Поздравляю, фыркнул Морган. Пап, и ты даже не собираешься ничего возразить? Безработный писатель, не закончивший ещё ни одного романаи наша несравненная Гвен?
На несколько секунд в столовой повисла напряжённая тишина. Гвен продолжила раскладывать жаркое, но теперь её движения были замедленными, нарочито плавными. Между бровей у Дилана залегла морщинка.
Годфри странно долгим взглядом посмотрел дополнительный прибор рядом с Морганом, на пустую тарелку, на полураспустившуюся розу салфетки
Дважды я стараюсь на одни и те же грабли не наступать, произнёс он на конец и аккуратно поднёс вилку ко рту. Прожевал кусочек мяса, промокнул губы салфеткой и только затем продолжил:Кроме того, у мистера Айленда есть недвижимость в столице, имеется неплохое образование и Не надо так смотреть. В конце концов, не так часто меня ошарашивают известием, что я скоро стану дедом, улыбнулся он вдруг, став лет на десять моложе. Эта мысль оказалась на удивление приятной. И, да, соглашусь с Диланом, Донна сегодня превзошла себя. Жаркое великолепно.
Некоторое время Морган чувствовал себя виноватым из-за того, что задал неудобный вопрос. Но потом заметил, как посветлел взгляд Гвени успокоился.
Наверняка она боялась, что повторится история Саманты, подумал он. Тогда отец тоже сначала не возразил, а потом полгода добивался, чтоб Джина уволили Но сейчас, похоже, действительно дал добро.
После этого атмосфера за ужином действительно стала напоминать праздничную. Дилан принёс со второго этажа старинный граммофон и поставил ещё дедовскую пластинку с рождественскими гимнами. Изобилие за столом сделало бы честь даже солидному ресторану, хотя Гвен иногда и начинала ворчать, что салаты слишком острые, а в пудинге чересчур много изюма. Затем, ближе к концу, Годфри ушёл на кухню, чтобы сварить глинтвейн, и вернулся с целым котелком ароматного пряного вина, исходящего паром. Морган выпил два стакана и начал медленно уплывать. Он даже не заметил, в какой момент музыка прекратилась, Дилан перестал болтать.
Думаю, я могу вручить вам свой подарок заранее, произнесла Этель, глядя почему-то в пол. Но мне нужно фортепиано.
Опираясь на локоть брата, Морган с некоторым трудом добрался до кресла в маминой комнате. Этель уже звонила по телефону. Сквозь пьяную пелену доносились лишь отдельные слова:
Да, да, Сэм, дорогая, я понимаю. Просто не клади трубку некоторое время. Это очень важно. Я хочу, чтобы все мы собрались, хотя бы так.
Видимо, с Самантой она договорилась, потому что телефонная трубка перекочевала поближе к фортепиано. Затем Этель села, откинула крышку, положила руки на клавиши
Через минуту Морган был трезв как стёклышко.
Он дышал через раз, захлёбываясь в накатывающей волнами музыкето яростной, как Аппассионата, то нежной, как Песня Сольвейг, то наивной, как Детский уголок. Руки Этель то двигались с завораживающей скоростью, то почти замирали. Глаза её были закрыты с самого начала.
И в один мучительно-острый момент Морган понял: она знает.
Хотя Дилан ещё ничего не рассказал, она знает о его скором и окончательном отъезде. И ясно понимает, что Саманта уже никогда не придёт на семейный ужинпока жив отец. И что Гвен наверняка последует за своим ещё не всемирно известным писателем в столицу, когда он закончит рукопись и поедет за вожделенным Идолом.
Интересно, знает ли мама обо мне? подумал вдруг Морган, и под рёбрами закололо. Наверное Может, даже больше, чем я сам.
Он прикрыл глаза. Под ногами вращались иллюзорные дороги, всё быстрее и быстрее. Однаширокий проспект, по которому сновали машины, вдоль которого шли люди, и кто-то говорил по телефону, а кто-то смеялся, кого-то бросали по смс, кому-то признавались в любви, стоя на коленях Другаячёрная воронка, где тьма пожирала тьму, но ничьё существование не было бессмысленным, а каждое движение направляла упрямая и безжалостная воля.
Третья тропинка была затянута серебряным туманом и уходила в никуда. Но по её обочинам росли тимьян и клевер, сплетаясь густо, как войлок, а издали доносился плеск воды и тонкий голос флейты.
Я назвала её Семейный ужин, голос Этель звучал ровно, но от этого почему-то мурашки бежали по спине. Совершенно неподходящее название, Гвен, я согласна, дорогая моя. Может, твой возлюбленный подберёт что-то получше?
И так хорошо, мам, улыбнулся Морган. Часы в кармане рубашки тикали так быстро, словно пытались наверстать упущенное в парке время, и каждая секунда ощущалась чем-то неповторимым и драгоценнымкак откровение с небес, как глоток воды ночью, после кошмара. Правда, хорошо. Вон, Дилан даже расплакался.
Молчи, вредное существо, хмыкнул брат и запрокинул голову. У тебя тоже глаза блестят.
Это от глинтвейна.
Морган подумал, что, наверное, он должен сказать: Останься с нами, идиот, ну пожалуйста. Или убедить Гвен, что писателям лучше всего работать в провинции, а столицы их портят. Или уговорить Сэм, рыдающую в телефонную трубку, приехать наконец и помириться с отцом. И обязательно завести ребёнка, потому что Майеров в Форесте отчего-то становится ужасающе мало
Но он ничего не сказал.
Этель попыталась сыграть мелодию снова, но руки у неё слишком сильно дрожали.
Глава ХI
Сон был тягучим, как мёд. Звуки утра доносились словно издалекаили даже из другого мира.
Да, да, конечно, заеду Дилан, садись, я тебя ждать не буду.
На улице громко хлопнула дверца машины. Секунду спустядругая, гораздо тише. После этого ворчание работающего мотора начало отдаляться, заскрипели воротаи всё затихло.
Морган рискнул высунуться из-под одеяла и с трудом удержался от того, чтобы юркнуть обратно. Окно было открыто, и за ночь воздух выстыл так, что в вазе на столе замёрзла вода, и нарциссы поникли. Стуча зубами и кутаясь в одеяло, он захлопнул створку и выкрутил обогреватель на максимум, затем сцапал с полки телефон и машинально пролистал список до знакомого имени. Прижимая трубку к уху плечом, влез в домашний костюм, прослушал гудки до безразличного голоса с просьбой оставить сообщение после сигнала и нажал кнопку сброса.
Кэндл не отвечала. Не то чтобы он надеялся, но всё же
Столовая уже опустела. Кофейная машина, впрочем, работала, а на блюде под стеклянной крышкой лежали жалкие остатки пирога Мэгги Оакленд. Одна из чашек была пустой только наполовину. Морган пригубил тёплый ещё кофе и языком раскатал его по нёбу, вслушиваясь в оттенки вкусакардамон, перец, мускатный орех и ни грана сахара.
Дилан, подумал он и машинально поискал взглядом яркий перуанский свитер. Торопился, похоже. Интересно, сегодня?..
Память откликнулась начальными аккордами Семейного ужина. Морган тряхнул головойи запретил себе думать об этом, по крайней мере до тех пор, пока не выяснится, что Дилан обо всём рассказал Этель и Саманте.
Кэндл не ответила ни на второй звонок, ни на третий. В четвёртый раз набирая номер, Морган принялся разворачивать подарки. Одна из коробочек подозрительно тикала. Подсунутая под ленту карточка гласила: С любовью, отец. Внутри оказались часы, не слишком дорогие, но подходящие для выхода в свет. Правда, стоило взять их в руки, как стрелки сперва замерли, потом завертелись в обратную сторонуи наконец остановились, изогнувшись под невозможным углом. А из нагрудного кармана послышалось ревнивое металлическое царапанье, в котором слышалось: Так тебе, так тебе, так тебе.
Уилки, похоже, конкурентов не терпел.
В плоской коробке от Ривса обнаружился музыкальный альбом группы с многообещающим названием Академия мёртвых невест. На обложке была изображена бледная солистка с длинными, до пояса, волосами землистого цвета и с синяками под глазами. Сэм с Джином подарили навигатор. Вложенная записка гласила, что на карте отмечены все места, где нет камер слежения и патрулей, а значит можно превышать скорость и, как скромно указывалось в посткриптуме, выбрасывать трупы прямо из окон. Дилан подарил чёрную толстовку со зловещей мышью в бронежилете и два билета в кинодля тебя и твоей красотки К.. Гвен традиционно преподнесла галстук и платиновые запонки, уже третий год подряд.
К свёртку от Кэндл он долго примеривалсяуж слишком подозрительно идеальной выглядела ярко-алая обёрточная бумага с мелким орнаментом из бегущих оленей и надписью Осторожно! Не переворачивать! с соответствующими отметками наверху. Но внутри оказался всего лишь огромный кактус в горшке, для сохранности запакованный в пластиковую прозрачную коробку. Колючки были такими мощными и острыми, точно растение сперва подкармливали человеческой кровью, а затем перестали, а оно решило добыть пропитание самостоятельнои преуспело, судя по размеру. А на верхушке, словно закутанной в вату, красовались нежно-голубые цветочки размером с мелкую монетку.
В сопроводительной записке значилось: Он мне напомнил о тебе. Не забывай его поливать раз в пару месяцев. Навсегда твоя, Кэндл.
Морган осторожно потыкал пальцем шип, слизнул выступившую на пальце каплю крови и в пятый раз за утро потянулся к мобильнику и отбил сообщение:
А твой подарок меня ночью не сожрёт?
Кэндл не ответила и на этот раз.
Остатков пирога оказалось маловато, даже после вчерашнего сытного ужина. Немного поразмыслив, Морган решил взять позавтракать где-нибудь в кофейне, а заодно и прогуляться по городу.
Как выяснилось уже через час, найти открытое рождественским утром заведение было той ещё задачкой. Работали только вездесущие БакБургерыс традиционными очередями на половину зала, грязноватыми столиками и запахом пережаренного лука, и Кофе-шейки, где не умели готовить не только маккиато или капучино, но и обычный эспрессо. Двери любимой паршивой забегаловки Джина, Цезаря, на которую возлагались особые надежды, также были закрыты. Только на балконе второго этажа курил в окружении заснеженных горшков с сухими петуниями высокий горбоносый мужчина со жгучими глазами настоящего итальянца. Когда Морган несколько раз для верности дёрнул ручку на себя, он стряхнул пепел с сигареты и перегнулся через перила:
Что-то рожа у тебя знакомая. Из постоянных?
Не совсем, честно признался Морган. Но с тех пор, как друг показал мне это место, частенько обедаю здесь.
Итальянец выдохнул в серое небо клуб дыма.
Что за друг?
Джин Рассел.
А, этот bastardo, ухмыльнулся вдруг итальянец. Погоди чуток.
Он затушил сигарету о перила и щелчком скинул окурок в цветочный горшок. Спустя полторы минуты в глубине кофейни брякнула щеколда, и дверь отворилась.
Заходи, amico, позвал итальянец и смачно зевнул. Дверь прикрой, только дармоедов по утрам мне и не хватало.
Морган задвинул громоздкую щеколду и пристроил куртку с шапкой на вешалке у входа. Пустой зал Цезаря выглядел совсем по-домашнему, как огромная гостиная в доме где-то на берегу моря, только слишком плотно заставленная столами, полосатыми диванами и продавленными креслами. Сам хозяин восседал на высоком барном стуле с чашкой кофе и читал газету, близоруко щурясь.
Сам себе нальёшь, ткнул он костлявым пальцем в сторону кофейника. Lambrosia Крепкий и сладкий, никакой вонючей дряни вроде мускатного ореха и ванили. Кружки там, у аппарата.
У кофемашины действительно высилась целая гора чистых чашекразного цвета и размера, словно хозяева Цезаря не закупили разом всю посуду, а привозили её постепенно из разных городов, клянчили у соседей и таскали с прилавков у рассеянных старушек на благотворительных ярмарках. Морган выбрал обычную белую чашку с блюдцем. На ручке у неё виднелся едва заметный скол, а снизу, на донышке алел прорисованный маркером иероглиф.
Дочкина любимая, признался итальянец, скосив на секунду глаза. Глотнул кофе, прикрыл веки и длинно выдохнул. Моя женачудовище. Красавица, конечно, но чудовище. Узнала вчера про любовницу пятилетней давности и поставила меня перед фактомили я ухожу спать вниз, или мои кишки украшают люстру. Santo cielo, каков темперамент
Мне посочувствовать? поинтересовался Морган, отпивая из чашки. Кофе и впрямь оказался изумительным, из аппарата такой не нацедишьадская смесь горечи, сладости и терпкости. От первого же глотка по коже словно электрический ток пробежал. Морган инстинктивно потянулся за одним из здоровенных бутербродов на блюде, запустил зубы в хрустящую хлебную корочку и только потом сообразил, что разрешения у хозяина не спросил.
Сочувствовать? Мне? Ещё чего, хмыкнул итальянец, сверкнув чёрным глазом из-под ресниц. У меня чудесная жена. Чудовищная. Не всякий может похвастаться тем, что рождественскую ночь провёл на диване внизу, э, amico? Да ты ешь, ешь спокойно, не отравлю. Это чиабатта с лучшими сушёными помидорами, маринованной грудкой, свежей рукколой и моим фирменным белым соусом. Пища богов, не то, что эта китайская merda.
Морган улыбнулся.
Почему же вы подаёте здесь китайскую еду, если настолько любите итальянскую?
Бизнес, детка, развёл руками он. Дёшево и популярно.
Некоторое время они пили кофе молча. Сэндвичи по-итальянски действительно получились божественнымив меру острыми, сытными, с тающим на языке соусом. Завтракать в компании незнакомцев Моргану приходилось и раньшев студенческие годы, когда он после какой-нибудь вечеринки первым просыпался в чужой квартире, на ощупь искал чистые стаканы на незнакомой кухне, а потом быстро готовил что-то незамысловатое вроде оладий или омлета. Разница была только в том, что сейчас угощали его.
А ты почему не дома в рождественское утро, amico? спросил вдруг итальянец.
Вблизи он немного напоминал Джинапо повадкам, конечно, не внешне. Щурился близоруко, так же проводил пальцем по кромке чашки или держал газету, цепким взглядом обшаривал помещение
Интересно, где можно приобрести такие привычки.
Проспал завтрак. И подумал, что оставшихся крошек мне будет маловато, легкомысленно ответил Морган, однако итальянец продолжал на него смотретьчёрными, непроницаемыми глазами. И в памяти обрывками закружились голоса, образы и сценыбелые руки Этель над клавишами фортепиано, недопитый кофе Дилана, хлопок автомобильной двери внизу, точно выстрел, слова Гвенда, да, конечно, заеду
заеду
Дело не в крошках, э, парень?
Итальянец наконец отвернулся и уставился в опустевшую чашку так, словно собирался гадать на несуществующей кофейной гуще.
Нет, произнёс Морган. Сделал ещё глоток густой, терпко-сладкой lambrosia, и по коже снова прокатилась щекочущая волна, на сей раз ничего общего не имеющая с кофеиновым возбуждением. В ушах звучала мелодия, которую накануне играла Этельта самая, нежная и воздушная часть, за которой следовала отчаянная и напряжённая. Вы когда-нибудь видели, как распадается семья? Не из-за трагедии или внезапной катастрофы, а просто потому, что время пришло? Общий дом вдруг перестаёт быть домом. Связи истончаются, а потом вообще исчезают. И самое мерзкое, что это
Он запнулся. Итальянец свистяще выдохнул, достал пачку и вытянул одну сигарету. А затем отправил обратно, щелчком, как тогда, на балконе.
Что это естественно, правильно. Так, amico?
Морган деревянно кивнул.
Да.
Итальянец глухо ругнулся сквозь зубы, всё-таки достал сигарету и закурил.
Я знаю, как это бывает. Как, думаешь, меня занесло в эту глушь? Santo cieloОн выдохнул дым в потолок и закрыл глаза. Всегда мечтал открыть свою забегаловку. Но не здесь. Не здесь А каждый раз, когда хочется всё бросить и послать к чертям, я вспоминаю, что произошло с моей прежней семьёй С обеими семьями. И иду мириться с Киу-Ю. У меня чудовищная жена. Просто чудесная Ты ешь, ешь. Куда мне одному столько, э, amico? рассмеялся итальянец вдруг и хлопнул его по плечу.
А Морган вдруг почувствовал себя так, словно знает этого человека давным-давно. И помнит его приезд в Форест, растерянный взгляд, окурки, брошенные мимо урны. Долгую, чёрную дорогу за спинойпалец на курке, тёмно-красные брызги на капоте машины, пластиковые пакеты с белёсым порошком, зелёное сукно на столе И женщину на дороге впереди, усталую, но очень красивую, которая представляется: Осенняя Луна, повторяет тихо: Киу-Ю.
Я совсем не знаю свой город, подумал Морган, чувствуя жжение под рёбрами. Но хочу знать. Весь. До конца. Каждого человека.
Денег за завтрак итальянец с него не взялфамильярно потрепал по волосам и заявил: за то, что amico терпел его болтовню, он-де готов и приплатить. Ещё и в дорогу сунул в руки бумажный стаканчик с тем самым божественным кофейным варевом.