Разве мы плывем не в Рон-Руан? изумился Нереус.
В Стангир, малыш, живо откликнулся итхалец. Без паруса. Против течения. Помолись, чтобы твои руки теперь работали не хуже, чем задница в постели сарачонка.
Да пошел ты, дядяпроцедил островитянин.
Встать! рявкнул помощник комита[13]и невольники покорно поднялись на ноги. Полный ход!
Визгливый свисток резанул по ушам.
Актуария покидала порт Таркса на всех двадцати веслах. Рабы гребли спокойно, размеренно, без спешки. Следуя примеру более опытных в морском деле невольников, геллиец старался расположиться поудобнее, используя упор для ног и плавно вытягивая руки вперед. Начинался долгий и тяжелый путь на восток.
Нереус пробовал совместить дыхание с ритмом гребли и ни о чем не думать. Непрерывные, монотонные движения изматывали. В голову, против воли, упрямо лезли отрывочные воспоминания
Была поздняя осень, его десятая осень и первая на вилле Морганов. Погода стояла пасмурная, дул прохладный ветер и море потемнело в предчувствии грядущих штормов. Нереус и еще два мальчишки-невольника гуляли по пляжу, сопровождая Мэйо. Они бросали камни в воду, проверяя, кто закинет округлый булыжник дальше других. Сейчас геллиец не смог бы припомнить, с чего начался разговор о плавании и кто первым предложил устроить состязание по нему.
В моих жилахкровь зесаров! Сам Вед будет держать меня на воде! хвастливо заявлял поморец. Я поплыву быстрее вас и так далеко, как никто не заплывал!
Не долго думая, мальчишки разделись и с разбега прыгнули в нахлынувшую на берег волну. Они плыли вразмашку, борясь с течением и отфыркиваясь, когда соленые брызги попадали в носы.
Выросший на море Нереус чувствовал себя в нем, как рыба: небольшие волны поднимали и плавно опускали его, а под более крупные он подныривал, делая глубокий вдох. Островитянин находился чуть позади Мэйо, стараясь не обгонять нобиля. Два других невольника, мальчики помладше, еле барахтались, безнадежно отстав от них.
Юный хозяин начал сопеть, выбиваясь из сил, но упрямо продолжал грести, вскидывая руки над водой. Нереуса охватило беспокойство. Он обернулся и увидел, что полоска пляжа стала едва различимой, а головы соперников напоминали крошечные точкирабы возвращались, решив без предупреждения прекратить соревнование.
Хозяин! позвал геллиец. Они сдались!
Значит, битва один на один! выплевывая воду, откликнулся поморец.
Как ни хотел бы Нереус показать свое превосходство, рабу надлежало проявлять осторожность, соперничая с господином, ведь наградой за победу могла стать смерть. В Геллии невольники имели больше прав и гарантий, чем в любой другой части Империи. Там предпочитали воспитывать, прививая уважение, а не страх. В Тарксе дела обстояли по-иному. Носивший ошейник считался хуже скотины, и собственник мог поступить с ним как вздумаетсяоскорбить, ударить, нанести увечье или лишить жизни.
Вскоре Нереус устал бороться со стихией и искал удобный предлог, чтобы закончить состязание. Его не на шутку беспокоил усиливающийся ветер и большое расстояние, которое придется преодолеть на обратном пути. Гребни волн поднимались все выше, создавая белую клубящуюся пену.
Неожиданно Мэйо закричал и с головой ушел под воду.
Господин! островитянин испуганно шарил взглядом вокруг, ища его.
Вынырнув, поморец зашипел от боли, он был бледен и на грани паники:
Моя нога! Она горит огнем!
Вас ужалила четырехпалая?
Кто?!
Слюдяная медуза!
Не знаю! Не могу пошевелить ногой! сердце мальчика неистово колотилось, он начал задыхаться, охваченный безотчетным страхом. Я тону! Тону!
Нереус подплыл к нему:
Хватайтесь за мое плечо!
Я тону!
Нет, господин! Пожалуйста, господин!
Поморец словно не слышал мольбы раба. Отпрыск сара колотил руками по волнам, развернувшись к ним боком. Не выдержав, геллиец решился на отчаянный шаг и обратился к нобилю по имени:
Мэйо! Все хорошо! Успокойся!
Мне больно его губы посинели и дрожали.
Ногти хозяина впились в плечо Нереуса с такой силой, что он непроизвольно поморщился.
Нужно возвращаться. Держись крепко, я тебя вытащу!
Собрав волю в кулак, невольник поплыл к берегу. Его мышцы ныли от напряжения и усталости. Не осилив и трети пути, геллиец лег на воду и повернулся лицом к господину:
Как ты?
Все болит И голова кружитсятонкие пальцы поморца ни на миг не отрывались от загорелого плеча раба.
Потерпи чуть-чуть. Я отдышусь и мы поплывем снова. Тебе нужен лекарь.
Еще так далеко до земли...
Вед поможет нам. Ты сам говорил. Он не даст тебе погибнуть.
Мэйо впервые за несколько месяцев их знакомства посмотрел на Нереуса с теплотой:
Пока мне помогаешь один ты. Если утонешь, я недолго протяну.
А если утонешь ты, меня распнут на кресте.
Щека поморца нервно дернулась.
Я думал, невольник обязан любить хозяина и по зову сердца защищать его от опасности.
Мое тело принадлежит тебе, духбогам, а сердцеродине.
Волна накрыла мальчишек с головой.
Ты любишь меня? громко спросил поморец, кашляя и отхаркивая воду.
Нет!
Почему?
Плывем! отвернулся геллиец.
Ответь! Я приказываю!
Я не оставлю тебя. Тыхороший господин. Но случись со мной беда, на чью помощь рассчитывать мне?
Мэйо не ответил. Он замерз и стучал зубами.
До суши оставалось не меньше двух полетов стрелы, когда силы окончательно покинули раба.
Держись, сколько сможешь, прошептал он. И прости мою дерзость.
Нереус!
Нужно бороться, Мэйо. До конца. Пока борешьсяты не проиграл.
Нереус, нобиль поглядел вдаль. Я вижу людей! Они спешат к нам по берегу. Смотри!
Глаза светловолосого раба были закрыты. Он едва дышал.
Смотри же! Мы спасены!
Невольники с виллы сара вытащили мальчишек из воды. Сына градоначальника бережно отнесли до дороги и уложили в большую открытую повозку, укутав покрывалом. Геллийца выволокли под руки. Надсмотрщик приблизился к нему и грубо схватил за шею, что-то выспрашивая.
Нереуса сюдаМэйо ткнул указательным пальцем рядом с собой.
Рабы удивленно переглянулись, решив, что юный хозяин бредит.
Быстро! выкрикнул он, срываясь на визг.
Островитянина тотчас привели и уложили на рэду[14] возле господина. Нобиль поделился с ним покрывалом и обнял с нежностью, свойственной маленьким детям, прижимающим к груди любимую игрушку, которая дарит им чувство защищенности и безопасности.
Две лошади, подгоняемые бичами, пошли рысью, и от тряски боль в ноге Мэйо усилилась. Он жалобно всхлипывал, не желая отпускать от себя Нереуса. Раб, как мог, успокаивал господина, держа его за руку и пытаясь согреть своим телом.
Они забыли обо всех условностях и говорили на равных, радуясь, что живы, что под покрывалом тепло и что в доме скоро обед. Это счастье, наивное и хрупкое, сплотило их, связало узами странной недозволенной дружбы, которую приходилось скрывать от окружающих. Тогда Нереус впервые узнал иного Мэйо. При множестве недостатков поморец обладал светлой душой и отзывчивым сердцем
Галера причалила в порту Стангира незадолго до темноты. Рабам всучили по куску хлеба и расположили на ночлег в складском сарае. Нереус сразу завалился спать, кое-как свернувшись и подложив под спину старую ветошь.
Толком отдохнуть геллийцу не удалось. Едва забрезжил рассвет, невольников выгнали перегружать имущество сара с актуарии на военную триеру[15]. Экипаж огромного судна состоял из свободных людей и вольноотпущенников. Допускать к веслам рабов на боевых кораблях запрещалось. Это сильно огорчило юношу: он предпочел бы еще потрудиться гребцом, чем плыть запертым в темном, вонючем трюме. У островитянина не истерлись из памяти страшные картины путешествия от Старты в Таркс: затхлый воздух, смрад, грязь и крысы внутри гигантского деревянного брюха. При мысли о нем руки Нереуса непроизвольно начинали дрожать.
Когда кладь была уложена, он увидел поднимающегося на борт триеры Мэйо. Поморец шел один, все время озираясь, точно кого-то искал. Островитянин ловко обогнул пустую бочку и влез повыше, надеясь попасться на глаза хозяину. Нобиль остановился и призывно махнул рукой.
Проскользнув мимо надсмотрщика, геллиец смиренно предстал перед господином.
Проклятье! ворчливо сказал Мэйо. Не понимаю, с какой стати отцу вздумалось тащить меня в очередной захолустный городишко, вместо того чтобы прямиком направиться в столицу. Надо было ехать по сушеплелись бы до самой зимы.
А где он сейчас?
Возносит молитву в храме Тревоса. Надеется, что сын Веда явится мне и наставит на верный путь.
Вы примирились?
Не совсем. Отец по-прежнему требует глубокого раскаянья, в то время как я желаю всего лишь уберечь уши от нудных поучений и семейных историй о великих пращурах, чьи подвиги должны послужить мне уроком, словно именно ради этого они и совершались.
Храмовники уже принесли очистительную жертву, обмазали мачту кровью и отдали морю баранью тушу, геллиец облизнул пересохшие от волнения губы. Скоро рабам велят спуститься в трюм
Что с твоим голосом? насторожился поморец.
Господин, дозволь еще немного постоять тут Внизу будет жуткая духота, наверно, поэтому воздух кажется мне теперь особенно чистым и свежим.
Тебе страшно! догадался Мэйо, резко шагнув вперед.
Островитянин сгорбился, втягивая голову в плечи:
Прости эту слабость, господин. Я поборю ее. Клянусь колесницей Веда.
Отец не разрешит оставить тебя на палубе, печально сказал нобиль. Дурацкие правила ему дороже всего прочего.
Если ветер окажется благоприятным, мы достигнем Рон-Руана за четыре дня. Не такой уж долгий срок Небожители сберегли меня тогда, на корабле работорговцев, сохранят и сейчас.
Рука хозяина крепко сжала предплечье невольника.
Я что-нибудь придумаю, и ты будешь ночевать в нормальных условиях, а не в цепях.
Господин, с мольбой простонал Нереус. Зачем снова идти против законов? Смирись с неизбежным и освободи помыслы от лишних тревог.
Мэйо загадочно улыбнулся. Выражение его лицасамодовольное и коварноене предвещало ничего хорошего:
Наши законы одних обеспечивают благами, а другихобязанностями, и в этом есть главный источник несправедливости, перед которой бессильны даже Боги!
Надеюсь, ты не собираешься теперь нарядиться Тревосом? тихо спросил островитянин.
Поморец беззаботно отмахнулся:
О, нет! Морякикрайне суеверный народ и, если обман раскроется, точно выкинут меня за борт. К тому же дважды рассказанная шутка не так веселит, правда?
Ради всего святого, господин, оставь эту опасную затею! Здесь же не Таркс
Поэтому следует крепко подумать об осторожности, нобиль нравоучительно поднял указательный палец. Чем я и займусь.
Надсмотрщик проводил геллийца к спуску в трюм. Запястья раба сковали тяжелыми кандалами и швырнули его во тьму, к таким же несчастным, вынужденным кое-как размещаться в ужасной тесноте.
Здесь никто не разговаривал, и оттого казалось будто вокруг вместо людейрастворенные среди мрака тени. Время ползло медлительной улиткой. Бездействие выматывало хуже самой тяжелой работы. Нереус не пытался размять затекшие мышцы, только изредка шевелил руками, чтобы хоть на мгновение избавиться от мучительного давления оков. Заснуть не получалось. Островитянин мысленно повторял молитвы и гимны, надеясь с их помощью обрести душевный покой. Геллиец знал, что главное унижение еще впереди
Вечером рабов подняли на палубу и заставили танцевать. Это развлекало моряков, а невольникам, как считалось, позволяло сохранить в пути физическую крепость.
На родине Нереуса танец являлся особым ритуалом, имевшим глубокий религиозный смысл или служившим для передачи сильного чувства, яркой эмоции. Теперь же подавленный юноша несуразно топтался, пропуская мимо ушей едкие замечания зрителей. В таком настроении он едва ли мог изобразить приятные глазу движения.
Через пару минут геллиец почувствовал на себе ободряющий пронзительный взгляд и тайком улыбнулся. Мэйо стоял рядом с отцом на корме, приосанившись и излучая довольство.
Ощутив так необходимую сейчас поддержку, Нереус расправил плечи, горделиво вскинул подбородок и пустился в пляс широко, не жалея сандалий. Он знал, что именно такое веселое буйство всегда нравилось молодому поморцу.
Хозяин оценил старания раба. Мэйо вытянул губы, будто вознамерился поцеловать геллийца, хотя расстояние между ними составляло больше тридцати шагов. Островитянин не мог слышать, что сказал отпрыску Макрин, и ошибочно полагал, будто отец с сыном наконец обрели утраченное согласие.
Публичное выражение телесной симпатии к невольнику и демонстрация чувственного влечения к нему умаляет твое достоинство, Мэйо, сухо заметил сар.
Я выразил одобрение, а не симпатию, смело ответствовал родителю черноглазый юноша. Если бы хотел намекнуть на нечто большее, то поступил бы так
С темной ухмылкой он недвусмысленно качнул бедрами взад-вперед.
Ты можешь не раздражать меня хотя бы один вечер? Макрин положил руки на пояс. В твои годы я уже помогал вести дела на вилле и заботился о приумножении семейного богатства. Имея склонность лишь к выпивке и распутству, кем видишь себя в будущем?
Философом.
Бродягой-пустомелей? Желаешь за медяки кривляться перед толпой невежд?
К чему эти вопросы? Все решено и без меняс кем вступлю в брак, кто особняк подарит, куда пошлют служить
Неблагодарный, пожилой нобиль смерил отпрыска осуждающим взглядом. У единиц есть то, что ты имеешь. И этого, оказывается, мало! Вокруг чего парят твои желанья?
Ищу любовь, но не могу сыскать.
Я так и думал, с досадой произнес Макрин. В твоей головеодна похоть!
Нет, оставшись в очередной раз неуслышанным, Мэйо дал волю злобе. Там еще ветер и морская пена.
Нереус уловил опасное настроение хозяина, но был бессилен повлиять на ситуацию. Невольника снова отправили в трюм.
Закат догорал и триера встала на якорь у берега. Большинство моряков покинули корабль. Промаявшись с час, островитянин задремал. Его разбудил зычный окрик гортатора[16]:
Геллиец Нереус! Вылезай! Живо!
В лилово-фиолетовых просветах туч мерцали звезды. Оголенная мачта издалека напоминала устремленное к небу гигантское копье, наконечник которого терялся среди укрывшей залив матовой темноты. Ежась спросонок, раб молча следовал за командиром гребцов. Тот приказал сидящему возле наковальни моряку сбить с островитянина кандалы и грубо велел ему:
Иди быстрее!
Куда мне надлежит идти? уточнил юноша.
К хозяину. С ним приключилась беда.
Огорошенный этим известием Нереус в мгновение ока добежал до палубной надстройки, где ночевал молодой нобиль. В маленькой комнатке на узком лежаке валялся Мэйобледный, потный и хрипло дышащий. Волосы поморца разметались по подушке. Лицо исказилось страданием. Левая рука судорожно мяла край тонкого одеяла, праваябезжизненно свисала с постели.
Возле масляной лампы стоял сар Макрин. Он выглядел постаревшим и более изможденным, чем обычно. Рядом с градоначальником мраморным изваянием замер триерарх[17], тоже немолодой, благородных кровей мужчина.
Почтительно согнувшись, геллиец шагнул мимо них и быстро опустился на колени. Он осторожно взял хозяина за кисть, поцеловал его горячие пальцы и аккуратно положил ладонь поморца себе на голову.
Мэйо погладил раба по волосам с бережностью, которую почти никогда не проявлял к вещам.
Такое уже случалось во время зимних гроз, откашлявшись, сказал Макрин. Врачи объясняют его кошмары и странные видения тяжелым душевным расстройством. Оттого он не вполне дает отчет в своих поступках
Мои познания лекарской науки весьма ограничены, насупился триерарх. Однако это похоже на «Поцелуй Язмины».
Островитянин напряженно сглотнул. Он неоднократно слышал о загадочной болезни, поражающей лишь мужчин знатного происхождения. Она вызывала фобии, мнительность, приводила к бесплодию и преждевременной кончине, чаще всегосамоубийству. Тревога сильнее сдавила горло Нереуса.
Да, помявшись, согласился Макрин. К сожалению, от «Поцелуя Язмины» нет противоядия, возможно только облегчить страдания чем-то приятным. Мэйо любит животныхособенно лошадей и собак. Я дарил ему лучших скакунов, а жена посчитала, будто говорящая безделица доставит сыну больше радости. Мальчику и вправду нравится возиться с этой игрушкой: наряжать ее, кормить с рук, повсюду таскать за собой.