в пример меньше, чем пилоты. И какого было моё удивление, когда выбравшись из торпеды лифта, я не встретил ни одной живой души. Хотя по той же инструкции производить осмотр-приёмку следовало в сопровождении представителя инженерного отдела.
Добрый день, проблеял я робко, оглядываясь по сторонам в поисках местных аборигенов.
На внутренней переборке возле лифта засветился большой экран видеосвязи, явив широкое темнокожее лицо с толстым носом и глазами навыкате. Ангус Пайпер, член комсостава корабля и глава инженерных служб. Тут было его царство.
Приветствую. сказал он, мельком взглянув на меня и сразу отведя взгляд в сторону. Помощь, надеюсь, тебе не нужна?
Он наполовину развернулся и принялся подавать кому-то непонятные мне знаки.
Какое гостеприимство.
Нет.
Вот и хорошо, обрадовался Пайпер. Улыбка забавно скривила его толстые губысловно он жевал что-то. Там всё проверено. Мы сейчас грузовой корпус готовим, рук не хватает, хоть разорвись.
Понятно..
Всё в порядке, сказал я. Осмотрюсь и уйду.
Лучше давай к нам на седьмую палубу, дел невпроворот. А у тебя сейчассам понимаешь.
Да я согласен. В самом деле: лучше помогать в интереснейшем деле, тем паче, что помощь требовалась, чем сидеть сиднем в рубке и глазеть на экран. Только моих предупредите.
Обязательно. Пайпер что-то проделал у себя на пульте. Уже. Заодно и допуск тебе оформил. Ты теперь временно прикреплён к нашей секции.
И, прежде чем я успел ответить, махнул на прощание рукой, и экран погас.
У инженерных служб сейчас аврал: готовят к снятию с оси наружныйгрузовойкорпустороид, как бы нанизанный на веретено самого корабля. А это ни много, ни мало больше двух третьих массы «Дайны М». В полёте он вращается, создавая центробежную силу тяжести, и по внутреннему ободу тянется спецгалерея, которую монтируют и раскручивают лёгкими электромагнитными импульсами М-генератора после старта и убирают перед финишем. Остановив вращение, разумеется. Все пассажиры и члены команды проводили, точнее, прошагивали здесь определённое количество часов, радуясь возможности почувствовать власть над собственным телом,, чего в принципе не позволяли магнитные прослойки башмаков на ферропластике палуб. Но для навигационной группы любая коррекция курса с такой колоссальной вращающейся массой, становилась кошмаром наяву.
Сейчас он остановлен, но его снова закрутит после снятия с оси корабля, но тут в дело вступит срощенная с главным корпусом дистанционная нейросеть, запуская четыре закреплённых на тороиде сближающе-корректирующих двигателя. После чего сам он, состоящий из спаянных друг с другом магнито-плазменной сцепкой контейнеров разделится послойно на части. Меньшую, где находилась аппаратура для космических исследований, состыкуют с грузовым терминалом «Марс-3» для последующей разгрузки. А бомльшую, используя управляемые орбитальные модули, посадят на планету в районе одного из двух космопортов. Оба они оборудованы магнитными катапультамиразработанными на Марсе и специально для Марса эруптивными установками для вывода на низкие орбиты неживых грузов. Здесь, в отличие от Земли, это оказалось вполне возможно, благодаря меньшей силе тяжести, первая космическая скорость для выхода в космос здесь всё же меньше 8 километров в секунду. И хотя сам Марс и движется по орбите довольно прытко24 км в секунду, всё-таки это не Земля с её 30 км/с.
На орбите останутся только упрятанные под внешней обшивкой жилые палубы, рубка управления и двигательный отсек.
Другое дело, что ждать полной загрузки контейнеров для обратного рейса можно будет до морковкина заговенья. Марс пока не производил ничего, что требовалось Земле, если не считать научных изысканий. Потому-то пустые контейнеры снова соберут в тор, «наденут» на корпус, и «Дайна М» отправится домой за новой партией переселенцев и припасов. И дорого, и рискованно, но куда денешься: на родной планете и так уже кое-кто начинал поговаривать о нехватке жизненного пространства для особо избранного народа некоего сильно демократичного государства. Вернеедемократизаторского: стоило какой-либо стране начать проводить политику, отличную от политики этого самого государства, как правители последнего, бряцая оружием, поднимали истеричный ор о нарушениях демократии. И всё бы ничего, если б они не начинали устанавливать эту самую демократию там, где их никто не просил. Подкупом, угрозами, взрывами бомб. Авиабомб, точнее.
Просто поразительно, как можно рыдать всей страной над липовыми злоключениями какого-нибудь пингвина или бурундука, одновременно обрушивая шквал огня на людей, которые им ничего плохого не делали. Поразительная штука совесть человеческая!
Под такие невесёлые мысли я пошёл по палубе.
В отличие от почти пустого пространства рубки управления, где стояли семь кресел, оборудованных виртуал-шлемами нейросвязи с компьютерной сетью, здесь торчали группами ферропластиковые кожухи, укрывающие внутренние части двигателей и входы антенн. Помещение сильно смахивало на зал с турбинами какой-нибудь энергостанции, и от этого чудилось, будто царящую тишину прорезает сильный гул. Как в трансформаторной будке. Я бывал здесь несколько раз за время полёта, помогая иной раз, когда это требовалось. Редко, правда, Инженерная служба отлично справлялась со своими обязанностями, в отличие от Службы стюардов. Вот уж кому постоянно требовалась поддержка при обслуживании мучающихся от безделья пассажиров. Я имею в виду не учёных, быстро разбившихся на группы по интересам и оккупировавших лабораторные помещения корабля. Не очень большие, к сожалению: «Дайна М» грузо-пассажирский пакетбот, а не исследовательская станция. Круизные космолайнеры вообще пока не строят, слишком накладно. Вот и получается, что все развлечения во время перелёта для бомльшей части пассажиров, в основном агрорабочих и штолен-проходчиков, это прогулки по спецгалерее, причём строго по расписанию, да небольшой спортзал. И хоть народ этот вполне достойный и как люди, и как специалисты, они не тренированные космонавты, потому-то во время восьмимесячного перелёта возникают трения, ругань, драки. Ещё на борту имелись криокапсулы, целая дюжина. В перспективе они должны сохранить чью-то жизнь, случись какое несчастье, но просто простаивали. В конце концов, после усмирения очередной дебоша приняли решение погружать в криосон особо буйных на неделю-другую с последующей ротацией.
К первой большой волне эмиграции готовят разовые контейнеровозы с анабиозными криокапсулами. Подразумевается, что после посадки корпуса будут разбираться на сырьё и запчасти. Вот там будет не в пример легченаверное.
Я честно и трудолюбиво осматривал все встреченные кожухи. Друг от друга они отличались только размерами, и даже буде какой сломан, определить снаружи было невозможно. И на кой космос меня сюда послали, было непонятно.
Осмотр я закончил у небольшой прямоугольной дверцылюка в наружную обшивку. При работающем М-реакторе и двигателях, соваться туда категорически запрещалось, о чём свидетельствовали угрожающе красные надписи. Даже сейчас, хоть корабль летел по инерции, лишь изредка корректирую курс краткими выхлопами, входить в кессон наружного осмотра основного двигателя без скафандра не следовало.
Чертыхаясь про себя, откатил стеновую секцию и достал один из десятка скафандров. Кое-как натянул на себя, мрачно размышляя, что случись что с двигателем, он поможет, как мёртвому припарка. Мне показалось, что скафандр вообще неисправен: в наушниках негромко вибрировал низкий гудящий звук. Не тот, который я скорее чувствовал, а не слышал в отсеке. Будто колеблющаяся, бесконечно растягивающаяся резина. Довольно болезненно отдавался в голове.
Я отключил внутренние рекейверы, потом вообще отстегнул шлем. Звук не исчезал. Я поколебался. Вызывать занятого Пайпера, причём, даже не зная, мерещится мне или нет, не стоило. Записывающее устройство в скафандре имелось, и можно было бы подключить его к транслятору и внешним динамикам, но Но ничего угрожающего я пока не видел.
Я снова надел шлем, только не стал опускать стекло и открыл дверцу. Внутри была небольшая прозрачная кабинка из ферропластика на одного человека, прикреплённая к наружному корпусу. Отсюда хорошо просматривались раструбы дюз главного, маршевого двигателя, заглушенного сейчас, и близкая поверхность Марса. То есть, казавшаяся близкой, сделай только шаг. Но расстояния в космосе обманчивы. На самом деле до планеты даже в моём скафандре не долетишь. Живым. Не хватит воздушной смеси для дыхания, и это только во-первых.
Вибрирующая резина лопнула с глухим звуком. Звук оказался настолько сильным, что меня швырнуло на дверцу, в ушах болезненно заныло, и на какое-то время слышать я перестал. Ферропластик кабины смяло с трёх сторон в рваный комок скрученных пластин, а снаружи сорвало с корпуса невидимым ударом дюзы маршевого двигателя. По кораблю прокатилась дрожь, ломая переборки, пока лишь в ходовой части, и сквозь многочисленные пробоины наружу стал вырываться воздух.
Доля секунды оставалось до того, как «Дайну М» начнёт разворачивать, и скользящий уже грузовой корпус размажет остатки дюз и всю ходовую часть, и меня заодно.
Я судорожно вцепился в шлемпроклятое стекло никак не опускалось.
И тогда до меня дошло.
Я дышал, несмотря на то, что практически находился за бортом, в открытом космосе. Давление не менялось, разрывая глаза, и вообще
Я на мгновение закрыл глаза и помотал головой, успокаивая дыхание.
Снова открыл.
Всё в норме. Я по-прежнему стоял в кабине и смотрел на обгорелые сопла дюз. Ничего не изменилось. Хотя нет. Исчез вибрирующий звук.
М-даИ что это было? С ума потихоньку сходим? Не хотелось бы!
Я передёрнул плечами. Несмотря на успокаивающую картину вокруг, меня трясло от беспокойного предчувствия. И, окинув напоследок взглядом залосмотр я провёл согласно инструкции, я приложил свою электронную карту допуска отдела навигации к считывающему интерфейсу в переборке и чётко выговорил протокол приёма приборно-агрегатного отсека рубкой управления на время стыковки. Больше никто не будет иметь доступа к двигателям без особого разрешения капитана или первого навигатора. После чего с облегчением забрался в лифт.
Скафандр я так и не снял, торопясь убраться подальше. И заметил это в лифте, миновав несколько палуб. Возвращаться смысла не было: без допуска лифт теперь не откроется в агрегатном зале. Да и не нужен там сейчас скафандр никому.
Успокоив себя таким образом, я стал ждать, пока кабинка минует нежилые палубы с приборами жизнеобеспечения и запасами продуктов и воздушной смеси, воды. Всё это занимало слишком много места и слишком много палуб, и всё ради обеспечения всем необходимым трёхсот с лишним человек во многомесячном полёте. Причём часть запасов, правда, меньшая, пойдёт на содержания команды и новых пассажиров в обратном полёте, к Земле. Хотя кое-какими продуктами марсиане уже могут снабдить. И назад полетят только те, кто не сумел адаптироваться, морально, я имею в виду, научники и больные, кого не смогли и не смогут вылечить здесь в ближайшие годы. И кое-кто из Администрации, разумеется.
Кстати, невзирая на неприличную стоимость полёта одного человека на Марси обратно, как правило, равному трёхмесячному бюджету страны типа Уганды, находились богатые туристы, готовые платить за пребывание в космосе. Плохого в этом ничего не было. На первый взгляд. Те же агрооператоры отнюдь не являлись кладезями знаний, но они оставались на Марсе и работали. А это в настоящее время было куда важней, нежели куча денег. Поэтому Международное ПартнёрствоМП«Space Exploration & Development», образованное странами-владельцами космических производств, запретило частные экскурсии на своих судах дальше Луны. В само МП вошло довольно много стран на сегодня, но решающие голоса принадлежали тем, кто выделял в национальном бюджете не менее 5% на ежегодный взнос. А правом вето вообще обладали только страны, имеющие космическую промышленность и строящие космические корабли. Таких не очень много, меньше десятка. И действовало Партнёрство не под эгидой ООН, хотя многие и пытались его втянуть время от времени. Но здесь играла роль экономическая составляющая, не политическая, и скооперировавшиеся космодельцы вовсе не горели желанием передать всё в руки политиков и заниматься разборками и спорами. Вернее, политическая составляющая роль играла, но на сегодняшний день МП, владеющая на равных условиях почти всей Солнечной системой, игнорировала попытки втянуть её в политические дрязги, а иногда и сама меняла особо достающие правительства.
Многие уже поговаривали, что вырастает очередной монстр демократично-диктаторского типа, если можно так выразиться, который впоследствии подомнёт под себя всех и вся на белом свете. Может быть, кто спорит? Но пока за Лунной орбитой слишком тяжело и затратно приходится человечеству без международной кооперации. Распадись МП, и об освоении системы придётся забыть на десятилетия. Одна-две, даже четыре страны не смогут организовать эмиграцию на Марс, не говоря о кое-каких ещё более амбициозных проектах.
Я смотрел в окошечко кабинки на неторопливо проплывающие мимо погружённые во мрак палубы, но мысли упорно возвращались к увиденной картине крушения. Всё выглядело слишком чётким и реалистичным, да и меня тренировали на психоустойчивость, чтобы ни с того, ни с сего начать галлюцинировать. Или я побывал в будущем? Ново-первых, почему остался жив, во-вторых, как туда попал, и в-третьих, ну его в космос, такое будущее! И исчезнувший звук. Я пожалел, что не записал его, как изначально хотел. Гадай теперь, он или нет воздействовал на меня?
Лифт остановился, сдвинулась панель, открывая небольшую тускло-освещённую площадку и уходящие от неё коридоры. После отключения М-реактора энергию приходилось расходовать экономно, она была вообще отключена на нежилых палубах, если не считать, конечно, холодильных установок. Позже, после отстрела грузового корпуса и выхода на стационарную орбиту, работу заглушенного реактора восполнят огромные полотна гелиобатарей. Та же «Дайна М» со стороны кажется юлой в пышной юбке из фотоэлектрических панелей. Сами фотоэлектрические преобразователи нынче выращивают на псевдо-кремниевой основе, достаточно пластичной, чтобы сворачиваться и храниться в рулонах до поры, до времени. Например, вокруг корпусов космических кораблей. В основном их производят на Луне, но и на Земле хватает соответствующих предприятий, пусть и не таких мощных.
Я вылез, присел, разминаясь.
И корабль сотряс удар. Свет мигнул, погас, и сразу вспыхнули панели аварийного освещения в переборках. Взвыла сирена, а спустя долгие-долгие секунды включилась автоматическая запись на случай аварии: