Перед глазами Салиха мелькали драгоценные камни, золото, дорогие одежды. С каждым новым ударом все новое великолепие представало свету.
Это настоящая сокровищница, прошептал Салих, оттаскивая в сторону последний камень. В голове у него мутилось. Одна мысль всплывала и тут же исчезала, уступая место другой, подобно сказочным дворцам, которые возводит волшебник по просьбе героя, возводит и тут же рушит, чтобы создать новые, еще более прекрасные.
Девушка покачнулась и упала бы на острые камни, если бы виллины не подхватили ее. Тонкие сильные руки поддержали ее и бережно уложили на землю.
Салих отбросил кирку, без сил повалился рядом. Дыхание с хрипом выходило из его груди. Он едва удерживался от того, чтобы расхохотатьсяяростно, неудержимо. Несметные богатства! Милосердные Боги, неужели судьба наконец-то обратила к нему свой благосклонный лик? Неужели теперь, после стольких беспросветных лет, настал золотой век? Можно отомстить, можно освободиться от давнего груза, можно можно наконец стать счастливым!
Последняя мысль выскочила совсем уж неожиданно, и Салих поспешно отмел ее. Он плохо представлял себе, как может выглядеть счастье. Что это за зверь и в каких лесах он водитсяэтого Салих теперь уж и не ведал.
Он подавил нервный зевок и вдруг всхлипнулсухо, без слез, одним горлом.
И тут новый звук заставил его забыть обо всем.
Спасенная девушка застонала.
Она приходит в себя, спокойно проговорила Алаха.
Но это спокойствие было только внешним. Девочка покусывала нижнюю губу и стискивала пальцывсе случившееся было слишком необычным, чтобы оставить бесстрастным даже ее, дочь и сестру вождей, своенравную избранницу Богов.
Виллины быстро, безмолвно снимали со спасенной одежды и украшения. На земле росла гора шелка, бархата, парчи, золотого и серебряного шитья, поясов, гривен, монист, ожерелий, браслетов, колец
Наконец девушка осталась в одной рубашке. Под тонким полотном угадывалось совсем хрупкое гибкое тело. Лицо, когда с него стерли краску, оказалось по-настоящему красивымтой красотой, при взгляде на которую человек невольно думает: "Она станет матерью миловидных детей".
И все же при виде "невесты старика" Салих с удивлением понял, чтобудь его воляон вряд ли захотел бы ее в жены. В самых отдаленных, в самых дерзновенных своих мечтаниях совсем иной видел он и жену свою, и детей. Были они небольшого роста, темноволосы, скуласты, с широко расставленными глазамивечно прищуренными под тяжелыми веками
Виллины и Алаха о чем-то разговаривали. Вернее, пытались разговаривать. Девочка плохо понимала, чего они добиваются. Салих вдруг забеспокоился. Ему показалось, что вся эта гора драгоценностей вдруг исчезнет по мановению какого-нибудь злого духа. Или что Алаха отдаст все это виллинам. Маленькая госпожа или не понимала, какое огромное сокровище оказалось вдруг, по воле слепого случая, у нее в руках, или же готова была расстаться со всем этим из гордости.
Салих прикусил губу. Сейчас он готов был пойти на что угодно, лишь бы завладеть драгоценностями.
Но виллинов, похоже, мало интересовали золото и камни. Не беспокоились они и из-за шелковых одежд. Их тревожило одно: судьба спасенной девушки. Та уже распахнула глаза, в ужасе осматриваясь по сторонам.
Заметив рядом симуранов, она вдруг рванулась и закричала. Ее удержали, ласково, но настойчиво.
Алаха холодно усмехнулась, глядя, как обмякает пленница, как слезы подступают к ее глазам, как бурные рыдания наконец вырываются из ее груди.
"Святы Близнецы в обоих мирах! прошептал Салих себе под нос. Он не верил в двухцветных братьев, как не верил, впрочем, ни в каких Богов, но сейчас вдруг, сам не зная почему, призвал их на помощь. Благословенные Братья, что же нам делать? Что я сам, дубина бессердечная, делаю? Потерял голову, увидел золотои забылся. Бедная девочка, ей сейчас похуже, чем мне тогда, в тот день, когда я, прикрываясь вашим именем, выбрался из Самоцветных гор"
Он решил вмешаться. Встал, перешагнул через рассыпанное по земле золото. Опустился перед рыдающей девушкой на колени.
Тише, тише, красавица, проговорил он. Будет тебе.
Кто вы кто выповторяла она, задыхаясь. Зачем, зачем Старик прогневается
Старик и без того, небось, на вас гневается, успокоил ее Салих. Он говорил нарочито грубо. Вишь, придумали: хоронить заживо самую красивую девушку! Неужто такой он зверюга, этот ваш старик?
Не богохульствуйпрошептала девушка.
Салих только рукой махнул.
Что нам теперь делать? спросил он, толком даже не зная, к кому обращаетсяк своей госпоже, к виллинам, к себе самому или к Богам. Взять ее с собой? Оставить у Крылатых? И как поступить со всем этим барахлом?
Здесь собраны великие ценности, проговорила Алаха, и у Салиха отлегло от души. Значит, она все-таки понимаетНе тебе, раб, называть их "барахлом". По правде сказать, ты и тысячной доли этих богатств не стоишь
Это правда, признал Салих.
Крылатые переглянулись. Один из них осторожно заговорил, подбирая слова человечьего языкавидимо, немногие, которые знал:
Берите все. Уходите. Опасность
Вы не хотите взять хотя бы немного? спросила Алаха. Она сделалась чрезвычайно деловитой. Такой хватки Салих у нее не ожидал. Словно всю жизнь торговала в лавке и действительно знала цену вещам.
Виллины переглянулись. Потом один из них выбрал тонкое колечко, второй взял нитку жемчуга, третийизящную золотую гривну. Они брали эти вещи так, как берут грошовые сувениры, просто на память о событии или встрече.
Остальноевам, пояснил один из них.
Салих задохнулся, почувствовав в горле ком.
Алаха вежливо поблагодарила их и махнула своему рабу, чтобы он увязывал вещи в одеяла.
Что мы будем делать с девушкой, госпожа? быстро задал вопрос Салих.
Но оказалось, что у Алахи и на этот счет готово решение.
Она поедет с нами, раз Крылатые не хотят брать ее с собой. Венуты могут вернуться, хотя бы для того, чтобы сменить часового. Им не следует знать, в какую сторону мы направились, поэтому пойдем через перевал. Крылатые проводят нас. А онаАлаха бросила на девушку быстрый взгляд, как показалось Салиху, недобрый. Если она попадет к венутам в руки, они убьют ее за святотатство. Да еще выведают о наскто мы, куда направлялись, сколько нас, как вооружены Так что самое верноевзять ее с собой и не спускать с нее глаз.
Старик покарает, подала голос девушка.
Тебя никто не спрашивает, оборвала Алаха. Мой раб возьмет тебя в жены.
Салих выронил тяжелый золотой браслет и попал себе по ноге.
Как я могу взять ее в жены, госпожа? Он понял, что в горле у него пересохло.
Ей нужна какая-нибудь защита, невозмутимо объяснила Алаха. Вот ты и будешь ее защищать.
Я ТЕБЯ должен защищать, госпожа.
Я не желаю обсуждать свои решения с невольниками, высокомерно произнесла Алаха.
Госпожа, это невозможно. Онасвободная девушка.
Алаха дернула углом рта.
Ну так и ты будь свободен, Салих! Перед всеми Богами объявляю: ты, стоивший мне шесть монет с моего головного убора, ты, Салих, неведомо чей сын, будь свободен и ступай от меня на все четыре стороны!
Салих побелел, как молоко.
Медленно выпрямился. Отодвинул ногой узел с драгоценностями. Приблизился к маленькой своей госпоже. Та гневаласьраздувала тонкие ноздри, покусывала губы, пухлые, как у ребенка, щурила и без того узкие глаза. Ресницы встопорщила, подумал Салих. Сердце у него упало куда-то в живот. Было и страшно, и весело.
Повтори, госпожа, свои слова. Повтори их перед всеми!
Ты мне не нужен больше, Салих. Ты свободен. Забирай эту девку, возьми часть драгоценностейи убирайся.
Он подошел к ней вплотную. Подняв голову, она смотрела на него неотрывно. Салих удивленно заметил, что Алаху трясет от ярости.
За что ты гонишь меня, госпожа? спросил он совсем тихо.
Я тебя не гоню! заносчиво ответила она. Оставайся, если хочешь!
Спасибо, сказал Салих. Он повернулся к ней спиной и снова взялся увязывать вещи. Времени было в обрез.
Глава пятаяДОМ В МЕЛЬСИНЕ
Когда выбор невеликмежду веревкой и удавкойвыбирают все-таки веревку Что ни говори, а предмет куда более мирный. И не только для смертоубийства сгодится, но и для вполне мирных целей.
Вот и у Салиха выбор оказался куда как невелик: либо идти за перевали тогда непременно зацепишь Самоцветные Горы, как ни рвется душа прочь, подальше от этого страшного места, либо держать путь в Степи Но в степяхвенуты, разъяренные содеянным. Ведь, по их разумению, поступок Салиха и виллиновистинное святотатство. Такое, за которое не отомститьпреступление, а мститьне до первой крови, до последней. Покуда вся на землю не вытечет
И потому согласился Салих с виллинами: идти в горы. А оттудав Саккарем и Мельсину.
Спасенная девушка, отпоенная горячим молоком, постепенно приходила в себя. Особо долгие церемонии разводить с нею было некогда: погоня могла начаться с часа на час. Поэтому ее только накормили и переодели в удобную для путешествия теплую одежду, а остальное оставили на потом.
Она назвала свое имяОдиерна. Поначалу казалась застенчивой и молчаливой. Но этопоначалу; уж кто-кто, а Салих слишком хорошо знал: не след судить о человеке, покуда тот несчастен и унижен. Сколько раз бывало: появится у хозяина новый раб, и тихоня-то он, и задушевный человек, так и хочется такого пожалеть, сделать за него лишнюю работу, отдать лишний кус хлеба, лишь бы, сердечный, улыбнулся А пройдет неделя-другая, поуспокоятся раны, поутихнет страх, пообживется человек на новом местеи куда только подевался прежний тихоня? Наглец, так и норовящий сесть тебе, мягкотелому болвану, на шею
Алаха Одиерну невзлюбила. С первого мгновения, как увидела. Видать, и вправду была "невеста старика" чересчур хороша. Да только не Салиху о том судить, если шипом в сердце вошла ему другая. И, кажется, навсегда. Глазами любви на все глядел и оттого видел и людей, и вещи немного не такими, какими они казались всем остальным.
Но об этом никто, и перваяАлахазнать не должен.
Простились с виллинами уже за перевалом. Тяжко груженные кони ступали медленно, осторожно. Алаха ехала верхом. На этом настоял Салих. Степнячка плохо ходила пешком. Уж конечно, гордая дочь вождей ни за что не призналась бы в том, что ступни ног, натруженные за день, болят так, что не дают заснуть. Не показала бы кровавых мозолей. И шла бы вровень со всеми, да еще не хромая. Но только всего этого не требовалось. И оттого ехала маленькая госпожа на лошадилегкая ноша, почти невесомая.
А Одиерна шла пешком. Она тоже неважным оказалась ходоком, но для нее уж коня не нашлось.
Потому что расстаться с сокровищами венутов, которые те предназначали в приданое "невесте старика", Салих ни за что не желал.
***
Дом купили на окраине Мельсины. Как боялся Салих встречи с родным городом! Думалось: увидит эти улицы с глухими стенами домов, эти глиняные заборы и бегущие вдоль заборов каналы, глянет на зацветающие по весне кусты с щедрой россыпью желтых, розовых, белых цветов, появляющихся еще до листьеви оборвется в груди сердце, не выдержит тяжести давних, детских воспоминаний.
Но ничего этого не случилось. Они вошли в город под вечер. Девушки закутались плотнее в плотные шерстяные покрывала, чтобы не привлекать ничьего внимания. А кто вызвал бы большее любопытствокрасавица Одиерна, желанная добыча для любого торговца рабами, или своенравная Алахатут уж трудно предугадать. Салих предпочел бы не рисковать.
Ни одна из девушек никогда не бывали в городе. При виде высоких стен, прочных домов, каменных и кирпичных, обе невольно жались к своему спутнику. Алаха, не переставая, бормотала под нос какие-то охранительные молитвы. Не то к своим Бесноватым взывала, не то ворчала на Небесного Стрелкатого самого старика, из-за которого, по ее мнению, они оказались в этом странном месте, похожем на ловушку.
Салих поневоле вынужден был взять на себя главенство их маленьким отрядом. Не говоря уж о том, что в Саккареме не слишком-то прислушивались к женщинам. И оттого, сохраняя глубочайшее почтение к Алахе и держась подчеркнуто вежливо с Одиерной, он ловко распоряжался всеми деламии вечером, на постоялом дворе, где остановились путники, и утром, когда выспрашивал, имеется ли в городе небольшой дом на продажу.
Именно Салих настоял на том, чтобы скрывать не только лица девушек, но и всякий намек на истинное их богатство. Расплачивался прижимисто, ворчал над каждой монеткой и ушел в город, сопровождаемый неодобрительными взглядами харчевника. Скупердяев никто не любит, а коли ты бедняктак не ночуй под крышей, не столуйся в приличном месте. Так считал этот почтенный господин.
И был, конечно, прав.
Да только Салихне бедняк и не скупердяй. Салихбогач. И очень, очень осторожный богач
За заботами о своих спутницах, да и о своей безопасности тоже, за тревогой о драгоценностях и одеждах, спрятанных в тюке, увязанном в простое дорожное одеяло, за всем этим Салих совершенно позабыл старую свою боль.
И только оказавшись на базарной площадиударом! вспомнил.
Ничто не изменилось здесь с тех пор, как маленький мальчик, держась за отцовскую руку, вышел из родного дома как оказалосьв последний раз. Все так же кипел торг, все так же прилавки и открытые уличные лотки, выставленные везде на прилегающих к площади улицах, ломились от изобилия и разноцветья товаров. Все те же, казалось, лица были у купцов и перекупщиков, у солидных покупателей и домашней прислуги, бойко выбирающей из корзины пучок зелени к обеду
Все те же голоса, все те же зазывающие выкрики: "Сладкие булочки!", "Земляника, земляника!", "Вяленая ры-ыба! Вяленая ры-ыба!". Все те же одуряющие запахи: пряности и зелень, сладости, благовония, нагретая на солнце медь кувшинов, пахнущие пылью изделия гончаров и какой-то сладковатый, всегда казавшийся таинственным запах новой ткани, скатанной в большой рулон
Чтобы справиться с волнением, Салих вынужден был остановиться, закрыть лицо руками. Но запахи окружали его со всех сторон, властно вторгались в ту область воспоминаний, которая, мнилось емуглупому! давно уже была закрыта для внешнего мира. У него закружилась голова, и чтобы не упасть прямо на мостовую, он взялся рукой за стену дома.
Тебе нехорошо, почтенный?
Не отнимая ладоней от лица, Салих молча покачал головой.
Но сострадательный прохожий не уходил. Так и стоял рядом, пристально всматриваясь в странного человека, который вот-вот упадет без сознания прямо посреди базарной площади.
Нет, почтенный, я вижу, что ты болен, повторил прохожий. Не нравится мне, какой у тебя цвет лица.
Какой? глухо спросил Салих.
Там, где ты не прячешься за ладонями, я вижу сплошную белизну Не бойся меня. Если ты болен, я попытаюсь тебе помочь.
Я здоров, тихо проговорил Салих. Оставь меня в покое, добрый человек. Я верю в твои благие намерения, но вовсе не нуждаюсь в твоей помощи.
Как знать? тут же возразил прохожий. Кто из нас может на самом деле знать, нуждается ли он в помощи? Если уж на то пошло, все мыброшенные родителями дети, странники в этом великолепном, парадоксальном и иногда чрезвычайно недобром к людям мире
Салих понял, что наскочил на философа. И, что было куда хуже, на философа, который откровенно скучал без собеседника.
Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, еще раз сказал Салих.
Иные боятся сознаться в болезни, понизил голос болтун, потому что, по распоряжению городских властей, всех хворых, из опасения повального бедствия, высылают за пределы городских стен. Ну, не всех, конечно. Только тех, у кого нет ни кола ни двора. Остальные лечатся А кое-кого подбирают жрецы из Дома Богов-Близнецов
Салих наконец опустил руки. Дольше стоять с закрытым лицом было просто глупо.
И едва не поперхнулся.
Прямо перед ним стоял и широко улыбался брат Гервасий.
Мне так и показалось, что это ты, нечестивец, произнес Ученик Близнецов. Ну и ну! Меня учили, что всякий день начинается с чудасолнечного восхода. Но когда он еще и продолжается удивлениемвот тут стоит призадуматься!
Мир тебе, брат Гервасий, сказал Салих. И поклонился.
Он старался держаться спокойно и вежливо, выказывая почтение к возрасту и сану собеседника. Но на самом деле сердце его упало. Ему было страшно. А что если Ученик заявит свои права на него, Салиха? Мол, этот человекневольник, принадлежавший Дому Близнецов Или еще что-нибудь в этом же роде, если не похуже. Ведь здесь, в городе, Алаха вряд ли сможет его защитить.