Выпьешь за моих друзей, сказал он, криво улыбаясь. Они все уже давно на semeterio, а поминать их мне одному Они большего заслуживают, amico, хотя бы и доброго слова от такого славного парня, как ты.
Что такое semeterio, Морган не знал и полез выяснять, как только очутился в машине. Онлайн-словарь подсказал, что это кладбище.
По спине пробежали мурашки.
Он развернул старый план города и почти сразу нашёл то единственное место, где в Форесте хоронили мертвецов. На новых картах оно тоже было отмечено, хотя территория и выглядела меньше.
Там ведь и многие из нашей семьи похоронены, пронеслась шальная мысль в голове. Дядя Гарри, и другие тоже. А я туда не заглядывал лет пять Интересно, могила Фонарщика всё ещё цела?
Часы в нагрудном кармане протестующе заскрипели. Морган накрыл их ладонью, успокаивая чужое, механическое сердцебиение, и повернул ключ зажигания.
Сомнений, где стоит провести рождественский день, теперь не осталось.
Издали кладбище Фореста можно было принять за островок леса, невесть как затесавшийся в исторический район. Оно начиналось сразу за банком. Напротив располагалось кафе. Однако необычный вид не смущал ни посетителей, ни хозяев: заведение под скромным названием У Эльзы процветало лет сорок подряд, хотя загадочная особа, чьё имя красовалось на вывеске, наверняка давно переселилась за высокий кованый забор на другой стороне дороги. Попасть на кладбище можно было через главные ворота, около которых в будке традиционно дежурил пожилой смотритель, или через калитку напротив кафе.
Морган загнал шерли на банковскую стоянку, уже на улице допил последний глоток остывшего кофе и выбросил бумажный стакан в урну. Калитка была заманчиво приоткрыта.
Так, словно меня ждут.
Эта мысль ему не понравилась.
На первый взгляд казалось, что смотритель с душою относился к своим обязанностям. Основные дорожки были расчищены от снега, а по боковым тропинкам тянулись цепочки одиноких следов, точно каждый день он и впрямь обходил вверенную ему территорию и следил за порядком. Однако приглядевшись, Морган заметил, что следы были разнымиот тяжёлых женских ботинок, вроде тех, что обожала Кэндл, до детских кроссовок и классических мужских туфель. Участок, принадлежащий Майерам, находился в северном углу. Когда-то он прижимался к самой границе, однако теперь кладбище разрослось, и ограда отодвинулась на полсотни метров. Но громадный дуб, под которым по легенде похоронили первого мэра Фореста, до сих пор простирал ветви над старинными надгробными камнями. Многие памятникиа их здесь было несколько десятков, от огромных, в человеческий рост, мраморных ангелов, до едва заметных под снегом каменных прямоугольниковстояли криво.
Дядя Гарри говорил, что это из-за древесных корней, вспомнил вдруг Морган. Когда-то в детстве его пугала мысль, что тела умерших лежат в земле, пронзённые сотнями дубовых отростков. Но теперь это казалось даже немного романтичнымстать пищей для дерева и устремиться в виде соков вверх по стволу.
Он прошёлся по территории, на которую нынешней зимой не ступала, очевидно, нога ни одного из Майеров. Счистил снег со скромного полукруглого камня, отмечающего могилу Гарри, и провёл кончиками пальцев по вырезанным в граните буквам: Брату, которого я никогда не забуду. Вторая надпись, с именем и датами, так и осталась под снегом.
Интересно, хотел бы ты, чтоб мы нашли твоего убийцу? тихо спросил Морган. Я вот не уверен, что хочу этого. Но должен.
Камень молчал. От кофе во рту оставался кисловатый привкус. Морган уже собирался подняться и уйти, когда заметил за памятником тоненький прутик, торчащий из снега. Сначала принял за упавшую ветку, дёрнули понял, что это побег.
Находиться среди могил родственников дольше почему-то стало неловко. Морган наугад пошёл по тропинке, не выбирая направления. Могилу фонарщика не искал, но где-то в глубине души надеялся, что узнает её, если вдруг увидит. Некоторые из имён, высеченных на памятниках, выглядели знакомыми. Он отыскал нескольких родственников или однофамильцев Донны, помахал рукой помпезному склепу семейства Тигги, подумав, что предкам Кэндл по материнской линии такое приветствие больше пришлось бы по вкусу, чем что-либо иное. А потом, уже почти у самого выхода, взгляд зацепился за фамилию, выгравированную на проржавевшем металлическом конусе с крестом наверху.
Морган обошёл разросшийся куст жасмина, присел рядом с конусом на корточкии осторожно смахнул снег и ржавчину с продавленных букв.
Дэрри ОКоннор,
Ты любил правду сильнее, чем жизнь.
Но для нас ты был дороже, чем любая правда.
Покойся с миром.
Эпитафия была странной, словно тот, кто её составил, хотел сказать больше, чем могло уместиться на памятнике. Строку, где значились годы жизни, почти съела коррозия, но уцелевшие цифры говорили, что умер Дэрри ОКоннор не меньше сорока лет назад.
Хотя новостью после разговора с престарелой родственницей мемуариста это не стало, вид ржавого памятника подействовал на Моргана, как удар под дых. Накатило призрачное воспоминание: пожелтевшие страницы в руках, хрупкость и рыхлость старой бумаги, выцветшие чернила, чужеродные вставки в тексте
Пожалуй, впервые за всё время Морган остро ощутил, что его использовали.
Им манипулировали.
Его реакции предсказывали с унизительной лёгкостьюазарт, любопытство, желание докопаться до правды И в итоге он завяз в чужих тайнах так глубоко, что выбраться сам бы уже не смог.
Эй, Уилки, негромко позвал он, сжимая часы сквозь куртку. Дыхание вырывалось облачками серебристого пара. Ты ведь наверняка где-то поблизости Я не спрашиваю, зачем всё это. Уже усвоил, что ты не ответишь. Но, может, скажешь хотя бы, почему именно я?
В горле запершило. Морган сам не понял, когда сорвался на крик. Если тогда, в машине, когда он вскрыл пакет, который обещал просто передать отцу, его охватила холодная, расчётливая, деятельная злость, то теперь она была горячей, невыносимой беспомощной.
Об этом ты тоже спрашивал. Пусть и не у меня.
Морган развернулся на голос.
Уилки спокойно восседал на массивном памятнике через две могилы, привалившись к бедру каменного ангела. Без шляпы, зато в подаренном шарфе, намотанном поверх стоячего воротника пальтои от этого бурлящая злость немного поутихла.
Я не помню, соврал Морган, хотя помнил даже слишком хорошои свой вопрос, и проскользнувшее в ответе Шасс-Маре нас, от которого мурашки пробежали по спине. Он по-прежнему не ощущал себя кем-то особенным, зато обманутым и использованнымвтройне против прежнего. И не понимаю, зачем я мог тебе понадобиться настолько, что ты даже не ленишься посылать ко мне мертвецов с дурацкими мемуарами под мышкой.
Всё ещё упрямишься? с любопытством выгнул бровь Уилки. Похоже, даже у правильных мальчиков бывают плохие дни. А ты никогда не думал, что я тебя вовсе не выбирал?
Что?
Порыв ветра сорвал с памятника шапку снега и швырнул Моргану в лицо, заставляя инстинктивно зажмуриться. А когда удалось снова разлепить ресницы, то Уилки стоял уже вплотную к нему, так, что дыхание их смешивалось, а каждая искра света в золотистых глазах казалась ярче солнца.
То, что слышал, спокойно повторил Уилки. Ты ведь сам говорил, что помогатьв твоей природе, Морган Майер. Ты никогда не задумывался о том, сколько посетителей из тех, что приходят к тебе на приём, из тех, кому ты бескорыстно бросаешься на помощь, чьи исповеди и жалобы ты выслушиваешь, чьи недописанные романы читаешь, чью музыку, кое-как записанную на диск, слушаешь в машине Сколько из нихдействительно обычные, живые люди?
Морган вспомнилявственней, чем хотел бычереду бесконечно разных лиц, рук, голосов, и воздуха резко стало не хватать. Он задышал чаще и глубже, до боли в груди, но в ушах всё равно звенело, а свет в глазах меркнул.
Я не понимаю что ты
Нет, понимаешь, тихо возразил Уилки, придерживая его за плечи. Морган уткнулся лбом в колючую шерсть чужого пальто. Воздуха не хватало уже отчаянно, горло скрутило спазмом, кладбищенская земля колебалась под ногами, как огромные качели. Ты жаловался своей смешной подружке, что не унаследовал никаких талантов. Ни музыкального слуха, ни деловой хватки, ни творческой жилки, ни способностей к медицине. Однако ты получил нечто куда более важное. То, что из поколения в поколение делало твой род настоящими хозяевами этого города.
За тк х-ха-а
Вместо грубого заткнись из глотки у Моргана вырвалось жалкое подобие придушенного кашля. Земля ткнулась в колени.
И здесь нет никакого волшебства. Ты любишь этот город, чувствуешь ответственность за негои он откликается, правильный мальчик Морган Майер. И если ты рискнул ночью остановиться у обочины, чтобы подобрать подозрительного бродягу, то почему бы давно погибшему старику не навестить тебя и не ответить на некоторые скользкие вопросы? Тем более что он действительно мечтал о том, чтобы его мемуары прочитал хоть кто-то.
Морган не хотел этого слышать.
Ощущение дурноты будто бы спрессовалось внутри в нечто физически ощутимоерасплавленный пластилин, медленно заполняющий грудную клетку. Мысли превратились в жуткую мешанину образов, белый шум, только внутри головы. Но когда показалось, что больше терпеть невозможно, Морган с необыкновенной ясностью осознал: Уилки не лгал. По крайней мере, сейчас.
Я догадывался. Догадывался ещё тогда, когда забирал мемуары у старика. Или даже раньше. И убегать от знания в гнев, злость или дурноту будет трусостью. А я не боюсь ничего. Ничего
Стоило проговорить это про себяи сразу стало легче.
Мир вокруг начал проясняться. В нём всё было по-прежнему: ряды памятников, серое небо в облаках, бледное пятно солнца Только зима куда-то исчезла. Уилки стоял на коленях рядом с Морганомзеркально отражая позу, поддерживая за плечи и не давая ему упасть на землю. Земля была тёплой; снег куда-то подевался, зазеленела трава, и загорелись ярко-жёлтые цветы в плоских розетках одуванчиков. У заржавевшего памятника Дэрри ОКоннору покачивалась на ветру наперстянка, усыпанная ярко-алыми цветами.
Тишина вокруг была какой-то особенной, интимной, и от этого становилось не по себе.
До того, как подобрать тебя на обочине, я в больницу заглядывал раз в пару лет, если не реже, признался Морган только для того, чтобы не молчать. А сейчас постоянно в полуобморочном состоянии. То из-за теней, то из-за детей-полукровок, то из-за выпивки Шасс-Маре Сейчас вообще на ровном месте отключился. Ты на меня плохо влияешь.
От панической атаки никто не застрахован, пожал плечами Уилки, хотя взгляд у него был слишком цепким и напряжённым для такого небрежного тона. Обычное явление. Особенно в стрессовой ситуации.
Листаешь на досуге медицинские справочники? с вызовом поинтересовался Морган.
Надо же что-то делать между распродажами, едко откликнулся Уилки и мстительно ущипнул его за щёку.
Морган почувствовал, что к лицу приливает жар.
Ты мысли не читаешь случайно?
Что-то мне подсказывает, что ответ на этот вопрос ты на самом деле знать не хочешь, снисходительно ухмыльнулся Уилки и отстранился, поднимаясь. Возвращайся домой, Морган. А если действительно решишь, что готов узнать всёотдай своё имя Шасс-Маре.
Он отступил на шаг. Морган инстинктивно попытался ухватить его за полу пальто, но промахнулся. Ткань просочилась сквозь пальцы, словно туман.
Злость была солоновато-металлической на вкуспочти как кровь из прокушенной губы.
Бросаешь меня, значит? Уходишь от ответа? Эй!
Но если Уилки и был где-то поблизости, он предпочёл не откликаться. Жизнерадостная зелень молодой травы на оттаявшем пятачке быстро скрывалась под ледяной коркой. Жёлтые солнышки одуванчиков безропотно вмерзали в наст, и лишь один цветок из последних сил напрягся, сжал в кулак слабые лепесткии через несколько секунд разлетелся облаком семян.
Стуча зубами от холода, Морган выбрался с кладбища. Шерли завелась не сразу, и хорошего настроения это не прибавило. Чтобы немного отвлечься, он выкрутил наугад радио, ловя волну. Сперва слышались только хрипы и треск, но затем сквозь них пробился голос Джона Хукера под знакомые аккорды кантри-блюза.
Опятьпростонал Морган, беспомощно откидываясь на спинку кресла. Он нарочно, что ли?
Однако заподозрить давно умершего музыканта с другого континента в преследовании было слишком даже для такого дурацкого дня.
Дома, впрочем, расслабиться также не удалось. Этель спала наверху, сославшись на головную боль. Годфри расхаживал по гостиной, отчитывая секретаря по телефону. Речь шла о прибытии какого-то инспектора из столицы и о том, что никто не готов.
Надеюсь, ничего незаконного? в шутку поинтересовался Морган, перегнувшись через перила. Горло саднилото ли от крика, то ли от ледяного воздуха.
Разумеется, нет, брезгливо поморщился отец, прикрыв трубку пухлой ладонью. Волшебство взаимопонимания рассеялось, не прошло и дня. Ступай наверх. У меня важный разговор. И, возможно, вечером тебе придётся отвезти кое-что в офис, мне нужно быть на одном мероприятии, и я не успеваю.
Всё возвращается на круги своя.
Это было ожидаемо, но обидно?
Конечно, пап, вздохнул Морган и начал подниматься по лестнице. До него донёсся обрывок фразы:
и нужно вызнать, кто нашептал в столицу. Да. Нет, Кристин пока извещать не нужно, справимся сами
У Моргана холодок пробежал по коже.
А ещё вспомнилось почему-то: о том, что Кристин Хангер купила башню, знала только Шасс-Маре. Уилки он ничего не рассказывал.
Глава ХII
Если до праздников в мэрию ещё заглядывали посетители, то на следующий день после Рождества даже городские сумасшедшие предпочли остаться дома. Оакленд по традиции ушёл в мини-отпуск на три дня, чтоб подольше побыть с семьёй. Ривс отбил коротенькое сообщение с благодарностью за подарки и предупредил, что слегка задержитсяэто означало, что нагрянет он только после обеда.
Морган же заявился на работу первым, когда и девяти утра не было. Перебросился парой слов с уборщицей-индианкой, с тоской оглядел прибранный накануне выходных столдокументы лежали в идеальном порядке. Проверил вместо Ривса электронную почту, распечатал пачку писем и приготовился скучать в приёмной с чашкой апельсинового капучино, косясь из-под полуприкрытых век на улицу за стеклянными дверьми.
Но не тут-то было.
Звякнул колокольчик со служебного входа, пробасил что-то приветственное охранник, и Кэндл влетела в зал, как бракованная шутихав толпу, производя такой же хаос и разрушения. Разве что искры с неё не сыпались.
Сидим? Бездельничаем? хрипло поинтересовалась она. Помада была смазана, тушь с ресниц перекочевала на веки и скулы, но Кэндл это не смущало. Черти-сковородки, как же есть хочется Слушай, раздобудь мне что-нибудь? И выпить заодно. То есть попить, поправилась она, глянув на часы. Кофе покрепче, например. Я на пять минут отлучусь, умоюсьи вернусь, лады?
Хорошо, кивнул Морган, стараясь хранить невозмутимое выражение лица. Получалось, кажется, не очень. Ты не ночевала дома?
Что? А, нет, откликнулась Кэндл уже с лестницы, обвисая на перилах. Я столько не пела ну, не знаю, лет десятьточно. Лучшее Рождество в моей жизни. Ангел мой, шевели окорочками. Ты мне, между прочим, должен всего себя и коньки в придачу, а я прошу о ничтожном завтраке, жалобно напомнила она, глядя исподлобья.
Морган хмыкнул, повесил на окошко табличку Технический перерыв и отправился в свой кабинетделать заказ в Цезаре. После долгих семи гудков трубку сняла женщина с сильным акцентом. Вкусы и предпочтения клиента её интересовали мало, а вот характер и привычки того, кому предназначался завтрак, она выспросила досконально и заключила, что идеальным дополнением к кофе станет мятный сироп и солёная карамель.
А он точно будет горячим? осторожно поинтересовался Морган, прикинув расстояние до Цезаря. Может, ограничимся салатом и рисовыми пирожными?
О том, что кофемашина в офисе есть, он умолчал и теперь сожалел.
Не извольте сомневаться, сахарно ответила загадочная леди на другом конце провода. Главноеоткройте коробку только перед тем, как накрыть на стол, не раньше. И, кстати, заплатить курьеру лучше наличными.
Обещанный заказ доставили сказочно быстро, минут через пятнадцать. Привезла его дочь владельца, та самая официантка, похожая на ниндзя. Наличные она запихнула в задний карман чёрных джинсов и молча поклонилась. Простая картонка-домик никак не походила на мистический агрегат, способный долго сохранять кофе горячим, но когда Морган распотрошил её на столе у Кэндл и содрал наклейку со стакана, то едва не обжёгся.