- Ей бы ниток да тканей хороших, знатная бы белошвейка вышла, - как-то сказал Пэйт Сингуру.
Тот в ответ усмехнулся:
- Она и есть белошвейка. На ткань и шелковые нити нужны деньги. У меня их пока нет.
Балаганщик почесал подбородок:
- В Миль-Канасе можно будет купить. И работы там много...
- Знаю, - ответил Сингур.
В этот миг старик почувствовал, что его собеседник напрягся и, словно ощетинился весь. К их кибитке подошел один из наемников - широкоплечий мужик средних лет со сломанным носом и темными волосами, заплетенными на виргский манер во множество кос.
- Мне знакомо твое лицо, - сказал наемник Сингуру. - Ты не был в той заварухе при Алате?
- Нет, - ответил тот. - Не был. Возможно, просто, на кого-то похож.
Его собеседник задумчиво кивнул:
- Возможно, - и тут же оживленно добавил: - Я встречал одну шлюху, которая с лица была точь-в-точь, как моя невестка. Было занятно поиметь ее за несколько монет. Правда, она оказалась такая пьяная, что заснула. Поэтому, я, когда уходил, забрал деньги. За что мне платить, если она в деле не участвовала?
Он расхохотался, хлопнул Сингура по плечу и сказал:
- А жаль, что ты не был при Алате. В их молельных крепостях было столько нетронутых девок. И все-таки, где-то я тебя как будто видел...
Сингур ответил:
- Вряд ли.
На том их беседа и закончилась. Однако Пэйт нутром чуял - его попутчику этот разговор пришелся против шерсти. На следующий день, когда солнце поднималось в зенит, телеги выкатились к Зеленому Устью. Два пологих склона зажимали между собой дорогу, и та, петляя, тянулась в их тенистой ложбине несколько переходов.
Сингур все это время безмятежно сидевший в кибитке, вдруг тронул Пэйта за плечо:
- Стой. Надо проверить колеса.
Балаганщик недоуменно поглядел на попутчика и спросил:
- Чего это ты всполошился?
- Остановись. Мы их нагоним. Надо проверить...
Пэйт все-таки натянул поводья:
- Отстанем ведь.
- Эгду окликни, - сказал на это Сингур.
Балаганщик пронзительно свистнул, чтобы сестра, ехавшая впереди, тоже остановилась.
- Ну? Чего еще? - снова повернулся старик к попутчику.
- Переждать надо.
У балаганщика округлились глаза:
- Ты спятил что ли? На солнце перегрелся? Так водой облейся. Тут самые лихие места, а ты нам от охраняемого обоза отстать предлагаешь? Совсем рехнулся?
И тут же закружились в голове тревожные мысли - ведь узнал его откуда-то тот виргский наемник! Что за лихого человека везет балаганная кибитка? Не удумал ли злого чего? Однако Пэйт вовремя напомнил себе, что все злое Сингур мог сделать и раньше.
- Не следует за ними ехать, - тем временем сказал ему собеседник. - Надо переждать.
- Чего пережидать? Скажешь ты толком? - вспылил Пэйт, глядя на Зеленое Устье, в буйных кущах которого уже скрылась последняя телега с последним же всадником, ее сопровождающим.
- Они не доедут. Нам нужно остановиться.
Эгда, спрыгнула с облучка своей телеги, подошла к мужчинам и стала рядом.
- Чего вы тут замерли, как присохли? - удивилась женщина. - Отстанем ведь! Ждать-то они нас не будут.
- Вы как хотите, а мы с сестрой не поедем. Эша, выходи! - приказал Сингур.
Его сестра, ехавшая в повозке с близняшками, тот час же послушно спрыгнула на дорогу. Девчонки Пэйта высунули одинаковые любопытные физиономии - одна справа, другая слева - поглядеть, что происходит, отчего остановились.
- Хотите, езжайте. Мы остаемся, - Сингур вытащил из кибитки свою видавшую виды суму.
Пэйт выругался и хотел было хлестнуть лошадь, но сестра его удержала.
- Не торопись. Давай и правда повременим. Ежели чего, просто повернем на северный тракт и дождемся нового обоза.
Балаганщик досадливо врезал кнутовищем по облучку и снова выматерился.
- Ну, чего вылупилась? Давай, харч доставай, уж коли стоять, так с пользой! Да и лошади пусть отдохнут.
Сингур поднялся по склону, отыскал ручей и набрал два меха воды. Был он спокоен и нетороплив. А Пэйт про себя досадовал, злился неведомо чему. Солнце уже катилось к горизонту.
- Может уж и заночуем тут? - спросил балаганщик, потому как не видел смысла в том, чтобы пускаться в дорогу, когда вот-вот начнет смеркаться.
- Нет. Ночью будем ехать. Медлить нельзя, - сказал Сингур.
- Тьфу ты, Лекка тебя успокой! - выругался старик. - То стоять надо, покуда светло, то ехать всю ночь! Куда ты поедешь по дроге такой? Одни камни! А ежели колесо сломается или ось треснет?
- Не треснет, - невозмутимо ответил Сингур. - А мешкать нельзя. Устье нужно к утру миновать.
Эгда вдруг удержала его за запястье и сказала:
- Ты зачем пугаешь так страшно? Что там на дороге?
Он ответил только:
- Увидишь.
* * *
Они и впрямь увидели. Солнце уже закатилось за склон холма-горы, но в Устье еще было светло, и камни казались золотыми в закатном свете. Давешние попутчики балаганщиков - нагие и окровавленные - валялись кто где.
Пэйт подозвал собак, чтобы не взялись вылизывать кровавые лужи. Псы отошли от тел с неохотой и с такой же неохотой запрыгнули в кибитки. Старик тем временем счёл погибших. Не хватало пятерых, не то шестерых. Значит, живьем взяли. Из наемников он не досчитался двоих. Остальные лежали, кто со стрелой в глазу, кто со стрелой в боку, кто зарубленный.
Добра при убитых не осталось. Налетчики не брезговали - забрали и окровавленную одежду, и сапоги. У некоторых отрубили пальцы вместе с перстями.
Балаганщик осенил себя охранительным знамением и прошептал:
- Кутталь забери тех, кто это сделал...
Сингура открывшееся зрелище не напугало и не удивило. Он спрыгнул с телеги и растащил в стороны тела, которые мешали проехать. Из материной кибитки выглянул бледный от страха Гельт. Он обнимал за могучую шею пса и с ужасом глядел на мертвецов. Увидев одного с разрубленной головой, мальчишка позеленел и спрятался за кожаным пологом.
- Поехали, - Сингур забрался обратно в повозку.
Они двинулись вперед в молчании. У Пэйта даже мысли ворочались в голове с трудом. Он никак не мог осмыслить, откуда его попутчик мог узнать о случившемся? Неужто и впрямь колдун?
Вельды ехали весь остаток дня, весь вечер, всю ночь и лишь, выкатившись на широкий тракт, остановились. Пэйт обернулся к спутнику:
- Откуда ты знал? - спросил он. - Говори, или дальше я тебя не повезу.
Сингур посмотрел на него исподлобья, а потом ответил:
- Я чую дорогу.
- Ты - колдун? - насел на него балаганщик. - Повелеваешь темными силами?
Его собеседник в ответ усмехнулся:
- Если бы... Нет. Я не колдун. Но умею чувствовать дорогу. Это... дар такой.
Старик рассвирепел:
- Ах, дар? Дар такой? Те люди могли не погибнуть, если бы ты им сказал, что впереди нет дороги и ждет засада! Мы платили им...
Сингур посмотрел на Пэйта и тот осекся, будто подавился невысказанными еще словами:
- Тем людям я не обещал добраться до Миль-Канаса невредимыми, с ними у меня никакого уговора не было. А с тобой был. Скажи я им, что пути впереди нет, они бы подняли нас на смех и все равно погибли. А если бы поверили и прислушались, то я бы уже не был вольноотпущенником. Так что ты просто сиди и радуйся, тому, что жив, в отличие от них.
Пэйт как-то притих и съежился, а потом сказал неловко:
- Ты... не гневайся... спасибо, в общем...
Сингур в ответ промолчал. Больше они в тот день не разговаривали.
* * *
К Миль-Канасу балаганчик старого Пэйта подъехал на закате. Каменистые холмы делались все больше и выше, а рощи деревьев на них и ленты узких рек казались вышитыми. Дорога текла и текла вперед - к белому городу, казавшемуся в лучах закатного солнца и розовым, и лиловым, и багряным, и пурпурным...
Сингур слышал, что столица Дальянии строилась не вширь, а в высоту, ибо город поднимался вверх по холму и венчал его Храм Джерта. Отсюда были видны на фоне темнеющего неба величественные арки и колонны, сияющие маковицы. Зачем нужен храм без стен и крыши?
К счастью, при въезде в столицу никаких заминок не случилось. Белые ворота, оббитые кованым кружевом, оказались ещё распахнуты. Бойкие толпы приезжих потихоньку иссякали и уже не были особенно многочисленны. Телеги скрипели не столь пронзительно, как утром и в полдень, когда повозки наводняли тракт. Даже лошади и те фыркали устало и негромко, а люди переговаривались вяло, вполголоса, утомлённые долгим странствием.
На привратной страже тут стояли мечники Храма. Они пропускали паланкины и телеги, взимали мзду, подсказывали, где можно оставить лошадей и повозки. Плата за въезд в Миль-Канас была установлена по числу лошадиных голов и количеству путников, цена, конечно, немалая, но и не бессовестно высокая. Плохо тут было другое - передвигаться на повозках получалось лишь в нижней части города, которая, располагалась, собственно, у подножия холма. Больше дорог в Миль-Канасе не было, ибо состояла столица Дальянии из одних лестниц. Лестницы эти были разных цветов, длины и ширины. Они тянулись вверх, соединяя улицы, и разбегались в стороны, перетекая в кварталы. Поэтому перемещаться по столице можно было либо на своих двоих, либо на паланкинах, которые носили специально обученные рабы или вольнонаемные.
Сингур жадно оглядывался по сторонам. Город был высоким и белым, а улицы мощеные желтым песчаником не знали ни пыли, ни грязи, ни луж. Даже желоба сточных канав и те выкладывали камнем. А деревья, если находили клочок земли, на котором могли укорениться, росли с толстыми узловатыми стволами, с раскидистыми кронами.
И дома тут словно переходили один в другой, поднимаясь по холму белыми уступами, выпирая квадратными двориками и плоскими крышами, опоясываясь узкими улочками, огибающими холм. С той, другой стороны, можно увидеть море. Оно будет, как на ладони, а блеск воды и белизна стен ослепят...
Миль-Канас был красив. И богат. Хороший город. Сингуру понравился. Если бы не Храм на вершине. Храмы брат Эши не любил. Никакие.
Недалеко от городских ворот Пэйт отыскал площадь для постоя. Тут был колодец, сточная яма, рядом конюшни и постоялый двор. Хочешь - останавливайся на площади бесплатно, хочешь - покупай место под крышей для себя или лошадей. Денег у малого балагана было не в избытке, поэтому остановились просто так. Напоили коней, напились сами. Эгда в каменной чаше, нарочно сделанной в мостовой, развела огонь, приготовила ужин.
- Мы свой уговор выполнили, - осторожно сказал Пэйт, намекая Сингуру на то, что пора бы ему и честь знать - оставить их в покое.
- Да, - кивнул собеседник. - Но мне все еще нужна твоя помощь, - сказал он и добавил сразу же: - Не безвозмездная.
Балаганщик смерил мужчину задумчивым взглядом.
- Что за помощь?
- Для тебя никакого риска, - ответил тот. - Завтра сходите со мной в одно место. На том и распрощаемся.
Пэйт уперся:
- Никуда не пойду, пока не скажешь, чего затеял.
Сингур терпеливо объяснил:
- Я ведь не просто так сюда приехал. Это столица как-никак. Богатый город. Здесь можно заработать. Все по закону. Тебе отдам пятую часть от вырученного. По рукам?
Старик вздохнул.
- Сперва погляжу, как ты зарабатывать собрался, а там уж и решим.
Сингур кивнул:
- Завтра. Эша, ты сыта?
Сестра поспешно кивнула, словно боялась, что брат сочтет, будто она голодна и несчастна.
- Иди спать.
Пэйт ожидал, что девушка, как прежде покорно выполнит то, что велено, но она его удивила. Отставила в сторону треснувшее блюдо и взяла брата за плечо. Он посмотрел безо всякого выражения. И тогда тонкие девичьи пальцы замелькали в воздухе. Язык немых. О чем она говорила? Балаганщик не знал, а Сингур ответил только:
- Это мне решать. Иди, ложись.
Ее лицо болезненно дрогнуло, а худая рука стиснула свистульку, болтающуюся на груди. Эша ссутулилась, словно ее ударили, и ушла в повозку. Старику в этот миг было ее жалко. Да и не только ему. Судя по тому, как замолчали трещотки-близняшки, до этого о чем-то привычно спорившие с Гельтом, Эшу пожалели и они, и Эгда, и даже мальчишка. Один брат спокойно ел, глядя в рдеющие угли костра.
* * *
На следующее утро Сингур растолкал Пэйта еще в потемках.
- Собирайся.
Старик зевнул и потер лицо:
- Куда ты собрался-то? Скажешь хоть?
- Скажу. Здесь есть поединочные круги. И делают ставки. Если ставка удачная, можно заработать очень много.
Балаганщик хмыкнул:
- Я уж всерьез поверил, что ты собрался зарабатывать. А ты собрался ставить? Для этого бойцов надо знать, да и деньги какие-никакие иметь. А ты гол, как камень придорожный. И у меня не проси. Не дам.
В ответ на это Сингур вытянул из-за пазухи тяжелый золотой перстень с желтым прозрачным камнем.
- Вот это поставим. Держи.
Он отдал перстень старику. Балаганщик сперва онемел, разглядывая массивное украшение, а потом охнул:
- Да ты спятил?! Его, если продать, год можно жить безбедно!
- Год - это мало. Жизнь длинная, - сказал вальтариец. - Идем.
Конечно, Гельт от их разговора проснулся и увязался следом. Девок и Эгду оставили спать в повозках. Однако когда уходили, Пэйт почувствовал спиной чей-то взгляд, а обернувшись, заметил, что кожаный полог повозки, в которой вместе с близняшками спала Эша, всколыхнулся, опускаясь.
Мужчины отправились в верхнюю часть города. Отродясь балаганщик не ходил столько пешком. Да еще эти лестницы! То вправо, то влево, то желтые, то красные, то синие. И дома стоят впритык, окна у некоторых закрыты ставнями, а у других заставлены цветами, чтобы не впускать жару и шум улиц.
Миль-Канас был красив, но старикам тут приходилось тяжко - столько ступенек! Под конец у Пэйта уже кололо в боку, а перед глазами ползли белые пятна. К счастью, идти осталось совсем мало, если судить по приближающимся крикам и гулу множества голосов. Гельт тот час навострил уши. Любопытно-то как!
- Ты одумайся, - увещевал Пэйт Сингура, сипло и с трудом дыша. - Одумайся. Зачем так рисковать? Проиграешь все! Лучше снести в лавку и продать. Хорошие деньги выручишь!
Сингур в ответ на это лишь качал головой.
- Идем ближе.
Народу на площади оказалось полным-полно. Тут даже были сделаны каменные скамьи в несколько ярусов. Но сидеть на таких, чтобы видеть бой, как на ладони, можно было только за деньги. Кто не хотели или не могли платить, толпились на мостовой. Иные даже приносили с собой скамеечки, чтобы встать на них и наблюдать из-за голов за происходящим.
Пэйт с Гельтом пробирались следом за своим спутником, локтями распихивая зевак. Трижды Пэйту перепало по ребрам, пару раз ему наступили на ногу. Но то мелочи. А перстень он крепко сжимал в кулаке. Так стискивал, что боялся - пальцы разжать не сможет. Сингур тем временем вышел к арене. Балаганщик нагнал его и стал рядом. Двое крепких бойцов бились, разбрызгивая кровь и пот. На уличных сшибках запрещалось использовать оружие, только кулаки.
В городе, конечно, была и каменная арена, место, где собиралась знать. Зрелища там стоили немалых денег и были кровавы. Но на каменный круг не мог выйти биться никто из толпы. Только опытные бойцы, за которыми стоял или хозяин, или гильдия. Вольнонаемных туда не пускали. А сражались любым оружием и чаще всего - до смерти. Впрочем, то зависело от уговора сторон. Если хозяин ценил выставленного бойца, ему могли сохранить жизнь.
Здесь же - на городской арене - биться мог всякий, у кого хватало смелости. И всякий же мог делать ставки. Вон, в стороне от круга, рядом с каменным столом стоят здоровые мордовороты, а с ними тощий желчного вида человечек - считарь. Он принимает деньги и ценности, ведет список на деревянной доске, а сделавшим ставку выдает кусочки кожи, с начертанным на них именем бойца и суммой поставленных монет. Все без обмана.
Читать из простолюдинов мало кто умеет, но у бойца всегда есть кличка, которую легко отобразить кривым рисунком. Например, сейчас дрались "Вепрь" и "Тесак".
На Вепря поставлено было больше, вон, сколько палочек, и каждая означает человека. На Тесака поменьше. Но шансы у них почти равны - оба здоровые, мощные и бугрятся от мышц. Опытных видно сразу - они не бахвалятся, не выделываются, берегут силы и каждое движение их точно и лишено суетливости. И Вепрь, и Тесак были опытными. Видать, выставляли их от разных лестниц. Народ орал до хрипоты.
- На кого будешь ставить? - прокричал Сингуру на ухо Пэйт.
- Пока ни на кого, - ответил мужчина. - Присмотреться надо.
Вепрь был могуч, но медлителен. Тесак двигался быстрее, однако удары у него были менее сильными, а оттого словно бы не доставали противника, хотя тот не всегда успевал увернуться. Сам Вепрь ударил дважды. Один раз в бок. От этого удара Тесак согнулся, а толпа ликующе взвыла. А второй раз Вепрь отправил противника прямиком на каменную мостовую. Тот упал, приложился головой и сомлел.