Бой был окончен.
Разводной выбежал в середину круга, взмахнул руками и прокричал, прерывая общий гвалт:
- Поединок закончился победой Вепря! Сделавшие ставки подходите забрать выигранное!
Толпа оживилась и зрители, кому довелось снять с боя куш, потекли в сторону считаря.
Вепрь же отсел на каменную скамью. Кто-то из сотоварищей, либо тех, чью лестницу он представлял, облили взопревшего бойца водой, обтерли полотенцем. А на круг вышли двое других. На этот раз "Пятерня" и "Зуб". У Зуба не хватало зуба, а у Пятерни были такие ручищи, что казалось, он отдыхает, сворачивая шеи быкам.
Противники сменялись один за другим. Затем оставшиеся выходили против друг друга. Толпа свистела, подбадривая любимцев, топала ногами, требуя бойцов не кружить, выжидая, на месте, но бить сильнее и чаще.
Пэйт поглядывал, то на своего спутника, то на арену и помалкивал. Перстень во вспотевшей руке балаганщика стал горячим. Однако торопить Сингура старик не решался. Догадывался, что тот ждет итоговой схватки. Когда сильный выйдет против сильного. А там уже можно и рискнуть. Ставки поднимутся до небес...
Однако когда прошло уже несколько часов и, наконец, Пятерня вышел против Вепря, Сингур не шевельнулся. Пэйт решил, что сегодня он рисковать остережется. А вот это правильно. К бойцам надо присмотреться, заложить кольцо можно и завтра, и послезавтра. Удачу лучше пытать, не торопясь.
Вепрь уложил Пятерню за несколько минут. Не потому, что тот устал или дрался хуже. Такие бойцы не устают. Их выносливости позавидует и тягловая лошадь. Просто Вепрь, несмотря на монолитность и неспешность, был силен, а, если присмотреться внимательнее, то и достаточно ловок, когда это было необходимо. Помимо этого он обладал еще одной редкой способностью, которой обладает только очень хороший боец - умел предугадывать действия противника. Хотя и выглядел тупой горой мышц.
Разводной выскочил на круг, вскидывая руки и объявляя победителя сшибки этого дня. Обычно такие битвы заканчивались всегда одинаково. На круг позволяли выйти ради потехи любому, кто хотел попытать удачи. Тут можно было заработать, просто выстояв против победителя несколько минут, или рассмешив публику. За риск хорошо платили. А если удавалось показать какую-никакую драку - одаривали и вовсе щедро. Другое дело, что вся эта щедрая плата потом могла уйти на лекарей. А то и не хватило б ее вовсе.
- Бой с победителем! - прокричал разводной, вскидывая руку Вепря за запястье. - Бой с победителем!
- Скомороший или всерьез? - тут же отозвались из толпы.
Разводной поглядел на вепря. Тот приглашающее ухмыльнулся.
- Всерьез! На ставку, на деньги! Простоять пять минут - одна серебряная монета. Уронить - кошель!
Толпа загудела. Зевакам хотелось зрелища. Если найдется дурак, который согласится выйти, со зрителей соберут плату за смотрины - по несколько медных монет. Но оно того стоило. И законом не возбранялось.
- Бой с победителем на ставку! Есть желающие?
В этот миг Пэйт увидел, как Сингур неспешно расстегивает пояс и стягивает через голову рубаху.
- Ты чего это? - всполошился балаганщик. - Ты чего это?!
Сингур словно не услышал старика, сунул ему в руки свою рубаху и сказал разводному:
- Желающие есть.
После этого повернулся к Пэйту и негромко произнес:
- Иди, ставь перстень. На меня.
Балаганщик открыл и закрыл рот, стискивая потной ладонью драгоценное украшение.
- Ты...
- Ставь на меня. И возвращайся сюда же.
Пэйт кинулся через толпу. Гельт спешил впереди деда, распихивая локтями зрителей. Зеваки оживились, увидев новичка. Засвистели, заулюлюукали. Пэйт слышал, что на кругу разводной спрашивает поединщиков, добровольно ли вышли они на бой, готовы ли к тому, что исход может быть любым, напоминал об условиях - по причинному месту не бить, за волосы друг друга, как девкам, не таскать, до смертоубийства не доводить...
Возле считаря толпы не было. Ставить в таком бое дозволялось только на новичка. Поэтому неудивительно, что Пэйт оказался единственным из желавших рискнуть. И на него с его перстнем поглядели, как на круглого идиота. Старик смахнул со лба пот и сказал, будто оправдываясь:
- Если победит, сниму куш.
Считарь хмыкнул, мордовороты, что его охраняли, переглянулась и, небось, заржали бы, но тут дело серьезное, и ставка большая. Поэтому сдержались.
- Как заявлять новичка? - спросил считарь. - Имя-то хоть его знаешь? Или кличку?
Балаганщик только руками развел.
- Ну, ступай, гляди. Ежели выстоит, сюда снова подойдешь, - сказал считарь, после чего вручил старику кусочек исписанной кожи и кивнул одному из своих охранников: - Проводи человека, чтобы наперед встал и видел все.
Пэйта вместе с внучком со всем почтением вывели к краю круга. Дед замер, стискивая Гельта за плечо. Эх, и дураки же они! Ну, ладно, Сингур, без ума в дело влез, но уж он-то - Пэйт - старый хрыч, мог и отговорить! Да если бы он знал, какая у этого стервеца надежда на заработок, разве б стал связываться?
- Бьются двое! - тем временем огласил разводной, которому кивнули, что деньги со зрителей собраны. - Вепрь с человеком со стороны. Ставка на новичка одна. Начнут, как рукой махну.
С этими словами разводной выбежал с круга и выдержал короткую паузу, давая поединщикам оценить друг друга, а зрителям оценить поединщиков.
Противники оказались одного роста. И теперь Пэйт глядел на своего бойца, с ужасом понимая, что против видавшего виды Вепря, ему не выстоять. Мужчины стояли друг напротив друга. Вепрь смотрел с насмешкой. Сингур же был спокоен. Словно это не его сейчас будут калечить при всем честном народе. Пэйту померещилось, будто вальтариец мысленно производит какие-то подсчеты. Лицо его хотя и казалось бесстрастным, но при этом было слишком уж сосредоточенным.
Вепрь стоял скалой. Он и казался монолитом, состоящим из мышц и бугров. Голова у него плавно перетекала в шею, шея в плечи, а плечи раздавались в ручищи и отливались в выпуклую широкую грудь. Все гладкое, мощное, маслянисто блестящее, загорелое.
Рядом со своим противником Сингур выглядел не так впечатляюще - веса и мышц в нем было куда меньше, кожей бледен. Пэйт со своего места пытался разглядеть хоть что-то, что могло бы сказать о Сингуре, как о хорошем бойце, но, будто назло, зацепился взглядом за какую-то засаленную плетенку у него на запястье и теперь в панике думал только об одном - убьют, убьют ведь дурака!
Толпа затаилась, предчувствуя знатную сшибку.
Разводной махнул, давая начало бою.
У Пэйта от этого простого движения в животе словно провернулись тупые жернова.
* * *
За виденные сегодня бои Сингур смог оценить и сильные, и слабые стороны противника. По привычке он сперва наблюдал за людьми на кругу. Хотя нынче это было пустой тратой времени. Сейчас имело значение только одно - удары сердца. От шестидесяти до восьмидесяти. Он считал. А еще чувствовал, что на него смотрят. Не все эти люди, нет, кто-то другой. Смотрит со вниманием, пристально. Он кожей осязал чей-то пронзительный взгляд, и от этого сердце волей-неволей пыталось пуститься вскачь.
Нет. Нельзя. Это потом. Все потом.
Противник подобрался.
Сингур нарочито вяло махнул рукой, будто собираясь ударить. Вепрь отпрянул и его кулак размером с походную наковальню полетел в лицо противнику. То, что произошло дальше, зрители не смогли толком разглядеть.
Пэйт так крепко вцепился в плечо внуку, что аж пальцы свело. Впрочем, мальчишка мертвой хватки не почувствовал, он, расширившимися глазами смотрел на арену.
Сингур сдвинулся с места всего на полшага и наотмашь ударил Вепря по запястью, а когда противник покачнулся и сунулся вперед, то был встречен резким и сильным ударом в голову. Остальное Гельт не разобрал, просто увидел, что рука, которой Вепрь попытался ударить Сингура, перехвачена, вывернута, а противник припал на колено и кричит. Сингур выворачивал ему руку еще несколько мгновений, пока Вепрь хрипло, заходясь от боли, не проорал: "Хватит!".
Бой занял несколько мгновений, а победитель, не дожидаясь, пока разводной выбежит на круг, шагнул прочь, взял из рук онемевшего Пэйта рубаху и сказал, склонившись к уху старика:
- Быстро забирай деньги. Идите налево, потом по красным лестницам вниз, несколько переходов по оранжевым и выйдете на рыночную площадь, там затеряетесь и дойдете до кибиток. Но торопитесь, за вами отправятся.
С этими словами он подтолкнул опешившего балаганщика к считарю, а сам взял из рук разводного туго набитый кошель с монетами и ввинтился в толпу. Впрочем, толпа вдруг раздалась в стороны, будто течение реки, встретившее неожиданную преграду.
Пять, шесть, семь, восемь... Сингур считал. Он понимал - откат неминуем. В голове уже гулко стучалась кровь. И кто-то смотрел ему в спину. Что-то еще кричали вслед. Он ушел слишком быстро, так не принято, нельзя. Но плевать он хотел на обычаи поединочных кругов.
За ним шли. Двое, может, трое.
Он перебежал через широкую площадь, быстро спустился по синей лестнице, свернул в короткий переход. Улица здесь была узкая - двоим не разминуться и круто шла под уклон, он миновал ее бегом, по-прежнему слыша за спиной шаги. Нырнул в тень длинной каменной арки, быстро взлетел по короткой пестрой лестнице на верхнюю улицу, снова свернул между домами, в несколько шагов пересек узкий дворик, в котором удушливо пахло незнакомыми сладкими цветами. Какая-то женщина поливала цветы из маленькой лейки. Она недоуменно оглянулась. Лицо запомнила. Драг их всех тут раздери!
Сингур чувствовал, как медленно закипает кровь, расходясь горячими потоками, стекая от затылка, вдоль позвоночника, разбегаясь обжигающими токами по телу. Сердце заторопилось, споткнулось и понеслось. И тогда он, уже не пытаясь беречься, бросился вверх по очередной, попавшейся на пути мозаичной лестнице.
Может, Пэйту повезло больше? Если он послушался, то сумел уйти, это наверняка. Главное, чтобы не замешкался, когда получит деньги. Деньги и перстень.
Он снова свернул на очередную лестницу и остановился. Не запыхался, нет. Но сердце колотилось так, что перед глазами темнело. Сингур привалился плечом к ровной стене незнакомого дома. Попытался сосредоточиться. Девяносто ударов. Это предел. Больше нельзя. Надо успокоиться. Успокоиться... Он сделал медленный глубокий вдох. Успокоиться. Восемьдесят пять. И приблизительно полчаса до отката.
Медленно он начал подниматься вверх.
* * *
Красивая женщина в богатом синем платье шагнула к нему из-за увитой виноградом арки.
- Постой! - она преградила ему дорогу и стала напротив, вскинув руки - белые-белые, тонущие в длинных шелковых рукавах.
Сингур замер, глядя на узкие ладони, словно измазанные мелом. Их обладательница выглядела, наверное, ровесницей Эше. У нее были глаза цвета морской воды на рассвете - бирюзовые, яркие, слегка приподнятые к вискам. И волосы светлые, как метелки ковыля. Она казалась похожей на фарфоровую статуэтку. Сингур видел однажды фарфоровую статуэтку. Давно.
- Отойди, женщина, - сказал он.
Незнакомка тот час отступила, разведя руки в стороны, словно крылья, показывая, что не хочет ни к чему принуждать.
- Я не несу с собой зла. Я лишь хочу знать, откуда у тебя это, - она кивнула на засаленную плетенку на его запястье.
- Оттуда, - ответил вальтариец и отправился дальше, вверх по лестнице.
Однако женщина снова обогнала его на несколько шагов и встала впереди:
- Послушай, я могу заплатить, сколько ты хочешь?
- Я и сам могу заплатить. Сколько ты стоишь? - ухмыльнулся он.
Бирюзовые глаза распахнулись широко-широко.
- Госпожа... - негромко и спокойно сказали из-за спины Сингура.
Плохо дело. Он даже не услышал, как к нему подошли.
На несколько ступенек ниже стоял спутник незнакомки - крепкий молодой мужчина, одетый в дорогой кожаный доспех поверх красивой белой сорочки.
- Он очень зол, будьте осторожны, - сказал мужчина.
Женщина упрямо мотнула головой, однако Сингур подтвердил:
- Послушались бы вы своего спутника, госпожа. Он дело говорит.
И все-таки незнакомка вместо того, чтобы оставить его в покое спустилась еще на пару ступенек:
- Скажи, на кого я похожа?
Сингур смерил ее тяжелым взглядом:
- На сумасшедшую, - ответил он, обошел ее и снова направился вперед.
- Пожалуйста, хотя бы скажи, откуда у тебя это! - воскликнула женщина и в последней попытке до него достучаться удержала собеседника за локоть.
Он повернулся мгновенно, всем телом. Она отшатнулась, потому что его лицо сделалось землисто-серым, а зрачки стремительно светлели.
Женщина попятилась.
- Иди... иди... прости меня...
Он развернулся и быстро скрылся за поворотом.
- Эная, - с нотками осуждения в голосе сказал ее спутник. - Нельзя было давать ему уйти, раз тебе столь необходим ответ.
- Нельзя было его удерживать, - ответила женщина по-прежнему глядя в ту сторону, в какой исчез человек, который так ее заинтересовал. - Прикажи, чтобы его проводили, Стиг.
- Я уже приказал, - ответил он.
- И скажи, чтобы ему не навредили, - добавила она.
- Уже сказал, - снова ответил мужчина. - Идем, незачем тут стоять.
...Сингур слышал, что его преследуют, сперва довели до красных лестниц, затем звук шагов изменился, и беглеца проводили до синих лестниц, там опять кто-то шел следом. Вальтариец понимал - раз идут и меняются, значит, очень он им нужен. Несколько раз он нырял в арки, переходил через короткие дворы. И слушал шаги. Идут. Все равно идут...
В голове уже шумело так, что даже звук собственного дыхания причинял боль. Время утекало сквозь пальцы... И деться некуда. Драг бы побрал эту безумную бабу! Сингур заметил колоннаду богатого дома удовольствий и нырнул в ее тень. Толкнул дверь, прошел через просторную залу, по которой сновали разодетые и полуголые девки, сунул в руки встречающему его евнуху монету, схватил за локоть какую-то черную и поволок вверх по лестнице.
В доме удовольствий его не тронут. Будут ждать, пока выйдет. Потому что плох тот бордель, в котором позволяют навредить хорошо заплатившему посетителю. Вне стен - милости просим, внутри - будьте добры не портить репутацию Дома.
Шлюха, которую он подцепил, лопотала на шианском. Он понимал с третьего слова на пятое, да и не очень интересно было. Однако на втором этаже она вывернулась, сама взяла его за руку и повела вперед.
Всеотец, какие длинные у них тут коридоры! Ума же лишиться можно... Но вот, наконец, девка толкнула дверь, ввела своего спутника в комнату. Одним движением скинула платье, Сингур толкнул ее в сторону, а сам запер дверь и мягко скользнул к окну. Внизу никого не было. Он вернулся к двери и подпер ее кроватью, которую сдвинул одним махом.
Девка стояла, прижавшись к стене, и в ужасе глядела на происходящее. Глаза у нее были... Такие только у шианок бывают - огромные, как тарелки и пронзительно-голубые.
- Спать хочешь? - спросил ее Сингур на шианском.
Девка испуганно закивала.
- Ложись и спи. Услышу, что пошла к двери - сломаю нос. Станешь уродкой и тебя прогонят.
Это была действительно жуткая угроза. Девка-то красивая. А если искалечишь - правда ведь выгонят. Он дал на входе половину серебряного талгата. Считай, купил эту дуру. Денег-то как жалко...
Сингур сел на пол под окном.
Ему уже было жарко - пот обсыпал от волос до пяток. И дышать нечем. Следующим, он знал, будет холод. А пока жар. Вот же дурак он все-таки!
Девка глядела на него от стены, а потом осторожно сделала шажок к кровати. Мужчина на это никак не отреагировал, и она легла, подтянув длинные ноги к груди. Волосищи - черные и кудрявые - свесились до пола.
Сингур молчал. Ему было плохо. Тело начала бить изнутри мелкая дрожь. Надо перетерпеть. Это недолго. Сейчас сердце выровняется, кровь успокоится и все пройдет. Просто перетерпеть. Первой затрещала сломанная еще лет десять назад голень. Он скрипнул зубами, понимая, что ошибся и все куда как хуже, чем он себе внушал. И лучше не станет. Ему надо дойти до дома, туда, где Эша, где Пэйт. Иначе... кое-как он поднялся и выглянул во двор. Никого. Светло и никого. Прислушался, но даже сквозь грохот крови в ушах ничего не услышал. Стонали в соседних закутках шлюхи, рычали мужики, скрипели кровати, где-то надрывно кричала девка.
Ему было больно. Всеотец, как же больно... Он снова опустился на пол, пытаясь заставить сердце биться ровнее. Девка села на кровати и сказала ему на дальянском:
- Такое плохо.
Он усмехнулся. И промолчал. Права ведь.
- Такое плохо, - повторила она, откидывая с коричневого плеча черные кудри. - Надо лежать. Я делала и было хорошо.
Он посмотрел на нее мутными глазами. Да уж знал он, чего она делала. И был уверен, что оно было хорошо. Девка-то ничего, даже и не потасканная еще. Было б ему не так мерзко...