Оружие какое, пищаль зачарованная.
Что-то намного масштабнее.
А мы, господин, в полицмейстерство теперь?
К Его превосходительству, кивнул Меркулов, он говорил докладываться обо всем. А мы с тобой, Михайло, за один день столько узнали, на неделю вперед хватит.
И то правда. Вообще нравилась орчуку его новая служба. Такую и работой язык не повернется назвать. Знай, ездишь себе полдня туды-сюды, с людьми разговариваешь, ну и с прочими, естественно. И каждый к тебе по-серьезному относится, на мундир смотрит, беседы ведет, ежели не как с равным, то не меньше как с достойным. Даже совестно, вроде как у Христа за пазухой.
Вот идет побирушка: голова опущена, в глаза боится взглянуть, только рука вперед выставленная торчит. Вместо одежды рубище сплошное, лохмотья, а не платье. Или следом несколько фабричных следуют. Бороды закопчены, лица грязны, руки мозолисты, спины согбенны. Мужик, может, и рад выпрямиться, да поди уж забыл, как с прямой спиной ходят. Им дорогу половой перебегает. Этот лицом чист да и платьем ухожен, но и у него жизнь не кусок рафинаду. Попадется какой норовистый гость, так не преминет в зубы дать, а хозяин потом и рублем накажет. Нервов на подобную работу не напасешься.
Тяжело жить простому люду в Славии, кого не возьми. И то в Моршане, в столице, еще полегче. Тут, как слышал рассуждения двух мужиков, «возможностев больше». Может, оно и так: Мих вон из рядовых сразу в дамки выпрыгнул.
До полицмейстерства ехали долго. Не близкая дорога с Сокольничьей горы до Столешникова переулка. Не один час пешего ходу. Это на пролетке, конечно, быстрее. Подумалось Миху, надо бы как-нибудь дельце обстряпать, чтобы деньги, извозчику данные, потом обратно возвращались. Ведь если посмотреть, Витольд Львович по службе ездит, а деньги свои тратит. Сам господин до того не додумается, голова у него особливыми мыслями занята. Вот и сейчас сидит, поди, все об аховмедцах все размышляет.
А меж тем и к Столешникову переулку поворотили. Так завернул извозчик, аж колесо от камня оторвалось. Ежели не Мих сидел, а другой, похлипче, то и вовсе перевернулись. Так же только дух захватило. Захотелось орчуку отходить лихого ванькуне за себя, за господина. Не ровен час покалечил бы.
Стой, оглашенная.
Ты и есть оглашенный, недобро молвил Мих, ступая на мостовую.
Покачал головой, наблюдая, как хозяин дает вдвое больше, чем следовало бы заплатить пройдохе. Хотел о том сказать, но Витольд Львович строго посмотрел на подчиненного и произнес лишь ему понятное: «За экспресс». На том и остановились.
Мих к двери пошел, да по причине своей огромности, неуклюжести и ротозейства чуть не задавил коротышку. Незнакомец был малого роста, ежели даже судить по человеческим величинам, но все же чуть выше гоблинца. Это ничего, бывают люди разные, лишь бы с головой дружбу водили. Именно этот с умом серьезно рассорился, как иначе объяснишьна улице жарынь стоит невозможная, даже эльфийцы, к ней привычные, из лавок носа не кажут, а этот стоит как есть полностью в плащ завернутый да с накидкой, лица вовсе не видно.
Впрочем, может, чумной? Слышал Мих, что ранее, на самом конце мира, что севернее Великогоблинарии, страна былаПеригалия. Размерами, само собой, не чета Славии, но по численности их превышавшая. Люд там селился плотно, строили дома высотные, каких в Моршане сроду не видывали, через то и погибли. Пришла чума и за седьмицу половина страны вымерла. Ближайшие же государства границы тут же закрыли, чтобы болезнь не распространять. Даже козлоногии, на что они охотники до завоеваний, в сторону Перигалии не смотрели. Вот и получилось, что у самого море-океана, самой лакомой и плодородной земли Чумные просторы образовались. И, поговаривают, что те, кто выжили там, точно так же, как этот незнамец, ходят сплошь в плащи завернуты.
Хотя несуразица это все. Чтобы сюда с Чумных просторов добраться, нужно проследовать через мелкие людские государства, потом сквозь Аховмедию, Дрежинию или Транкльванию, либо по морю, с заходом в Гоблинарию. Но никто такому скитальцу помощью не поспособствует, тут к гадалке не ходи. Может, филер? Шпионов Мих сроду не видывал, так почему они не могут выглядеть подобным образом?
Прошу прощения, господин, сразу обозначил свою виноватость Мих.
А в плаще даже головы не поднял, быстрым шагом, чуть пружинистым, точно на шарнирах двигается, мимо проскочил. Странный, не то слово. Еще деталь одна орчуку в глаза бросиласьтрость дивная, тонкая, сплошь черная, как совесть гоблинарца. Единственно чторучка на солнце блеснула, прямо по очам прошлась, заставив зажмуриться. Потер Мих глаза, а незнакомца уже и нет. Куда свернул, непонятно?
Тут уже и подошедший Витольд Львович отвлек. За плечо тронул, Мих даже встрепыхнулся от неожиданности.
Пойдем уже.
Они вошли внутрь полицейского участка, поэтому не увидел орчук, как на другой стороне улицы вдруг оказался тот самый «черный» человек, завернутый в плащ. Нет, не появился магическим образом, образовавшись из пустоты, не материализовался чудесами всеблагого электричества и электромагнитного воздействия, о котором много писали газеты, но в жизнь эти идеи не могли привести даже гоблинцы, а попросту выскочил из какого-то закутка.
Погоды стояли самые что ни на есть духотные и бездождливые, однако незнакомец в полной мере игнорировал сии условия. На его коже, которую он тщательно скрывал, не проступила и капля пота. Он постоял всего несколько секунд, глядя на дверь, за которой скрылись титулярный советник со своим верным помощником, постучал в раздумьях тростью о камень, причем звук от удара чрезвычайно напоминал лязг шпажной стали, а потом резко развернулся и пружинистой походкой пошел прочь.
Глава 5, более подробно рассказывающая о дворянских семьях.
Так, вновь с самым зловещим тоном сказал обер-полицмейстер, когда Витольд Львович сделал паузу, дабы набрать дыхание.
Этими «таками» Его превосходительство рубил рассказ титулярного советника на части, будто обдумывая каждый услышанный кусок. Мих все это время стоял ни жив, ни мертв. Он вообще удивился, каким образом мелкому чину, каков орчук был, разрешили присутствовать при таком заседании, да еще, когда его члены все сидят в парадных мундирах. Во-первых, господин обер-полицмейстер самой внушительной наружности, во-вторых, помощник его, сухой, длинный как жердь, Константин Никифорович, с которым Мих уже был знаком, в-третьих, еще один полицмейстер, какого ранее орчук не видал. В диковинных очках, сам толстенький, румяный, как рогулька творожная. Как зашли, так заулыбался, на орчука все любопытственно поглядывал, но после первых слов, сказанных Витольдом Львовичем, посерьезнел.
Может потому и не вывели орчука, что попросту забыли о нем? Забавно, конечно, о такой дуре запамятовать. Но стоял Мих недвижно, тем более титулярный советник так ладно сказывал, что заслушаешься.
Пока Его превосходительство «такал», Константин Никифорович все более мрачнел, недовольно поглядывая то на орчука, то на его господина.
Дела, выдал Александр Александрович, когда титулярный советник замолчал. А я-то думал пустяковое дело. Вечно с вами, Меркуловыми, всякие неприятности происходят. Ну да ладно. Я сейчас к светлейшему князю Кириллу Николаевичу, он обед благотворительный дает. Поедешь, Витольд Львович со мной, все равно об ограблении докладываться императору через Его Высочество, заодно и тебя покажу. Ты поди и не знаешь, что пошел слушок уже о молодом человеке, только из ссылки вернувшемуся, что успел на дуэли подраться и в полицмейстерстве особое место занять. Заодно и поговорим дорогой, как дальше жить и что делать. Пойдемте, господа, пойдемте, время поджимает.
Несмотря на торопливость, они чинно и несуетливо спустились с лестницы, образовывая в местах, где проходили затор, ибо все служащие и просители старались поздороваться, поклониться, а кое-кто и облобызать руку обер-полицмейстера. Обиженный общим вниманием Мих (что, к слову, случалось довольно редко и теперь орчук был очень рад такому обстоятельству) следовал позади, не слишком близко, но и не довольно далеко. Лишь оказавшись на улице, потомок ордынцев на секунду замер, не зная, что же делать дальше.
Причиной тому было ландо с открытой крышей, то есть четырехместная повозка с кучером. Мих был сообразительным не только для орчука, но и против того, для обычного человека, потому сразу смекнулон не едет. Подумал о том и его господин, так как повернулся к обер-полицмейстеру.
Ваше превосходительство, а как же Михайло?
Кто? Александр Александрович обернулся и, увидев орчука, хлопнул себя по ноге. Вот ведь. Куда ж мы его такого денем? Хотя, Его Высочеству бы понравился, он подумал долю секунды, но отрицательно покачал головой. Ты уж Михайло не взыщи, некуда тебя Если только бегом, пошутил обер-полицмейстер.
Это можно, Ваше превосходительство.
Что можно?
Ну бегом.
Сам смотри, недоверчиво усмехнулся Александр Александрович, усаживаясь в ландо.
Господа последовали его примеру, занимая места. Еще минута и экипаж тронулся с места. Не сказать, что шибко, все-таки повозка длинная, не беговые дрожки, свое понятие имеющая. А за ними, на почтительном расстоянии, но все ж не отставая и придерживая на ходу ремень, меряя огромными шагами мостовую, несся орк. Нет, размером только как ордынец, но ни клыков, ни длинных волос в хвост собранных, да одет в самый что ни на есть мундир. Единственно толькобос.
Один из пассажиров, в котором многие прохожие угадывали Его превосходительство генерал-майора Александра Александровича Муханова, время от времени поворачивал голову, восхищенно смотрел на сопровождающего, удивленно покачивал головой и что-то говорил своим спутникам. Обер-полицмейстер, как впрочем, и большинство славийцев, относился к оркам и полукровкам от них же, с большим предубеждением. Собственно, жителей самого большого человеческого государства можно понять, сложно любить существ, которым приходилось платить больше трехсот лет дань, пока могучее государство кочевников не разрушилось изнутри под гнетом внутренних противоречий и ссор.
А если бы Александр Александрович немного интересовался особенностью орков, пусть не их шаманской магией, полностью стреноженной с окружающей мирской сущностью, а телесными свойствами, то знал: нет быстрее бегуна, разве что кроме полулюдей-полуконей с далекого материка Кентрстралия. Но существовали ли последние, а может то глупые сказкинеизвестно, а вот про кочевников любой, кто раз видел их хотя бы на быстром шаге мог сказать: быстры черти.
С одной стороны странно, грузны, огромны, как им бегать? Однако ж вон что. Порой бывало, что и лошадей, отбившихся от стада, пешими догоняли. Пусть скакуны у них, по причине размеров и широкой кости, способной нести на себе больше двадцати пудов, менее тихоходны человеческих, но все же.
Вот и Мих, хоть и был не в лучшей форме, даже клял про себя чуть расплывшийся живот, но за всю дорогу не отстал от экипажа. Вспотел как мышь, дышал часто-часто, но сдюжил. А когда ландо наконец остановилось у обширного особняка, глубоко уходящего вглубь, согнулся пополам, стараясь с непривычки не выплюнуть собственную печенку.
Силен, ох силен! Восхищенно потирал ладоши обер-полицмейстер, спустившись на мостовую. Он повернулся к Константину Никифоровичу, на лице которого была самая кислая мина, и добавил. Ведь ни разу не отстал. А я уж как на Ильинку выехали, я Климу говорю, гони, давай, гони. А этот не отстал.
Александр Александрович еще немного повосхищался, после чего оправил мундир Миха, затянул ремень, пробормотал нечто несвязное о том, «что можно было и получше одежду найти», и качнул головой в сторону особняка. Орчук пошел за всеми, смешанный от внезапных треволнений и невозможности как следует отдышаться. Но уже поздно, дверь открылась, пахнуло роскошью и богатством, и босой Мих вступил совершенно в другой мир.
Высоченные, даже для орчука, сводчатые потолки невыносимым образом давили сверху, парадные лестницы уходили с двух сторон наверх, а расположенная чуть дальше гостиная, которую Мих назвал не иначе, как зала, одновременно восхитила и растоптала потомка кочевников окончательно. Разглядывал он узорные пилястры в виде ангелов, завитушки лепные, которыми сверху все украшено, мраморные полы, босые ступни холодящие. Смотрел и удивлялся.
Вот странно, всего в десяти шагах улица. Люд там разный, помимо благородных, можно и рвань всякую распоследнюю встретить, а тут яркий свечной свет, прислуга одета так, как Мих и желать не мог, простору, аж дышать тяжело и повсюду взоры, взоры. Смотрят мужчины вместе с дамами пышно разодетыми, всех фигура орчука ажиотирует. Мих сам смешался. Покраснел, что, впрочем, на его зеленом лице не шибко заметно было, голову опустил и за господами-полицейскими идет.
Вот это Телепневы, те самые, что водой управляют, шептал обер-полицмейстер на ходу Меркулову, кивая встречным. Большую помощь оказывают Моршану, один из них дюжины пожарных стоит. Сплошь все брандмейстеры, ну а Виктор Семеонович, глава рода, брандмайор, хотя тоже генерал-майор, но сам понимаешь, способности. Вот Лазаревы, их мало, всего трое в Моршане, при Государе Императоре. Шпионы, но не шпики обычные, а самого верху, магия у них как бы сказать.
Сквозь стены проходят, подсказал Меркулов.
Точно, кивнул обер-полицмейстер. Знаком?
Ну что вы, Ваше превосходительство. Попросту наслышан.
Да, фамилия известная. Вон Волжинов двое, этих не проткнет никто. Кожа у них после магии будто железная становится. Попробуй с такими на дуэль пойти, хохотнул Александр Александрович, продолжая продвигаться вперед. Дашковых ты знаешь, кашлянул он, одновременно кивнув хмурому сухому старику с грозным видом. Лубяновские, если эти рядом, тише говори. Хотя все равно услышат. И сейчас поди уши греют.
Судя по покрасневшему лицу молодого франта, так оно и было.
Неверовичи, в ночи светятся как те светляки, но на этом все. Скудная у них магия. Усовы, они летают. Или попросту парят, не очень это отличаю. Тарбеевы сами свет производят, никаких свечей не надо. Руку протянул и все. Экономно, а? Приклонские все могут запомнить, что хоть раз увидят или услышат. Вместо книгохранителей у Государя Императора на службе. Галицкие, вот, в стороне двое, за версту, говорят, муху разглядят. Как понимаешь, на военной службе. А вот
Шел Мих, слушал шепот обер-полицмейстера (не Лубяновский, конечно, но орчье чутье не самое последнееиной раз и сородичам выжить помогает), да удивлялся. Нет, он знал про дворян, Ковчег, магию. Сказывал ему отец поверхностно. Те, кто с царем-батюшкой Иоанном Васильевичем (хотя трудно теперь было того юнца безусого, которого профессор показывал, так величать) за Ковчегом отправился и великую силу получили. В каждую семью по одной магической способности. Кому-то повезло, как вон Волжинам или Лазаревым, другим менее, а третьим вообще ветошь всякая досталась, в хозяйстве неполезная. Хотя вроде тоже, магия! Но одно дело слышать обо всем, и совсем другое воочию лицезреть. А перед Михом теперь все великие семьи, к Ковчегу восходящие.
Дальше еще больше. Они полностью прошли большую залу и оказались в игральной комнате. Все помещение находилось в сигаретном дыму, отчего у Миха защипало в глазах, и было полным полно мужчин, чувствующих себя более чем свободно. Об этом говорили расстегнутые воротники, раскрасневшиеся шеи и довольные лица. Посреди всей этой беззаботной вакханалии возвышался мрачного вида господин в мундире с различными орденами. Мих разглядел Св. Андрея Первозванного, Св. Георгия, Белого Орла и конечно же Анны. Так вот каков великий князь.
Лицом Его Высочество был не живописен: маленькие тусклые глаза, ввалившиеся щеки, крохотные губы, лишь нос прямой и красивый, императорский. Вот только на этом осунувшемся лице он смотрелся нечаянным гостем, стеснявшимся своего положения.
О, Александр Александрович нас присутствием своим облагодетельствовал, крикнул кто-то со стороны стола. И продолжил шутливо, Ваше превосходительство, давайте к нам.
В стуколку? Прищурился обер-полицмейстер, разглядывая карты, на столе. Нет, благодарю господа. Я давеча и так проигрался в пух и прах, повременю.
Ваше Императорское Высочество, поклонился Его превосходительство и все полицейские чины, с ним пришествовавшие сделали то же самое, Мих в том числе.
Здравствуй, Александр Александрович. Гляжу, ты в прелюбопытной компании.
Лицо Его Высочества оставалось вялым, но вот взор приобрел неожиданную подвижность. Он пробежал сначала по орчуку, как не старался Мих ссутулиться, дабы сделаться меньше, данный прием не имел особенного успеха, а следом прошелся по новому приставу следственных дел.