Мы повстречались случайно, госпожа, выдавил наконец Салих. Это произошло на базаре, где я накупил полную корзину разной снеди. Твой сын, чрезвычайно вежливый, услужливый мальчик, предложил мне помощь, и поскольку корзина действительно была очень тяжелой, я с радостью принял ее.
Он заплатил мне щедро, матушка, добавил Мэзарро. И Он знал моего отца! выпалил он.
Вся кровь бросилась Салиху в лицо. Проклятый щенок! Видать, на самом кончике языка вертелась у паршивца новость, вот и не выдержалляпнул. А как переживет подобное сообщение Фадарато том и не подумал.
Женщина повернулась к Салиху, улыбнулась.
Мой покойный супруг и господин был человеком крутого нрава, сказала она спокойно. Но душа у него всегда оставалась доброй, я-то знаю Ты вел с ним какие-то дела? Не пойму, чем мне твое лицо кажется знакомым
Салих встал. Он не мог вымолвить ни слова. Крупная дрожь сотрясала его с головы до ног.
Заподозрив что-то, поднялась и Фадарат.
Мэзарро прикусил губу. Он видел, что зря завел разговор об отце, но теперь уж было поздно.
Это япрошептал Салих. Это я мама Это я, Салих
И упал к ее ногам.
***
Ничего из старых вещей не взяли они из лачуги, когда навсегда покидали ее, даже не потрудившись закрыть дверь. Так и оставили дом необитаемым. Может быть, какие-нибудь бездомные бедняки заберутся в лачугу Фадарат и ее сына и начнут там новую жизнь, пусть голодную, но все же под крышей. А может, воры разграбят остатки убогого скарба и подожгут дом. Тем, кто уходил из этого жилища, дальнейшая его судьба была безразлична.
Фадарат и оба ее сына, родной и приемный, просидели у догорающей лампы всю ночьза разговорами и воспоминаниями, а наутро, едва рассвело, вернулись в Салихов дом, такой богатый и такой бесприютный.
На этот раз Салих не стал ждать, пока своевольные девушки изволят появиться перед гостями. Обошел дом, велел Одиерне выйти к фонтану, а после разыскал Алахув таком большом, таком пустом здании сделать это оказалось не так-то просто.
Госпожа, окликнул он ее.
Алаха сидела на коврах, рассеянно разглядывая свое отражение в небольшом полированном зеркале.
При звуке шагов своего бывшего раба она лениво подняла голову.
Что тебе? спросила она высокомерно. Разве тебя плохо развлекает эта красавица, Одиерна? Зачем ты тревожишь меня?
Одиерна вовсе не развлекает меня, ответил Салих, чувствуя, как в нем закипает раздражение. Зачем ты представляешь все в таком свете, госпожа? Я ничего дурного не делаю!
Мне-то что за дело! Алаха пожала плечами и отвернулась. Если ты вломился в мои покои только для того, чтобы сообщить это, то убирайся. Ты своего добился: я зла на тебя! Пошел вон, Салих!
Госпожа, повторил Салих уже настойчивее, я пришел вовсе не для того, чтобы злить тебя. Послушай
Убирайся к Одиерне, повторила она, отбрасывая зеркало на ковры. Если эта девка плохо ублажает тебя, ты можешь ее высечь! УверенаСтарик, у которого мы украли невесту, так и поступает!
Салих уселся на пол у ног Алахи.
Послушай меня, госпожа, произнес он в третий раз. Я здесь не для того, чтобы ты сердилась на меня или Одиерну. Прошу тебя, выйди во двор, к фонтану. Там ждут два человека. Познакомься с ними, потому что они будут жить в этом доме.
Мне все равно, сказала Алаха.
Это моя мать и мой брат, продолжал Салих. Ему было трудно говорить. Так же трудно, как идти против быстрого течения. Столько лет я искал их и наконец нашел Мою мать зовут Фадарат. Она будет вести здесь хозяйство Думаю, она справится с этим куда лучше, чем я.
А ты вообще ни с чем справиться не можешь! огрызнулась Алаха. Я не хочу ни с кем знакомиться. Уходи. И, видя, что Салих медлит, прикрикнула:Уходи, целуйся со своей Одиерной!
Салих молча повернулся и вышел вон.
Однако вскоре Алаха появилась возле фонтана. Не то из упрямства, не то из любопытства, но она прибежала даже раньше Одиерны. На ней было роскошное шелковое одеяниеодно из тех, что хранилось в сундуках в этом богатом доме и принадлежало кому-то из прежних обитателей. Длинное желтое платье с красным поясом, высокий головной убор, расшитый жемчугами, из-под которого на прямые плечи падали длинные тонкие косы иссиня-черного цвета, тяжелые браслеты, сомкнутые на тонких девичьих запястьях, смуглое, скуластое лицо, бесстрастное, высокомерное, такой явилась Алаха перед матерью своего бывшего невольника.
Постояла в сторонке. Приблизилась величавоуж это-то ей, дочери вождей, удалось хорошо, несмотря на то, что платье было великовато и подол волочился по траве. Обошла Фадарат и Мэзарро вокруг, словно коней, к которым приценивалась. Щелкнула языком.
Повернулась к Салихутот стоял, медленно наливаясь гневом.
Это и есть те самые люди, которые будут делить с нами кров? осведомилась Алаха. В какой грязной дыре ты их нашел, бездельник?
Госпожа Фадарат, обратился Салих к своей матери, вот эту прекрасную госпожу называют Алахой. Онасоль моей жизни, мое спасение и свет. Без нее я до сих пор влачил бы жалкое существование Если когда-нибудь она назовет меня своим рабомне возражай, потому что так оно и есть.
Алаха переводила недоверчивый взгляд с Салиха на Фадарат. Тонкие ноздри ее вздрагивали. Она не могла понять: насмешничает ли Салих или же говорит серьезно.
Немолодая женщина смотрела на маленькую строптивицу ласково и открыто.
Что ж, Алаха, спокойно сказала Фадарат, для меня большая честь и большое счастье служить тебе. Вот мой младший сын Мэзарро. Располагай его жизнью, как и моей.
Мэзарро неловко поклонился девочке. Что за игру затеяли мать и старший брат? Кто эта степная девчонка, вырядившаяся, как государыня? Почему она воротит нос от матери, от Салиха, от него, Мэзарро? И почему Салих готов сносить от нее любые оскорбленияа может, и побои?
Много позже, оставшись наедине с младшим сыном, Фадарат разъяснит ему все эти загадки. Она увидела то, что осталось непонятным для неискушенного в таких делах парня: Салих любит эту скуластую разбойницу. Любит больше самой жизни. И кем бы ни стал с годами Салиххоть вождем дикого народа, хоть высшим из Учеников Богов-Близнецов, хоть самим венценосным шадоммаленькая Алаха навсегда останется для него госпожой, которой он будет служить как верный пес до последнего своего вздоха.
Но почему Алаха так ненавидит его?
Ответ пришел спустя несколько минут после того, как мать и брат Салиха познакомились с Алахой.
Ответ прибежал в развевающемся белом одеянии, которое не скрадывало, а подчеркивало роскошную фигуру юной девушки. Она была одета, в отличие от Алахи, очень просто, и эта простота делала ее красоту поистине убийственной.
Это Одиерна, представил девушку Салих.
Алаха сжала губы и отвела глаза.
Фадарат поклонилась и Одиерне. Та улыбнулась в ответ с недоверчивой радостью. Каково ей, бедняжке, в этом пустом и холодном доме, подумала Фадарат с невольным сочувствием. Одиернанастоящее сокровище, редкая красавица. Воплощенная любовь и радость. А Салих и Алаха, занятые друг другом, почти не замечают ее.
Кроме того, Алаха не может не ревновать
Фадарат вдруг рассмеялась. Она смеялась легко, от души. Все эти взрослые людивернее, люди, считавшие себя взрослыми! казались ей на самом деле заблудившимися детьми. И Алаха с ее сжигающей ревностью и мучительным одиночеством, и Салих, истерзанный жестокими воспоминаниями и скрывающий от всех страсть к маленькой степнячке, и насмерть перепуганная Одиерна, и баловень отца и двух матерей Мэзарро, неожиданно столкнувшийся лицом к лицу с нищетой и голодом, все они были для Фадарат только детьми. И она знала, что приберет их к рукам, а уж тогда сбудется ее последняя, самая жаркая мечта: большой дом, полный здоровых, горластых внуков!
***
Мать Мэзаррозаконная супруга отцатак и не смогла выполнить своего обещания: народить кучу детей, наследников всего того богатства, что накопил торговец шелком. Она умерла через семь лет после рождения первенца в родах. Новорожденный прожил после ее смерти лишь несколько дней. Мэзарро остался на руках Фадарат. Поначалу он называл наложницу отца, согласно обычаю, "младшей мамой", но потом слово "младшая" отпало само собой. Фадарат сделалась его ЕДИНСТВЕННОЙ матерью.
А та, лишенная сына, привязалась к мальчику как к родному. Конечно, она баловала еговтайне от господина. Мэзарро вырос немного легкомысленным, чересчур доверчивым и капризным, как все балованные дети, однако у него было доброе сердце. В нем Фадарат была уверена.
В Мэзаррода. Но не в Салихе. Старший сын оставался для нее кое в чем настоящей загадкой. Фадарат видела, конечно, что он любит Алахужизнь за нее готов отдать. Догадывалась, что эта страсть не принесет старшему сыну ничего, кроме горя. Но в чем корень этой страсти? Почему именно Алаха? И кто она такая? Этой девушке не место в городе, в лабиринтах узеньких улиц, в тесноте каменного жилища. Ее стихиястепь. Без вольных овеваемых ветрами просторов она гибнет
А если Алаха уйдет, то следом за нею уйдет и Салих
Глава седьмаяИ ВЗВИЛСЯ ПЕПЕЛ ДО НЕБЕС
Как и откуда набежали враги? Кто проследил их передвижение по степи? Разве что гордый горный орел, парящий высоко в небе, почти задевая недвижными сверкающими крыльями небесную сферу, разве что он заметил идущие на маленькое племя Алахи орды Да еще молодой охотник, ускакавший далеко на восток, почти к самому подножию Самоцветных гор, был встревожен огромным облаком пыли, поднятым копытами бесчисленных коней. Но не вернулся домой, в становище, молодой охотникостановила его жгучая стрела, впилась под лопатку и повалила в горячую пыль
Венуты шли не за грабежомубивать они шли. Мстить. Ибо только кровью можно смыть нанесенное племени оскорбление.
Да, венутыотверженцы. Тяжким бременем висит над ними давнее проклятие. Страшную цену платят онии уже который год! за неразумие одного из своих давних предков, коему вздумалось в недобрый час посмеяться над стариком Кугэдеем. Ох и обидчив Небесный Стрелок! И как его умилостивить?
Самым лучшим, самым дорогим расплачиваются. Отсылают невесту с богатым приданымно все нет и нет прощения проклятому племени. По-прежнему редко заглядывает радость в белые с красным орнаментом шатры венутов. И дети рождаются нечасто, а чтоб здоровенький младенец появился на светтакого не упомнят и старухи.
Страшен гнев Кугэдея. Обидчив и злопамятен
А тут еще святотатство! Из-под самого носа у Старика увели невесту, украли приданое. Венутам и помыслить было жутко, каким может оказаться гнев небожителя в этом случае.
Одна только мысль жгла каждого из воинов, собравшихся под треххвостым бунчуком верховного шамана племениТэбе: покарать весь народ святотатцев, выжечь эту язву каленым железом и вернуть Старику похищенное! Возможно, человеческие жертвы умилостивят наконец грозного старца
Гремела земля под копытами боевых лошадей. Во весь опор мчалась орда. И хотя преодолеть ей предстояло немалое расстояние, каждый был заранее готов к битве. Степняки перемещаются по земле с такой скоростью, которая и помыслиться не может людям, живущим в городах или в плодородных долинах, где ради того, чтобы добыть себе пропитания, целыми днями ковыряются в земле, возделывая грядки и пашни.
Близится час расплаты! Икто знает? быть может, близится долгожданный час, когда давнее проклятие будет наконец снято с многострадального племени.
***
Налетели со всех сторон, вихремдиким степным ураганом, который сметает с лица земли и большие юрты, и коней, и людейи даже малую травинку и ту, кажется, с легкостью выдергивает из земли, чтобы, подняв в мутный потревоженный воздух, закружить в бешеной пляске.
Еще мгновение назад, казалось, царила тишина, нарушаемая лишь далеким ржанием лошадей или голосами женщин, занятых домашними делами. И вдруг земля загремела, загудела, задрожала, воздух потемнел от поднятой тысячами копыт пыли. Везде теперь мелькали оскаленные яростные лица, горящие глаза, повсюду летели певучие стрелы, взвивались над головами тонкие сабли.
И не было спасения от этого нашествия! Слишком поздно схватились Арих и его удальцы. Похватались за оружие, выбежали навстречу врагуа враг уже был повсюду.
Закипели короткие, яростные стычки. Здесь не просили и не оказывали пощады, здесь не ждали снисхождения. Били в горло, в животпленных не брали. Не нужны венутам рабы из племени святотатцев! Возьмешь такого в бою, а он потом, среди ночи, подкрадется и чего доброго задушит твоим же собственным одеялом. Никогда не примирятся с поражением молодые воины, ходившие под рукой Ариха, которого недаром называли Вождем Сирот.
И женщины этого племени такие же. Почти не было стариков здесь, за исключением, быть может, матери Ариха. Ее убили сразу, истыкав стрелами и пиками шатер.
Один за другим погибали соратники брата Алахи. Однипод грудой тел убитых противников, истекая кровью, изрубленные саблями. Другиеистыканные стрелами, взятые смертью издалека, ибо не ко всякому решалась она подойти вплотную.
Оружными встретили Незваную Гостью и девушки и даже степенные хозяйки, госпожи. Лук и стрелынеразлучные друзья человека в степи. Редкая степная женщина не умеет ими пользоваться. А уж сейчас, когда враг грозит со всех сторон
Ни одна не далась неприятелю в руки живой. Бились яростно, не помня себя. И погибали, одолеваемые не уменьем и не храбростью, но одним лишь числом наседавших венутов.
Заслышав шум битвы, выбежала из своего шатра шаманка Чаха. Длинные косы, числом пять, увитые лентами, с вплетенными между прядей волос фигурками богов и духов, разметались по плечам итуген, в странных светлых глазах, горящих на темном лице, боль и ярость. И видела она то, что было скрыто от сражавшихся: как истекает кровью душа ее народа, как взлетает она в бесконечном смерче отлетающих одна за другой к небесам бессмертных души как стонут и корчатся на земле смертные души убитых, те самые души, которые умирают едва лишь окончательно станет землей и осыплется с костей погибшее тело
Страшно закричала шаманка, затрясла головой, руками. Загремели на запястьях браслеты, увешанные бубенцами, зашумели в волосах фигурки духов и богов, словно вторили ее отчаянному крику своими бесплотными голосами.
Но тонуло и вязло все в назойливом громе неравного боя.
Чаха видела, как падают, сраженными, один за другим защитники племени. Юноши, покинувшие свой род и прибившиеся к Ариху. Верные его друзья и товарищи, высокомерные, как и подобает молодым воинам, но честные и прямые. О, стань Арих настоящим вождем, добейся он могущества, о котором грезил воспаленными ночами, многие из них, наверное, начали бы вязать козни против вождя.
Ноне успели. Пали молодыми, незапятнанными ни изменой, ни даже помыслами об измене. Нечего было еще делить в племени Ариха. Ни богатства, ни славы, ни силы воинской не успели накопить.
И вдруг словно толкнуло что-то шаманку, и она обернулась.
Вот ты, прошептала она. Здравствуй, Незваная
Она увидела того, кому суждено было убить ее. Она заметила его сразу, выхватив взглядом из толпы бегущих к ее шатру воинов.
Он был таким же, как и остальные: покрытый потом и пылью, с оскаленным ртом и прищуренными глазами. Его одежда была забрызгана кровью, сабля в руке горела и казалась живой. Он бежал среди прочих. Длинные, смазанные салом волосы, были заплетены у висков в тонкие косы и уложены вокруг ушей, как бараньи рога.
Чаха залюбовалась им. Мир словно замедлил вокруг шаманки движение. Каждый шаг казался теперь плавным и тягучим, каждый прыжокбесконечным. Минуты жизни Чахи истекали медленно, точно мед.
Вот убийца уже возле шатра.
Чаха приветственно раскинула руки в сторону и запрокинула назад голову. Миги ее светлые глаза встретились с бешеными черными глазами убийцы.
Здравствуй! сказала шаманка.
И тонкая полоска стали вошла в ее грудь, и стало ей очень холоднотак холодно, словно она вдруг оказалась высоко в ночном небе, среди пылающих ледяным огнем серебряных звезд.
***
Пала ночь. Догорая, тлели костры, чье пламя пожрало немногочисленный скарб и оставленное венутами добро истребленного племени. На темной земле красноватые плеши углей, по которым пробегал еще жар, казались язвами, пятнающими кожу больного.
Приглушенно звучали голоса. Венуты свершили свое мщение и собирались уходить. Они не нашли среди убитых невесты Старика и не вернули себе похищенных сокровищ. Возможно, святотатцы вообще не привезли девушку в становище, а ее приданое зарыли в степи или отдали Старику уже от собственного имени.