Ярослав глядел на священнодействия отца Александра с нескрываемым удивлениемпо всему выходило, что предприятие по похищению княгини было обречено на успех.
Тут главное, чтобы у нас был гандикап, продолжал разглагольствовать батюшка, сиречь запас во времени. С учетом всяких непредвиденных задержек, я думаю, нескольких часов хватит.
Лучше бы побольше, заметил Ярослав. Чтобы уж наверняка.
Да, лучше перестраховаться, чем недостраховаться, согласился отец Александр. А вообще-то надобно ковать железо, не отходя от прилавка. Да вот хоть бы завтра!
Чтозавтра?
Ну, завтра у нас великий праздникоткрытие водопровода. Князю по его положению нужно будет присутствовать на торжествах, а за это время вы вполне успеете.
Нет, батюшка, она тоже там должна быть, печально вздохнул Ярослав. Именно из-за положения князя. Может, хоть издали ее увижу
Ярослав покидал храм Всех Святых через тесные сени и ветхую дверь, выходящую на церковный двор, к которому примыкал огород. В отличие от княгини Евдокии Даниловны, приезжавшей в храм под видом богомолья и благотворительности, Ярославу свои посещения приходилось тщательно скрывать.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯТЕРЕМ СОКРОВИЩ
В отличие от предшественника, царь Путята имел строгий и четкий распорядок дня. Будь он частным лицом, то это оставалось бы его личным деломкогда вставать, когда завтракать, когда совершать прогулку, а когда ложиться почивать. Но Путята был главой государства, а потому нижестоящим волей-неволей приходилось подстраиваться под своего повелителя. Они втихомолку ворчали, ноничего не поделаешьтерпели. Особенно страдал от царского режима столичный градоначальник князь Длиннорукий: он любил вечером крепко покушать и выпить, а утром подольше поспать, а Путята, будто назло, раз в неделю собирал высокопоставленных чиновников и сановников ни свет ни заря. Так ведь мало тогокнязю Длиннорукому в такие дни приходилось являться в царский терем еще на час раньше остальных, чтобы обсудить с Государем столичные дела.
Сегодня был как раз такой день. Вернее, такое утро. После вчерашнего ужина у князя все еще слегка шумело в голове, однако он старался по возможности связно отвечать на все вопросы, которые задавал ему Путята. Встреча имела место не в Заседательной палате, где царь обычно устраивал широкие совещания и приемы, а в небольшой скромно обставленной горнице, служившей Путяте чем-то вроде рабочего помещения. Беседа проходила за небольшим отдельно стоящим столиком, и собеседники сидели буквально глаза в глаза друг к другу.
Сдается мне, князь, что-то тебя гнетет и тревожит, вдруг сказал Путята, когда все предметы обсуждения были исчерпаны, и градоначальник, лишенный возможности то и дело заглядывать в свои записи, должен был маяться под проницательным немигающим взглядом Государя.
Ну, может, чего и гнетет, пробурчал Длиннорукий, да это дело домашнее, а у тебя, Государь-батюшка, и без того забот по горло.
А ты все же расскажи, царь глянул на градоначальника вдруг потеплевшими глазами. Может, вместе чего надумаем. Сам знаешь: одна голова хорошо, а двееще лучше. Особенно такие, как наши с тобой.
Ну что ты, Государь, где уж моей глупой голове с твоею равняться, возразил князь, который однако же был весьма тронут этой незатейливой лестью. А горе у меня такоеПетрович сбежал.
Ай-яй-яй, как нехорошо, нахмурился Путята. А может быть, он оттого сбежал, что ты с ним дурно обращался?
Да что ты, царь-батюшка, это я-то дурно обращался? в избытке чувств всплеснул князь короткими толстыми руками. Лучше, чем к родному брату, относился! И на приличную должность пристроил, и в еде никогда не отказывал, и в одежде!..
А отчего ж твой Петрович всегда в лохмотьях щеголял? не без некоторого ехидства спросил Путята.
Это он сам! вспылил Длиннорукий. Я ему свои лучшие старые наряды предлагал, а он ни в какуюмол, так я привык, и все тут. Ну еще быстолько лет в лесах разбойничал А ну как опять на большую дорогу сбежал? вдруг смекнул Длиннорукий. А что, с него станется. Верно говорят: сколько волка ни корми, а он в лес глядит!
Верно говорят, ох верно, сочувственно поддакнул Путята. Но будем все же надеяться на лучшее. Ну, погуляет и вернется.
Да куда он вернется, все более распалялся Длиннорукий, когда он меня обокрал!
А вот это уж и вовсе нехорошо, скорбно покачал головой царь. Что сбежал, это еще пол беды, а ежели обокрал, то придется разыскать и в острог препроводить. И много ли у тебя добра пропало?
Не знаю, не проверял, буркнул градоначальник. Но что-нибудь стянул, уж не без этого, я его знаю!
Царь пристально глянул на князя Длиннорукого:
А у тебя, выходит, немалые богатства дома заначены, коли есть, что стянуть
Да что ты, царь-батюшка, нету ничего! возопил князь. Беден я, аки мышь церковная, тридцать лет верой-правдой служу, и ни полушки себе не взял!..
Трудно сказать, до чего еще договорились бы два государственных мужа, но тут в горницу заглянул чернобородый дьяк:
Государь, в Заседательной палате все уж собрались, одного тебя дожидаются.
Ну, пускай малость еще погодят, откликнулся Путята. Ступай покамест, а я следом. И ты, княже, ступай в палату, скажешь остальным, что я скоро приду.
И уже когда Длиннорукий был в дверях, Путята его окликнул:
Постой, и как это я забыля ж сам призвал твоего Петровича на ответственное задание.
* * *
Лихая тройка несла карету по уже знакомой нашим путешественникам дороге, ведущей в Белую Пущу и далее в Новую Ютландию. Но на сей раз их путь лежал не столь далекок Загородному царскому терему, до которого езды было около часу. Лошадьми правил малоприметный мужичонка в стареньком потертом тулупе, и лишь очень немногие в Царь-Городе знали его как колдуна Чумичку.
Дубов и его спутникиЧаликова, Серапионыч и Васяткабольше помалкивали, глядя через узкие окошки на проплывающие мимо луга, сменяющиеся перелесками. Чем дальше, тем реже попадались возделанные поля, а лес становился все гуще и дремучее. В присутствии Соловья Петровича никому не хотелось говорить о целях поездки, а уж тем болеео личном. Сам же Петрович как бы и не чувствовал напряженности и разливался соловьем:
Вот вы, я вижу, люди небогатые, по-своему даже трудящие, а служите богатеям, грабителям бедного люда. Ездите в ихних повозках, жрете ихнюю еду и берете от них деньги, заработанные кровию и потом наших бедных крестьян!
Его попутчики не особо внимательно прислушивались к этим разглагольствованиям, думая больше о своем, лишь Чаликова в конце концов не выдержала:
Но ведь вы же, Петрович, сами служите Государю, а он вовсе не бедный человек, а такой же грабитель, как и все остальные.
Дубов укоризненно покачал головойэтого Чаликовой говорить не следовало, учитывая вздорный нрав Соловья: при любой попытке перечить себе он тут же, что называется, срывался с цепи, начинал визжать и размахивать ржавыми ножами, которые носил под лохмотьями как память о былых разбойничьих похождениях.
Однако на сей раз Надеждины возражения он воспринял спокойно:
Верно говоришь, красавица. Цари да князьяони и есть первые мироеды и угнетатели. А вот Путятаон вовсе не таков. Он мне все объяснил!
Последние слова Петрович произнес с таким важным видом, будто хотел сказать: «Это наша тайнамоя и Путяты».
Он мне так и сказал, с не меньшей важностью продолжал Петрович, что вся страна сверху донизу отравлена ложью, воровством и мздоимством и что настала последняя пора все менять, покудова не поздно. А с кем? спросил меня Путята и сам же ответил: С теми немногими честными и порядочными людьми, которые еще сохранились в нашей стране. И один из нихты!.. То есть я, скромно пояснил Петрович. И еще он сказал, что вы едете на поиски клада, и что люди вы вроде бы как честные, но кто знаетне соблазнитесь ли чужим добром, коли чего найдете. И ты, Петрович, должен за ними приглядеть, потому как в тебе я уверен куда больше, чем нежели в них. А богатств никак нельзя упускать, ибо они, сказал мне царь, назначены на облегчение тяжкой участи бедного люда!
Что, так и сказал? недоверчиво переспросил Васятка.
Так и сказал, запальчиво выкрикнул Петрович. Чтобы простому народу лучше жилось! Он хоть и царь, а мужик что надо. Извини, говорит, Петрович, что не угощаю и чарку не наливаюу меня у самого кусок в горло не лезет, когда наш народ голодает!
Нет-нет, он так и сказал, что мы едем за кладом? уточнил Дубов. И что вы должны за нами сле приглядывать?
Петрович несколько смутилсяувлекшись проповедью всеобщего равенства, он явно сказал что-то лишнее. И, злясь даже не столько на своих слушателей, сколько на себя самого, возвысил голос почти до визга:
Да, так и сказал! И еще много чего сказал, а чего сказалтого я вам не скажу!
Ну и не надо, нарочито равнодушно промолвила Надя. Вообще-то она надеялась, что Петрович продолжит свое страстное выступление и проговорится еще о чем-нибудь. Но Петрович замолквидимо, счел, что ему, защитнику всех бедных и угнетенных, доверенному лицу самого царя Путяты, не пристало тратить свое красноречие на таких ничтожных людишек.
И как раз в этот миг карета стала замедлять ход, а потом и вовсе остановилась.
Ну что там такое? недовольно пробурчал Петрович.
Уж не ваши ли бывшие соратнички? не удержалась Надя от маленькой подколки. Петрович лишь презрительно фыркнулнастолько он был выше всего этого.
Да нет, похоже, небольшая пробка, заметил Серапионыч, глянув в окошко.
Действительно, дорога в этом месте была очень узкой, даже две крестьянские телеги протиснулись бы с трудом, а навстречу ехала почти столь же громоздкая карета, разве что более пошарпанная. Сей экипаж, запряженный парой лошадок, остановился за несколько шагов от кареты Рыжего, и пока два возницы обсуждали, как им лучше разъехаться, кони из обеих упряжек приглядывались и принюхивались друг к другу.
Давайте выйдем наружу, сказал Васятка. А то при таких разъездах и перевернуться недолго
С этим предложением согласились все. Последним с крайне недовольным видом карету покинул Петрович, не забыв прихватить и «дипкурьерский» мешок, который не отпускал от себя ни на миг.
Надя внимательно разглядывала замысловатую эмблему, украшавшую дверь встречной кареты. При некоторой доле воображения ее можно было бы счесть похожей как на советскую, так и на пиратскую символику, только вместо скрещенных костей (или серпа и молота) на дверце были изображены два меча. Роль звезды (черепа) выполнял крупный гриб, по очертаниям напоминавший мухомор. Сомнений не оставалосьтакой герб мог принадлежать только рыцарю из Новой Ютландии, или Мухоморья, как иногда называли маленькое, но гордое королевство из-за обилия на его болотах этих грибов, ярких и красивых, однако совершенно несъедобных.
Надя подумала, что, может быть, карета даже принадлежит кому-то из ее знакомыхв прошлогоднее пребывание в Новой Ютландии ей довелось немало пообщаться с доблестными рыцарями. Более того, именно она, Надежда Чаликова, нашла нужные слова, дабы поднять рыцарей на борьбу со ставленниками Белой Пущи, свергнувшими законного короля Александра. Василий Дубов в тот раз также выполнял ответственную и нужную работу в Новой Ютландии, хотя собственно с рыцарями соприкасался в меньшей степени.
Дверца распахнулась, и из кареты вылез человек в потертом камзоле. Надежда его тут же узналато был рыцарь, которого в Мухоморье все почтительно величали доном Альфонсо.
Приподняв щегольски изогнутую шляпу с ярким пером, дон Альфонсо легким поклоном приветствовал наших путешественников, которые ответили ему тем же, кроме разве что Петровича, вцепившегося в свой мешок, с которым с самого начала путешествия не расставался ни на миг. А узнав Надежду, дон Альфонсо благоговейно опустился на одно колено и с огромным почтением поцеловал ей край платья.
Да полноте, дон Альфонсо, к чему такие китайские церемонии, стала его поднимать Надя, одновременно и смущенная, и польщенная. Давайте лучше я вас познакомлю. Этот почтеннейший господиндоблестный рыцарь дон Альфонсо из Мухомо то есть из Новой Ютландии. А это мои друзья
И Чаликова стала представлять рыцарю каждого из своих спутниковДубова, Серапионыча, Васятку Лишь Петрович не захотел подать руки дону Альфонсоон продолжал стоять в сторонке, исподлобья поглядывая на подозрительного чужестранца.
Когда дошел черед Василия Дубова, дон Альфонсо обрадовался необычайно:
Как, вы и есть тот самый боярин Василий! Нет-нет, не скромничайте, мы-то прекрасно знаем обо всех ваших славных подвигах. Еще бынаш стихотворец господин Грендель уже воспел их в своей новой поэме! Знал бы я, что встречу вас, непременно захватил бы список, но поверьтепоэма столь же звучная, сколь и правдивая.
Увидев, что Василий совсем смешался от бурного «поэтического» внимания к своей скромной особе, Надежда перевела разговор:
Скажите, дон Альфонсо, а как поживает ваш король, Его Величество Александр? И что его молодая супруга?
Ее Величество Катерина недавно счастливо разрешилась от бремени девочкой, не без гордости за свою королеву сообщил дон Альфонсо. И знаете, как ее нарекли? В вашу честьНадеждой!
Тут уж пришел черед смутиться Чаликовой. А Дубовуменять предмет разговора:
Куда путь держите, почтеннейший дон Альфонсо?
Да не так уж далеко, в Тут дон Альфонсо произнес какое-то мудреное название, мало что говорившее и Дубову, и Чаликовой, и Серапионычу.
И собираетесь ехать через Царь-Город? спросила Надежда.
А как же иначе? удивился славный рыцарь. Тем более, что это самый ближний путь.
Боюсь вас огорчить, дорогой дон Альфонсо, но думаю, что лучше бы вам через Царь-Город не ехать, заметил Дубов. Теперь там отчего-то вашего брата ново-ютландского рыцаря не больно жалуют.
Да, это так, подтвердила Чаликова. Не удивлюсь даже, если законопослушные горожане забросают вас каменьями при полном попустительстве властей.
Почему вы так думаете? удивился дон Альфонсо. Вместо ответа Надя извлекла из сумочки диктофон:
С помощью этого чудесного устройства я записала некоторые выступления на открытии водопровода.
Наугад перемотав пленку назад, Надежда нажала кнопку. Из чудо-коробочки раздался невзрачный голосок царя Путяты:
«И я, и мой народ с глубоким уважением относимся к Ново-Ютландскому королю и его государству. Однако есть еще некоторые рыцари, которые тщатся отвратить наших людей от стародавних обычаев, дабы приобщить к своему образу жизни, глубоко чуждому для нашего народа. Путята неожиданно возвысил голос:Так вот что я вам скажуне получится, господа хорошие!»
Последние слова оказались заглушены рукоплесканиями и одобрительными выкриками, а когда они смолкли, голос Путяты поспешно проговорил:
«Но, господа, я вовсе не хочу валить всех рыцарей в одну кучубольшинство из них достойнейшие люди, не говоря уж о короле Александре, которого я искренне чту».
Разумеется, эти слова, произнесенные почти скороговоркой, публика встретила более чем сдержанно.
Очень мило, ничего не скажешь, натянуто усмехнулся дон Альфонсо. Между тем Чаликова прокрутила пленку немного вперед.
А теперь будет еще милее, пояснила она и вновь нажала кнопку.
«Эти Ново-Ютландские разбойники пьют кровушку наших невинных младенцев, истошно визжал высокий резкий голос. И если мы не перебьем всех рыцарей к такой-то матери, то скоро сделаемся их невольниками, а наши жены и дочериихней подстилкой. Или даже не ихней, а их слуг, их конюхов и, прости господи, лошадей!».
«Да что рыцари, то ли вторил, то ли возражал ему другой оратор. Их-то и распознать недолгое дело. Куда опаснее другоенаши с вами соотечественники, у кого в роду были рыцари и прочие иноплеменники. Днем они ничем не отличаются от нас, а по ночам поджигают наши терема, наводят смерть на наших лучших людей и молятся своим поганым идолам в своих потаенных мечетях и синагогах!»
«Смерть убивцам!»возбужденно ревела толпа. Даже в записи все это казалось какой-то невероятной дикостью, а ведь Надя с Василием не далее как вчера все это слышали и видели воочию.
Только теперь Надежда поняла, что же ее более всего удивило и возмутило: то, что царь Путята весьма благосклонно внимал подстрекательским речам и не предпринимал ни малейшей попытки хотя бы как-то их сгладить.