На отце он спотыкается; почерневшее от гнева и беспокойства лицо воскресает в памятии пугает по-настоящему.
Чтобы прогнать его, Морган заходит в воду по пояс и начинает умываться. Морская вода немного щиплет ссадину на левой щеке. Камни под ногами совсем не острые, они гладкие и приятные. Некоторыешершавые или с ямками Сколы попадаются очень редко. Моргану становится интересно; он медленно-медленно идёт вперёд, запрокинув голову к зеленовато-голубому небу, и ощупывает дно ступнями. Намокшая футболка надувается пузырём и поднимается к поверхности.
Дно исчезает внезапно.
Морган даже не соскальзываетон падает с обрыва и рефлекторно выдыхает, когда море жадно обхватывает его со всех сторон. Пытается вдохнутьи горло заполняется водой, и нос, и, кажется, живот Вместе с водой в него словно попадают сотни маленьких барабанов и начинают стучать в унисон. Морган не знает, что делать; кругом только вода, оттолкнуться не от чего. Он чувствует себя потерянным и бесконечно удивлённым. Бой барабанов замедляется и начинает затихать.
А потом в воде вдруг открывается путь.
Морган думает, что это похоже на туннель, ведущий вниз, в глубину, и даже начинает различать ступеньки. Растерянность и удивление растворяются в любопытстве.
Туннель сужается книзу и медленно вращается.
Так же, как раньше Морган непостижимым образом понимал, что сестра не заботится о нём, а сама хочет поплавать, он чувствует, что если позволит себе упасть в этот туннель, то ничего плохого не случится. Собственная кожа вдруг начинает ощущаться, как мокрая, грубая одежда в холодный день. Она царапает, и
ну дыши! Какая же я дура Дура
Гвен всхлипывает.
Морган открывает глаза. Туннель всё ещё рядом. Вот он, вращается, втягивая мелкую гальку. Солнце такое горячее, что прожигает насквозь. Сестра рыдает, уткнувшись лицом в собственные колени, и Моргану становится очень жаль еёи стыдно за глупое желание уплыть в туннель.
Ветер царапает голую кожу.
Будет больно, проносится мысль в голове, а затем Морган всё-таки заставляет себя выдохнутьи перевалиться на бок, выкашливая тёплую, горьковатую воду.
И тут наваливается всё разомсолнечный жар, свет, выжигающий глаза, мешанина запахов и звуков, голубой лоскут платья на сизо-серой гальке Объятья Гвен и её кипящие слёзы, из-за которых ссадина на щеке болит просто невыносимо.
Ну не плачь, тихо просит Морган, потяжелевшими руками оглаживая сестру по спине. Всё хорошо ведь. Маме не скажем, да?
Угу, кивает Гвен.
Её трясёт.
И папе?
И папе тоже.
Они правда не говорят. Но каким-то непостижимым образом Этель узнаёт; она теперь ночует только в детской, до самого конца поездки, и ни на минуту не спускает с Моргана глаз.
К Лэнгам он больше ни разу не возвращается, а со временем вообще забывает, как выглядит море.
Гвен с тех пор почему-то не ездит тоже.
Он распахнул глаза и в первую, невероятно долгую секунду успел подивиться тому, как неподвижна его собственная грудная клетка, как мягка промёрзшая земля и тепла декабрьская ночь. На губах таял привкус вина Шасс-Маре.
А потом сверху обрушился целый сноп искрзолотых, малиновых, небесно-синих и яблочно-зелёных. Они обожгли, схлынули Грудная клетка дрогнула, и лёгкие словно заполнились раскалённым песком.
Значит, дышаттак?
Ах-ха
Морган выгнулся дугой, загребая горстями крысиные черепа вперемешку с мёрзлыми ландышами. Чаша неба в обрамлении изломанных сосновых крон зашаталась и, кажется, разломилась. Звёздный свет потёк через длинную, глубокую трещину сияющим молоком.
Пахло землёй, оцепенелым от мороза деревом и ещё отчего-то леденцами, теми самыми, полосатыми, с ярмарки в центре Фореста.
Очнулся, малец? Фонарщик, огромный, как никогда, склонился, закрывая собой всё небо. Фонарь в его руке казался совсем крохотным. Чи металась за стеклом, то прижимая ладони к толстому стеклу, то испуганно взбивая крыльями воздух. Не болит ничего, нет?
Растирая озябшие щёки, Морган сел. В голове крутились обрывки воспоминаний. Постепенно они складывались в картинку, точно фрагменты паззла: канун Рождества, зачарованный парк, пустые качели, мальчишка в оранжевой футболке
Мальчишка?
Уинтер! выдохнул Морган и попытался оглядеться по сторонам, но тут же охнулв шее что-то хрустнуло. Слушай, здесь был мальчишка, и он
Едва на тот свет тебя не утянул, что ли? грубовато закончил фонарщик. Но губы у него дрогнули в намёке на улыбку. Нет, чтоб о себе перво-наперво позаботиться Да не строй ты такую рожу, здесь твой Уинтер, что ему сделается.
Фонарщик отступил в сторону, открывая часть поляны.
Уинтер сидел на снегу, обхватив колени руками. Глаза у него подозрительно блестели. В свете волшебного фонаря он больше походил на фарфоровую куклу, чем на человека.
У Моргана отлегло от сердца. Не то чтобы он забыл, как едва не переступил грань. Просто сейчас это воспоминание казалось ненастоящим, чем-то вроде плохого сна. А вот яростные разноцветные потоки света, стирающие со спокойной картины зимней ночи детский силуэт, представлялись даже слишком легко.
Ты сердишься?
Голос его звучал даже более гулко и ирреально, чем раньше. Морган длинно выдохнул, не спеша отвечать. В глубине души он понимал, что снова поощрять Уинтера не просто глупо, а даже опасно, однако не мог отыскать в себе ни тени сомнения, страха или злости.
Поэтому сказал правду:
Нет. Хотя надо бы.
Иотвёл руку в сторону, распахивая объятья.
Уинтер изумлённо распахнул глазачёрное-чёрное стекло, вьюга и звёздыа в следующее мгновенье вспыхнул весь, как снег на солнце, и кинулся к Моргану на шею, едва не повалив его на землю.
Спасибометаллически прошептал он, тычась носом куда-то под ухо. Дыхание было тёплым. Братик
Морган запрокинул голову к небу, осторожно проводя ладонью по костлявой детской спине.
Всегда мечтал о младшем.
Некоторое время они сидели без движения. Мороз начал чувствительно царапать голую кожу. Наконец фонарщик почесал в затылке, шумно кашлянул и произнёс, глядя в сторону:
Времечко-то поджимает. Прощайся, малец, потом ещё навестишь. А ты, пакостник мелкий, смотри у меня. Чтоб в последний раз такое было, ясно тебе?
Ясно, по-детски разочарованно протянул Уинтер, отстраняясь. И добавил совсем тихо:Заходи, пожалуйста.
Обязательно, шёпотом пообещал Морган.
Состояние было такое, словно он выпил с десяток разноцветных коктейлей вместе с Кэндл, пытаясь забыть нечто очень грустноеи в итоге забыл, но к пьяному веселью примешивалась страшная тяжесть. Уходя с поляны, он оглянулся лишь раз и успел заметить, как фонарщик украдкой передаёт Уинтеру что-то подозрительно похожее на конфету и треплет его по голове. Чи за стеклом фонаря сочувственно трепетала крыльями, и свет менял оттенки, один нежнее другогобледно-розовый, тёплый золотистый, лиловый
Я как будто подглядываю за чем-то личным.
Морган зябко передёрнул плечами и отвернулся.
Через несколько секунд позади, в отдалении, раздались лёгкие, торопливые шаги; они становились всё ближе и ближе. Когда фонарщик поравнялся с ним, то скосил глаза и ухмыльнулся:
Ну, спрашивай, малец. Ни в жисть не поверю, что ничего узнать не хочешь.
Сомнения не заняли и секунды.
Этот Уинтер кто он?
Дитя, просто и одновременно очень грустно ответил фонарщик. Свет его глаз слегка померк. Мамка у него с тенью повстречалась аккурат перед тем, как понесла. Ну, он и уродился ни то, ни это Нам, знаешь, таких всегда жальче прочих было, доверительно сообщил он и вздохнул. Они, детки, ведь по природе-то не злые. Но дел натворить могут. Уинтер из них самый, того, сильный ну, я так раньше думал, загадочно заключил он.
Моргану стало не по себе. Человек, в котором с рождения живёт тень или тень в человеческой оболочкенеизвестно, что страшнее.
Получается, вы его опекаете?
Потихоньку, виновато откликнулся Фонарщик. Вишь, он очень хочет полезным быть. Теней чует издали, аж с одной окраины до другой, и всегда мне сказывает, коли что неладное заподозрит. Часовщик, вон, сам ему намедни леденец носилблагодарил за помощь. Да и Шасс-Маре с детишками нянчиться любит, у неё своих-то нет. Но если его в город выпуститьбеда будет, большая беда Вот и думай, что делать.
Незаметно за разговором они вышли из парка. Дорога ластилась к ногам, точно хотела услужить, и вскоре впереди показался дом Майеровгораздо быстрее, чем должен был. На запасном месте во дворе монстром из металла и электроники дремал огромный внедорожник Гвен. Над крыльцом висели разноцветные фонарики
а у калитки ждал тот, кого Морган меньше всего сейчас хотел увидеть.
Явился идиот. Жить надоело?
Уилки выглядел так, словно выдернули из дома, не дав на сборы и минуты. Он был без пальто и без шляпызато всё в тех же узких джинсах, потёртых ботинках и в чёрной водолазке с очень высоким горлом и длинными, до самых пальцев, рукавами. И Морган наконец-то разглядел, что металлически громыхало в первую встречу там, у болот. Разгадка оказалась настолько проста, что даже смешно сделалосьнесколько золотистых цепочек, украшающих джинсы вместо пояса. Цепочки были разной толщины, длины и звякали при каждом движении.
Никакая это не китайская подделка, пронеслась в голове глупая, но утешающе-забавная мысль. Тара, предрождественская распродажа, пять лет назад. Я хотел такие же, но денег не хватило
Морган вспомнил давку у касс в единственном бутике Тары на весь Форест, обречённо-усталое выражение лица СэмДа я лучше сдохну, чем туда полезу!; блуждание по залу вместе с хохочущими приятелями и подружками по колледжу; лихорадочный подсчёт скудных средств, накатившее облегчениене надо лезть в перевозбуждённую толпу и отстаивать длиннющую очередь, а затемсожаление, что изменить образ пай-мальчика снова не получается.
И то ли воображение, то ли память услужливо дорисовали в той самой гомонящей очереди высокого незнакомца с растрёпанной пегой косой до лопаток.
Что ж, волосы у него с тех пор определённо отросли, подумал Морган и понял, что бояться разгневанного Уилки у него сегодня не получится. Только не после мыслей о том, как волшебное существо на досуге шляется по распродажам, чтобы сэкономить на шмотках.
Ты, того-этого, не ершись, попытался тем временем урезонить приятеля фонарщик. Ничего ж не случилось. Я присматривал, как уговаривались.
Взгляд Уилки прожигал не хуже раскалённого золота.
У него остановилось сердце. Я почувствовал.
Как остановилось, так и пошло. Подумаешь, большое дело, развёл фонарщик руками. Ты вообще иногда забываешь, что сердцу биться положено. Кабы мы с мисс Люггер всякий раз на помощь бросались
Мисс Люггер? успел подумать Морган, а затем вспомнил фрагмент из мемуаров ОКоннора. А. Шасс-Маре.
Но почти сразу все мысли перекрыла вспышка холодной ярости Уилки:
Яиное дело. Он мог заплатить за свою беспечность дороже, чем думает.
В словах не было ничего особенного, но лунный свет почему-то померк, а Чи засияла приглушённым тёмно-багровым цветом.
Но не заплатил, сказал как отрубил фонарщик. Хватит уже злиться, колючка ты наша. Подумаешь, заигрался с ребятёнком, на качелях прокатился разок. Говорю ж, присматривал я за ним.
Да что ты вообщеначал было Уилки. А Морган вдруг ощутил за всем этим ярким, жгучим, давящим гневомсумасшедшее беспокойство и страх.
И шагнул вперёд, улыбаясь.
Что делать с перепуганными взрослыми, он знал с детства.
Ты просто ревнуешь, сказал Морган с потешной серьёзностью, на ходу разматывая шарф. Уинтеру достался подарок на Рождество, а тебе нет.
Уилки смерил его убийственным взглядом.
Не мой праздник, знаешь ли. Предпочитаю Самайн или Белтайн. И я ещё не
Договорить он не успел. Морган подошёл вплотнуюи накинул ему на шею дивный, невероятно пушистый шарф ярко-синего цвета, обмотал пару раз, расправил концы на груди, а затем крепко обнял Уилки, привстав на мыски.
С Рождеством, шепнул Морган ему на ухо.
И он застыл. Гнев исчез без следа, как и страх, а выражение лица стало растерянно-недоверчивым.
Подарки разворачивают утром.
Я люблю нарушать правила, подмигнул Морган, отстранившись. Не беспокойся. Я выучил урок и буду осторожнее. И, в конце концов, в рождественскую ночь просто не может случиться ничего плохого.
Ты ошибаешься, надтреснутым голосом произнёс Уилки и замолчал, поглаживая мягкий, как пух, вязаный шарф.
Морган махнул рукойи боком просочился мимо, через калитку. Фонарщик замахал своей лапищей в ответ, а Чи рассыпалась трескучим фейерверком цветных искр, не гаснущих долго-долго. Услышав шум, из-за двери выглянул Дилан в безвкусном перуанском свитере, но, похоже, не увидел никого, кроме бессовестно припозднившегося брата.
Ты где гулял? весело поинтересовался он, пальцами расчёсывая волосы. Рыжие пряди были влажноватымипохоже, Дилан сразу после дежурства приехал в особняк и уже здесь вымыл голову перед праздничным ужином. Мама там с ума сходит.
Подарки разносил, честно ответил Морган и обернулся. Фонарщик исчез вместе с Чи; Уилки стоял, бедром прислонившись к забору, и меланхолично кутался в шарф. Глаза были прикрыты, и только по границе ресниц пробивалось тускло-золотое сияние. Старым друзьям, новым друзьям незнакомцам.
Да ты у нас прирождённый Санта, ухмыльнулся Дилан и втянул его в дом. Пойдём-пойдём, все только тебя и ждут. Почему вином пахнешь?
На ярмарке глотнул немного. Кстати, рекомендую, прекрасный глинтвейн там делают.
В груди разливалось приятное, тёплое чувство.
Это не вино, думал Морган, и губы начинало припекать, точно улыбка, сдержать которую становилось всё труднее, обернулась жарким июльским солнцем. Это что-то покрепче
Проходя через холл, он заметил, что пальто Донны не было на крючкезначит, её уже отпустили к семье. Дилан болтал без умолку. О последних трёх операциях, совершенно разных, но адски сложных, о новом сорте пончиков в кафе напротив больницы, о том, как умопомрачительно Лоран смотрится на каблуках и в платье, что распродажи в Спенсерс начались раньше, чем обычно От него пахло виномгораздо сильнее, чем от Моргана.
А в столовой действительно собралась вся семьякроме Сэм, которая приезжала теперь в родной дом только в экстраординарных случаях. Во главе сидел Годфри, немного похудевший и посвежевший за последнее время, несмотря на тяжёлый грипп и традиционный аврал в мэрии. А, может, так просто казалось, потому что впервые за несколько лет он оделся не в скучно-серое или коричневоебрюки и жилет были удивительно приятного, глубокого зелёного цвета. Этель сидела напротив и улыбалась, опускала взгляд, склоняла голову так, чтобы длинная серёжка с крупным аквамарином чиркнула по обнажённому плечусловом, флиртовала с собственным мужем. Гвен в алом трикотажном платье раскладывала по тарелкам жаркое. Дилан сразу плюхнулся на стул рядом с ней и придвинул к себе тарелку, не переставая трепаться, а Морган сел на другой стороне стола. Справа от его места был запасной прибор и свёрнутая розой салфеткана случай, если Саманта всё-таки придёт.
Наконец-то! улыбнулась Этель. Дилан, милый, ты не сказал ещё брату радостную новость?
Пусть Гвен сама говорит, отмахнулся он. М-м Донна сегодня просто сама себя превзошла.
Для меня островато, качнула Гвен головой и искоса посмотрела на Моргана. Я беременна. Его зовут Вивиан Айленд, и не надо говорить, что это старомодное имя. Для писателякак раз. Мы собираемся пожениться весной. Разумеется, ты приглашён на свадьбу. Можешь даже позвать свою ужасную подружку.
Кэндл напишет для вас самую трогательную песню в мире, хмыкнул Морган. То ли из-за мерцания гирлянд, то ли из-за лёгкого чувства опьянения тревогой и счастьем, он никак не мог разглядеть изменений в фигуре сестры. Талия, обтянутая красной тканью, по-прежнему казалась тоньше, чем у половины моделей. И даже споёт её под гитару. В стиле блюз. Слушай, я что-то никак не могу припомнить никакого писателя под именем Вивиан Айленд
Все заговорят о нём в следующем году, когда он получит Идола за свой дебютный роман, невозмутимо откликнулась Гвен. Я читала первые девятнадцать глав
И? переспросил Дилан таким тоном, словно хотел услышать неновую, но обожаемую шутку.
И сказала, что выйду за него замуж и дам ему контакты лучшего литературного агента в графстве, если Вивиан вышлет мне остальные главы. Он ответил, что женится только на матери своих детей Результат вы видите, на сей раз она не смогла сдержать улыбку.