Чудовища не понимают красоты. Тепла, наверное, тоже.
Зато чудовища читают во взглядах. Тех, которые иногда теплее костров.
В которыхсожаление, потому что не удалось же показать костер как следует. И удивлениепочему это сестры так? И безмолвное: «Ты, кажется, немного замерз? Или, может, тебе надоела темнота? Но ты же всегда можешь прийти к моему костру, я ведь выбралагреть»
Танат молча свёл крылья, шагнул к пиршественному шатру, стараясь вытряхнуть, выхолодить из себя непрошенный взгляд.
Воинам нужно не тепло. Нуженхолод. Особенно перед битвой.
Жестокосердный отстранил охнувшего божка-виночерпия. Шагнул в шатер, навстречу музыке и смеху.
Музыка взвизгнула, смех умолк.
Ой, сказал кто-то тихо и страдальчески.
Столы казались бесконечными. Лицалоснящимися от жира и теряющимися в слишком светлом шатре. Взгляд мечника выхватил главное: вот подземные, вот морские, а вот олимпийцы, все сидят вперемешку.
Трое Кронидовна главных местах. Этотблистающий в облачении, на губах замерла улыбканаверняка Зевс. Буйный здоровяк слеваПосейдон, как иначе?
Старшего Кронида Танат рассматривать не стал: видел в подземном мире. Да и Гипнос все уши прожужжал о том, насколько Климен Мудрый похож на отца.
Похож и похожкакое подземному дело до олимпийца?
Радуйся, о Гостеприимный сын Крона.
Старший встал там, на конце столаоказал честь гостю. Пришлось всё-таки взглянуть: заматерел олимпиец. Победительне воин, а победитель, уверенный в своей победе.
Говорил Климен просто и спокойно, без вычурности и торжественности.
Радуйся и ты, сын Эреба и Нюкты. Для меня честь видеть тебя на своём пиру в любое время.
Аэды, наверное, сбренчат себе пальцы, подумал Танат брезгливо. Когда будут петь о том, как радушен и снисходителен их повелитель к созданиям тьмы.
Прости мне моё опоздание. Меня задержал клинок.
Волна возмущения прокатилась по шатру безмолвно: мог бы о клинке-то уж и помолчать! Старший Кронид, правда, ничем не показал, что ему такие разговоры неприятны: еще раз заверил, что рад видеть сына Ночи в любое время («Ночью и у изголовьяя бы подумал», прошипел братишка-Мом). Пригласил занять почётное местоиз тех, что ближе к началу стола и самим Кронидам. Танат поблагодарил кивком (возмущения аэдам хватит на пару песен), прошел вслед за лысым и пузатым распорядителем пира.
Место оказалось рядом с Момом и Гипносом. По левую руку вздыхал голубоглазый титанПрометей. Когда Танат опустился на своё местотитан дёрнулся было, но смолчал и голову наклонил вежливо.
Чернокрыл, ну, ты б ещё с неба свалился, жизнерадостно заявил близнец. Спасибо ещёна жребий не опоздал, он уже скоро. На кого ставишь?
На Кронида, отрезал Танат. Неохотно пригубил не подземное, сладкое вино. Нужно было остаться возле костра, с маленькой сумасшедшей. Она хотя бы забавная.
Гипнос махнул рукой, застучал пестиком в неразлучной чаше, повернулся к Момублаго, было о чём говорить. Танат сидел, полуприкрыв глаза, чувствуя, как шумит пир, как волны, бурные и беспокойные, расшибаются о щит воина
Из-за щита хорошо озирать поле сражения. Пусть и сражаются все в основном с едой (бездарно дерутся, потому что еды в изобилии). Морские, земные, подземныенадрывают глотки в шутках, устраивают поединки в здравницах. Вызывают на соревнования то кабаний бок, то приправленный травами острый сыр. Всем своим видом показывают: да только таким сражениям тут и место!
Вожди, впрочем, сосредоточенны и настороженны. Харон угрюмо ковыряет козью ногу, Япет задумался, морской Нерей озабочен, поглядывает на младших Кронидов.
Вопрос потихоньку перебегает от одного гостя к другому. Равняет подземных и морских: кто? Младший? Средний?
Ох, нам бы царя построже, ухмыляется Мом-насмешник. Видели вы Гекату, скажем? Так надо же, чтобыкрепкая рука
А нам бы тоже, вздыхает Нерей. Вот тельхины, к слову, распустились сколько меди дерут, чтобы один щит сковатьстрашно подумать!
Младшие Крониды прислушиваются, кивают важно. Интересно, понимают ли, что над ними издеваются? Вот онашелуха, ползет с этого пира, опадает, скользкая на полКрониды, вы что, ослепли?
Есть только один правитель. Победитель. Вон, с Гипносом о чем-то беседует как раз. И он не делится с вами властьюон делает из вас наместников в ссылках, откуда вы никогда не допрыгнете до его престола.
Он дарит вам раззолоченный Тартара вы берёте?
Брали, и еще как. Гордец и Простофиля подхватились на ноги первыми, когда в шатёр заглянула Герашепнуть что-то на ухо державному супругу. Тот кивнул, встал тожеи пришла тишина.
Время, только и сказал олимпийский царьи все покинули шатёр, спеша на берег Темрейского залива. Там, у алтаря, на котором стояла глубокая чаша, дожидалась ледяная, неподкупная Стикс.
Крониды! Вы будете тянуть свои доли по старшинству. Дайте же священную клятву никогда не оспаривать владения друг друга!
Клятву Крониды не дали, глянув друг на друга волком. При этом оба возмутились: мол, да мы же братья! Да как этодруг против друга?!
Перегрызутся враз, подумалось Танату. Зевс и ПосейдонГордец и Простофиля, Сила и Яростьстояли друг напротив друга так, будто наконец дорвались до соревнования. Того самого, которое прервал Тифон.
За олимпийский трон.
Кому достанется вотчина побогаче? Такая, чтобы можно было со временем набрать войски выступить против брата на Олимпе?
Я опускаю в чашу кварци пусть в нем слышится шум великого моря, что омывает наши берега, в которое текут ручьи и реки, удела того, кто вынет этот жребий. Быть ему гонителем волн и колебателем вод. Жизни всего смертного и бессмертного, что плавает в воде
Не дай им старший Кронид эти троныони начали бы новую войну уже завтра. Помялись бы, посидели: ну да, брат мудрый, великий, Тифона победил и все равно собрали бы войска или организовали заговор. Вот Климен Мудрый и решил их распихатьне в Тартар, нет, но вполне себе. Думал, что они смогут хорошо править? Ложь. Он считает, что они не смогут править вообще. Что их затянет, перемелет, остановит нежданная вотчина.
А тогда Олимп будет в безопасности и на освободившиеся троны можно будет спокойно сажать наместниковскажем, своих детей.
Я кладу в чашу лавуи пусть в ней отразится мрак подземного мира, мира ужаса и печали, которым владеть тому, кому выпадет этот жребий. Ему быть властителем душ усопших и призраков памяти, всех сокровищ земных недр и всех чудовищ, что таятся во мраке
Климен Мудрый смотрит на братьеви в его бороде змеёй сквозит усмешка.
Теперь понятно, почему он принял предложение Ночи.
А-а-а, чтоб тебя!!
Посейдон хмурится, багровеет, вышвыривает черный осколок лавы. Посейдону только что выпал подземный мир. Посейдон, кажется, всё-таки ждал другого, потому что всеми силами удерживается, чтобы не ругнуться как следует. Взглядывает на брата, вскидывает головуи с губ у него чуть не срывается говорящее: «Рано или поздно»
Рано или поздно от тебя останется лишь вместилище для Эреба, глупец.
Зевс берёт свой оставшийся жребий с улыбкой. Бросает на брата победоносный взгляд, вскидывает руку с трезубцем. Зевс светится от самоуверенности: считает, что его не потопят волны. Что юнец, которому меньше сотни лет от роду, легко справится с морем.
А гости и аэды уже заливаются поздравлениями (Зевсу достаётся больше), славят новых царей, новость долетает до неба и начинает гулять между остальными гостями, над толпой, между кострами разносится эта новость:
Подводный мирЗевс, подземный мирПосейдон!
Во славу Кронидов!!!
Наверное, после этого нужно было уходить сразу. Свести крылья прямо там, шагнуть во дворец матери, вышвырнуть ей в лицо: «Посейдон. Он могуч и неистов. И глуп», и оставить ее радоваться.
Но проявлять непочтение к новым царям было бы не по-воински. Неосмотрительно.
Пришлось возвращаться в шатёр, на место, изредка поднимать чашу, слушать здравницы и неудержимую трескотню Белокрыла («Представляю, как там Геката на женской части развлекается! Небось, рассказывает олимпийкам о ядах. Фемида Правосудная, говорят, уже сбежала куда-то с нимфами плясать»). Старший Кронид пошёл обходить гостей вовнеодарять царским вниманиемтак что за столом правили два его братцабезраздельно. Чем, надо полагать, были от души довольны. Говорили о рождении Афины, о подвигах, о состязаниях
Танат молчал и чувствовал, как протекает мимо бессмысленный поток словглупых, как рой ночных бабочек. Ничего не значащих.
Провидящий сын Япета нервно ёрзал рядом и всё вздыхал. Потом вдруг Танат услышал шепот:
Тебе лучше уйти, сын Ночи.
Бог Смерти повернулся. Чуть приподнял бровь.
Провидящий смотрел на двух Кронидовраскрасневшихся, возносящих кубки. Хохочущий Мом-Насмешник как раз подбросил новоявленным царям вопрос: в каком мире легче править: в подземном или в подводном?
Да что там и там править-то! грохнул хохотом Посейдон.
Голубые глаза Провидца царя не видели. Виделидругое.
Что ты видишь? спросил Танат тихо.
Поединок между тобой и Кронидом. Связанные, сжатые нити. И изменённую судьбу. Тебе лучше уйти.
Нет.
Нет? прошептал Провидящий.
Мне лучше было не приходить, сказал Танат, собираясь подняться.
Кто там знает, что видела пославшая его Нюктау матери тоже есть дар прозрения
Жаль, нельзя перенестись прямо из пиршественной палаткиэто свинство, на которое способен разве что Мом-Насмешник (да еще сестраЛисса-безумие). Танат скрипнул зубами, приподнял чашу: на гостеприимство принято отвечать, как бы оно не было тебе тягостно.
да вот хотя бы и Чернокрыл!
Гомон смолк. Только сейчас, почувствовав на себе рой липких взглядов, Танат понял, что Мом-Насмешник всё так же и говорил в то время, пока они с Провидцем разговаривали. Что нёс?
Это который Железносердный? пренебрежительно спросил новоявленный подземный царь. Ну, а что с этим-то?
Ясно, Мом нёс как всегда что-то дрянное. По своему обыкновениюстравливал всех со всеми. Наверное, описывал ужасы подземного мира: Харон и Гипнос уже помрачнели. Наслушались, как новоявленный царь будет усмирять вотчину.
Так ведь свободолюбивые у нас всенет сил, хихикнул Мом. Он наслаждался сгущающимся молчаниеммузыканты в ужасе убрали пальцы от струн. Ну, если со стигийскими как-то понятно, то Геката-то и Чернокрыл никому сроду не подчинялись.
Пф! взмахнул руками Посейдон Подземный. Вот ещебабы опасаться. Ну, а с этим отнимателем жизни брат, что ты там прицепился?
Зевс предупредительно дёрнул за рукавнаверное, хотел сказать, что «этот отниматель жизни» не так уж далеко и сидит за пиршественным столом.
Посейдон отмахнулся пренебрежительно:
Знаю. Думаешь, боюсь? Пусть знает свое место. Режет пряди и не высовывается. А если вдруг начнёт
Что же ты сделаешь, о могучий? спросил Танат тихо, рассматривая искусную ковку на золотом кубке.
Палатка превратилась в толос. Даже те, кто залил в себя достаточно винаперестали храпеть из-за стола. Посейдон встряхнулся и сбросил с себя излишний хмель, но только выпятил грудь впередцарь же!
Тебя не звали в разговор, Железносердный. И если брат снизошел и позвал тебя на пирэто не значит, что тут тебе рады. А на будущее помни: воля твоего царязакон. Неисполнение еекара.
Танат поднял взглядзаглянул в карие глаза, в которых полыхал азарт: «Давай же, дрянь, давай же! Ответь, прими вызов!»
Ну, конечно, он хочет ссоры. Климен воссел на Олимпе, когда победил Тифона. Среднему тоже нужна громкая победа для начала правления. Кого можно победить так, чтобы об этом говорили с восхищением?
Ты неверно выбрал себе противника, царь, отбросивший свой жребий сразу же после того, как взял его.
Ты бездарно дерешься.
Я запомню это когда в моем мире появится царь.
Чтобы поединок начался как следует, гость должен оскорбить хозяина. Первым нанести удар.
Значит, ты уже проиграл, о Неистовый. Ты уже покраснел. Брызжешь яростью, пальцы слепо нашаривают оружие в воздухе.
Так приглядись получше, потому что он уже появился!
Зевс наблюдал за братом с интересом и тайным одобрением. Мом-Насмешник умилялся, хлопал в ладоши.
Подземные молча каменели за столами.
Последний удар, понял Танат. И можно идти.
Так покажи мне его, о Неистовый. Я вижу лишь заносчивого юнца в царских одеждах и с двузубцем.
Миг. Два. И:
На, смотри, подземная шваль!!
Блюдо перед Танатом рассекла секира, пущенная мощной рукой. Вздрогнул и накренился кубок, испуганно всплеснув благородной амброзией.
В едином порыве ахнули гости. Гипнос шепнул: «Ну, сейчас такое»
Белокрыл никогда не умел сражаться. Иначе знал бы, что иногда победа в том, чтобы не брать меч.
Танат неспешно вышел из-за стола. Смахнул с одеяния капли амброзии. Бросил, не кланяясь: «Благодарю за гостеприимство, о великие», и вышел из шатра в молчании.
Подумалось: в смертельном молчании.
Как положено.
Надеюсь, я сделал, что ты хотела, о великая Нюкта, подумал, шагая и глядя в небо, куда уже выехала колесница матери. Или ты хотела, чтобы я пропорол ему горло прямо на пиру? Тогда тебе придется выбрать кого-то другого.
Ты хотела, чтобы я испытал нового царя? Получи: новый царь как не лопнет от чувства своей царственности. Эреб получит превосходное обличье: юное, пышущее силой. И с пустотой в черепетакой, что туда, небось, уместится весь Первомрак.
Если, конечно, получит. Подземные не спустят оскорбления своегопусть он им же и ненавистен.
Зачем тебе ссорить подземных с новым царем, мать? Притом, что ты же его сюда и позвала?
Хочешь ускорить бунт? Он все равно бы случился. Хочешь убрать саму возможность того, что во время бунта я стану на сторону Посейдона?
Я все равно не стал бы. Ты знаешья не вмешиваюсь.
Нити наконец позвали. Странно, что раньше он этого не слышал. Пора было в небо, к предназначению, но все равно ведь еще ничего не кончилось
Танат шагал по песчаному берегусреди догорающих костров, остатков пищи, луж пролитого вина, храпевших тел. Те, кто стоял на ногах, сейчас были на площадке для соревнованийпоказывали доблесть. Или плясали на полянах.
Такой, как эта.
Пустая, тихая. Будто танцующие вдруг решили обойти ее стороной. Будто онане для разведения костров, не для влюбленных парочек, не для догонялок и хороводов.
Не для соревнований.
Пустая, окруженная деревьями полянадля поединка. Для поединка.
Хотя какой там поединок, еслине воин
Почему ты ушёл с моего пира? спросил Гостеприимец. Вид у него был такой, будто он стоит здесь час, не меньше. Опершись на дерево, в обычном пастушьем хитоне и без золотого обруча.
Потому что хотел уйти, отрезал Танат. Я поблагодарил за гостеприимство.
Эгидодержец качнул головой.
Почему ты ушел с моего пира? повторил медленнее.
«Почему не ответил на оскорбление?»мелькнуло за шелухой слов.
Потому что ответом может стать только вызов. Нельзя бросить вызов на пиру тому, кто только что стал царем подземного мира. Не бросают вызовов в доме, куда ты пришел званным.
Да, сказал Кронид, снимая с бока короткий прямой меч. Но мы сейчас не в доме. Я отвечу за брата: ты был оскорблен на моем пиру.
Не тобой.
На моём пиру или мнойнет разницы. С Посейдоном у меня будет свой разговор.
Почему-то показалось: после разговора новоявленный подземный царь пролежит с неделю.
Меч в руках олимпийца притягивал взгляд. Невинно посверкивал отличной бронзой ковки тельхинов. Шептал: давай, давай же, утоли гнев, рассчитайся и разве не хотелось встретить тебе такого противника? Разве не интересно проверить твердость руки Кронида?
Разве ты не зовёшься Миролюбивым?
Можно не любить воевать и уметь сражаться.
Ты Стрелок. Разве нет?
Оружие может быть одно. Но сражаться нужно уметь всем.
Бронзовый меч нетерпеливо дрогнулоружие, взятое в час надобности. Оружие того, кто умеет сражаться всем.
Мечом. Копьем. Словами.
Взглядами.
Взгляды скрестились чуть раньше мечейчернота против серого, холодного острого металла. Заскрежетали друг о другаяростнее клинков.
«Зачем Нюкте олимпиец на троне?»
«Почему тебе не спросить об этом Нюкту олимпиец?»
«Потому что Ата-Обман училась своему ремеслу у матери. Нюкта, конечно, рассказывала. Говорила мне о том, как не хватает вашему миру твердой руки. Что нужен закон. Что ей не хотелось бы отдавать трон ненавистному сыну. Что подземные хотят мира с поверхностью».