Ри не смотреть так далеко. Он не найти. Найти только Цуна.
И чего я от тебя ждала? Давай, выбирайся на берег, пойдём гулять.
Трудно, сказал белёсый силуэт.
Всё-то тебе трудно, надулась девочка, перебирая бусины и ракушки на браслете. Тогда я пойду ловить рыбу. Плыви за мной к большому озеру и смотри, не распугай мой завтрак!
Она спрыгнула в воду и побрела к водопаду, раздвигая кувшинки, а за ней скользил белой тенью Ри.
Я сказать важно.
Чего? Ты отвлекаешь, шепнула Цуна, стоя по пояс в воде с поднятыми руками.
Она замерла и почти не дышала, чувствуя, как рыбы вьются у ног и задевают их скользкими, блестящими телами.
Ри ждать, покорно сообщил тень.
Цуна облизнулась, увидев жирную, явно брюхатую самку. Вкус жареной икры так и встал у неё языке. Миг! Рука молнией метнулась в воду и рванула обратно.
Цуна весело рассмеялась, кидая в заросли на берегу норовящую выскользнуть добычу.
Говори теперь, отмахнулась она, ища рыбину в кустах, где зелень рябила от биения плавников.
Скоро на Акула плыть человек. Не ма. Другие. Ри смотреть корабль. Он плыть тут.
Люди? встрепенулась девочка. Другие люди, да? Наверное, опять кто-то, как я, родился! Это новый дар острову!
Не так, возразил Ри. Корабль не как лодка твоё племя. Корабль плыть важный Цуна человек. Важный Ри человек. Не надо тень.
Тень?
Тень. Когда я не видеть Цуна.
Не надо прятаться?
Девочка застыла в недоумении, а рыба в её руках продолжала трепыхаться. В голове зазвучал голос ма:
Ты не пали высокие костры:
Пока наш рыба-дом не виден с моря,
Никто нас не найдёт, а нет, так вскоре
Жди с кораблей смертельные дары
Глава 8 Тот, в ком бушует гроза
В этих строках разоблачится главная ложь прималей. На самом деле, ни один из нас не беседует с душами сгоревших. Язык мертвецов неведом никому. Однако же, мы видим и слышим больше других. И резче чувствуем. И глубже понимаем.
Сам я никудышный прималь. Говорю это наверняка и лишь после того, как встретил множество себе подобных. На разных материках и островах бывают и разные вестники мёртвых. К примеру, южные похожи на шарлатанов. Вместо слов они используют песни и кличи. Много движений, много шума, а толку мало. Потому я рад, что мой учитель был не из них.
Я заметил интересную вещь: те из прималей, кто стремится к наживе, почти не получают способностей. А отдавшиеся самопознанию, прозябают в нищете. Чем ближе к пустыням Аоса и садам Соаху, тем чахлее таланты. Чем дальше к льдистым водам и холодным архипелагам, тем они ярче. Самые суровые примали встретились мне на островах Большой косы. Впервые очутившись там, я ещё не знал, что вернулся на родину, а меж тем, Валаарий уже второй год как сидел на троне. Выросший в тёплых краях, я был на севере всего лишь гостем.
Примали Большой косы угрюмы и молчаливы. Наверное, холод сковал им языки. От них не услышать воплей и причитаний, не увидеть плясок и праздных движений. Пытаясь «поговорить с душами», они не обсыпают себя пеплом недавно сожжённых покойников, а приносят им в жертву часть себя. Я не знаю и не могу знать, как и зачем они это делают. Но одно мне известнонекоторые вправду слышат голоса и созерцают во сне странные картины. Такие примали обладают невероятной силой. Одни разбивают праховые вихри взмахом ладони, другие чувствуют воду за множество километров. А недавно я встретил того, кто смог добыть её из самого воздуха! На моих глазах его отёртая о штанину ладонь наполнилась влагой. И он испил её посреди мертвенно-сухой пустыни, а после напоил и меня. Сердце моё с тех пор трепещет от благоговейного страха. Во мне окончательно утвердилась мысль: таланты прималей как-то связаны с чёрным солнцем.
(Архипелаг Большая коса, о-в Валаар.13-й трид 1019 г. от р. ч. с)
Астре глубоко вдыхал сырую прохладу вечера. Шлейф ушедшего солнца разделил небо и землю бледной полосой. Было так тихо, что казалось, мир онемел. Замолкли крикливые птицы, уснул ветер, даже травинки замерли в ожидании.
Безмолвие окутало мир, всё было недвижимо, но тут раздался чей-то вопль. В спину ударила волна испуга. Калека вздрогнул, не сразу узнав знакомый голос. Это бежал, утопая по пояс в траве, Генхард.
И убью-у-у-у! сдавленно выл парнишка. Всех вас поубиваю-у-у!
Запыхавшийся, с соломой в волосах, он выскочил на поляну и остановился перед столбом Астре, утирая сопли грязным рукавом.
А и не подохнете никак сво-олочи-и-и!
Хватит стенать, отрезал калека. Делай, что велено.
Он оттолкнул испуг паренька. Это было не так уж трудно: связь между ними ещё не окрепла.
Да сгорите вы все-е-е! всхлипывал Генхард. И я вместе с вами уродами!
Ты укрытие сделал?
И н-не сделал я! Где я тебе тут его соображу? В голом поле? Хоть бы деревце в округе бы-ы-ыло! Траву вокруг столбов и ту покосили всюу-у-у!
Ладно, не вой. Нож взял?
А и взял! Еле добёг до вас проклятущих! Думал, меня по дороге поджари-ит! А-а-а-а, солнца нету совсе-е-ем! Помрём все вот-во-от!
Он продолжал причитать, пока освобождал пленников. Астре велел сначала заняться младшими. Время стремительно таяло. Генхард оттаскивал спящих в сторону и скулил:
Подохну-у-у из-за куценожки проклятого! Сгорю ведь!
Слёзы катились градом. Тощие руки тряслись.
Астре отгородился от стонов и воплей. Он думал о другом. Рядом ни леса, ни оврага, ни впадинки. Что толку от стараний Генхарда, если негде укрыться от затмения? Астре велел резать траву и закидывать детей. Привязанный к столбу и как никогда беспомощный, он ненавидел себя. Девять человек обрёк на смерть. Иремил и отец уже погибли из-за него.
Больно. Как же больно. Астре прокусил губу до крови. Прималь спас бы всех. Не требуя помощи. Не сомневаясь. Рядом с ним дети чувствовали защиту. Теперь, когда Иремила не стало, Астре должен был заступить на его место. Но как? Как он мог оградить семью от затмения? Он оставался слабым, даже используя дар прималя. Все силы уходили на то, чтобы вернуться в тело.
Что если без возврата? шепнул калека.
Больше он не сомневался. Завещания прималя одно за другим проносились в памяти яркими сполохами. Знания, которые Астре всю жизнь пытался отринуть, вливались в него, выталкивали из тела.
Да не может эта твоя трава! ревел Генхард. Тут целое поле скосить надо, чтобы их закидать! А я-то как спрячусь? А на меня тебе, куценожка, наплева-а-а-ать!
Он всхлипывал, иногда замирал, со страхом глядя в нагое небо, и снова принимался рвать сухие, шелестящие стебли.
Всё! Всё! Генхард упал на землю обессиленный. Не спасёт их твоя трава! Не спасёт! И тебя я отвязывать не буду! Чтоб тебя первого сожгло!
Он прижал колени к груди и качался взад-вперёд. Потом вскочил.
Чего молчишь, а? Чего молчишь?!
Астре не отвечал. Он, не моргая, смотрел вдаль. Не шевелился. Почти не дышал. Он ждал ответа. И ответ пришёл.
Генхард проследил за взглядом безногого и поперхнулся воздухом. С запада ударил ледяной ветер, пронзил лёгкие, скользнул под трепещущую одежду, смахнул чёрные сосульки со лба. Запад наливался свинцом. Бушевал. Клокотал. Словно кто-то невидимый натягивал на небо плотное одеяло из туч.
Стремительно надвигалась гроза. Генхард глянул на Астре и увидел, как в его глазах отразился первая вспышка молнии.
Проклятый колдун! закричал парнишка и присел на корточки.
Ураганный ветер сбивал с ног. Плохо вкопанный столб справа от Астре рухнул в траву. Генхард ухватился за второй и зажмурился. Калека смотрел, не моргая. Он не чувствовал тела. Онемевших рук. Затёкших культей. Разум Астре растворился высоко наверху. Он сгонял капли в облака. Направлял ветер. Лепил тучи.
В тебе есть дух прималя, часто повторял Иремил. И он куда больше моего.
Откуда ты знаешь? спрашивал Астре.
Я проверял тебя и не раз. Только не говорил, как и зачем. Хочешь, я научу тебя тому, что знаю?
Нет.
Астре не хотел быть прималем. Но Иремил не слушал калеку. Он часто брал его с собой в походы по пустынным землям и рассказывал, как мир делится на мельчайшие частицы, а из них рождаются вода, земля и воздух. Как ладони чувствуют живые вибрации под землёй. Как глаза проникают вглубь человеческих душ и видят изнанку.
Плотная бушующая завеса укрыла землю от затмения. Стало темно. Лишь вспышки молний прорезали густой мрак. Генхард оцепенел. Потом подбежал к Астре и потряс его за плечи. Калека опомнился и ощутил сильное жжение в глазах. Иремил ведь предупреждал, что их нужно закрывать. Веки не опускались. Прошла минута, но тело не слушалось. Астре не чувствовал себя целым. Часть его духа словно бы до сих пор кружилась в хороводе капель и никак не могла уместиться в тесную оболочку. Через мгновение Астре забился, как припадочный. В голову ударил жар. Калека почти оглох от стука сердца и шума крови. Генхард что-то вопил, но его голос был размытым, отдалённым. Астре провалился глубоко внутрь себя и почувствовал, что умирает. Он расползался, распадался во все стороны, мешался с воздухом и каплями хлынувшего дождя.
Калеке мерещилось, будто он становится пеплом. Лёгким, рождённым из тысяч пылинок, вездесущим. И он разлетелся бы по ветру, но кто-то не позволил этому случиться. Из ниоткуда возникла стена. Каждая частица Астре упёрлась в преграду, и кольцо принялось сжиматься. Оно приближало дух к безвольному телу, вдавливало в тесноту плоти. Настойчиво, почти грубо. Астре начал собираться, сливаться воедино. Капля за каплей всё возвращалось на свои места и замирало. Астре опустил веки. Почувствовал тряску от рук Генхарда и тепло его ладоней. Услышал шум ливня и громовые раскаты.
Да очнись же ты! Прокляту-ущий! Чернодень настал! Настал уже! Чего делать-то?! Делать чего?!
Буди всех. Нужно уходить.
С волос капала вода. Стекала за шиворот. Охлаждала натёртые верёвками запястья. Генхард разбросал траву и стал хлестать спящих по щекам. Почему он не ушёл? Для чего ждал приказа, когда мог бежать сломя голову в поисках убежища? Один за другим дети кое-как очухивались. Голос Астре помогал им прийти в себя.
Поднимайтесь. Нам надо уходить, пока гроза не закончилась. Там, с краю поля, заброшенная мельница.
Астре увидел её глазами прималя и запомнил образ.
Где? выпучил глаза Генхард.
На юго-западе, вон за тем холмом.
Да ты сдурел, куценожка! Не дойдём же!
Хватит скулить! отозвался Марх. Сколько у нас времени до чернодня?
Он уже идёт, спокойно сказал калека. Но тучи укроют нас на какое-то время. Нужно добраться до мельницы.
Да где она?! Генхард ловил каждую вспышку молнии, пытаясь разглядеть убежище. Ничего я не вижу!
Развязывай Астре, болван! рыкнул Марх, отвесив парнишке оплеуху. А вы чего разлеглись? Вставайте живо!
Ой! Х-холодно! пискнула Яни.
Сиина сонно огляделась. Тут же вскочила.
Все живые? Где вы?
Вопрос утонул в струях дождя.
Да живые, сестрица, живые! успокоил Марх, помогая подняться Рори.
Вспышка молнии выбелила его лицо, и снова наступила темнота. Сиина щупала землю рядом с собой. Дети перекрикивались, цеплялись друг за друга. Перепуганные, замёрзшие и мокрые до нитки. Генхард усадил Астре на закорки. Марх поднял Илана. Сиина отыскала Тили, обняла, рыдая. Яни, Дорри и Бусинка намертво вцепились в подол её платья.
Спотыкаясь в темноте, хлюпая по лужам и почти ничего не видя за кисеёй ливня, они двинулись вслед за Генхардом и Астре. Парнишка причитал так громко, что можно было не бояться отстать.
Местные поля забросили с тех пор, как прах порченых стал гулять по округе. Путь до тленных земель был слишком дальним, и Валаарий велел сделать местом казни эту степь. Здесь перестали сеять хлеба и заготавливать сено. Водяная мельница на реке Улья превратилась в дом для птиц и сквозняков. Плотину давно прорвало, сломанное колесо доживало век без пользы. Гнилые доски пола проваливались, но в крыше не зияли дыры, и этого было достаточно для спасения. Когда беглецы добрались до хижины, дождь стряхивал с подола туч последние капли. Небо обещало вот-вот проясниться.
Генхард толкнул расхлябанную дверь и ворвался в холодный мрак комнаты. Небрежно скинул Астре. Бросился к ставням на окнах и с облегчением понял, что все до единого закрыты. Он сполз по бревенчатой стене, скрутился калачиком на полу и тихо зарыдал. Марх забежал последним, убедился, все ли на месте, захлопнул дверь, задвинул засов. Повисла тишина, пропитанная шлейфом отступившего ужаса.
Так мы что ли живые до сих пор? наконец опомнился Илан.
Да уж не дохлые, съязвил Марх. Патлатый нам подмог что ли?
У-у-у-у, донеслось из угла завывание Генхарда. Натерпелся из-за вас проклятущи-иих!
Ты как?
Сиина присела на корточки рядом с Астре, взяла его руки в свои, пытаясь согреть. Но у самой ладошки оказались ледяными.
Запястья жжёт немного, а так ничего.
Калека притянул её и крепко обнял. Запах ромашки и сена в волосах сестры мешался с дыханием дождя. Теперь Астре понимал, как чувствовал себя Иремил, возвращаясь после долгих походов к семье.
Замёрзли все, взволнованно бубнил Рори, ходя взад-вперёд. Хоть бы огонёк сообразить.
Вон, за дверь выйди, погрейся, огрызнулся Марх.
Илан рассмеялся. Да так заразительно, что остальные заулыбались.
Ох, ну ты скажешь! Я же правда чуть не вышел!
Да у тебя совсем в голове тю-тю! вставил Генхард, продолжая всхлипывать.
Так это ты нас всех развязал! обрадовалась Яни. Дай я тебя обниму!
Кшы от меня! Кшы!
Ой!
Девочка споткнулась обо что-то в темноте. Слышно было, как Генхард спешно отползает в сторону. После случившегося ноги его не держали.
А ну уйди! Уйди, уродка!
Вот я тебя обниму, и согреешься, не плачь!
Яни, оставь его, посуровела Сиина.
Он теперь мой спаситель!
Яни изловчилась звонко чмокнуть Генхарда в мокрую, солёную от слёз щёку.
Ай! Фу! Бедняга подпрыгнул от неожиданности.
Дуй уже от него! не выдержал Марх, оттаскивая девочку в сторону.
Поищите какие-нибудь небольшие деревяшки, попросила Сиина. Нужно Рори руки перебинтовать хорошенько.
Надо бы. Ты мне на корабле хорошо сделала. Не болели почти. Их, наверное, когда к столбам нас вязали, выкинули.
Деревяшкиэто моя работёнка! оживился Илан.
Он нащупал какой-то ящик и попытался оторвать от него дощечку. Дёрнул раз, другой, но слабость давала о себе знать.
Крепко сидит, чтоб её. Надо попробовать разбить чем-нибудь тяжёлым.
Яни деловито отпихнула брата.
У тебя руки сломаются быстрее, чем эта дощечка!
Она поднатужилась и вырвала боковину ящика вместе с гвоздями.
Эта малявка меня пугает, признался Марх. Когда вырастет, силища будет похлеще, чем у Рори.
Она и плачет меньше, чем Рори, хохотнул Илан. Боевая девка!
Я нашёл тут вонючий мешок! гордо сообщил здоровячок Дорри.
Они за руку с Бусинкой исследовали комнату.
Мешкиэто хорошо, отозвалась Сиина. Ими можно укрыться.
Она резала на лоскуты подол платья. Ткань была плотная, руками такую не порвёшь. Нож Генхарда пригодился как никогда.
Мне кажется, тут крысы сдохли! Воняет их какашками и чем-то тухлым! как всегда честно заявил Дорри. Я не заболею?
Меньше пальцы в рот суй, и не заболеешь! фыркнул Марх. Дай сюда.
Вот.
Ух! И правда вонища.
Сиина вздрогнула, не завязав последний узел. Выпрямилась.
Тихо!
Все замолкли.
Ты чего, сестрица? удивился Марх.
Что-то будет сейчас
Успокойся уже. Всё прошло.
Жмитесь к стенам! Скорее жмитесь к стенам! закричала Сиина, толкая Рори.
Все застыли в недоумении, но тут завопила Бусинка, и в головы ударил приказ Астре:
К стенам!
Наверху раздался оглушительный треск. Крыша проломилась. Полетели щепки и камни. Дети завизжали. Часть рухнувшей балки пробила пол. Гнильё досок ощерилось по краям. Наверху зияла огромная дыра, сыпалась черепица. Комнату заполнила пыль. В брешь заглядывал мутный свет чёрного солнца. Он пронзил нутро мельницы от остова трубы до пролома в полу, где виднелись обглоданные водой старые сваи. Меж ними рябили и мерцали чешуйки серебристых бликов.
Все сидели неподвижно, не произнося ни звука. Сбившиеся у стен дети прятали головы под передник Сиины. Юноши стояли поодаль. Кто в углу, кто возле окна. Генхард натянул до головы мешок. Вверх смотрел один Астре.
Он зналнебо такое непроглядное не из-за туч. Комната казалась мертвенно-серой. Сияние чёрного солнца мягко падало на ящики и подпорки, искало добычу в груде прелых мешков.