[11] Пинакотекакартинная галерея.
[12] Пифос (греч. pithos)древнегреческий глиняный яйцевидный сосуд для хранения зерна, воды, вина и пр., высота до 2 м.
[13] Олисб, олисбос, баубонпрообразы современных фаллоимитаторов.
Глава 6
Глава шестая.
Гоняйтесь за дикими зверями сколько угодно: эта забава не для меня.
Я должен вне государства гоняться за отважным неприятелем,
а в государстве моем укрощать диких и упорных подданных.
(Петр Первый)
Прощальная церемония началась с восходом. Жрецы под предводительством Эйолуса зажигали свечи, окуривали вестибюль дворца пахучим дымом и раскладывали цветы, завершая последние приготовления перед выносом тела Клавдия. Понтифекс Руф держался в стороне, не принимая участия в этой суетливой толкотне, сопровождавшейся пением нений[1]. Паукопоклонник молился сидя, держа руки накрест, что означало неутешное горе.
Мертвец лежал ногами к выходу на отделанных слоновой костью носилках под палудаментумом и пурпурной с золотой бахромой тканью. Рабы обмазывали ладони покойного кедровым маслом, солями и амомом[2], препятствующими гниению. Лицо зесара все еще скрывала погребальная маска.
У дверей толпились невольники с еловыми и кипарисовыми ветвями, глашатаи, музыканты, факелоносцы и нанятые плакальщицы. Промеж них сновал распорядитель похорон, негромко раздавая приказы. Он ждал появления Мамурры, его свиты мимов, танцоров и хора сатиров, которым предстояло исполнить сиккиниду[3] прямо на ступенях дворца.
По лестнице спустились прислужники с картинами, изображавшими деяния Богоподобного, восковыми масками предков зесара и исписанными двустишиями лентами, после чего в огромном вестибюле стало невыносимо тесно. Воздух, пропитанный запахами горящей смолы, ладана и шафрана, казался горше полыни.
Первожрец Туроса дал знак распорядителю и рабы открыли тяжелые двери, пропуская вперед глашатаев. Мужчины надели на головы капюшоны, платки и шерстяные повязки.
После мероприятий, запланированных на Дворцовой площади, носилки Богоподобного должны были отнести на Форумную. Там уже возвышалась ростра[4], с которой советникам, архигосам, анфипатам и прочим государственным мужам высочайшего ранга надлежало произнести хвалебные речи. Рядом был возведен двухступенчатый помост для хоревтовсотне знатных юношей, удостоившихся чести публично исполнить прощальные Гимны.
Затем процессию ожидали на Храмовой площади, где культисты накрыли столы для раздачи пищи всем желающим. Оттуда под охраной вооруженных копьями легионеров тело павшего зерара долженствовало отбыть к последнему пристанищумраморной четырехугольной гробнице со сводчатым, расписным потолком. Душа же отправлялась в путешествие по иному миру, уже не слыша ни скорбного плача, ни веселых шуток живых.
Понтифекс молча следовал за носилками неподалеку от музыкантов: флейтистов, трубачей и горнистов, опережавших вопящих, рвущих на себе волосы и царапающих ногтями лица плакальщиц.
Наступил девятый час утра. Сатиры в трико телесного цвета с хвостами, бородами и рогатыми масками кривлялись, подпрыгивая. Один из них всячески корячился, оттопыривая зад, по которому с чувством хлопал изображавший Клавдия архимим Мамурра.
Это похабное действо отвлекало Руфа от размышлений о грядущем. Вечером Тацит окончит многодневную молитву, Паук примет в свои объятья Богоподобного и назначит нити, которые вскоре будут перерезаны Тягостные предчувствия мучили Плетущего Сети. Что-то уже шло не так В его тщательно создаваемой паутине имелась брешь. Понтифекс не мог ее обнаружить, но ощущал незримое присутствие рядом Зла, которое, таясь, тянуло к нему холодные, черные пальцы
Племянник наместника Именанда, шестнадцатилетний Сефу Нехен Инты, седьмой царевич Земли и Неба обладал поджарым мускулистым торсом воина и красивым, немного вытянутым лицом.
Эбиссинец носил парик, поверх которого был наброшен кусок прозрачной ткани, прикрепленной к золотому обручу в форме поднявшей голову кобры. Глаза и брови Сефу очерчивали жирные линии, нанесенные краской из перетертого в порошок кохля[5]. Губы покрывала темно-вишневая помада. Тени из свинца, меди и малахита придавали взгляду таинственность. Массивные серьги имели вид ширококрылых птиц, почти касающихся длинными хвостами легкой накидки на бронзовых от загара плечах молодого царевича. Его ускх[6], браслеты и перстни переливались на солнце. Юноша облачился в несколько схенти, закрепленных на талии невероятно дорогим поясомподарком Именанда. Расшитая золотом обувь эбиссинца отличалась закрученными кверху носами и витыми пряжками. Траурная лента из плиссированной ткани на груди Сефу была скреплена застежкойянтарным жуком-скарабеем.
Посол южной колонии сидел в паланкине, окруженный охраной и свитой, поглядывая то на пустующую пока ростру, то на занимающих свои места хоревтов, то на собравшуюся попрощаться с Клавдием толпу горожан. Соколу предстояло выступить с похвальной речью, насквозь лживой, так как он не был знаком с усопшим и ничего хорошего о нем сказать не мог. Именанд уважал силу Империи, славу ее оружия, однако правителей считал надменными и недальновидными.
Едва прибыв в Рон-Руан, Сефу получил множество приглашений в дома местной знати и теперь раздумывал, к кому заявиться вечером, после поминального ужина.
Нобили стекались на Форумную площадь в богатых повозках и лектиках, занимая кресла у трибуны. Там встречались старые знакомые, слышались приветственные возгласы, сопровождаемые крепкими объятьями, дружескими поцелуями и рукопожатиями.
На некоторое время эбиссинец отвлекся, разглядывая свое отражение в серебряном зеркале, а когда снова окинул жадным взором площадь, не смог скрыть удивления. Темно-карие глаза царевича вспыхнули от неподдельного интереса, крашенные охрой ногти хищно сдавили край занавески.
Горожане расступались, пропуская идущего с запада черноволосого юношу. Он простирал вперед руки, точно вознося молитву Веду, и милостиво кивал восхищенным квиритам. Когда нищие бросались к его ногам, раб-геллиец, сопровождавший брюнета, швырял на землю мелкие монетки. Сиреневая туника выдавала в незнакомце человека знатного и лучших кровей, но ни ликторов, ни телохранителей при нем не наблюдалось.
Сокол Инты был в восторге от щегольской поступи нобиля, его смелости и непринужденности, изящных жестов и уверенных манер.
Кто это? громко спросил Сефу, высовываясь из паланкина.
Слуга-номенклатор[7] втянул голову в плечи и боязливо ответил:
О, Солнцеликий Владыка Земли и Неба, Простирающий Длани Над Тростником, Повелевающий Водами Инты, Парящий Над Пустынями, Немеркнущий, перед тобою смертный, родом из Поморья, облаченный в цвет Правящего Дома, единственный сын почтенного отца
Имя? требовательно перебил царевич.
Полагаю, что это Мэйо, наследник сара Таркса, Макрина из Дома Морган, подсказал Юба, внук чати[8] Таира и давний друг Сефу. Он был в списках хоревтов от будущих Всадников первой рон-руанской медной турмы.
Я вспомнил! улыбнулся Сокол. Нам предстоит служить вместе. Киниф нелицеприятно отзывался о нем.
Да, подтвердил Юба. У этого поморца дурная репутация. Вам рекомендовано избегать бесед с подобными людьми.
Как ты находишь его поступок? Идти пешком сквозь толпу немытой черни, которая может принять радушно и тотчас бросить в спину камни!
Весьма странный, но вызывающий долю уважения способ громко заявить о себе в столице.
О чем он думал в тот момент? Сефу решительно взял кинжал и закрепил оружие на поясе. Хочу это узнать.
Привести сюда поморца? застыв в поклоне, уточнил Юба.
Нет. Нужно следовать местным обычаям. Я сам поднимусь к хоревтам и пропою вместе с ними Гимны, таким образом выказав большое уважение к покойному. Нас ждут тяжелые переговоры, и хорошо, если люди, вспомнив мой жест доброй воли, примут в них сторону Именанда.
Я не могу отпустить вас одного, без охраны
Перед тобой бессмертный воин, червь! Сокол гордо задрал подбородок. Повелеваю ждать меня здесь.
Выбравшись из паланкина, царевич двинулся через площадь крепкой, размеренной походкой. Сохраняя величавую осанку, он взошел на помост и встал во втором ряду, у левого края, близ весело повествующего о своих приключениях Мэйо.
Поморец был на ладонь ниже рослого эбиссинца, строен и гибок, как лоза. Лицо черноглазого юноши сияло от довольства.
Соратники! вдохновенно говорил сын Макрина. Клянусь вам честью, эта напудренная гетера хоть и берет втридорога, но суха, как барханная гряда! Возжелавшего испить ее сок, подобно мне, ожидает горчайшее разочарование. Ее ныне увядшие бутоны, вероятно, начали цвести еще задолго до рождения того, кого сегодня мы пришли похоронить! Промыкавшись с ней два часа, я уже направился к выходу, но по пути случайно заглянул в малый зал, где прибирались после оргии. Вед Всемогущий, милостивый Бог, там была девушка, прелестнее чем все нимфы разом. Такая нежная и хрупкая, с невинными очами и кротостью, поникшего цветка. Я протянул к ней руки, заключил в объятья и целовал, дойдя до исступления. Она дрожала, как овечка во время первой стрижки, краснела, задыхалась и вся обмякла, но не противилась ни пальцам, ни губам. Я подхватил ее донес, до ложа и Сперва она смущалась, а затем ответила на ласки. То был фонтан, хлестало, словно у кувшина с теплым молоком пробило дно. Наимощнейшие потоки: ее и мой, вода и лава соприкоснулись, мы закричали, мир заволокло туманом. Пусть провалюсь на месте в царство Мерта, если сейчас сказал хоть слово лжи! В ее подол я высыпал все деньги, что прихватил с собой, но ни на миг о том не пожалел. Когда друзья придут спеть надо мной эпиталаму[9], молю всех Небожителей, чтоб рядом оказалась такая же пьянящая струя и жгуче омывала бедра до самого восхода.
Два близнеца-итхальца в белых тогах, стройные юноши, с каштановыми волосами, рыхлые и изнеженные, стоявшие на ступеньку ниже, как раз перед Мэйо, дружно прыснули со смеху. Замерший слева от них круглолицый молодой человек с мягкими чертами и пухлыми губами развернул лицо к отпрыску Макрина и смущенно вопросил:
В-вы п-потратили в-все д-деньги н-на б-блудниц и п-поэтому ш-шли п-пешком?
Нет, любезный! У моего раба оставались монеты для найма лектики, но, оказывается, все повозки и носилки расхватали еще вчера! с улыбкой ответил поморец. Согласитесь, одолеть два кварталаэто вполне посильная задача для будущего легионера. В Тарксе я проходил расстояния во много раз больше и прекрасно себя чувствовал.
И вам не было страшно там, среди людей низкого сорта? полюбопытствовал старший из близнецов.
Ничуть! Меня подобающе встречали и даже говорили комплименты. Я восторгаюсь жителями этого прекрасного города! Вы ведь отсюда, верно?
Да-да, в один голос подтвердили итхальцы. Мы проживаем на востоке центрального квартала.
Тогда прошу о дружеском совете: где здесь гетеры посвежее, без пудры и накладных локонов?
Сегодня в нашем летнем доме состоится ужин, посвященный принесению присяги. Отметим это славное событие, чтобы дальнейшая учеба прошла легко и весело. Планируются жертвоприношенья и развлечения для мужчин, вкрадчиво сказал младший близнец. Мы приглашаем всех из медной турмы. Вы ведь придете, Мэйо?
С огромным удовольствием! заверил поморец. А когда присяга?
Вам не сказали? удивился его молчаливый сосед справа, паренек из Срединных земель, со слегка растрепанными рыжеватыми волосами и остроскулым лицом. После полудня нас собирают в тронном зале, а завтра предписано явиться в учебный лагерь верхом, с оружием и крепким рабом.
Мне не понятна их поспешность, тревожно заметил старший итхалец. Мало того, что нам предстоит читать клятву пустому креслу, так еще и в день похорон зесара! Ужасно!
Кощунственно! кивнул второй близнец.
Соратники! зычно произнес поморец. Судьба свела нас не случайно! Давайте же сплотимся и образуем боевое братство! Не дрогнем перед бедами и храбро устремимся к подвигам! Империи нужны герои! А тут их разом пять!
Шесть, мягко поправил эбиссинец. Я тоже в медной турме.
Простите! сын Макрина взглянул на него, слегка смутившись. Не хотел обидеть. ЯМэйо из Дома Морган.
Не стану называть свой полный титул, его сложно запомнить с первого раза.
У меня прекрасная память! бодро сказал поморец. Я даже знаю пару фраз на вашем древнем языке.
Царевич Сефу, Сокол Инты. Воздержимся от неуместных церемоний.
Рад знакомству с таким достойным мужем! Мэйо прижал ладонь к груди, выказывая уважение.
Огромнейшая честь! последовал его примеру рыжеголовый юноша. Плато из Дома Силва, сын Плэкидуса, анфипата Алпирры.
Широколицый молодой человек склонил голову:
С-светлейший п-посол, яД-дий из Д-дома Г-гаста, с-сын архигоса Д-дариуса.
Рикс и Ринат из Дома Арум, представились итхальцы. Наследники квестора священного дворца[10] Рэмируса.
Владыка Тростников, добавил старший из братьев. Мы будем счастливы, если вы найдете время посетить нас
Эбиссинец пристально посмотрел на Мэйо:
Ты не изменишь решения и приедешь к ним?
Да, хочу взглянуть на знаменитые столичные гулянья.
Я тоже, прищурился Сефу.
Н-несут К-клавдия! Дий поднялся на цыпочки, чтобы лучше видеть.
Толпа зашевелилась. Невольники, стоявшие на коленях возле помоста хоревтов, упали ниц. Рабам, среди которых оказался и Нереус, предстояло провести в этой неудобной позе несколько часов.
У кого голоса посильнее? Запевайте! попросил младший итхалец Ринат.
У Мэйо, добродушно хихикнул Рикс. Тут сотня человек и все безмолвствуют, будто онемели.
Кто-то должен начатьПлато откашлялся и склонился к поморцу. Давайте мы попробуем.
Один я не справлюсь, так что рассчитываю на вашу помощь, сын Макрина набрал воздуха в грудь и переливчато затянул. Ве-е-е-еличие-е-е и сла-а-а-ава-а-а!
Все-е-ех до-о-о-блестных муже-е-ей! подхватил наследник анфипата Алпирры.
К двум голосам тотчас присоединились остальные и наполненный печалью Гимн полетел над Форумной площадью.
Уткнувшись лбом в каменную плиту и вытянув перед собой руки, Нереус слушал, как поет Мэйо вместе с прочими молодыми нобилями. Островитянин размышлял над событиями минувшей ночи, оставившими в его душе неизгладимый след. Пока хозяин развлекался с гетерами, раб в одиночку добрался до особняка Читемо, чтобы передать несколько устных распоряжений Макрина, касающихся его наследника.
Невзирая на поздний час поджарый, лысеющий вольноотпущенник лично встретил геллийца в вестибюле и с гордостью похлопал юношу по лопаткам:
Вот так шутка Богов! Гляди, Элиэна, тот ли это мальчик, что частенько прибегал в кухню за сладостями для своего господина?
Пожилая рабыня улыбнулась Нереусу:
Он вырос и раздался в плечах, но взгляд-то прежнийсветлый и добрый.
Еще лет пять и будет не мужчина, а настоящий геллийский бык! Читемо шутливо толкнул островитянина в грудь. Пойдем скорее! Ты, верно, голоден и можешь съесть целого теленка!
Благодарю, смутился невольник. Я ужинал у Литтов.
Как поживает наш проказник? Элиэна взяла юношу за локоть. Ему понравилась невеста? Все прошло гладко? Где он теперь?
Геллиец потупил взор:
Хозяин отдыхает в доме Креусы. Возможно, он серьезно болен. Сар приказал в ближайшую неделю позвать сюда врача Хремета. Я слышал разговор про «Поцелуй Язмины»
Рабыня испуганно прижала к щекам ладони. Читемо нахмурился.
С невестой получилось хуже некуда, продолжил невольник. Хозяин действием нанес ей оскорбления. В ответ последовала не меньшая обида. Впредь он не желает иметь ничего общего с семейством Литтов.
О, милосердная Фиосса! Элиэна сложила пальцы в охранительный жест, символизировавший огонь домашнего очага. Нас всех может постигнуть страшное несчастье
Вольноотпущенник на миг зажмурил красные от недосыпа глаза:
Давай-ка без истерик. Налей нам доброго вина и отнеси в мою кубикулу[11]. Мы побеседуем немного перед сном, а утром он вернется к господину.
Мужчина повел гостя в одну из четырех маленьких спален, расположенных вокруг атрия. Ее стены украшали яркие цветные панели, отделенные канделябрами с головами сфинксов. Верхний ярус занимали фрески, изображавшие ветви фруктовых деревьев. У самого пола шел фриз[12] с нарисованными на темном фоне кустами роз. Нереус занял стул у кадки с афарским цветком, а Читемо опустился в широкое кресло.
За что ты получил золотую серьгу? по-отечески строго спросил он у геллийца.