А как он об этом узнает?
Убитые духи, какой бы облик они ни приняли, после смерти возвращаются в свой истинный облик, ответил Арих. Заткнись же наконец! Ты тяжелее барана, Соллий!
***
Ночь настигла беглецов в необъятной степи. На много верст кругом не было видно ни одной юрты. Казалось, эти земли не ведают о самом существовании человека. Арих со стоном повалился на землю, бесцеремонно выпустив Соллия.
Старик уселся напротив, скрестив. Он проделал это церемонно, чинно, точно находился в юрте какого-нибудь великого вождя. Не скрывая насмешки, оглядел обоих своих обессилевших спутников.
Вот они, люди, задумчиво проговорил он. Слабые, глупые, болтливые создания Да. Но один из вас родня моему внуку. Об этом нельзя забывать.
Он помолчал немного, видимо, обдумывая что-то.
Да, сказал он, обращаясь не то к самому себе, не то к тяжело дышащим молодым людям, которые глядели на него мутными от усталости глазами. Пожалуй, надо бы развести костер. Иначе эти двое умрут. И пища. Им нужна какая-нибудь пища. Мясо и вода. Надо бы это устроить
Он протянул руку к небу и словно бы из пустоты взял большое кожаное ведро, вроде тех, с какими степные женщины ходят к колодцам. Оно было изготовлено из куска шкуры, снятого чулком с ноги убитого быка.
В ведре явственно плескалась вода. Пока люди пилисперва Арих, потом Соллийперед стариком сам собою вспыхнул небольшой костер. Никакого топлива не былоон горел в пустоте, даже не касаясь земли. На этом костре жарился кусок мяса, такой большой, что хватило бы насытить по меньшей мере четырех человек.
Но самым удивительным было даже не это. Позади костра, обвив колени старика длинным хвостом, лежал большой синий дракон. Он был точь-в-точь такой, как рисуют степные художники, украшающие юрты узорами: с рогатой мордой, шипами вдоль позвоночника, с перепончатыми лапами. Он тихо пел сквозь зубы, словно выцеживал тягучую долгую мелодию, не имеющую ни начала, ни конца.
Старик хитро усмехался, поглядывая на Ариха. Соллия он старался не замечать. Больно уж раздражал его этот совершенно чужой и очень глупый юноша.
Ты велик, Кугэдей! от души молвил Арих. Он встал и поклонился старику.
Кугэдей засмеялся.
Я ухожу, заявил он. Передам внуку, что его глупый каприз выполнен. А вы обаскрывайтесь! Ступайте к Самоцветным горам. Там найдете убежище. Впрочем, степь широкадороги есть везде
Он уселся верхом на дракона и пронзительно свистнул, указывая вперед палкой, точно жезлом. Дракон прополз несколько шагов, волоча брюхо по земле, и вдруг взмыл в воздух. Спустя мгновение костер погас, словно его и не бывало. Но на земле осталось ведро, до половины наполненное водой. Рядом, на траве, лежал кусок хорошо прожаренного мяса.
***
Алаха проснулась и села, потирая глаза. У нее болела голова. Она огляделась по сторонам, пытаясь понять, где же находится.
И тотчас вчерашняя боль, немного притупленная сном, набросилась на девочку с новой силой, точно зверь, до сих пор таившийся в засаде. Она находилась на пепелище. Здесь некогда стояли юрты ее рода. Теперь юрты сгорели, стада украдены, люди убиты.
Она стихонько простонала сквозь зубы.
Тотчас же лежавший рядом на земле Салих пошевелился и открыл глаза. Салих! Ее раб, ее сторожевой пес. Они спали здесь, обнявшись, точно любовники. Только этого не хватало! Алаха нахмурилась.
Ты отдохнула, госпожа? осторожно спросил он.
Да, ответила она и отвернулась.
Было еще что-то. Что-то, тревожившее ее. Сон! Ей приснилось, будто они встретили на пепелище маленького духа. Он назвался сыном Чахи, а потом превратился в белого тигра и возил их под небесами. Интересно, сон это или правда?
Впрочем, задумываться подолгу над такими туманными вещами, как сновидения, было не в обычаях Алахи. Она принялась переплетать косы.
Куда мы пойдем с тобой, госпожа? спросил ее Салих.
Приготовь какой-нибудь завтрак, распорядилась она, не переставая причесываться. Мы уходим отсюда. Среди убитых я вчера не нашла моего брата. Значит, Арих жив. Я должна отыскать его!
Он может быть в плену у венутов, предположил Салих. Тебе будет трудно вызволить его оттуда. Венуты узнают тебя и убьют.
Сперва мне нужно узнать, где он и что с ним, повторила Алаха упрямо. А уж как я буду его вызволятьэто не твоя забота!
***
Снова Самоцветные Горы. Словно какая-то невидимая цепь приковала Салиха к ним. Никак не уйти ему из их тени. Все время настигает его и накрывает с головой, точно некое проклятие. В который раз уже он возвращается сюдаэто он-то, который просыпался по ночам с криком, когда ему снился рудник!
Но Алахе вздумалось искать брата там. И Салих, как истинный верный, уныло брел следом.
Духи не захотели открыть им всего. Не захотели помочь. Впрочем, Салих так и думал, что ничего путного из общения с Другим Миром выйти не может. Другой Мирна то и Другой, чтобы жить по своим, особенным законам. А уж какая блажь взбредет на ум всем этим духам и демонамтого даже премудрые итуген, даже великие ФОЛБИН, умеющие вызывать духов так, что их видят посторонние, даже они предсказать не в силах. Не то что какой-то там Салих, всю жизнь проведший в бессмысленном и тяжком рабском труде. Как от такой жизни он и вовсе ума не лишился? А вот это, наверное, ни один дух или демон, будь он даже сто раз могущественный, постичь не в состоянии
Да, на то это два разных мира, чтобы почти не соприкасаться.
Почти.
Ибои это несомненно! юный лукавец, обратившийся на глазах двух человек в белого тигра, был двоюродным братом Алахи.
Но он ничего определенного о судьбе Ариха не сказал. Мол, сами должны отыскать его и вызволить. Что-то говорил про своего деда, но Салих ничего не понял. Смутно догадался из выспренних речей юнца, что дед этот многое может, но немногого хочет. Так что полагаться на милости старикана тоже не следует.
А следует поступить вот как: в Самоцветных Горах, если поискать хорошенько, можно найти древний храм Владычицы Слезтой, к которой возносят последние молитвы отчаявшиеся люди. Храм этотдевичий; Богине служат молодые девушки, ощутившие в сердце потребность к самопожертвованию. Но служат недолгоодни год, другие пять лет. А потом уходят, уступая место другим. И лишь немногие живут при храме всю жизнь. Впрочем, все это слухи.
Да, это одни лишь слухи. Он, Хурсай, определенного ничего сказать не может. Он вообще слишком юн, чтобы знать так много. Кстати, никто из родни Хурсая ничего толком не знает о Владычице Слез. Демоны и духи не входят в этот храм. Туда только люди входят. И еще эта их Богиня.
Болтовня мальчишки раздражала Салиха: слишком уж много важности напускал на себя этот юный демон. А Алаха слушала и, судя по всему, старательно запоминала каждое его слово.
И вот теперь они снова приближаются к Самоцветным Горам, и Салих чувствует, как трясутся у него поджилки, как сжимается сердце. Все его тело, казалось, вопияло, взывая к его рассудку: "Бежать, бежать отсюда! Бежать без оглядки!" А рассудок мрачно отвечал: "Цыц, неразумное! Я здесь, потому что не могу оставить без пригляда мою маленькую госпожу!"
По счастью, они подходили к горам не с западной стороны, где разверзался зев преисподнейрудники, а с севера. У подножия гор встретили крошечный поселокдесяток глинобитных хижин, колодец, кузня на окраине да еще огороженное пастбище, где путешественники приметили небольшое стадо черных остророгих коров.
Алаха сморщила нос. Как всякий истый житель Вечной Степи, она искренне и всей душой презирала оседлый образ жизни, который казался ей убогим и достойным разве что одних рабов. Если город представлялся ей ловушкой, западней, тюрьмой для вольного духа, то этот жалкий поселок представлялся ее взору чем-то вроде могилы.
Любопытно, подумал Салих, наблюдавший исподтишка за морщившей нос Алахой, как бы ты, моя роза, посмотрела на ту нору, где прикованные цепью костлявые, хворые люди день и ночь добывают из черной породы самоцветные камни? Гром молотов, звон цепей, хриплый кашель, свист кнутов, ругань и шум осыпающейся породыи так, не смолкая, целыми днями. И еще полумрак, коптящие факелы Как бы ты смотрела на все это, вольное дитя вольной Степи? Каким ужасом наполнились бы тогда твои прекрасные черные глаза? С каким презрением стала бы ты относиться ко мневедь я родом из этой преисподней Там умер и вновь родился мой дух. Оттудада, оттуда! я вылез, прибегнув к обману, как жалкий змей с отдавленным хвостом и вырванными ядовитыми зубами
Госпожа, заговорил он, торопясь отогнать дурные мысли, здесь надо бы оставить коней, чтобы не погубить их горным переходом. Горные тропы не любят лошадей.
Алаха метнула на него быстрый взгляд.
Дело говоришь, сказала она. Спроси, возьмут ли они наших коней на подержание или пожелают их купить.
Я спрошу у них теплой одежды, добавил Салих. В горах может быть холодно.
Алаха молча кивнула.
Жителям поселка, видать, нечасто приводилось встречать здесь чужаков. Иной раз показывалось какое-нибудь кочевое племя, но оно всегда проходило стороной. Случалось, заходили сюда торговцы, привозили белые и цветные ткани, красивые бусы, расписную обувь, украшенную кисточками и шитьем, забавные прозрачные сосудывсем прекрасные, но очень уж хрупкие!
Однако эти чужаки представляли собой что-то новое, прежде не виданное. Почти все жители, кто не был занят работами, вышли на пороги своих домов и остановились, хмуро глядя на медленно едущих мимо путешественников. Они разглядывали Алаху и Салиха так, словно те были демонами, а не такими же людьми из плоти и крови, как они сами.
Наконец Салиху надоело являть собою живую картину для увеселения местных жителей. Он спешился и неторопливо приблизился к одному из немногих мужчин, глазевших на чужаков.
Мир тебе, почтенный! обратился к нему Салих.
Мужчинанемолодой человек с седеющими густыми бровями, мрачно нахмуренными и почти скрывшими недоверчивые темные глаза, вздрогнул, как от удара. Судя по его виду, он явно не ожидал, что эти чудовищаоткуда только они появились? наделены даром речи, да еще человеческой!
Мир тебе, достопочтенный, терпеливо повторил Салих, давая ему время освоиться с только что сделанным открытием.
Мужчина довольно быстро овладел собой. Насупившиськак ему показалось, грозноон отозвался:
Кто вы такие, чужаки, и каковы ваши намерения? Учтите, в поселке знают, за какой конец хватают саблю!
Он похлопал себя по бедру, на котором, конечно, никакой сабли не висело.
Салих улыбнулся.
Оставь свои подозрения, почтенный, ибо они ни к чему. Мыпутники, нуждающиеся в совете знающих людей. Кроме того, мы хотели бы оставить здесь своих лошадей, а взамен получить два теплых меховых плаща. Обо всем этом можно было бы поговорить с кем-нибудь из
Да хотя бы со мной! перебил его местный житель, разом открыв все то, что в Вечной Степи принято было скрывать: и нетерпение совершить сделку, и страх упустить выгоду (не сманили бы этих глупых чужаков соседи!), и обыкновенное отсутствие выдержкиа выдержка, терпение и умение прятать свои истинные чувства, особенно такие неприглядные, как жадность, считались среди народа Алахи первоосновой хорошего тона. Человека, не обладающего этими качествами, никто не уважал.
Салих с удивлением понял, что, похоже, разделяет мнение своей госпожи. Во всяком случае, никакого уважения этот человек у него не вызвал. Однако Салих последовал приглашению и, пригнувшись, вошел в принадлежавшую ему хижину. Алаха, приняв высокомерный вид, наотрез отказалась входить под этот кров. Она осталась на улице. Неподвижно сидящая на низкорослой степной лошадке, в шелковом платке, с ниспадающими на спину черными косами, с двумя безобразными, красными ранами на щеках, с беспощадными, узкими, как лезвия ножей, глазамиона казалась живым воплощением Войны.
На нее поглядывали издалека, потом стали подбираться поближе, но Алаха только положила руку на пояс, коснувшись рукояти, и любопытных как ветром сдуло. Девочка даже не улыбнулась. Ей было противно.
Тем временем Салих уселся на груду шкур, источающих кислый запах, и принялся торговаться с местным жителем. Заодно попытался разузнать побольше об этом таинственном храме Праматери Слез.
Существует, а то как же, кивал головой собеседник Салиха. Теперь, когда сделка, по всей видимости, должна была состояться, он утратил свои повадки торопливого жадины, и говорил с напускным достоинством. Этот храм, милый человек, существует! Да вот где он, того сказать тебе не могу. Но вы ступайте в горы, выше и выше, там вам подскажут, как искать. А уж я вам выберу самые лучшие, самые теплые плащи И сапожки подберу. А эта девочкакто она тебе? По лицу вы с ней, вроде бы, не схожи Не сестра ведь?
Он прищурился и прищелкнул языком, явно намекая на нечто вполне определенное. Салих почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Еще немногои он, кажется, накинется на этого болтливого старикана и свернет ему шею. Что его остановило? Что в последний миг удержало руку, готовую уже схватить собеседника за жилистое горло и сжать его так, чтоб позвонки хрустнули? Может быть, брезгливость И еще мысль о том, что, поступи он, Салих, подобным образом, никто из жителей поселка даже протестовать не станет. Трусливы эти оседлые люди!
Я оставлю у тебя коней, а одежду для нас выберу сам, сказал Салих сквозь зубы.
Как угодно, как угодно, засуетился старикан. Глядя, как он поспешно ворошит шкуры, Салих вдруг усмехнулся. И ведь не ведает, бедолага, что только что был на волосок от лютой смерти!
Наконец Салих выбрал два теплых плаща с капюшоном и взял пару меховых сапог для Алахи. Обувь девочка обычно носила с мягкими подошвами, поскольку не рассчитывала подолгу ходить пешком. Ей не нравились жесткие подметки, которыми были снабжены сапоги для пешего хождения. И Салих не на шутку опасался за ее ноги.
Я возьму еще припасов, сказал он старикану. Дай мне вяленого мяса на три дня, круг сыра и, если есть, хлеба.
Старикан охотно подал емуи вяленого мяса три связки, и довольно большой круг мягкого желтого сыра, и краюху очень жесткого белого хлеба, но, положив на все это свою темную жилистую руку, уставился Салиху в глаза и потребовал дополнительной платы.
Салих отбросил руку старика в сторону.
Посторонись, лениво проговорил он, мешаешь.
Он неторопливо сложил продукты в мешок, подхватил плащи и сапоги и вышел из хижины. Старик, причитая и продолжая домогаться дополнительной платы, пошел следом. На пороге Салих остановился и тихо, внятно сказал:
Замолчи! Ты и без того получишь больше, чем заслужил!
Алаха, помедлив, спешилась. Потрепала лошадку по ноздрям и пошла прочь, не оглядываясь. Старик, волнуясь, приплясывал вокруг доставшихся ему лошадей. Салих, нагруженный покупками, быстро зашагал вслед за своей госпожой.
Вскоре поселок скрылся из виду. Впереди высились Самоцветные Горы. Теперь они были совсем близко.
***
Перевал остался позади. Салих готовился уже к неизбежной ночевке в снегу. Набрал побольше хворостаон не хотел, чтобы ночью им докучали шакалы или, того хуже, волки. Если шакалов отпугнет самый запах дыма, свидетельствующий о близости человеческой стоянки, то с волками дело обстоит куда хуже: если голодные, придется отбиваться. Потому и костер нужен побольше. Кроме того, Салих опасался, не замерзла бы Алаха.
Девочка шла за своим спутником, не отставая ни на шаг, не проронив ни слова жалобы, хотя Салих хорошо знал, каких трудов стоило ей идти пешком, да еще в гору. Она проявила слабость только в одном: пустила своего спутника идти первым. На равнине она еще ни разу не позволила ему обогнать себя. Всегда сохраняла дистанцию, никогда не допускала, чтобы он забылся и перестал помнить свое место. Здесь же она растерялась. И как ни старалась скрыть свою растерянность, все же кое-чем себя выдала.
Например, тем, что на привале сразу повалилась на землю и лежала, не двигаясь, все то время, пока Салих таскал хворост.
Дай посмотрю твои ноги, госпожа, сказал он, когда огонь уже потрескивал.
Она молча протянула ему ногу. Салих снял сапожок и даже присвистнул. Дело плохо: она сбила себе ногу. Одна мозоль уже лопнула, вторая еще нет, но долго ждать с этим не придется.
Вторую, попросил Салих.
Она безмолвно позволила снять с себя и второй сапожок. Со второй ногой дело обстояло еще хужемозоль сорвалась и кровоточила. Салих смотрел на эти раны, мучаясь чувством собственной беспомощности, и сердце в нем переворачивалось от жалости. Алаха уселась, скрестив ноги, и капризным тоном потребовала дать ей мяса и хлеба. Салих поспешно выполнил ее распоряжение.
Пока они ужинали, у него уже созрело решение. Оставалось лишь уповать на здравый смысл Алахи. Должна же она понять, что идти пешком и дальше она уже не может!