Шуршит покрывало, тянет холодом по ногамэто Нюкта вышагивает по залу, и глаза ее детей следят за ней. За нежной, мечтательной улыбкой. Глазамиглубже океана, древнее бездны. Волосами, убранными в сетку с маленькими бриллиантами.
Скоро Жребий. Ананка-Судьба определит, кому из славных Кронидов быть нашим правителем.
Смешка нет, глаза правдивымать умеет играть куда тоньше Аты-Обмана.
А после Жребия будет пир, на котором соберутся отпраздновать олимпийцы, титаны, смертные и жители подземного мира.
Легкий шелест прогулялся по залупокрывало? Изумление.
Спятили они, что ли? каркнул хрипло Харон.
Нет, голос Нюкты-Ночи обволакивает, поёт, скользит. Их царь поистине мудр. Он стремится показать, что мы не враги, он перебрасывает мосты, он готов идти на мир со всемидаже сидеть за пиршественным столом с чудовищами подземного мира.
Шелест стал громчеразрастался, ширился. Ата мечтательно хихикнула: «Какой затейник!» Гипнос выпятил грудь («Да меня все равно позвали бы!») Эринии перемигнулись
Ко мне гонец прибыл только чтои передал, что на пир зовут всех жителей подземного мира. Всех, кто захочет. Думаю, они скоро огласят эту весть на весь мир. Вы же многие из вас будут зваными отдельно. И я говорю вамвсе, кто будет зван, пойдут и будут пировать на поверхности.
Молчание упало на зал. Не было даже шепота. Не шуршали крылья.
Служить не буду! взметнулась вдруг Лисса-безумие. Не собачонкатаскать куски со стола у выскочек пусть псы давятся сами! Пусть
Умолкла под материнским взглядомзадергалась под ледяной иглой. Звезды-глаза нежной Нюкты стали убивающими.
Подземные не пируют с верхними, хрипло прошамкал Харон. Полез скрюченными пальцами в бороду. Не воюют. Но и не пируют, кроме дернул головой в сторону Гипноса, Аты и Мома, как бы говоряс этих что взять. Но подземные
нынче в дружбе с поверхностью, голос Нюкты обжигал морозом северных ночей. Нужно встретить олимпийского царя с почтением. Должен же он увидеть будущих подданных. Увидеть вотчину.
Радостно и кровожадно захихикали Керы, прищелкнула бичом Алекто-Эриния. Хмыкнула Немезида: «Такого насмотрится, что и лезть сюда не захочет!»
Даже Харон выпустил из себя сколько-то скрипучих смешковпоказывая, что он-то выразит свое почтение новоявленному царю
Ты примешь приглашение.
Покрывало больше не шуршало. Но слова порхнулии стиснули плечи холодными пальцами.
По молчанию, которое ударило вслед за этим, Танат понял, что Нюкта обращается не к Харону. И не к каждому в отдельности.
К нему. Потому и говорит, глядя в искрящуюся стену мегарона.
Вечный клинок скользнул из ножен, попросился в слова.
С чего бы? рубанул кратко.
Потому что так велела я. Ты явишься на этот Жребий. Увидишь нового царя. И будешь пировать со всеми.
Эринии переглянулись и охнули. Гипнос залился дурным смехом:
Главноеты уж петь и плясать ему не вели, а то нам нового царя точно не дождаться!
Звездоглазая Нюкта откликнулась своему любимчику мягкой улыбкой. Жестом показала: всё, дорогие дети, вы можете идти, лететь
Зачем? спросил он, когда остальные, посмеиваясь, покинули мегарон.
Сюда долетал храп отцатихо, из-за стены. Непомерная туша Первомрака ворочалась в опочивальнебыло слышно.
Видела дурные сны, наверное.
Потому что новому царю следует знать, с кем он столкнулся. Потому что, если они решили звать всех, мы приведем на этот пир самую мерзкую тварь, какая только есть в этом мире. Самое страшное чудовище из всех. Пусть знают.
Так думают остальные. Забывая о том, что это ты предложила Кронидам править у нас.
Смешок отозвался тихому звону железных крыльев.
Потому я посылаю тебя. У остальных слишком мало разума. Я хочу, чтобы ты испытал нового царя. Взглянул на него. И сказалнасколько он силён. Насколько умён. И насколько мы правы в выборе.
Храп за стеной зазвучал тише, словно тобескрайнее, темное, собиралось проснуться.
Почему ты сама не хочешь на него посмотреть?
В молчании шуршало покрывало. Не давало ответа. Шептало: «Пойдёшь. Сделаешь». Вкрадчиво, как южная ночь.
И еще что-то о ненависти к проклятому чудовищу, нарушившему порядок вещей в мире.
Танат не склонил головы. Ничего не сказал. Свел крылья, уходя из дворца Ночи.
Если ты сын Эреба и Нюктытебе очень непросто отказать родителям.
* * *
Правда позвали. Пухлая вестница с радужными крыльями перехватила на поверхности, сообщила с безопасного расстояния. Жестокосердный, не взглянув на нее, свистнул мечом над головой умершего воинаи вестница приняла это как ответ, проблеяла что-то, прыснула крыльями в небеса.
В урочный день он медлил. Мойры резали нити с остервенением: наверняка дочерей Ананки не позвали на пир. Два десятка стариков, сцепившиеся ревнивцы, двое утопленников, погибший охотник, мальчик, растерзанный собаками Танат взмахивал мечом, не взглядывая на солнцепусть себе Гелиос гонит коней! Шагал от хижины ко дворцу, от воплей к стонами думал: пусть режут. В Тартар пиршество, приказ матери и всех олимпийских царьков.
Смерть не ждут на пирах.
После полудня Мойры устали, Атропос отложила ножницы, и клинок запросился на пояс. Железносердный понял: пора. Шагнул в намеченное место быстро и скучно, не озаботившись сменить серое одеяние или надеть на волосы обруч побогаче.
Чудовище не сделать богом ни хитонами, ни улыбкамиБелокрыл может не обольщаться.
Пир намечался на берегу моря.
Там на песке возвышались пиршественные шатры, больше похожие на дворцыиззолоченные, раскрашенные. В пенных волнах мелькали тела нереидте решили освежиться.
Под состязания расчистили площадку подальше от моря, ближе к укромной рощицекак будто этим еще мало состязаний Шатры звенели музыкойдо отвращения разудалой, ликующей. Отовсюду несся запах едыпиршество было в разгаре. Успели ли они вообще провести жребий? Впрочем, плевать.
Гам, песни, говордолина кишела кострами и сатирами-лапифами-кентаврами-смертными. В шатры им ходу не былоне та знатностьно зато медового и яблочного вина былохоть залейся, и на кострах жарились быки, бараны и гуси, и нимфы хихикали возле сатиров, кося глазами в сторону рощи, кентавры ржали и вздымались на дыбы, лоснящиеся от конского и человеческого пота, кто-то плясал, какой-то аэд отчаянно рвал глотку о победе над Тифоном
Похоже было на битву. На несостоявшуюся битвувсе против всех.
В ее разгаре.
Музыка и гомон глушили, вокруг сновали смертные, два-три раза на него налетелии шарахнулись, где-то сгорела баранья ляжка, воздух пропах прогорклым жиром, и губы сами собой дернулисьсжались в брезгливой гримасе.
Уйти от этих чуждых.
От не-чудовищ, от чересчур ясного дня, от пира, на котором не место смерти.
Впрочем, в шатре вряд ли будет лучше: мутило при мысли о том, что придется сидеть с олимпийцами, ловить взгляды свысока со страхом, брезгливостью, слышать недвусмысленное: «А этому что тут» В толпе его замечают через раз, вздрагиваюти принимают за лишнее на пиру видение. Или за родича мормоликвон они, свита Гекаты, взмахивают крыльями, показывают клыкастые улыбки заинтересованным лапифам. И бледные Коцитские нимфыгде-то в глубине, оттуда долетает тягучая песня.
И можно стоять у разных костров.
Слушать малозначащую болтовню, по крупицам просеивать нужные фразы.
А мы с Зевсом ка-к-то раз и-и-и-ик, на драконов!
А я думал, откуда Тифон получился-то
Д-дурак. Не за этим же на драконов! З-за этимк нимфам. А у Зевса-то еще и в женушкахДеметра.
Шаг к другому костру.
Ой-ой, девочки, девочки а я слышала вот, что Зевс хотел на Афродите жениться!
Да?!
Правда?!
А почему не женился тогда?
А Деметра обещала с ним иначекак Гея с Ураном!
А разве он не сватался к Гере?
Да-а-а, но Гера же в него стреляла
Дура! У Геры просто муженек нашелся. Наш с придыханием Мудрый.
А Посейдон тоже на Афродиту ведь заглядывался?!
Ну да. Только она пока от него бегает: а вдруг ему подземный мир достанется? Глядишь, так и вообще обет девственности примет!
Ахахахаха! Кипридаи обет девственности!
А говорят, что Афина Мудрая уже приняла?
Врут, наверное
Да нет, там же Гестия первая на очереди
Шаг к другому костру.
А-а-а вот куда все эти титаны подевалиськто знает?! Сгинули, говорят. В Тартар сами провалилисьчтобы только с ним не встречаться. Да я вообще видел, как он Тифона это я тебе скажу я тебе скажу ух!
Еще несколько шаговмимо гарцующих с копьями кентавров, диких плясок сатиров
чего вообще возится с этими подземными? То Гипнос, то Мом этот ой. Х-хайре, а м-мы тут ничего, м-мы так пр-про-прос-с-сто
Танат не стал ждать окончания. Шагнул дальше: еще с десяток шагов, к еще одному костру, скользящих, бесшумных
Амалфе-е-е-е-е-е-е.!!!
Когда впереди вырос серый вихрьТанат не шарахнулся в сторону. Остался стоять как стоял, сложил руки на груди.
Чего опасаться смерти?
Вихрь затормозил копытами и обернулся всклокоченной козой с обломанным рогом. Древней с виду, с клоками вылезающей шерсти, но с неукротимо горящими глазами. Коза торопливо прожевывала что-то легкое и цветастое и оглядывала фигуру бога смерти желтыми невозмутимыми глазами. Потом приглушенно мекнула и наклонила голову, намекая: я тут тупоумная скотина, за себя не отвечаю, потому пошел вон.
Фух! Поймала! это был второй вихрь, едва не пролетевший мимо козы. Стукнувшийся о бога смерти на излетеотчаянно и легкомысленно.
Оказавшийся девчонкойда нет, уже девушкойрыжей, растрепанной, будто пламя, в веснушках и в гиматии морковного цвета к тому же.
То есть, не тебя поймала, а её, поправилась девушка, отскочив назад и выпуская из горстей серое одеяние. Амалфея, ну ты ну, ты вообще, о чем думаешь?! Понимаешь, с ней же только Эвклей может справиться, пока она его бодаетвсе как-то могут отдохнуть. А Эвклей сейчас на кухне, он же устроитель пира, вот он и выпустил ее из виду, и она сожрала новенькое покрывало Афродиты. Афродита сейчас в слезах, ее Гера с Деметрой успокаивают Амалфея, может, отдашь? У тебя нет яблока, чтобы с ней поменяться?
Танат Жестокосердный запоздало понял, что девушка обращается к нему.
Качнул головой, стиснув зубы. Подумал: могу предложить лишь меч.
Меча не надо, сказала девушка, мельком глянув ему в глаза. Лучше бы яблоко. Но она все равно уже почти покрывало доела. Все равно спасибо, что ее остановил, она говорила, поглаживая злобную тварь и осторожно беря ее на привязь. А то она бы тут вообще всех перебодала, она и на свадьбе Аида с Герой пыталась вот а ты Танат, да? Сын Эреба и Нюкты?
Прозвучало странно. Неправильно, противоестественно. Так, будто она произнесла обычное имя. Не призвание, не предназначение, не проклятие, не то, что боятся произнести. Имя. Как «Пирр, пастух, сын Атрея».
Он так своё имя произнести не мог никогда. Получалось толькословно режешь по живому.
Да. Я Танат. Сын Эреба и Нюкты.
Ты на Гипноса похож, улыбнулась, будто не сморозила величайшую глупость, сравнив несравнимое. Только крылья черные. А я Гестия. А почему ты здесь? Не в шатре? Там же скоро братья жребий будут тянуть, и вообще или тебе больше нравится у костров? Я тоже люблю огонь, он красивый. Хочешь посмотреть на мой костер?
Коза с поводка мекнула злорадно, доедая драгоценное покрывало. Мол, ты и дальше стой столбом, бог смерти.
Бездарно дерешься.
Дочь Кронаона правда дочь Крона?! шагнула к богу смерти и бесцеремонно ухватила за рукав.
Пойдем же, сказала весело. Там не так шумно, но мой костер теплее, чем эти.
«Макариос», наконец всплыло в голове нужное слово. «Блаженная». Счастливая в своем безумии. Первая мысль была неверной: Лисса не касалась этой девочки, она такая сама по себе. Рожденная, чтобы гореть. Не замечать различий.
Может ли безумие быть тверже моего клинка?
Он вырвал было рукав из ее пальцев, но она оглянулась, пробормотала: «Ну, я же козу тащу»и попыталась поймать бога смерти за крыло. Замедлила шаг, чтобы оттащить упирающуюся Амалфею от попытки смачно боднуть какого-то сатира. Заговорила весело опять:
А правда, что в подземном мире есть целая огненная река? Мне брат рассказывал, ну, когда он еще не как сейчас. Она тёплая?
Она обжигает, сказал Танат ровно и тяжелонаконец приноровился к ее скачущей походке. В подземном мире все или леденит, или обжигает. Тебе не понравилось бы, богиня.
Ну, может, немного понравилось бы, отозвалась она. Там же целая огненная река. Ведь она же, наверное, дарит вам тепло и свет. Ведь что-то обязательно должно дарить тепло и свет смотри, я вот эти костры почти все сама зажигала, оп!
Показала озорно запрыгавшее по ладошке пламя.
Сестра Гера она выбрала себе быть хранительницей семьи А меня все спрашивают, хотят, чтобы я определилась Они говорят: огниэто слишком мало для дочери Крона. Слишком низко. Как-то недостойнотолько зажигать очаги.
Последнее она пробормотала уже под нос себе. С раздумьем и легкой обидой.
Шепот непросто было различить в невообразимом гамено уши смерти чутки.
Маленькая блаженная, ты просто не знаешь, как тебе повезло. Сколько я дал бы за возможность выбратьпусть не огни, пусть другое, ничтожное, самое дрянное, самое мелкоено выбрать что угодно, кроме
Хотя что может дать тот, у которого ничего нет.
Разве что совет.
Ты знаешь мое предназначение?
Оглянулась, взглянула удивленно.
Конечно.
После того как я беру прядив дома смертных приходит холод. Тогда они зажигают очаги, чтобы утешиться. Тепло отпугивает мормолик. Эмпуса, Ламия и остальные не решаются идти туда, где огонь ярок. Люди готовят над очагами пищу. Совершают возлияния. Разгоняют тьму. Спроси себямало ли это.
Коза сердито засопела, уперлась копытами, и Танат без особой кичливости поддал ей коленомнечего путь загораживать. Гестия хихикнула. Но посмотрела серьёзнои в карих глазах тлели искорки вопроса:
«Сын Эреба, ты правда думаешь так?»
«Только ни у кого другого не спрашивай», договорил он то, что хотел сказатьтоже взглядом.
К костру они выскочили неожиданнопробрались через высокие ряды роз («Деметра вырастила») и предстали.
И первое, что услышал Танат, было:
Бррр
А потом усталое:
Ну, конечно. Это же Гестия. Покрывало не вернула, зато это чудище приволокла. И кого-то еще заодно.
Это Танат! запоздало спохватилась Гестия. А покрывало Амалфея по дороге доела. Танат, это Гера, Афродита, Деметра, Амфитрита. А Афина где-то с копьем бегает, жаль
Взгляд мечника выхватил мгновенно: Афродитаёжится, брезгливо осматривает запасное покрывало, пышная Деметра в зеленом, Амфитрита с плаксивым выражением лица у Геры пальцы сжались так, будто стрелу на тетиву сейчас положитправда умеет стрелять?
Выражения, правда, на лицах одинаковые. В глазах читается ясно: пойти за покрывалом, а вернуться с козой и богом смертиэто и для Гестии чересчур.
Надрывно вздохнула Деметра:
Ну, когда же это кончится!
Наверное, нужно что-то сказать, подумал Танат. Например, это:
Радуйтесь.
ГоворятТанат Чернокрылый не знает, что такое веселье. Лгут.
Олимпийские богиньки сквасились до единой, когда услышали такое из уст бога смерти. Афродиту так просто передёрнуло, Деметра процедила: «А что, есть причины?» Себя сохранила разве что Гера: надменно склонила голову в ответ на приветствие.
Радуйся и ты, сын Эреба. Не потерял ли ты дорогу к главному пиршественному шатру? Тогда позволь провести тебя. Мой муж и его братья сочтут за честь, что ты присоединишься к пиру.
От холодной, пустой любезности заныли зубы. Танат чуть приподнял угол губ.
Мало чести, о царица. Благодарю за предложение. Я найду дорогу.
Ой! спохватилась Гестия, когда он повернулся, чтобы уходить. А я же тебе огонь красивый, правда?
Он повернулся. Взглянул в искрящийся, веселый, брызжущий безвредными искрами костер: небольшой, но ясно горящий, распускающийся десятками алых и оранжевых бутонов.
У такого костра хорошо греться тем, кому холодно. Чьи дома никогда не видели очагов. Даже тем, у кого вовсе нет домов.
Как скажешь, богиня.