Да ладно! С ним ходила, значит, а со мной что? Может, тебе заплатить?
Я никуда ни с кем не ходила! в ее голосе зазвенели слезы.
Брось! Все говорят! Что, Музыкант тебе не заплатилтак ты на него обиделась?
Можно было бы сразу дать по мордено разговор происходил за дверью и стало бы ясно, что он подслушивал. Он заметил тогда, что Кари измениласьона не смеялась больше, и выражение глаз ее стало постоянно испуганным и напряженнымзатравленным, как у человека, отовсюду ожидающего подлости. Как-то раз, кагда он намеревался войти, она выбежала и они столкнулись в дверяхглаза ее полны были слез.
Что, доволен? крикнула она ему. Доволен, да?
«Дура ты несчастная, подумал он, глядя ей вслед. Чем я могу быть доволен?..»
Тогда он начал прислушиваться и следить за взглядами и жестами. «Мне наплевать на тебя, говорил он себе. Дело не в тебе. Дело в моем отношении к тебетом отношении, от которого ты ничего не оставила»
Наконец однажды в туалетеа где еще можно подслушать такое? ему удалось подслушать сплетничащих учеников из параллельного классаони обсуждали достоинства внешности Кари и тот факт, что ничего такого ни у кого с ней не было, а как хотелось, но она, конечно, стервочка, «нагревалка», и вообщенадо подкараулить ее где-нибудь и Наверное, Музыкант ей не понравился, и теперь она смеется над ним, конечноу него-то опыта нет, откудаон учится, а она, поди, все уже хорошо умеет, неплохо было бы проверить
Он узнал их по голосам и остановил на выходе:
Есть разговор, коллеги. Пройдемте вон туда.
Зачем туда? переглянулись те. Там народу полно.
Вот именно. Для этого.
Юноши замялись.
Так что же?
Слушай, заговорил один. Ты это Ты тут ни при чем. Ты услышал, чего мы там болтали? Забудь!
Не получится.
Он говорил нарочито громко и на них стали оглядываться и подходить. Через пол-минуты они были уже в центре внимания.
Я хочу, громко сказал он. Чтобы вы при всех повторили то, что только что говорили, будучи одни, извинились бы и сказали, что все сказанное вамигрязная ложь.
Наступила тишина: это было что-то новенькое в истории школьных разборок! А главноев центре этой разборки оказался тот, кого менее всего ожидали там увидеть.
Да ну пробурчал один. Что ты, не знаешь, о чем болтают парни в сортире? От других еще не такое можно услышать!
Другие меня не интересуют. Или вы делаете то, что я сказал, или высплетники, брехуны и сексуально озабоченные пошляки. Ну!
Магнус, да ты что? выступил кто-то из его класса. Чего ты за нее заступаешься? Она тебя на смех подняла перед всеми! И где она? Она тебя сейчас даже не слышит! и все стали оглядываться, ища виновиницу конфликта.
Круг сомкнулся уже довольно тесный и он, обернувшись, без труда достал пославшего реплику и ткнул его пальцем в грудь:
Тымолчи. Тебя не спрашивают.
Расталкивая локтями стоявших впереди, пробился еще кто-то. За него заступались, одноклассники были на его стороне, но он этого не замечал:
Магнус, ты послушай! Мы знаем, что ты вел себя с ней именно как рыцарь, потому что тебя мы знаем уже девять лет, а ее Ты из-за нее руку вон распорол до кости, играть-то теперь сможешь?.. О таких встречах молчатчто бы там ни произошло. Если она так обгадила тебя, то что было бы с тем, кто и правда бы попытался?..
А может, усмехнулся один из тех двоих, из параллельного. Ей как раз это и не понравилось? Может, она как раз хотела, чтоб ты попытался? А ты так ее разочаровал!
Послышались смешки.
Он зажмурился и ударил говорившего кулаком в лицотак сильно, как позволили отчаяние и боль оскорбленного чувства. Он никогда раньше никого не бил, и драться не умелна обучения боевым искусствам так и не удалось выкроить время. Но он обладал уже приличным ростом и соответствующим этому росту весом, а пострадавший не ожидал удараникто не ожидал бы удара от Музыкантаи потому не удержался на ногах и упал на пол: от неожиданности его даже не успели поддержать Удар пришелся по брови, и кровь потекла, пугая своим изобилием.
А это тебе! он отвесил еще одну плюхутому, другому, но тот успел уклониться, удар смазался по скуле и оказался не столь впечатляющим.
Пострадавшего поднимали с пола и прикладывали платок к ране, а кто-то из одноклассников подскочил и попытался схватить его за руку: может, испугались, что теперь он, как взбесившийся слон, пойдет громить всех подряд Он тряхнул рукой и освободился. К ним уже бежали и что-то кричали учителя.
Да ты что?! закричал ему кто-то прямо в ухо. Она тебя не стоит!!
Я знаю, ответил он спокойно и обвел глазами всех. А теперь слушайте! Своими сплетнями вы оскорбляли не только ее, но и меня. Я требую эти сплетни прекратить. Иначе стану бить морды всембез разбора. И вамтоже!
И он ткнул пальцем в группу притихших и вытаращивших глаза девченок.
Конфликт замяли. Пострадавший пострадал не сильноему наложили всего один шов, заклеили рану пластырем, а Магнус пришел попросить у него прощения. Они пожали друг другу руки.
Ну, сказал юноша. Ты и удивил нас! Если ты еще научишься драться, как следует, то вообще
У другого синяк на скуле едва был заметен:
Ты парень, что надо. Только девку себе выбрал не ту, и вздохнул. Да мы все по ней слюни пускали.
Оставим эту тему, сказал он тихо. Отношения выснены, конфликт исчерпан. Не так ли?..
Рыжая больше не появилась в школе, потом все узнали, что родителя перевели ее в частный колледж. Он часто вспоминал ееа кто не вспоминал бы? Хотел бы встретить хотя бы случайно, на улице, чтобы посмотреть ей в синие глаза и задать тот же вопрос, что задала ему она и что остался последними ее словами, обращенными к нему: «Ты довольна?» Но встретиться не получалось: то ли она вообще уехала из города, то ли не появлялась на улицах. А ему некогда было бродить по городу, надеясь на случайную встречу.
Его рейтинг в школе взлетел под небеса: ребята не посмеивались больше, а девчонки вдруг разглядели, что Музыкантвысокий и очень симпатичный, а главноеабсолютно надежный парень. И называть его стали по имени, а не произвищем. Хотя, учитывая обстоятельства, и «Рыцаря», и «Музыканта» действительно можно было бы принять, как титул
В гимнастическом зале школы стояло пианино, и однажды он подошел к нему, открыл крышку и нажал пару клавишь. Бабушка в свое время оказалась праваего рука теперь могла охватить две октавы. Инструмент звучал так себе, да и как иначе он мог звучать, ведь это был не концертный рояль Он взял несколько аккордов, потом отрегулировал высоту табурета, оглянулсяв дверь заглядывали малыши начальных классов.
Они хотели, чтоб я им сыграл, прошептал он малявкам. Хотите, я сыграю вам?
Хотим, ответили те. А им?
А они пусть как хотят
И он сыграл сначала «Вальс цветов», потом несколько вальсов Штрауса, и закончил Седьмой Симфонией Моцарта, так хорошо всем известной, часто звучащей на тех каналах и частотах, где звучит классическая музыкаи считающейся мажорной вещью, но ему в ней слышались надрыв и плачь, которые пытаются заглушить смехом. Вся школа слушала его, забыв про уроки. Никто не знал, что это были любимые мелодии его бабушки. А для него это стало, как избавление от болион вычистил и зашил рану, наложил бинты и начал выздоравливать.
* * *
Широкая тропа, обнаруженная Маргаритой по другую сторону ручейка, становилась все заметнее, ровнее и утоптанней. «Ну вот, наконец-то! Ясно же, по такой тропинке ходят люди, и ходят часто: вон какая онаровная дорожка!.. Наверняка выведет на дорогу или хотя бы на проселок А потом в какую сторону? Ну, ладно, выйду к какой-нибудь деревне, а там спрошу. Наверное, еще не очень поздно»
Было уже темнонастоящая ночь. Где-то ухала сова и Маргарита прислушивалась, сжимая в руке зажигалку, не слышится ли волчий вой. Но не слышала ничего, кроме уханья совы и собственного дыхания и шагов, шуршания по сухой хвое. Она шла уже довольно долго, начинала уставать и старалась не бояться, но вспомнились слова: «Там-то уж ни дорог, ни поселков, заблудишься в две минуты, и тропинки такие, что и не разглядишь»
Ну вот женормальная тропа, шептала она себе. Как же так могло получиться? Не может быть, чтобы я перешла шоссе! Мистика какая-то!..»
Вдруг тропа расширилась, под ногами зашелестела трава, в лицо дунул ветер и пахнуло открытым пространством и Маргарита увидела, что вышла то ли на луг, то ли на очень большую поляну. Над головой виднелось небосеро-синее, в рваных тяжелых облаках, и на фоне его тусклой синевы проступал неровный черный контур верхушек сосен. Пространство казалось настолько большим, что она даже начала искать глазами огни города, надеясь, что вышла на те самые луга, что спускаются к Днепру. Но немного света оставалось только в высоте, по сторонам же темнота была непроглядной. Маргарита сделала еще шаг, под ногой чавкнула жижа и она испугалась: «Болото?! Кранты!!» Сыростью не пахло, но ничего, ничего абсолюто не было видноточно: хоть глаз коли
Свет зажегся так внезапно и близко, что она вздрогнула. Горячий желтый свет пробивался сквозь шторки в цветочек и освещал некрашенные покосившиеся ставенки. «Деревня Наконец-то! Я вышла к какому-то поселку! Какие-ни есть, а все же люди, не бросят городскую дуреху не произвол судьбы»
Раздался скрип несмазанных дверных петель и звонкий лайпохоже, собачка была маленькая. Из открытой двери упала полоса такого же горячего желтого света, но дверь эта располагалась с другой стены дома, и этой открытой двери Маргарита не видела, а видела только крылечко в три ступеньки, и на эти ступеньки легла бесформенная тень открывшего дверь, а собачкадействительно маленькаязакрутилась возле ног хозяина, потявкивая.
Кто-й то там? раздался скрипучий старческий голос, непонятномужской или женский.
Извините, закричала Маргарита. Я заблудилась! Я городская, ничего здесь не понимаю
Не голоси, я, поди, не глухая, заворчал голос. Ясно, что городская, ни один деревенский дурак в такую глухомань не забредет Ну, заходи, городская, не через ночь же нам говорить
А собачка ваша?..
Не тронет собачка, не боись
Подойдя ближе, Маргарита разглядела жилище: это был один из тех домишек, что еще догнивают кое-где среди русских северных лесовбревенчатый сруб, высокая крыша с поломанным резным коньком и когда-то расписные ставенки. Доживают в таких домиках древние старики, на ремонт у них нет ни денег, ни сил, да и сами они часто не понимают уже, где они и отчего так задержались на этом свете
«Ну и избушка! Куринных ножек не хватает!» думала Маргарита, подходя к двери, потому что домик и правда был таким, каким в детских книжках изображают избушку на курьих ножках.
На крылечке, придерживая открытую дверь, стояла невысокого роста старушка, ничуть не похожая на Бабу-Ягу: личико у нее было хоть и морщинистое, а кругленькое и даже румяненькое, носикмаленький и вздернутый, длинные зубы изо рта не торчали и костяной ноги не наблюдалось. Одета старушка была в те непонятные длиннополые одежды, в каких и ходят старушки в таких забытых Богом и людьми деревнях, а голова ее была повязана, по стародавнему русскому обычаю, двумя платками: нижним белым, закрывающим лоб и щеки, и цветным, из-под которого выглядывает контур белого. Правда, цвет в данном случае уже не просматривался и платок казался черным. У ног старушки вертелась рыжая лохматая собачка и весело таращилась на неожиданную гостью, словно говорила: «Во, как славно-то, в кои веки гости к нам»
Ну, заходи, заходи, невдаха, приглашала бабулька, отдохни маленько
Мне бы вернуться побыстрей и тут Маргарита почувствовала, как сильно она устала.
Вернешься-вернешься, старушка глядела доброжелательно и с сочувствием. Только обождать надо, а то гляди, темень какая! Как луна выйдет, так и пойдешь.
Луна? Тучи же, все небо закрыли. Как луна выйдет?
Выйдет-выйдет, заулыбалась старушка. Я уж ее попрошу. А ты заходи. Да не бойся, я тебя не съем. А то говорим ночью под небоммало ли, кто услышит
«Есть такие людихуже зверей», думала Маргарита, поднимаясь на крылечко и пригибаясь под низкой притолокой двери. «Странная какая бабулька Как я устала-то, мама дорогая Как же я дойду-то? И неизвестно еще, сколько идти. Глухомань, говорит Так и кто может нас тогда услышать?..»
Избушкаодна квадратная комната без прихожейснаружи выглядела маленькой, почти игрушечной, этакий покосившийся, почерневший от времени теремок, внутри же оказалась гораздо просторнее, чем можно было предположить. Конечно, не хоромы, но места хватало и для русской печи, хоть и уменьшенных размеров, для столика возле окошка и двух табуретов по сторонам, длинной широкой лавки у одной стены и огромного черного, обитого железом по углам, сундука у стены напротив. Столик покрыт был скатертью из неотбеленного полотна, вышитой красными и черными петухами. Посреди стола пыхтел самовар, пуская из трубы дым, который поднимался к низкому потолку, но не клубился там, а куда-то исчезалнаверное, в потолке были дыры и туда-то и вытягивало дым. На подоконнике горела свеча в глинянном черепке, обтянутом лоскутом тканной золотом церковной парчиот этого свет и получался красно-желтым, и требовалось совершенно невероятное усилие воли, тобы отвести взгляд от этой светящейся изнутри парчи. Только шторки на маленьком окошке были обыкновенные, какие часто нравятся старушкамситец в мелкий цветочек. Несмотря на то, что горела всего одна свечка, и то приглушенная импровизированным абажуром, было светло, и Маргарита разглядела стены, увешанные пучками сушеных трав, ухват возле печи и глинянные горшки там же, деревянные бадейки возле двери и неподвижную сову на выступе печи под потолком. Как и положено сове, птица таращила круглые желтые глаза. «Чучело»подумала Маргарита. В этот момент сова моргнула и повернула голову, уставясь на вошедшую, словно говоря: «Сама чучело!» Нигде не было видно кровати и Маргарита решила, что бабулька спит на печи: «Ну, тогда она спортсменкав ее-то немалые годы карабкаться наверх»
Дверь захлопнулась за спиной, Маргарита посторонилась, чтобы пропустить бабульку вперед, но та уже стояла у стола, сложив руки животе, как это часто делают сельские женщины и, улыбаясь, разглядывала свою гостью:
Проходи, странница, садись, чайку попьем. Успела ты ко второму самовару, первый-то у меня весь выкипел. Задремала я, не углядела, он и выкипел весь. Вот только нету у меня ничего к чаю-то: пеку теперь редко, гостей-то и не бывает, почитай
Маргарита села на табурет напротив хозяйки, самовар закипал и от него исходило тепло, от которого клонило в сон. Травы на стенах тоже пахликаждая по-своему, но гармония запахов получалась необыкновенная и пьянящая, как вино. «Живет бабулька одна, скучно ей, и поговорить не с кем. Теперь заболтает. Надо терпеть»
Старушка достала откуда-тоМаргарита и не разглядела, откудадве большие чайные чашки, да какие! Снежно-белый тончайший фарфор расписан был сценами из придворной жизни, кавалерами со шпагами и дамами с веерамиснаружи, и красными и розовыми розамиизнутри. Ручки и волнистые края облиты были тем желтым цветом, какой ни с чем не спутаешьзолото. Так же непонятно откуда появились два таких же блюдца.
Не из коллекции ли императрицы Екатерины ваши чашечки? прошептала потрясенная Маргарита.
Старушка крутила чашки в руках, словно это был копеечный фаянс из сельпо и разглядывала их так, будто только что увидела, будто не замечала раньше их роскоши или не подозревала об их музейной ценности:
Екатерины? Да нет, это я как-то давно очень сторговала у одного коробейника. Уж больно они мне приглянулись. Две штуки
И она задумалась, словно вспомнила что-то очень давнее и очень важное для нее, и даже как будто погрустнела. Потом вздохнула, поставила чашки на стол:
А теперь вот для гостей держу. Только редко гости наведываются.
И она стала заваривать чай, бросая щепотки трав прямо в самовар, приподнимая крышку, и что-то при этом приговаривая. Когда она закончила и погладила самовар по медному боку, Маргарита спохватилась: «Откуда же она брала травы? На ней даже нет передника с карманами Да и бросала она их туда обеими руками, а чем тогда приоткрывала крышку? Ну и бабка! Забавно И, сдается, тамчто угодно, кроме чая. Так что не чай это, строго говоря, а отвар Чем-то еще напоит?..»