Шаман венутов Тэбе без сил лежал на земле, раскинув руки, и глядел прямо в небо. Оно, казалось, надвинулось на него и было теперь совсем близко. Жар прожитого дня уходил из тела шамана в остывающую землю.
Дело было сделано. Святотатцы уничтожены. Простит ли теперь Старик проклятое им некогда племя?
Ответа не было. Безмолвное черное небо кололо глаза острыми лучами звезд. Луны не былоона взойдет позднее. Восточный край горизонта уже еле заметно засветился белым в ожидании ее явления.
Невыносимая тяжесть сдавила грудь шамана. Что это было? Неужели воспоминание о двух молодых девушкахнаверное, сестрахкоторые встретили его с кинжалами, сжатыми тонкими пальцами, и которых он зарубил одним взмахом сабли? Два тоненьких тела упали, точно два подрубленных деревца
Тэбе! произнес негромкий голос.
Шаман вздрогнул. Голос принадлежал женщине. Низкий, глуховатый, он казался странно волнующим, словно сулил какие-то неслыханные наслаждения.
Первая мысль шамана была самой верной: с ним говорил дух-обольститель, способный довести до безумия и погубить любого мужчину, даже шамана. И тем не менее так велика была сила этого голоса, что Тэбе отозвался ему.
Кто ты? выговорил он немеющими губами.
Чаха! был ответ. Чаха!
Только дух мог вот так прямо, в глаза, назвать свое имя. Только дух, уверенный в своем превосходстве над человеком.
Ты не боишься дать мне в руки свое имя, Чаха? спросил шаман, едва ворочая языком. Сейчас он чувствовал себя совершенно разбитым, как после ночной попойки.
А кто тебя боится, Тэбе? Невидимая женщина засмеялась. Было в ее смехе что-то неудержимо притягательное. И в то же время краем сознания Тэбе понимал, что она над ним насмехается.
Он слегка приподнялся на земле.
Покажись, если ты такая храбрая! велел он. И добавил:Заклинаю тебя именем твоим, Чаха!
Ах-ах! расхохоталась Чаха. "Заклинаю тебя именем твоим, Тэбе!"передразнила она его, и он почувствовал, как напрягается все его мужское естество в ответ на этот странный зов.
Что ты делаешь со мной? простонал он еле слышно.
В этот момент какую-то еще неразличимую фигуру перед шаманом окутало серебристым сиянием. Точно тысячи звездочек проносились в белом тумане, взлетая то вверх, то вниз, то вдруг закручиваясь вихрем. А затем белый, пронизанный светом туман расступился, и оттуда вышла крохотная женщина в одежде шаманки. Она была точь-в-точь похожа на Чаху, какой та была при жизни: те же пять кос, те же пристальные светлые глаза, те же сухие, всегда поджатые губы и надменно раздутые крылья носа. Но теперь Чаха странным, чудесным образом изменилась. Ее крошечное тело излучало непобедимую женственность. Каждое ее движение влекло и манило, а заглянув в ее глаза, шаман понял, что пропал навсегда: без этой женщины, без ласки ее маленьких ладоней, выкрашенных красной краской, без ее грудного голоса не жить ему на этой земле ни дня, ни часа, ни минуты. До восхода луны не дожить ему, не прикоснувшись губами к ее изогнутому, как степной лук, рту.
Что ты делаешь со мнойпрошептал он, слабея.
Я теперь одного народа с моим мужем и сыном, сказала Чаха, улыбаясь. Счастье одело меня в платья из звездного света, радость сделала меня молодойВнезапно она нахмурилась и, приблизившись к Тэбе вплотную, толкнула его ногой, обутой в сапожок из мягкой желтоватой кожи. Что ты делаешь здесь, на земле моего рода?
Лежупролепетал Тэбе.
Тэбе! Тэбе! Ты убил здесь женщин и детей, ты привел орду и истребил молодых воиновЧаха покачала головой, и серебряные искры посыпались с ее волос. Чего искал ты? Говори! Она нахмурилась, ее лицо, столь прекрасное и желанное в глазах шамана вдруг сделалось грозным. Говори!
Я искал о итуген, пощади меня! Я хотел, чтобы Старик простил мой народ
Нет вам прощенья вовеки! закричала Чаха. Смертями неповинных девушек хотели откупиться за обиду, а теперь пришли мстить тем, кто встал между вами и вашей жестокостью Не будет вам ни прощенья, ни покоя! Страшной смертью умрете и вы, и дети ваши! А тебе, шаман, вовек не умиратьбудешь ходить по земле и гнить заживо
Тэбе потянул руки к Чахе, но та засмеялась и начала отступать, приплясывая, напевая и прищелкивая пальцами. Из ее ногтей вылетали тонкие полоски огня, монотонная мелодия звучала все громче, все более властно. Тэбе приподнялся, желая схватить ускользающее видение.
Чаха улыбалась, кружилась на месте, но всякий раз отскакивала, когда Тэбе, казалось бы, уже схватил ее. А затем она исчезла.
Шаман беспокойно пал на землю. Все его тело сотрясала дрожь. Руки его беспомощно шарили вокруг, перебирая пыль и золу. Он вслушивался, надеясь, что вновь коснется его слуха тихий голос призрачной шаманки. То была бессмертная душа Чахи, итуген истребленного племени, в этом Тэбе был уверен. И она наложила на него какое-то страшное заклятие.
Он застонал и откинул голову назад, ударившись затылком о камень. По телу шамана пробежала судорога. Что-то холодное неуклонно вползало в его сердцечто-то, что страшило его и чему не было названия. Кончики пальцев и губы Тэбе онемели. Перед глазами поплыли черные и красные тени, поначалу бесформенные, они постепенно обретали устрашающие очертания.
Одержимый! Какой демонкакой чотгорзавладевает им?
Тэбе силился противиться вторжению, припоминая заклинания, встряхивая бубенцами, вшитыми в подол его длинной рубахи, однако тщетно. Сила, пытавшаяся отобрать у шамана его душу, казалась неуязвимой.
Между тем остальные венуты, уставшие после дня ужасной резни, пресытившиеся кровью и грабежом, начинали сходиться к тому месту, где корчился на земле, бил ногами, извивался, кричал шаман. Воинов становилось рядом с Тэбе все больше, но он, одолеваемый невидимым врагом, даже не замечал этого. Отчаянно выкрикивая заклинания и отбиваясь от духов руками, шаман вел неравный бойодин против сонмища злых, голодных духов.
Что вы смотрите! закричал внезапно один из венутов. Это духи, духи убитых напали на нашего шамана!
Что же нам делать? спросил другой. Он был помоложе и выглядел растерянным. Днем он яростно бился с молодыми воинами Ариха и был ранен копьем в руку, однако теперь чувствовал, как непрошенным гостем закрадывается в его душу страх.
Демоныне противники для людей, уверенно произнес третий. Как можно сражаться с теми, кого даже не видишь? Такое под силу только шаману.
Они побеждают его! сказал еще один венут, пристально вглядывавшийся в искаженное страданием лицо шамана.
И чем это грозит? спросил молодой воин.
Одержимость! выговорил кто-то страшное слово.
Оно упало с губ, точно камень, тяжелое, неумолимое. Одержимость! Что может быть ужаснее, чем иметь в племени человека, полностью подвластного злым духам? Известно, что духинеумолимы и действия их непредсказуемы. Человек, в чьей душе они поселились, может выглядеть и добрым, и отважным, и умудренным, но все, что он делает, продиктовано чужой волей.
Изгнать духа, завладевшего чужим телом, может только шаман. Но именно шаман и пал жертвой невидимого врага. И поэтому остается только одно
Одержимому не место среди живых, сказал тот воин, что был постарше. Мы не можем отдать демонам тело Тэбе, чтобы они могли вершить свои злые дела среди нас.
И не дожидаясь согласия остальных, он схватил Тэбе за подбородок, запрокинул его голову назад и одним быстрым, ловким движением перерезал ему горло.
***
Привратник выглядел растерянным.
Брат Гервасий, позвал он старого Ученика, который был занят растиранием какого-то высушенного пучка травы и, казалось, не замечал вокруг больше решительно ничего. Брат Гервасий!
Я тебя слушаю, спокойно отозвался брат Гервасий. Чем ты так взволнован?
Тебя спрашивает какой-то человек!
Брат Гервасий отложил в сторону ступку, отер со лба пот, устало вздохнул.
Что же в этом необычного?
Он отошел в глубь комнаты, служившей ему лабораторией, и налил воды в большую глиняную кружку. С наслаждением отпил. Слаще любого вина всегда казалась ему чистая родниковая водаеще с тех давних времен, когда никакого "брата Гервасия" не было и в поминекогда бродил по лесам, то и дело возвращаясь к благодатной Светыни, сын кузнеца Ляшко Местилич
Так чего же хочет этот человек?
Поговорить с тобой.
Пусть войдет.
Он говорит, что хочет Прости, я говорил ему, что ты занят, но он умоляет тебя выйти к нему.
Что за глупости! рассердился брат Гервасий. Идти куда-то по солнцепеку, когда можно посидеть здесь, в тени и прохладе, угоститься водой и медом Если человек толковый и дело у него важное, то и в библиотеку к Соллию заглянуть не грех
Ворча себе под нос, он накрыл ступку с растертыми в порошок травами круглым глиняным блюдцем, разрисованным крупными синими цветами, и пошел вслед за привратником.
Посетитель нетерпеливо мерил шагами улицу, расхаживая взад и вперед перед воротами Дома Близнецов. Его фигура показалась брату Гервасию чем-то знакомой. Человек этот был закутан в просторный белый плащ, как степняк, однако и ростом, и выправкой, и даже походкойбыстрой, нервнойне был похож на жителя Вечной Степи. Те и медлительнее, и ростом пониже, и ступают по земле далеко не так уверенно. Привыкли жить верхом на лошади. Они и сапоги носят с мягкими подметками, как перчатки, не нужна им твердая подошва, почти не прикасаются ступни к твердой земле-матушке.
Ты звал меня? окликнул посетителя брат Гервасий.
Тот резко остановился, улыбка тронула его губы, но глаза остались серьезными.
Спасибо, что пришел, проговорил он просто.
Привратник фыркнул носом и удалился, всем своим видом показывая, что ничуть не интересуется таинственным делом, которое привело сюда этого неприятного типа с его дурацкими просьбами.
Но посетитель даже не заметил этого.
Благодарю тебя, повторил он.
И тут брат Гервасий его узнал.
А, язычник, добродушно хмыкнул он. Пришел все-таки Зайдем ко мне в лабораторию. Не хочется стоять здесь, посреди улицы, глотать пыль.
Салих покачал головой.
Нет, мне что-то не по себе за этими стенами.
Боишься повстречаться с братом Соллием? прищурился Гервасий.
Салих не стал притворяться лучше или храбрее, чем был на самом деле.
Да, прямо ответил он. И боюсь, и не хочу. Недобрый он человек, да и я не каравай с медом, так что ничего путного из нашей встречи не получится.
Брат Гервасий развел руками.
В таком случае, веди меня куда хочешь. Ведь у тебя, насколько я понял, есть ко мне серьезный разговор. Я же человек старый, к тому же родом из северных краев. Здешнее пекло для менясущая пытка.
Я отведу тебя в мой дом, предложил Салих. Для меня будет большой честью твое посещение брат Гервасий.
Он выговорил "брат", слегка запнувшись перед этим словом, однако выговорил и сам подивился, как душевно и ласково прозвучали эти слова.
Брат.
Как хотел бы он вот так же, от души, называть своим братом Мэзарро, любимчика матери! Но что-то останавливало, что-то всякий раз мешало.
Дом Салиха удивил брата Гервасия. Старик даже не скрывал этого. Едва лишь войдя во двор, он огляделся по сторонам, зацепив метким не по-стариковски взглядом сразу, казалось, все: и фонтанчик с зачахшей струей воды, и давно никем не поливаемые грядки с засохшей травой, и осыпавшуюся синюю краску на стенах, окружавших внутренний дворик.
Ты, оказывается, владеешь богатым домом, проговорил старик. Не знал! Да только, сдается мне, давно забыл этот дом, что такое хозяйская рука Гляди тыБрат Гервасий приблизился к стене и принялся рассматривать ее. Салих решительно не понимал, что такого удивительного старый Ученик увидел здесь, и недоумевал, сердясь, пока брат Гервасий не повернулся к нему и не объяснил:Посмотри, когда-то эти стены были разрисованы синими листьями и красными цветами на вьющихся стеблях А вот между ними резвящиеся обезьянки и попугаи Один, кажется, утащил у обезьянки плод, а та злится, хочет отобрать Разве ты не видишь?
Салих прищурился, отошел чуть в сторону, поглядел и так и эдак. Действительноследы былой живописи. Какой безымянный мастер много лет назад создавал эти забавные сценки? Должно быть, давным-давно рассыпались в могиле его кости
Что-то еще, кроме печальной, хотя и мимолетной мысли об умершем мастере, тревожило Салиха. Тревожило, не давало сосредоточиться на главномна том, ради чего он и обратился к брату Гервасию. А ведь пойти к Дому Близнецов и вызвать старого Ученикада еще одного из тех, кого обманул бывший каторжник, чьим доверием воспользовался! было не так-то легко для озлобленного на весь мир, недоверчивого Салиха.
Но факт оставался фактом. Он сделал это. Он обратился к тому, кто при других обстоятельствах, возможно, стал бы даже его врагом Воистину, правы венны, говорившие: когда нет поблизости близкого друга, обратись к истинному врагуи он даст тебе наилучший совет. Ибо истинный врагесли он человек чести и умеет ненавидеть так же пламенно, как любить, всегда понимает тебя лучше, чем ты сам.
Да. В этом все и дело. Почему он, Салих, владевший этим домом уже довольно долгоедля бездомного с детства человекавремя, даже не заметил следов старой росписи, а брат Гервасий, едва лишь оказался здесь, как сразу обратил на нее внимание? Не был ли весь мири Салих в том числедля старого Ученика вот таким объектом пристального, доброжелательного внимания? Не созерцает ли брат Гервасий все происходящее и сущее вокруг глазами лекаря?
Воистину, мир болен, брат Гервасий, вздохнул Салих. Ты пришел в мой дом и почти сразу исцелил его от моей слепоты.
На то наделили меня Близнецы зрением, улыбнулся брат Гервасий. Вокруг его глаз разбежались морщинки.
Салих вздохнул еще раз.
Благословенны Они в трех мирах, от души проговорил он, за то, что послали мне встречу с тобой. Выслушай меня, отец. Этот домне мой. Я купил его на украденные деньги. Купил для девушки, которую спас от смерти, для моей матери и сводного брата, погибавших в тисках нищеты Но в первую очередь я купил его для той, которая свет и смысл всей моей жизни.
Почему же здесь так печально? спросил брат Гервасий. И тут же спохватился:Прости! Я не дослушал твоего рассказа, Салих. Может быть, я касаюсь больных ран твоей души своим неосторожным вопросом? Быть может, ты не нашел ни матери, ни брата, ни той той женщины, ради которой, по твоим словам, ты и живешь?
Нет, они все здесь. Салих сжал ладонями виски. Они здесь, а дом чахнет и умирает, потому что любовь не вошла в него Прости. Я забыл о долге хозяина. Я принесу тебе вина.
Я не пью вина.
Ты ставишь меня в тупик, Ученик Богов! Много лет я не знал иной доли, кроме рабской, и не освоился еще с ролью господина. Да еще принимающего гостя в собственном доме. Что я должен делать?
Предложить мне холодной воды, если она у тебя есть, сказал брат Гервасий. Поверь, Салих, тебе незачем беспокоиться. Ты обратился ко мне в трудную минутуодно это говорит мне лучше всяких слов о том, что я не зря посвятил свои дни делам милосердия.
Салих встал и быстро пошел в дом, гадая, найдет ли холодной воды и свежих фруктов на кухне или же придется разыскивать мать и обращаться за помощью к ней. Надо бы нанять служанку, в который раз уже подумал он, но приводить в дом постороннюю женщину он боялся.
У тебя гость? спросила Фадарат.
Салих вздрогнул. Больно уж неожиданно появилась мать. Она ступала бесшумнобосая по каменному полу. Когда старший сын повернулся к ней, она чуть пригнула голову и поглядела на негокак ему показалосьнемного заискивающе. Она до сих пор не очень хорошо понимала, как вести себя с сыном. Иногда он бывал ласков и почтителен, иногда же холоден, точно звездный свет, и колюч, как испуганный еж. Настрадался мальчик, думала женщина, и сердце ее сжималось. А спустя мгновение она поспешно поправляла себя: он не мальчик, ее Салих, он теперь господин. И какая тяжкая ноша лежит у него на сердцео том даже гадать страшно.
Мать, пробормотал Салих. Я пригласил одного человека впрочем, неважно. Он скоро уйдет. Мне с ним надо посоветоваться. Где у нас холодная вода? И еще фрукты. Мэзарро, кажется, приносил вчера
Я подам, спокойно проговорила Фадарат. Ступай к своему гостю. Вы в саду?
Да.
И Салих поскорее вернулся к брату Гервасию. Впрочем, старый Ученик не терял времени на то, чтобы скучать. Он бродил по саду, разглядывая то траву, выросшую возле фонтана, то еле различимую среди пятен старой краски роспись, и о чем-то думал. В тени галереи Салих заметил тень, закутанную в черную шаль, и вздрогнул: это была Алаха.