Мне безумно хочется услышать Санктину в этом разговоре, понять, чего она хочет и как может поступать со своей дочерью подобным образом. Как будто ее нелюбовь к Нисе лично во мне задела нечто важное, сокровенное.
Люди бывают такими взвинченными, когда что-то колеблет их представления о мире и его надежности.
Революции двадцать два года, а мнедвадцать один. Думаю, что ни единый житель нашей страны не сомневался в том, что я не был желанным для мамы ребенком. Говорят еще "плод любви", хотя это все равно больше с яблоками ассоциируется. Так вот яплод ненависти.
Но мои мама и папа любят меня и уважают, хотят мне счастья и стараются оберегать, но не лишают самостоятельности. Они хорошие и любящие, мои родители, и моя семья делает меня счастливым.
Но все-таки мне страшно думать о том, что было бы, если бы моя мама меня не полюбила. Поэтому видеть, что моя лучшая подруганежеланный и нелюбимый ребенок невыносимо. Мне хочется найти этому объяснение, такое простое и эгоистическое желание вставить недостающие детали в паззл, который и есть мой мир.
Поэтому я подкрадываюсь к комнате из которой идет звук. Дверей здесь нет, поэтому слова я слышу отчетливо, а из-за штор, похожих на занавес в театре, мне кажется, будто это актеры репетируют представление. От этой мысли той части меня, которой в детстве говорили, что подслушиватьплохо, становится немного легче.
Другая часть меня это любопытный слух, и она активна как никогда.
Пшеничка, говорит Грациниан. Правда не всегда приятна. Иногда правдаэто камень, который ты несешь и передать его кому-то, не всегда лучшая идея. Сказанная правда не растворяется дымком, она камнем ложится на сердце другого человека, и теперь ему будет нужно нести ее с собой. Сотворить кому-то добро, рассказав ему правду, сложно. Это большое искусство.
Грациниан говорит спокойно, напевно, и Ниса прерывает его на полуслове. Оттого, что я не вижу их обоих, когда они говорят, передо мной всплывают их лица. Словно мой разум пытается зарисовать происходящее. Грациниан в моем воображении, взволнованный и нервный, замолкает, прикрывает глаза, а Ниса говорит:
У меня из глаз вылезают, мать их, черви. Ростки Матери.
Что?
Мамуля тебе не это рассказала? Что ты вообще знаешь?
Я слышу голос Санктины, он кажется совершенно расслабленным.
Пришло время. Твоя судьба, моя дорогая, очень необычна.
О, правда, то есть ты завистливая холодная мать, а не равнодушная холодная мать, как стоило предположить?
Но Ниса злится тускло, как будто искра в зажигалке сверкает и гаснет, не давая огня.
Если ты пообещаешь не перебивать и умерить норов, мы сможем поговорить.
Мама, сейчас не время
Но Ниса все-таки замолкает, уступая матери.
Санктина говорит:
Мы говорили тебе, что ты появилась на свет за год до моего нисхождения к Матери. Это неправда, милая моя. Ты появилась после.
Это бред! Ты говорила, что мертвые не могут зачинать и носить детей.
Для меня было сделано исключение. Нашей богиней. Поэтому тыособенная.
Я избранная или вроде того? Круто, и моя суперспособностьплакать отвратительными червями!
Санктина молчит, и я понимаю, что Ниса нарушила обещание не перебивать, дальше она говорить не будет. Я даже не могу подумать о сказанном, я так сосредоточен на происходящем, что могу только воспринимать.
Грациниан говорит:
Милая, прежде твоя мама царствовала в Империи. Там мы познакомились и полюбили друг друга. Я никогда и никого не любил так сильно, как ее.
Ниса хмыкает, но ни слова не говорит.
Нам пришлось расстаться в очень сложное для нее время. И когда я прочел в ее письме, что гражданская война в Империи близится к концу, это означало и конец жизни твоей матери. Мы оба это понимали. Я обещал никогда не оставлять ее, и я ее не оставил. Я надеялся, что можно будет предложить царю вступить в войну, ценой пары провинций, мы спасли бы Империю, однако как раз в то время мы защищали себя от изгоев, контроль над численностью которых потеряли. Я пытался найти лекарство для нее на земле, дорогая, но Санктина подсказала мне, что искать нужно под землей. Она подсказала мне, как обратиться к богине. Санктина изучала богов, она знала, что к ним можно добраться через умирание. Или они могут добраться к нам. Она изобрела этот способ, пока служила своему богу-Зверю, но была уверена, что он может сработать для любого бога. Она придет, обещала Санктина, если дать ей верные знаки. Умирание, переход, откроет ей ворота. Я никогда не думал, что если бог не желает, его можно призвать, но она научила меня. Она сказала, что нужно будет отдать нечто ценное. И от ценности отданного будет зависеть расположение бога. Понимаешь, Пшеничка, чтобы спасти свою любовь, мне оставалось лишь обратиться к богине.
Мой друг шел к своему богу не так.
Бог твоего друга позволил ему прийти, когда увидел, что Марциан достоин. Я не мог ждать. Я должен был действовать. К тому моменту, как все было готово, императором стал папаша твоего донатора. У меня больше не было времени, чтобы сомневаться. Я смотрел, как умирают трое моих братьев. Я любил, о моя богиня, как я любил их. Я пожертвовал ими, чтобы унять боль. Я подумал, даже если она не вернется, мне станет легче, ведь я сделал все, что можно и что нельзя. Я вышел за грань. Вот отчего я так хорошо понял историю о матриархе варваров, рассказанную мне твоим донатором. Я знаю, что это значит.
Меньше душевных терзаний, Грациниан, ей нужно знать главное.
Мне кажется, что я слушаю радио-спектакль. Я не хочу, не хочу, не хочу думать, что все это правда. Грациниан не ошибался, правда очень тяжелая. Санктина оставила маму, надеясь на воскрешение, мама же прожила всю жизнь с отчаянием от того, что не смогла ее спасти. А Грациниан убил троих своих братьев, живых людей, чтобы достать свою любовь из-за грани смерти.
Когда любят делают не только прекрасные вещи. Мне не хочется этого знать, хочется забыть. Но если тебе дали камень, нужно положить его в карман и нести, потому что правда всегда пригодится.
Я испросил ее о самом важном. Она дозволила мне погрузить Санктину в землю, хотя Санктина не нашей крови. Она нарушила данный самой собой закон и сказала, что поговорит с моей Санктиной. Но она ничего не обещала. Она лишь дозволила Санктине говорить с ней потому, что жертва моя была достаточно велика. Потому что я был в отчаянии. Она сказала, что чувства, это драгоценные камни. Я дал ей много, и я могу получить надежду. Надежда в тот момент была всем. Я выкрал ее труп и привез его сюда, погрузил в нашу землю, святую землю. Для меня было важно, чтобы Санктина оказалась как можно ближе к сердцу богини, хотя, безусловно, она могла говорить с ней откуда угодно. Моя любовь вошла в землю, а я сидел и думал о том, что будет, если ничего не случится. Я отдал бы себя на растерзание изгоям, если бы она не вернулась. Я не хотел существовать, я не хотел, чтобы и капля моей крови, частица моей плоти осталась на свете. Но она вернулась. И, моя дорогая, она стала моей.
Санктина смеется, и мне представляется, как она закидывает ногу на ногу.
Что ж, твоему папе повезло.
Ниса молчит, хотя я знаю, что она хочет сказать. Самая кровавая и политизированная история о том, как папа встретил маму на свете.
Ты, дорогая, частенько обвиняешь меня в бессердечности.
Я слышу, как расстегиваются пуговицы ее платье, слышу шуршание ткани.
У меня и вправду нет сердца.
Я рад, что не вижу этого, и все же полуобнаженная перед Нисой Санктина и рубиновая дыра в ее груди освещают темноту у меня под веками.
Когда закроешь глаза кажется, что ты менее заметный. Уловка мозгуне вижу я, значит не видят остальные. Так что я решаю не смотреть.
Довольно театрально, мама, говорит Ниса, но голос у нее еще слабее, чем прежде. Застегнись.
Зачем же? Я хочу, чтобы ты видела, кто я такая. Мои раны не скрывает темнота, как твои или Грациниана. Я не могу заняться очаровательным самообманом и представить, что я не мертва. Но, не имея сердца и пережив смерть, я выносила тебя. Потому что тебя я пообещала богине. Ребенка, рожденного мертвой женщиной от живого мужчины. Грациниан присоединился ко мне в смерти несколько позже. Ты от природы та грань, которая позволяет им проникнуть в наш мир. Теперь, когда ты присоединилась к ней, и ваша связь установлена, она выпускает через тебя свои ростки. Они уходят под землю, прорастают там. Их должно быть множество, они сетью должны опутать всю землю. Чем больше их будет, тем быстрее все произойдет. Ты кормишь их страданиями, чувствами. Они приходят в этот мир, разрастаются в нем. И когда они окутают все под землей, мир богов и наш мир сольются. И она придет. Вот что с тобой происходит, Ниса.
Санктина, ты не упоминала, что это будет так, говорит Грациниан, а затем я слышу, как хлестко он одаривает Санктину пощечиной.
Я люблю их больше поцелуев, любимый. Мне хотелось смягчить для тебя эту правду. Ты же сам тут только что распространялся о каких-то тяжелых камнях. Я свой тащила сама. Словом, милая, для тебя это все не опасно. Просто дай этому уйти из тебя. Выполни свою миссию.
Что станет с миром, мама?! выкрикивает Ниса.
Мир изменится. Самым непредсказуемым образом. Возможно, даже погибнет.
О чем ты думала, когда соглашалась на это?!
Санктина смеется, а потом говорит:
Есть такая хорошая фраза: пусть все умрут сегодня, а язавтра. Мир мне не нужен, если там не будет меня. Грациниан, дорогой, только не делай вид, что ты злишься. Ты бы и сам согласился на такое ради этих лет со мной.
О, милая, я просто в бешенстве.
По его голосу, впрочем, совершенно незаметно.
То есть, вы не знаете, как это исправить?!
Это воля богини, дорогая. Грациниан, может убьешь свою дочь ради общего блага? Ах, нет, ты ведь навлечешь на всех нас гнев Матери нашей.
Мне странно оттого, что Санктина в такой ситуации может издеваться. Словно это все ее злой розыгрыш? Наверное, в душе ей очень больно, и она пытается скрыть это.
Мне очень больно. Моя лучшая подругачасовая бомба. Если ничего не сделать, весь мир изменится, а может и погибнет. Мои мама и папа, сестра, мои друзья, Ниса и я сам ничего не будем значить, когда минусовая реальность хлынет сюда.
Офелла говорила про ноль, который разложим на две единицы с разными знаками.
Но если две единицы снова сольются, это ведь опять будет ноль?
Я чувствую, что у меня коленки подгибаются, не от страха, а от чувства густого и наполняющего, наверное, это и есть отчаяние. Я ведь не могу попросить у моего бога, чтобы он поговорил с богиней Нисы? Она не ему принадлежит.
Но мы должны что-то придумать.
Вы предали меня! кричит Ниса. С самого начала предали! Я вас ненавижу!
Только не заплачь, дорогая. Ты приблизишь этим конец мира, каким мы его знаем.
В этот момент я слышу шум и звук падения, шипение. Сначала я думаю, что это Ниса бросилась на Санктину, но Ниса вылетает из комнаты со своей неясной для глаза скоростью, замечает меня, и глаза у нее дикие. Я думаю, что, может, сейчас она бросится на меня и вцепится мне в горло, и я тогда пойму, что подслушивать плохо.
Но Ниса только хватает меня за руку, и мы бежим. Я слышу шум и понимаю, что это Грациниан и Санктина дерутся. Они шипят, словно дикие звери, и мне вовсе не хочется смотреть на такую драку.
И на любую драку, я даже бокс не смотрю, потому что насилие это не выход.
Ниса заталкивает меня в комнату.
Слышал все? спрашивает она зло, но глаза у нее сухие.
Да, говорю я. Прости.
Да плевать уже.
Она отталкивает меня, бежит к Офелле и Юстиниану.
Алло! Вы в адеквате?
Офелла зевает, Юстиниан переворачивается на другой бок, и Ниса становится еще злее.
Просыпайтесь! Быстро! Мы отсюда сваливаем на хрен! Понятно? Сейчас!
Наверное, Офелла и Юстиниан Нису даже не узнают. Она яркая от ярости, кажется, что искрится.
Ребята, говорю я. Нам надо сбежать.
Они все-таки хотят нас съесть?!
Нет, Офелла
Но Ниса не дает мне закончить:
Да! Хотят! Они хотят съесть весь мир! Ненавижу их!
Мы уезжаем, чтобы найти тебе психоаналитика? спрашивает Юстиниан. И тогда Ниса дает ему пощечину. Кажется, она заставляет его проснуться.
Пожалуйста, говорю я. Поверьте нам.
Хотя я сам не слишком нам верю. Хорошая ли идея уезжать? Грациниан тоже явно не хочет, чтобы через Нису в землю уходили ростки Матери Земли.
Но с Санктиной я, в общем, оставаться не хочу.
Ниса говорит:
Офелла, отец с матерью дерутся в моей комнате. Это займет некоторое время. Ты невидимая пойдешь в комнату к маме, и я объясню тебе, где ключи от машины.
Ниса объясняет очень быстро, как по мнедовольно путано. Вместо того, чтобы кивнуть, Офелла исчезает. Наверное, это значит, что она поняла. Хотя, может, Офелла хочет исчезнуть, чтобы не участвовать в разговоре с нервной Нисой. Я не нахожу ответа на этот вопрос, а Ниса не находит себе места, пока Офелла не появляется снова, с ключами.
Теперь, говорит Ниса. Быстро и тихо идем к лифту. А из лифта бежим что есть сил!
Юстиниан и Офелла хорошие друзья, потому что они ничего больше не спрашивают. Я чувствую себя, как в кино. Мы крадемся к лифту, слушая шипение и глухие удары, доносящиеся из дальней комнаты. Не будь они так заняты друг другом, непременно услышали бы нас. Когда лифт издает звон, шум прекращается. Мы влетаем в лифт так резко, что меня припечатывает к стене Юстинианом, Ниса ожесточенно жмет на кнопку.
Путь от третьего этажа до первого кажется мне бесконечно долгим. Когда двери распахиваются, мы бежим к воротам, Ниса вводит код так быстро, что ее пальцы становятся похожи на лапки гигантского паука, молниеносно сплетающего паутину вокруг мухи в мультфильме.
Ворота открываются, и мы несемся уже к машине. Все равно это лучше, чем бегать кросс. По крайней мере, можно вскоре можно будет передохнуть и проглотить обратно сердце.
Мы не думаем о том, как сесть в машину, поэтому получается странно, я и Юстиниан на заднем сиденье, Офелла рядом с водителем, а водитель у нас Ниса. Ругаясь на парфянском, она пытается втолкнуть ключ зажигания туда, где ему быть полагается. Офелла направляет ее руку, и все получается. Машина глубоко вздыхает, и двигатель начинает ворчать.
А потом Ниса, наверное, вдавливает педаль газа в пол, потому что всех нас толкает назад.
Я могу сесть за руль, когда мы окажемся достаточно далеко от них, осторожно предлагает Офелла, но Ниса молчит, смотрит только вперед. Дорога ровная и почти пустая. Конечно, думаю я, дневная жизнь сосредоточена в городе наверху. Нижняя часть Саддарвазеха спит или отдыхает после охоты. Ниса обращается с автомобилем так, словно мы участвуем в гонках. Он явно к такому не привык.
Мать их, говорит Ниса. Мать их, мать их, Матерь Землю.
Никогда я не слышал, чтобы кто-то с такой ненавистью говорил о собственных богах.
Ниса, я
Нет, Марциан, не надо.
То есть, ты запрещаешь даже ему рассказать, что случилось?
Юстиниан, и тебе не надо. Никому не надо говорить. Пару минут.
И мы едим в тишине, и я чувствую, как мое горячее и горькое сердце бьется на языке. Странно ничего не говорить в такой момент, но мы только слушаем, как шуршит под шинами асфальт, и я даже начинаю хотеть спать. В конце концов, в последний раз я спал давно, даже посчитать сложно. Но мне вообще сложно считать, поэтому это не значит, что спал я в последний раз в силурийскую эпоху или в момент перехода от подсечно-огневого земледелия к трехпольному. Но все-таки не спал я давненько, поэтому снова зеваю.
Мы проезжаем не сарайчики, а, как я теперь знаю, лифты. И я словно вижу город, растущий вниз. Даже не город, но корни города, уходящие под землю.
Черви, уходящие под землю.
Ниса говорит:
Они не могут нам помочь. Мамаша вместо того, чтобы сдохнуть, когда полагается, сменила богиню. Договорилась, что родит ей меня, а я приведу в мир богиню или что-то вроде.
То есть, ты даже не особенно внимательно слушала?
И тогда даже я говорю:
Заткнись, Юстиниан.
Они ничего не могут сделать с этим. Ничего. И не станут. Никто ничего не сделает. Я просто буду ждать, пока опрокинется весь мир. Так получается?
Мы уехали от них, потому что начинает Офелла.
Потому что я не хочу быть с людьми, для которых я всего лишь должок из прошлого. Им плевать на меня, плевать на мир. Мы никуда не едем! У вас же так говорят: куда глаза глядят?
Я говорю:
Нет, у нас есть идея, куда. Подальше отсюда. Это уже идея. Мы найдем решение. Сколько здесь червей? Три. А мир большой. У нас еще много времени. Сейчас мы едем подальше отсюда, а там, где будет подальше отсюда, мы будем думать, как поступить. Некоторое время мы будем ничего не понимать, может даже неделю или две, но у нас появится идея. А потом еще одна. Мы будем пробовать разные вещи снова и снова. Так делает мой папа.
Я даже расплакаться не могу, потому что это приблизит конец света, говорит Ниса. А потом протягивает мне руку, Офелла в этот момент хватается за руль, словно бы на нас несется фура. Так вот, Ниса протягивает мне руку и говорит: