В очереди на кассе, Габи ловит момент, чтобы засунуть в рукав пару крохотных шоколадок. Разумеется, ей совершенно не обязательно воровать, чтобы получить их, но особым таинством Габи кажется обмануть видеокамеры.
Продавщица - грузная женщина с тяжелыми веками, укрывающими печальные темные глаза. Она методично и сонно пробивает продукты, и только когда Габи говорит:
- И можно пачку "Лаки Страйк", пожалуйста? - взгляд у продавщицы становится более осмысленным. Она смотрит на вино, на Габи, снова на вино и, наконец, спрашивает:
- Лет-то сколько?
- Девятнадцать.
- Непохоже. Школьница, небось. Паспорт давай.
Габи вздыхает, лезет в рюкзак за паспортом, попутно скидывая туда шоколадки из рукава, и протягивает документ продавщице. Разумеется, паспорт на имя Габриэллы Вираг поддельный, а потому отражает удобный для Габи возраст.
- Хорошо, - говорит продавщица с некоторым недоверием. - С тебя пять тысяч форинтов.
Габи смотрит, нет ли никого за ней. К счастью, никого не оказывается. Не всегда удается провернуть этот фокус. Габи ловит взгляд продавщицы, улыбается ей, чувствуя жжение в глазах, будто она долго смотрела на солнце. А потом некоторое время роется в кошельке. Достав оттуда банкноту в тысячу форинтов, протягивает продавщице.
- А поменьше нет? - спрашивает та недовольно. Габи только пожимает плечами, и продавщица еще некоторое время механически набирает для нее сдачу с двадцати тысяч форинтов.
Забрав сдачу и пакеты, Габи выходит на улицу. Будапешт принимает ее в прохладные объятия Третьего района. Начинает холодать, осень уже вступает в свои права, и Габи натягивает шапку на уши. Габи до сих пор не сумела освоить умение одеваться по погоде. Короткая джинсовая юбка и кроссовки - слишком холодны для ноября, а вот зимняя куртка слишком тепла. Одну только шапку Габи надела вовремя и не жалеет об этом. Натянув шапку на уши, Габи снова подхватывает пакеты и спускается по лестнице. Третий Район - один из самых древних, здесь были римские посты еще в античности, но во времена развитого социализма, весь Третий район оказался застроен типовыми многоэтажками, скучными и симметричными.
Длинные ряды пятиэтажных панельных домов соседствуют с высокими коробками шестнадцатиэтажных, а между ними в беспорядке располагаются дворики. Лавки у подъездов служат насестом для старых кудахтающих бабулек, качели и горки призваны развлекать малышей. Габи любит Третий район, умилительный в своей абсолютной обычности, и все же по ночам здесь неуютно. Горящие окна смотрят, будто угрожающие глаза огромных чудовищ.
Подъезд одной из безликих типовых многоэтажек, в которой живут Габи и Кристания, представляет собой жалкое зрелище - грязное, тускло-зеленое место с пустыми пазухами там, где на потолке должны болтаться лампы. В полной темноте, но без какого либо страха, Габи поднимается на девятый этаж. Только оказавшись почти у двери квартиры, Габи чувствует смутное беспокойство.
Они с Кристанией, разумеется, ставили защитный ритуал, но ни Слово Кристании, ни Слово Габи и близко не относится к охране или защите, а значит взломать их неловкую сигнализацию мог любой, кто имеет хоть какие-нибудь представления о Ритуалах Общего Круга.
Глаза у Габи тут же начинает покалывать снова, она зажмуривается. Совершенно незачем тратить силу, пока она не увидела врага в лицо, при условии, что враг вообще существует не только в ее воображении.
Как ни в чем, ни бывало, Габи открывает дверь. Но квартира оказывается темна и пуста, по крайней мере, на первый взгляд. Кристания давно уже на работе, сейчас она медсестра в больнице, что позволяет ей иметь доступ к моргу, особенно удобный в ночные смены. Ее атласы по анатомии раскиданы по всему коридору, что, впрочем, вполне обычное дело для Кристании.
Габи ставит сумки в коридоре, проходит в свою комнату, включает свет. С виду все в порядке. На столе лежат "Слова и вещи" Мишеля Фуко, книга, в которой по утверждению Кристы никто не может понять ничего, но Габи она помогает разбираться с собственным Словом. Кроме того, рядом покоится учебник по физике за десятый класс. Габи давно решила, что самый лучший способ оставаться в курсе происходящего в мире науки - читать школьные учебники. Все по-настоящему важное, актуальное и похожее на правду, появится, в конце концов, там.
На подушке Габи лежит записка от Кристании, где ее некрасивым почерком выведено: "Бодрийяр скончался, прости меня, пожалуйста, солнышко!".
- Что ж, - говорит Габи. - Смерть, это единственное, что не имеет потребительской стоимости.
Габи выключает свет и идет в гостиную. Пения Бодрийяра, их канарейки, и вправду не слышно. Кристания, когда у нее что-то не получается, частенько злится, а когда она сильно злится, кто-нибудь умирает. Бодрийяр лежит на дне клетки, холодный и желтый, как и его недавний предшественник Соссюр. К Бодрийяру Габи еще не успела привязаться, оттого к потере она относится с некоторой долей иронии.
Габи протягивает руку, достает трупик канарейки, гладит его кончиком пальца по клюву и кладет на стол рядом с телевизором.
- Подожди-ка, - говорит она. - Я только найду, в чем тебя похоронить.
И именно в этот момент Габи снова прошивает ощущение чьего-то присутствия. Опять забеспокоившись, Габи идет в ванную, где в ящике для лекарств, хранятся у них амулеты и заклинания.
Ослепленная слишком ярким светом, Габи выхватывает ящик и принимается перебирать его содержимое. В ящике вместе с баночками зеленки и спирта, бинтами и пластырем, упаковками таблеток, теснятся волчьи зубы, лунные камни, мешочки с пеплом и сушеные травы. Габи чувствует, как ее пальцы обжигает защитный амулет: простой серебряный круг с паутиной из золотистых ниток внутри. Если они с Кристанией все сделали правильно, эта штука не позволит применить магию против Габи, пока амулет касается ее кожи. Единственная причина, по которой Габи не носит его постоянно - чем дольше он испытывает контакт с ней, тем больше выдыхается вне зависимости от того, отражает магические атаки или нет.
В конце концов, ищейки Гуннара не каждый день к ним наведываются. Странно только, что Гуннар окончательно потерял совесть и посылает к ним своих ручных колдунов.
Габи слышит, как кто-то скребется снаружи. Будто бы маленький зверек цепляется когтями за шторы. Звук далекий, кто бы ни вошел в ее дом, он больше озабочен порчей штор, чем нападением. Габи прошивает мысль неожиданная и радостная, даже, пожалуй, слишком радостная, чтобы ей поверить. Некоторое время Габи играет с этой мыслью, но отбрасывает, в конце концов, убедившись в ее фантастичности. Нащупав маникюрные ножницы, Габи выходит из ванной. Вряд ли это оружие достаточно мощно для того, кто сумел проникнуть в их дом, но план очень прост. Пока незваный гость поймет, что его магия не работает на Габи, она успеет ослепить его иллюзией, а потом воткнет ножницы ему в горло.
Как только Габи выходит из ванной, шорох и скрежет прекращаются, сменяясь пением Бодрийяра. Габи замирает, а потом отбрасывает ножницы и несется в гостиную. Ошибки быть больше не может.
В кресле сидит он, Габи сразу узнает, даже в темноте. Бодрийяр сидит у него на пальце, хотя Габи и Кристанию он в своей прошлой жизни побаивался и близко к себе не подпускал.
Габи включает свет, все еще не до конца доверяя своим глазам, а потом визжит, радостно и удивленно:
- Раду! Раду!
На нем штаны цвета хаки, грязные берцы и черная майка, а поверх болезненно-оранжевая синтетическая шуба, явно предназначенная женщинам.
Габи бросается к нему, и он подхватывает ее на руки, легко и привычно.
- Ты похож на молдавского сутенера, - смеется Габи.
- По крайней мере, половина твоего утверждения - правда, - говорит он. И он совсем не изменился за то время, пока Габи его не видела. Впрочем, он совсем не изменился с того момента, как Габи впервые встретила его. - Угадай, без кого не был по-настоящему прекрасен рассветный Тибет?
- Лучше скажи, ты просветлился?
Вот уже лет десять, как Учитель оставил их с Кристанией. Для людей вроде них - даже не срок, и все же Габи и Кристания скучали каждый день, ведь до этого он ни разу их не бросал.
- Сложно сказать, моя радость, - тянет Раду. Он сажает ее в кресло, стягивает с нее кроссовки и отправляет их в полет через всю комнату, в коридор. - Знаешь, концепция мира, как уловки, а индивидуальной души, как обмана больше подошла бы тебе, чем мне. Про всепроникающее страдание я тоже не все понял. Но Анитья мне понравилась - все постоянно движется и неизменно только изменение! Тебе обязательно нужно ознакомиться с той культурой, я много оттуда вынес! А женщины, к примеру, там прекрасны, как и везде.
Раду снова ловит Бодрийяра, устроившегося на клетке, чешет его длинным ногтем под горлышком. Габи запрокидывает голову, замечая, что шторы представляют собой жалкое зрелище, испорченные чьими-то маленькими коготками. Впрочем, Габи отлично знает, чьими.
- Но почему? - спрашивает Габи, все еще сияя от счастья. - Ты вернулся так рано? Ты обещал путешествовать лет пятьдесят.
- Познал суть вещей несколько быстрее и отрешился от земных страстей, - говорит Раду. Его ноготь вдруг давит птичке под горло, будто еще чуть-чуть, и он пробьет ей глотку.
Габи перехватывает его за руку, давая Бодрийяру взлететь, и целует Раду в нос.
- Как я понимаю, все сводится к тому, чтобы не искать ни удовольствия, ни страдания. Я официально потерял интерес ко всему земному! А теперь давай займемся любовью, моя радость, я страшно скучал.
- Так чему, ты говоришь, научился? - смеется Габи.
***
Два года Габи провела с ним, в крепости за лесом, называемой им и колдунами его кабала Аменти. Габи сначала подумала, что Аменти - особое место, злое и страшное. Раду говорил, будто под Аменти обитает Архэ, начало всех начал, огонь, питающийся мертвыми и дающий пищу живым. Вернее, что обитает-то он везде, но именно здесь ближе всего к поверхности. Раду питал голодную страсть к этой разлагающей, отравленной земле, где все было нечисто и страшно, повсюду преследовало ощущение не отводимого взгляда. Сначала Габи думала, что дело в местной земле, ее проклятом очаровании, но вскоре поняла - дело в Раду. Он кормил ее кровью, оттого она была страшна.
Габи благодарила Господа за то, что встретила Раду. Он научил ее читать и писать на латыни, дал ей столько книг, сколько она хотела, и научил толковать их. Первое время Габи не могла понять, что имели в виду Аристотель и Платон, Августин и Ориген, Аммиан Марцеллин и Григорий Турский. Когда Раду заметил, что Габи целыми днями сидит над одной единственной страницей в "Тимее", он сказал:
- Текст существует, только когда его читают, понимание конструируется только внутри читателя, который есть истинный автор. Значит, любая философия существует внутри ровно одного человека и любая наука это бесконечная игра в шепотки, когда один не может расслышать другого. Так что пиши Платона сама, пока ты его читаешь.
И тогда будто бы в голове у Габи сломалась какая-то плотина, она принялась глотать книги одну за одной, достраивая все, что не понимала согласно себе самой. Потом Раду стал учить ее другим языкам, живым и мертвым, человеческим и магическим. Он сказал ей:
- Моя радость, а теперь ты должна понять, что и твой язык не имеет смысла. Есть множество языков, в пространстве которых венгерский и латынь, которые ты знаешь, это лишь совокупность звуков, мало отличающихся от звериных голосов.
Несмотря на языческое пристрастие к плотской любви и крови, Раду был дотошным ученым, тщательно объяснявшим ей все, что было Габи непонятно. Она впитывала его знания, как земля впитывает воду, и они застывали на ней, как чернильные буквы на пергаменте. В те дни, он мог написать на ней все, что угодно, и она запомнила бы это дословно.
Но она не училась магии. Она знала теорию ритуалов, знала, что сердечный ритм должен сочетаться с ритмом барабанов, чтобы вогнать шамана в транс, знала, что в крови содержатся нижние слои души, а оттого она сильный проводник магии, знала сочетание макрокосма и микрокосма, и двенадцать основных алхимических процессов. Иногда Габи помогала в его обрядах, пару раз он показывал ей мелочи вроде наведения порчи. Однако Раду не учил ее колдовать по-настоящему. Габи ведь видела, что мог творить Раду: он исцелял и насылал болезни, мог наносить раны и заращивать их, не прикасаясь к коже, проращивать семена в считанные секунды и превращать людей в животных. У него была магия, могущественная и настоящая, и Габи ждала, что он научит всему этому ее.
Однажды ночью, когда они лежали в постели, Габи спросила, почему Раду не научит ее, наконец. Он только засмеялся, ласково и мягко, а потом зубасто улыбнулся, ответив:
- Габи, Габриэлла, радость моя, ты станешь ведьмой тогда, когда я открою тебе величайшую тайну. Ты пока не готова.
- Тогда намекни, хотя бы намекни мне, с чем эта тайна связана?
Раду тогда мягко перехватил ее за запястье и устроил ее пальцы на шраме, идущем по его груди, там, где сердце. Габи почувствовала мерное биение у него внутри, и пожала плечами - надо же, бьется кровь, что в этом такого.
- В любом случае, - сказал тогда Раду. - Спешить не нужно. Мой собственный Учитель, дал мне магию, когда мне был тридцать один год.
Сейчас, Габи знала, хоть Раду и выглядел так же, как в тот день, он намного пережил человеческий срок. Ему было около ста лет. Раду говорил, что обычно колдуны после получения магии действительно не меняются внешне, однако они умирают в свой срок, колдуны живут на магии, и однажды она просто кончается, как останавливается уставшее сердце. Обычно магии, поддерживающей жизнь колдуна, хватает лет на шестьдесят или семьдесят. Но у него особый род, и вместе с магией, он передаст Габи бессмертие.
Габи не слишком верила в это, поскольку не представляла, что такое бессмертие.
Раду всегда был с ней мягок и терпелив, но Габи знала и его другого. Слуги говорили, что среди его названных брата и сестер, он худший. Габи видела такие ужасные вещи, от которых ей должны были бы сниться кошмары.
Но не снились. Габи видела, как Раду проводит вивисекции, даже не прикасаясь к коже жертв, вскрывает брюшную полость, вынимает орган за органом, и все это время магией заставляет их жить, записывая результаты изучения еще бьющихся сердец, еще раскрывающихся легких. Габи видела экстатические ритуалы, которые он проводил над мужчинами и женщинами, заставляя их спариваться с животными, выводя монстров и тварей невероятных сочетаний. Габи, в конце концов, видела, как Раду пытает пленных, которыми они разживались при нападениях человеческих врагов, желающих уничтожить колдовское семя в этой земле. Габи видела его злую, языческую радость, но все равно делила с ним постель.
Хотя больше всего Габи, пожалуй, пугало то, что может быть, она делила с ним постель, не несмотря на все, а оттого. Он был красив в языческой развращенности и жестокости, в тонких расчётах и формулах, которые выводил из этих страстей, и она его полюбила. Полюбила сильно и страшно, полюбила его рассеянность, полюбила его манеру смеяться, полюбила его ласку и нежность, полюбила его бесчеловечную любознательность. И не могла перестать его любить даже когда видела, как он вшивает в тела женщин зародышей неведомых существ или оскопляет мужчин, используя их органы в отвратительных ритуалах.
Его названных брата и сестер в то время Габи почти не встречала. Она не считалась равной им, не была ведьмой. И уж точно никогда Габи не видела в те годы его Учителя. О собственном Учителе, Тьери, Раду говорил, как об отце. Он говорил, Тьери спас его от смерти, забрав из какой-то деревушки в Молдавском Княжестве, вымершей от чумы. Раду оставался там совсем один и жил диким зверьком, пока за ним не пришел Учитель. Он воспитал его, и его брата и сестер как отец прежде, чем дал им магию.
Раду был, как и она, из крестьянской семьи, осужденный всю жизнь проработать в поле или умереть от чумы вместе со своей семьей, если бы судьба не свела его с Учителем.
Габи хотелось получить магию быстрее. Она чувствовала в себе готовность и страсть к тому, чтобы колдовать, чувствовала с первой минуты, желала этого, как желала Раду.
В конце концов, он рассказал ей, что должен будет провести над ней обряд, передать ей часть своей души и таким образом навеки связать ее с собой. Они смогут чувствовать друг друга, они смогут говорить друг с другом, не произнося ни слова. Он сказал, что Габи для него - выбор, потому что ни один колдун не может иметь больше пяти учеников за всю свою жизнь - слишком мало иначе у него останется внутри. Худшее, что можно себе представить - растратить свою магию вместе с душой, и стать безвольным, не способным к желаниям и колдовству существом. Собственный Учитель Раду дал магию четверым ученикам, в один и тот же год, и это стало для него тяжким испытанием. Ученик же переживает невыносимую боль и смерть, когда все случается, поэтому Раду будет ждать, пока Габи станет окончательно готова.