Брэми, что дальше? посмели осторожно спросить из-за спины. Отсидимся мы, непогода минет.
Проще простого, отмахнулся Ларна. Подделаю пергамент на имя нового капитана. Того, которого вы выберете. Шром тиснет свою клешню, и пойдете вы дальними плаваньями работать, как наемный корабль семьи ар-Бахта. Славный вырий род, богатый, только больших галер у него до двух сотен кто их считает? Скоро брату Шрома и вовсе недосуг станет заниматься этим делом. Дальние перевозки хороши. Не рабы, а тагга с южных островов, северный камень для облицовки полов, прочий дорогой товар. Недурственная жизнь будет у вас. И спокойная, если по пьяни лишнее в порту с языка не соскочит.
А вы не с нами?
Я? Сам по себе, как всегда, поморщился Ларна. Хотя нет, я со Шромом. Надо ведь разобраться, насколько сошел с ума этот выр. Или все прочие безумны? Я смотрю на него и понять не могу: как мы дошли до нынешнего состояния, если прежде в большинстве выры были неущербны? Они же не склонны воевать. Они вон усы сами себе рвут и оружие отдают людям. Кто нас поссорил? Очень хочу понять это.
Говорят, на одиноком пустынном острове есть место, куда нельзя войти, буркнул моряк. Древнее место, люди его укрепили еще до рабства вырского. Только никто не находил того места.
Знаю эту сказку, кивнул Ларна. Не верю, но, может статься, проверю
Воронка брызг с оглушительным грохотом раскрылась у самого борта. Шром сытый разыгравшийся боевой выр взвился над палубой и рухнул, щедро рассыпая воду и пену. Малек визжал от восторга все там же, на спине. Затем он скатился на охнувшую палубу, снизу вверх глянул на капитана. Таким детским, счастливым и благодарным взглядом Ларна даже задохнулся. Попытался вспомнить, когда в последний раз видел столь беззаботно смеющегося ребенка и был ли хоть однажды, в забытом голодном детстве, сам таков. Но память растопырилась вырьим хвостом и отдала только боль невозвратности ушедшего.
Я ныркий! визжал Малек, азартно стучал по палубе кулаками и хохотал. Ой, какой ныркий! Дядька Шром меня едва догнал. Правда, ну честно! Я рыбину поймал зубами.
Ларна старательно улыбнулся и громко похвалил. Принял у Шрома из рук веревку: выр исправно притащил за собой полную сеть рыбы. Надо поднять и разделать, надо распорядиться насчет ужина. Надо и про шторм не забывать, рядом уже, вон как море выглаживает, на большой ветер готовит парус поверхности Много дел. За ними удобно прятаться от своей растерянности.
Утром, увидев Шрома на палубе, выродер Ларна зло подумал: неплохо прибавить этого здоровяка к тем одиннадцати. Последним, зато до дюжины. Никто из наемников не может похвалиться таким роскошным списком клешнятых. Боевого выра завалить дело интересное. Обычно требует оно длительной подготовки. Не быстр и сам процесс убивания: он растянется на семь, а то и десять, дней. Думать подобное казалось нормально. Еще кому напекло голову, вот вопрос Он, Ларна, самый успешный убийца выров за многие годы. Он губил теперь это страшно и больно признавать, но вряд ли есть ошибка он губил лучших. Хотел разобраться, думал поймать в сеть своих замыслов загадочную третью силу. И умерщвлял лучших по приказу подлецов. Как один из подобных ему травил Шрома на берегу и готовил к казни.
Выр простучал броней лап по палубе, встал рядом и вцепился в канат.
Сам вытяну, мне удобнее, я тяжелее тебя, да, весело булькнул он влажным носом. Я знаю весь косяк твоих мыслей, Ларна. Не туда он плывет. Ты убивал выров. Плохо, без чести. Я тоже убивал выров. Хорошо, с честью. Я убил пятнадцать. Но со всей своей честью я служил орудием тех же, как вы говорите, гнильцов. Честь, месть Похожие в звучании слова у вас, у людей, да. Опасные, они туманят макушку и жгут спинной ум сильнее тагги. Надо нырнуть поглубже и успокоиться. Прошлое там, за кормой. Буря минет, мы немного поумнеем. Гнильцов много и у вас, и у нас. Хватит им служить.
Тогда они всерьез займутся нами, заинтересовался Ларна, помогая тянуть канат.
Нет, мы займемся. Сами, зачем ждать, да? Клешни азартно щелкнули. Я знаю, куда нам плыть, да. Точно знаю. Ты слышал о золотых книгах глубин?
Рыба с шорохом перевалилась через борт, всей сеткой жидкого плеска и блеска шлепнулась на палубу. Ларна отступил, давая место мастерам разделки. Голодным мастерам: вон как ножи двигаются, только росчерк виден, не само лезвие
Никогда не слышал о золотых книгах, удивился капитан. Что это такое?
Единственная причина интереса неущербных выров прошлого, еще до времен рабства людского, к ценному у вас, сухопутных. Золото не стареет и не вымокает, не ржавеет и не ссыхается. Мы покупали его всегда. Раскатанное в тонкие листы, да. На них записывали важное. Глубинное и нестираемое, да. Шром прилег на палубу, поскольку капитан в задумчивости сел и приготовился слушать. Мы утратили многое, когда желтая смерть украла нашу жизнь в мире без суши. Но часть книг цела. Кланд боится памяти. Он мнёт листы и переплавляет в монету. Он запретил хранить книги в одном бассейне. Некоторые забрал и увез в городские крепости. Я знаю, где искать. Можно попробовать. Нужно, да. Мне, тебе и Мальку.
Его не дам втягивать в
В пасть бед? фыркнул выр. Поздно, мы все проглочены, разве ты не ощущаешь вонь гнильцов и их мыслей? Я выр и знаю, где находятся книги. Ты опытный наемник и можешь отвлечь других выров. Но пройти по стеклу сторожевого зала не способны ни я, ни ты. Малька оно выдержит, да.
Нельзя рисковать детьми. Разве ты не понимаешь? Малек еще слаб и мал.
Глубины не делают поблажек. Давно, когда не было желтой смерти, из нереста в тысячу мальков до первого окостенения панциря доживали двое, самое большее пятеро. Это делало нас неущербными. Мы ничуть не боялись смерти, да Когда пересчет идет на тысячи и сотни тысяч, можно так жить. Но, знаешь, я думаю: даже теперь нельзя жить по-иному. В полсилы.
Но мы-то не нерестимся и не обзаводимся тысячами мальков, отчаялся объяснить разницу в продлении рода Ларна.
О да, это я знаю, длинный ус обвис и стукнул по палубе. Это была первая наша ошибка, так сказал мой брат Шрон, очень умный выр. Мы не поняли, что для вас дети не мальки. Не осознали разницы суши и глубин Мы не знали, что вы обретаете разум сразу и под опекой. А мы только после окостенения панциря развиваем свой, да Мы захватили порты, полагая вас мягкотелыми трусами, недостойными моря.
Порты? удивился Ларна. Вы захватили всю сушу.
Ты повторяешь слова других, не читавших книг, фыркнул Шром. Я тоже не свои говорю, но брат читал нашу книгу. Порты мы захватили сгоряча, семь веков назад, может и больше. Давно, совсем давно Тогда и началось непонимание, хотя мы поделили с людьми побережье и мир вернулся. Вот второй раз мы пришли на берег по иной причине. Просто не стало выбора у нас, да Желтая смерть поднялась к самой поверхности.
Откуда еще эта напасть взялась, вздохнул Ларна. И не уходит, не рассасывается. Точно как туманы на холмах. Знаешь о них? Злые туманы, тоже по-своему ядовитые. Убивают посевы, и люди уходят ниже, к берегу. Словно некто нас сгоняет в кучу, стравливает. Третья сила.
Не обижайся, капитан, ус презрительно лег вдоль тела выра. Не верит боевой выр в невидимого врага. Да, так вот. Если вижу бью. Если не вижу, нет врага. Это моя слабость, знаю сам, но меняться больно и трудно. Мой брат Борг третья сила и гнилец. Твои наниматели тоже все таковы, да.
Тогда что ты хочешь высмотреть в книгах глубин? задумался Ларна.
Есть у нас большое горе: мы вымираем, тихо, едва слышно, отозвался выр. Причину я понимаю. Но как сломать её? Как нам желтую смерть одолеть, да Это моя цель.
Может, назовешь причину? в голосе капитана скользнула вкрадчивость опытного сборщика сведений, нашедшего новое подтверждение своей идеи о тайном и могучем владыке зла.
Не назову, нет! выр рывком вскинулся на лапы. Пойми верно и не злись. Ты человек. Хороший по-своему, но человек. Ты убивал выров и тебе это нравилось. Я не дам тебе тайны, годной для уничтожения рода. Не дам. Шром снова лег и замолчал надолго, клацая броней по палубе, не успокаиваясь ни на миг. Потом сник и затих. Объяснять надо слишком долго, да Это тоже важно. Совсем мы разные. Может, потом поговорим. Совсем потом, нескоро. Одно добавлю. Это нас травят, нас хотят стереть из жизни. Вас только краем задело. Да, и не спорь. Нет третьей силы. В глубинах у нас нет великого врага, не было никогда. Но именно оттуда нас и выжили.
Так это и людям не к пользе, тащить вас силой на поверхность, обрадовался своей правоте Ларна. Значит, есть еще кто-то и я прав, признай. Может, кто-то начал с вас, но не остановится он. Это мое убеждение.
Убеждения хуже панциря, Шром потер клешни о бока. Когда их взламывают, бывает очень больно. Главное не умереть и принять новое. Когда я прошел через первый возраст и достиг поры перемен не важно, да. Это было больнее всего. Знаешь, сколько живут неущербные?
Нет.
И я толком не знаю. Но еще лет сто у меня в запасе, без тени радости отметил Шром. Сто лет пустоты. И боль, которую не унять боем. Мы взрослые деремся, чтобы хоть на время стать прежними, да молодыми и глупыми. Сегодня был хороший день. Бой. Много радости, еще больше глупостей. Я отдохнул и стал собой прежним. Цельным и вполне даже выром, да
Ларна покосился на Шрома с некоторым сомнением. В словах выра нашлось немало странного. Как может выр не ощущать себя «вполне выром»? Тогда кем же? Ясно ведь, что тут и лежит разгадка многих невысказанных вопросов, на которые выром не будут даны ответы
Дядька Шром, в голосе Малька звучала несвойственная ему ласковость, совсем не колючая. Я тебе печени набрал. Будешь?
Глаза на стеблях обратились к Мальку. Чуть дрогнули вниз-вверх. Ларна рассмеялся. Стоило выру прожить день в обществе людей и он уже научился кивать. Глазами. На стебельках Что будет завтра? Есть ведь пожатие плеч, подмигивание, кривая усмешка, морщение носа, моргание Исполнить невозможно, но найти свой способ отразить всё это без слов? Пока у выра получается.
Ветер задул неровными рывками, словно проверил борт, толкая и осаживая галеру, упрямо идущую к мелководью. Ларна встал, перебирая по борту руками. Двинулся на нос корабля. Мелкая вода уже рисовалась вокруг, охватывала все плотнее узором невнятных, но близких к поверхности скал. Провести здесь даже небольшую галеру сложно. Тем более в упрямо густеющих до срока сумерках непогоды. Но Ларна не сомневался в себе. Распоряжался коротко и внятно, зная: за спиной ему верят. Исполнят, и не стоит ждать ножа под лопатку или иной гадости. И не только по причине любви к сказке про удачливого выродёра. Скорее уж из-за панцирной были в две сажени длиной. Себя не стоит обманывать. Он опытный травленый зверь, и он с первого мига свободы боялся ночи на галере. Надеялся прикрыть спину выром, затевая спасение Шрома. Пусть выра режут и на нем вымещают злобу так думалось днем, когда солнце пекло голову и вливало в сознание усталость пополам с озлоблением. Теперь иначе. Всё иначе. Выра никто не тронет. Ему не будут мстить за грехи родичей. Потому что его боятся? Может, да. Уважают? Не без того. Рассчитывают использовать? Люди это соображение всегда держат на дне души или рассудка. Но есть и иное. Выр теперь живая сказка этой старой галеры, постанывающей под порывами ветра, поскрипывающей веслами. Её кормилец, её надежда и её доброта. Такая вот неожиданная, с клешнями и без одного панцирного уса.
В мешанине пятен и теней на воде коридор движения едва обозначен даже цепкой памятью наемника. Сюда Ларна добирался дважды, пробно, полгода назад. И предпочел бы никогда не говорить о том Шрому. С третьей попытки он должен был убрать выра. Как теперь ясно, имя тому выру Шрон. А заказал его все тот же Борг, неугомонный хранитель бассейна, пустеющего с каждым новым злобным помыслом.
Ты хорошо знаешь проход, в голосе Шрома проявилась хрипота усталости. Или тревога? Я понимаю, куда он выведет нас. Скажи сразу. И он тоже?
Я солгал нанимателю, что не нашел его, сразу признался Ларна, чувствуя себя совершенно счастливым от сказанного. Но я видел его. Больной сплющенный хвост и отсутствие двух пар верхних лап-рук. Трещина на панцире, разорвавшая гнездо спинного глаза. Шторм был жесточайший а я тщеславен, ар. Предполагал вернуться, когда твой брат выздоровеет, иначе я мог утратить славу честного выродера. Наниматель моих идей по поводу чести не оценил. Хранитель главного бассейна Синги получил его письмо. И сказал: хватит взращивать сказку о непобедимом наемнике. Кланд отказал мне в прилюдной красивой казни, создающей славу и после смерти. За что ему спасибо.
Тебя подробно выспросили обо всем важном, а позже тихо и без огласки предназначили в рыбий корм, голос Шрома обрел былую звучность. Надеюсь, нового выродера за полгода не наняли. Занялись мною, да
Выр доел печень и погладил пальцами плечо Малька. Парнишка заулыбался, придвинулся спиной к самому боку выра.
Дядька Шром, ты не обижайся, я спрошу, ладно? Почему выры так пахнут гнилью? Ну, не особо это приятно для людей, и название опять же прилепилось гадкое Малек глянул жалобно. Я думал, панцирь слизистый от гнили. Много глупого думал.
Мы любим сырую рыбу, да, предположил выр, от замешательства почти пряча глаза на втянутых стеблях. Привыкли жить в соленой воде, которая нас моет. В погружении иначе все с запахами, а на воздухе мы не учли суши и устройства городов, да. Есть особенности в жизни на берегу. Беда еще в том, выр виновато шевельнул ворсом у губ, что мы любим несвежую рыбу. Особенно с зеленой таггой. На чем настаивают таггу черную, тебе лучше и не знать, да. Говори дальше, я слушаю тебя. Видишь: уши свои сухопутные раздул, мне интересно и я не сержусь.
Если бы ты умывался и полоскал рот, глядеть на багрового от неловкости Малька было смешно и интересно. Ну, я вот так смекнул, ты не серчай.
И часто полоскать? насторожился выр.
После еды.
Всего лишь запах, да Примерно так и начинаются недомолвки, предположил выр, поводя хвостом и вытягивая стебли глаз. Не будь Малька, я бы за всю жизнь не узнал, что вас вынуждает отстраняться от меня на два-три шага. К ночи я заподозрил бы угрозу сговора и даже опасность нападения. Прождал подлости до утра. Без отдыха остался бы, да Сопоставил слова и дела, додумал несуществующее и утром напал бы сам. Трудно жить молча, без понимания. Ты молодец, Малек, да. Я устал, у меня болит все тело так сильно, словно панцирь изнутри засыпан песком. Я хочу отдыха и снов, сладких снов об утраченных глубинах Но сначала мы найдем моего брата. Идем умываться. Нырнем несколько раз и позовем его, пока волна невысокая. Покрутимся у берега. Согласен?
Я ныркий, гордо напомнил Малек. Твой брат людей как крепко не любит?
Мой брат не знаю, задумался Шром. Спросим при встрече. Он уже в годах, мы к такому возрасту или протухаем до окончательной мерзости, или становимся мудры. Я не готов превозносить свой род. Есть и гнильцы, и твердые ары, глубинные.
Выры, поправил Малек.
Не вполне так, нехотя бросил Шром, без лишнего плеска сползая с борта. Скорее ары. Ар слово особое. Обозначает достойных. Достигших мудрости, да можно так сказать, вполне. Прыгай, не топчись. Ус вот лови, крепче держи. Выр шумно фыркнул. Дожил. Только среди людей и могу находиться с таким позорным обломком уса. А ну как новый отрастет вовсе коротким? Переживаю я, да А еще руку рвать, позором сургучного договора отмеченную. Завтра займусь.
Закончив с пояснениями и дождавшись, пока Малек гордо устроится на спине, выр поплыл к отмелям и заскользил по ним, порой касаясь лапами дна, а порой погружаясь до самых глаз. Издаваемых им под поверхностью «криков» люди не слышали. Но понимали, что Шром выглядел обеспокоенным: он не получал ответа и кружил, расширяя область поиска.
Галера миновала самый мелкий участок лабиринта и двинулась быстрее, капитан теперь то и дело поглядывал на небо, да и прочие не жаловались на утомление. Ветер начинал посвистывать и нагло рвать с волн пену, делая их макушки острее, а говор злее.
С юга задувает, отметил старый рыбак. Хорошо. Туточки до южной оконечности отмелей далече, волна ссядется, настоящую силу не получит. Вот северный шторм страшен. Его надобно перемогать в ином месте.
Ларна молча кивнул, указал рукой на воду. К галере плыли два выра. Малек лежал на спине Шрома, вороненой и широкой. Второй выр был того же тона, но более тусклого. Он остался у борта галеры, когда Шром вполз на палубу и ссадил Малька. Повел хвостом, выражая свой восторг по поводу погоды. Дождь срывается! Дождь, по мнению выров, лучшее, что есть вне глубин.