Аид: иная судьба - Кисель Елена Владимировна 14 стр.

«Ты счел ее объяснения неубедительными».

Тело выполняло привычное: удар, уклон, отразить, отступить, шагнуть вперёд. Меч пел в ладони ликующе: мечу не хотелось новых прядей, он истосковался по поединкам.

Меч не знал, что в настоящем поединке он не участвует.

«Счел слишком убедительными. А после сегодняшнего я и не должен был усомниться. Видимо, должен был узреть: нет в подземном мире возможного царя. Разве что Танат Жестокосердный, но не хочу же я, чтобы ты взошел на трон?!»

«Не хочешь?»

«После сегодняшнего? Готов отдать этот трон кому угоднотолько вот жребий взят, да и вряд ли кто согласится. Придётся посматривать».

Звон клинков. Кронид открылся нежданно, случайно, кто другой и не заметил бы, но верному клинку указаний не требовалось: рука бога смерти сама собой направила острие в беззащитный бок царя царей.

Бог смерти отдернул клинок, не доведя удар до конца.

 Бездарно дерёшься,  сказал вслух. Скривил губы: чувство былобудто измарался в какой-то липкой дряни или час побеседовал с Момом-Насмешником.

Кронид закрыл брешь в обороне, отстранил клинок Таната, отскочил в сторону сам. Вскинул брови:

 Потому что пропустил удар?

 Потому что ты лжёшь.

Взгляды столкнулись еще рази стрела из чёрной бронзы зазвенела о нерушимость серого щита.

«Ты не воин, Кронид. Думаешья поверю в то, что ты пришёл ответить за брата? Сразиться? Сражаться ты не умеешь. Ты пришёл делать то, что умеешьобольщать, подкупать приручать, как приручил Гипноса. С ним обошлось просто: Белокрыл, думаю, был польщён, когда олимпиец позвал в его друзья».

Олимпиец готов пировать с подземными. Сколько подземных купилось на это? И среди жителей Эреба достаточно глупцов. Но Железносердный не глупецнаверняка Гипнос говорил об этом.

Чем можно привлечь на свою сторону воина? Поединком на равных. Ударза удар. Смотри, бог смерти, Владыканикакой не Владыка, рад помахать мечом. Сражается не сущностьюумеет. Конечно, не настолько хорошо, как Жестокосердный, рожденный со своим клинком в один день что ты собирался делать потом, Кронид? После того, как проиграл бы бой? Попросил бы подучить тебя драться на мечах? Несколько побед разом. Бог смерти должен чувствовать себя отомщенным: победил царя царей. Не должен выступать против Посейдона Подземного: к чему, если дрался с тем, кто выше, и победил?

Должен согласиться учитьи остаться скованным, ибо учительближе друга.

«Ты винишь меня в том, что я предлагаю тебе дружбу? Что не хочу враждовать с тобой? Да. Я предлагаю тебе дружбу. Я готов учиться сражаться на мечах. Готов пировать с подземными и звать их на Олимп. Что плохого в этом?»

Танат отбил этот удар играючи: короткой усмешкой, презрительным взглядом.

«Клинок не твое оружие, олимпиец. Прямота тоже. И тебе не нужны учителя. Друзья тебе нужны еще меньше: у тебя их нет. Твоя дружба не стоит скорлупки из-под ореха. Ложь, как всё, что ты делаешь».

Гелиос-Солнце призамедлил бег своей колесницы вдалеке.

Показалось вдруг: на поляне стоят напротив друг друга двое. Просто стоят. Не сцепились, не сошлись в смертельной схватке.

Отчего же кажется: двое стоят на поле битвы? Почему беспечный Нот боится пролететьнапороться на незримое острие?

«Скажи мне, олимпиец, где сейчас те, кто принял твою сторону? Ты обещал мир титанамне в Тартаре ли многие из них? Иногда оттуда слышны их вопли: не все понимают, как попали в Бездну. Ведь Климен Мудрый не хотел сражаться за трон. И они не хотели сражаться с ним. Так почему же они в Тартаре, Милосердный? И как скоро ты ударишь в спину каждого из тех, кто осталсяПрометея, Япета, Атланта за косой взгляд. За высказанное подозрение. За попытку облегчить участь братьевкак скоро?»

Кронид отступил, ушёл в глухую оборону. С него опадала личина пастушкаудачно принятая личина, проступал настоящий противник: хитрый, изворотливый, лживый.

Опасный.

«Я старался избежать войны. Последней войны. Всехпротив всех».

«Тогда скажи мне, Кронидгде сейчас твои братья? Те, которые были за тебя. Слушали твоих советов. Верили тебе. У тебя их нет. Естьнаместники: в море и в подземном мире. Ты швырнул им кусочки власти, как лепешку псам. Скажи, они ждали от тебя предательства?»

«Они все равно бы не смогли править на Олимпе. Устроили бы междоусобицы. Они не смогли бы договориться с Геей и ее детьми»

«Так скажи мнегде теперь Гея, Кронид? Ждёт, что ты освободишь ее детей из Тартара? Или уже поняла, что ты не сделаешь этого? Скажи, она думала о предательстве, когда вручала тебе твоё оружие? Где твоя матьне она ли шатается в безумии над волнами Океана? Скажи, Кронид, чего, кроме предательства можно от тебя ждать? Скажи, как скоро ты ударишь в спину моего брата? Или свою жену? Или любого, кто доверится тебе?»

Танат Жестокосердный не умел говорить. Зато умел наносить удары. Разящие. Беспощадно достигающие цели.

Губы Кронида дернулись, полыхнули острые скулы, вспыхнули гневом глаза. Осталось недолго, подумал бог смерти. Осталосьвсего ничего.

«Все прозвища, которые тебе дали, лживы, олимпиец. Подходит одно: Криводушный. Как у твоего отца. Потому что ты»

Когда лицо Кронида словно окостенело, и в пальцах сам собой возник лук, бог смерти подумал только: наконец-то. Вот оно, твое истинное лицо, Гостеприимец. Наконец-то можно сражаться по-настоящему.

Лук Небадостойный противник для крыльев смерти. Проверим, что быстрее?

Тетива уверенно шагнула назади на ней стремительно возникала, сплеталась из воздуха стрела. Серая, холодная, из колючей, брошенной в лицо истины

Которую не прощают цари.

Стрела сплелась, хищно блеснула наконечникомгде там черные перья? Проверить бы на прочность!

 Бездарно дерёшься,  сказал Танат негромко. Слегка надавил клинком на горло царя царей.  Ты стоял слишком близко. Это недостаток твоего лука: тот, кто стоит близко, может ударить до того, как ты натянешь тетиву и возьмешь стрелу. Раньше, чем прицелишься. Если хочешь оставаться Стрелкомдержи тех, кто может ударить, подальше.

Кронид сверкнул глазами коротко, зло. Дернулся назад и почти сразу пропалчтобы появиться за двадцать шагов впередиуже держа лук и стрелу наизготовку, прицеливаясь

Острие хищно клюнуло воздух. Жестокосердный увидел блики нырнул под него, что-то мгновенное и страшное чиркнуло по крылуможет быть, более острое, чем его меч.

Гнев Владыки.

Вторую стрелу Кронид наложить на тетиву не успел.

 Бездарно дерёшься,  холодно повторил Танат, и верный меч прижался к шее царя царейтам же, где и в прошлый раз.  Ты слишком привык не промахиваться. Однажды ты встретишь того, кто умнее тебя. Быстрее тебя. И не успеешь выстрелить во второй раз.

На сей раз Кронид скрыл взгляд за ресницами. Опять шагнулушёл в пустоту, чтобы появиться где?  спросил себя Танат.

Далеко. И за спиной.

Верные крылья спасли от первой стрелырванули в воздух, и небесная вестница непринужденно превратила в пепел случайно встретившийся ей на пути дуб.

Целился между лопатокмелькнуло в мыслях быстрее стрелы, быстрее крыльев. Теперь уже толькоскорость на скорость.

Удар на удар.

Крылья смертипротив стрел Урана.

Взмахмир, побледнел, выцвел, застыл скопищем бездарных амфорных рисунков, размылись в линию кусты, трава сделалась расплывчато-зеленой; взмахфигура Кронида резко прыгнула навстречу, пальцы отпустили тетивуи Танат сломал полёт, уходя вбок.

Вспышка почти коснулась его лица. Стрела забрала с собой пару прядей волоскак бы в насмешку над мечом.

Мы еще посмотрим, кто чьи пряди возьмет в конце,  подумал Танат, делая последний рывок.

Мы еще посмотримкто из нас промахнется.

 Бездарно дерёшься,  сказал Танат. Неутомимое, мягко поющее, верное лезвие уткнулось олимпийскому царю под подбородок.

 Правда?  спросил тот.

Его третья стрела касалась горла бога смерти.

Пальцы готовы были отпустить тетиву.

 Потому что однажды тебе встретится тот, кто решит пожертвовать собой. И ты проиграешь, даже не промахнувшись.

Олимпиец усмехнулсясухо, неприятно. По-владычески.

Кончик ядовитой стрелы царапнул горло богу смерти.

Помедлил. Убрался.

Показалось вдруг: сейчас Эгидодержец закроет глаза, откинет головуи шагнет вперед, с упоением подставляя горло под острие.

Что-то проламывалось из взгляда олимпийца. Продиралось сквозь лживую мудрость, лживое спокойствие, лживое величие. Выплескивалось, выпускало из себя:

«А меня спрашивали?! Меняспрашивали, хочу ли я быть этим?! Воплощенное пророчество! Выросший на Крите всеобщий смысл! Спрашивали менякогда Крон собирался глотать своих детей?! Думаешья хотел быть Владыкой?! Сесть на Олимпе, взять в жены Геру, думаешья хотел душить их из невидимости?! Зная, что произойдет иначе?!»

И почудилось дальшедве армии, рвущие друг друга на части, плачущее огнем небо, кричащая Земля, сторукие тени

«Думаешья мог сделать хотя бы шаг в сторону от своего предназначения?!»

 У тебя нет предназначения,  выговорил Танат.  Ты бог. У вассудьба.

 Судьбы нельзя избежать,  сипло бросил Кронид. Казалосьсейчас он наплюет на величие и заедет смерти кулаком по скуле.

 Судьбу можно выбрать или изменить. Или попытаться взглянуть ей в лицо. Чудовище ничего не может сделать со своим предназначением. Можешь поверить. Я знаю.

Убрал клинок от горла олимпийца.

Отвернулся, сделал несколько шагов перед тем, как свести крыльяи поспешить к своему предназначению.

Он мог бы поклясться Стиксом, что, когда крылья уже закрывали ему лицо, увидел то, что не должен был. Вместо зелёной поляны, вместо железных перьев, вдруг пришло, будто всплыло из памятидве нити, связанные в узел.

Прочный, нерушимыйразве что мечом разрубить

Слышал он тоже то, что не должен был. Не мог слышатьи все же слышал прорывающийся откуда-то из-за спины прерывистый, ласковый женский шепот.

 Попроси меняи стану, какой пожелаешь

СКАЗАНИЕ 4. О РОКОВЫХ ПРОРОЧЕСТВАХ И СТРАШНЫХ ВЫХОДАХ

 Терпеть не могу пророков,говорю я. И стараюсь не смотреть в воду или в зеркала.

Но он все равно стоит перед глазамиостроскулый, черноглазый Ухмыляется понимающе, скотинану да, а то как же.

Наверное, ему тоже приходило в голову, что хорошо бы залить в глотки вещим раскалённый свинец.

Заткнуть Мойр, Япета, правдолюбивую Фемиду, старца Нерея, Прометея Провидца заставить умолкнуть всех смертных прорицателей. Сказатьумолкните раз и навсегда, ваши пророчества еще никому хорошего не принесли.

Зачем знать о том, от чего тебе не дано убежать? Чтобы смириться? Чтобы попытаться сделать невозможное? Чтобы пытаться избежатьи через это прийти к предначертанному вернее, чем если бы ты не пытался

Кажется, я видел уже все ответы. Иногда даже сам былответом. Только так и не понялзачем.

«Это же так просто, маленький Кронид,воркует голос из прошлого.  Есть пророчества, без которых не будет Судьбы. А есть то, что может сбыться не так, как ты думаешь. А есть пророчества-испытанияпримешь ли? Хочешь, я предскажу тебе что-нибудь, маленький Кронид?!»

И каждый раз изнутри рождается крикнеосознанный, глупый, детский: «Нет, не хочу! Уходи, я не хочу!!»

И я взглядываю в воду. Взглядываю в зеркала, откуда на меня хищно, с выжиданием щурится этотот которого я взял скулы, и глаза, и прямые черные волосы.

 У меня все было иначе,  шепчу я.  Ты понял?! Всё было иначе!

Можно шептать долгоон не поверит. Так и будет ухмыляться с отвратным пониманиеммол, конечно-конечно, совсем иначе. И повторять губами неслышно одно и то жезапечатлевшееся в нем навечно, как и во мне.

Тяжкое, неотступное, роковое

 Тебя свергнет

 Посейдон,  сказала Гера и запустила ожерельем в угол.

За дверями вспискнули всегда готовые услужить нимфы. Я присел на ложес волос капала вода после омовения, хотелось блаженно вытянуться и ни о чем не думать.

 Что опять Посейдон?

 Затеял спор с Афиной. Кому покровительствовать над Аттикой. Приглашал быть в числе судей.

 А ты, конечно, спросила у брата, когда он уберется в подземный мир?

Супруга гневно фыркнула носом, как бы говоряну, ты-то не спрашиваешь, муженек. Тебе-то, видно, наплевать, что дворец у Посейдонана поверхности, у Парнаса. Зевс, царь морской, в подводном царстве, а Посейдон а Посейдон через день на Олимп в гости. Как к себе домой.

 И что ответил?

 Грхм,  отозвалась Гера, свирепо сражаясь с высокой прической. Прическа сопротивлялась героическитакую крепость без армии не взять.

Ясно. Опять, значит, поинтересовался, какое до этого дело Гере.

Нужно сказать, средний братец неплохо устроился. Вроде бы, царь. И даже пирует с подземными. Только вот пирует на поверхности, у себя во дворцетам и Гипнос бывает, и Стикс с сыновьями, и Ахерон захаживает, и кое-кто из Стигийских. Вроде бынаведывается в вотчину, смотрит, как дворец строится А вот на трон как-то и не торопится. Почему нет: нимфы на поверхности красивее, пирыпышнее, а на подземных можно и так полюбоваться.

Волосы сдались, распустили войсказолотые пряди разбежались по плечам, легли легкими завитками, подмигнули медовыми отблесками из глубины. Пряди нужно было усмирить гребнеми царица олимпийская взялась за это с рвением. Если не с остервенением.

 Это же ты ему посоветовал. Посейдону. Самому б ему мозгов не хватило.

Я растянулся на царском ложес трудом сдержал сладостный стон. Всего-то два пира, три с лишним десятка судов и новый сын у Зевсаа усталости столько, будто мне на плечи гору Олимп навалили.

Впрочем, когда еще с женой разговаривать, как не в спальне. Эта традиция завелась еще со свадьбы, когда первое, что Гера заявила мне в гинекее: «Дочери Атланта говорилион что-то задумывает там, на краю земли. Ты слышал?» Я тогда ответил в тон, стаскивая с нее праздничный убор: «Да он против Зевса планы вынашивает, Майю на свадьбе видела? Нет: беременна она». Так и повелось.

 Почему не Зевс? Брат тоже бросается советами.

Иногда просто хочется упомянуть Зевса, чтобы услышать еще раз, как она фыркает. На Зевсаотдельный звук: презрение пополам с пренебрежением.

 Этот делатель детей? Он вообще выныривает из своих глубин для чего-нибудь другого?

Не знаю, женушка, ой, не знаю. Младший брат тих. Покладист, мирен, открыт. Никуда не лезет, ни с кем не ссорится. Кроме жены, конечно.

Так что меня это всё начало здорово настораживать за последние три десятка лет.

 Видела Деметру?

Гера недовольно засопела и дёрнула гребень яростнее. Ойкнула и с возмущением глянула на прядьмол, будешь так себя вестивообще отрежу.

 Ты ее, что ли, не видел?

 Только с утра.

С утра Деметра заявилась ко мне с очередной жалобой на муженька. Рассказывала о каком-то мальчишке, похищенном морской тварью и взятым Зевсом в виночерпии. О фиванской царевне. Еще о ком-то. Смотрела и просьбой, требовала: уйми его!

 Половину дня сестра мочила пеплос слезами мне,  процедила Гера.  Вторую половину, думаю,  Гестии. До того, как вцепилась в волосы Афродите.

 Почему я этого не видел?

 Потому что был на первом пиру, у эфиопов.

 Оно того не стоило,  буркнул я в полудреме.

Гера наконец сняла одежды, нырнула под одеяло, улеглась на ложе рядом. Хихикнула.

 Мы вовремя их разняли. Но Пеннорождённая завтра точно явится с жалобой. Ах, о Мудрый, твоя сестра разодрала мне одежды и поцарапала плечико, вот, взгляни

Я застонал сквозь стиснутые зубы. Киприда пыталась соблазнить меня за последние полвека не менее тысячи раз. Не говоря уже о сварах с Деметрой и плачущей Амфитрите-океаниде, жене Посейдона.

 Выдам её замуж за Гефестаи в Тартар.

 Думаешьее это остановит?

 Думаюнет. Что ты решила с Деметрой?

Кто-то сказал быбезумие, бред. Аэды глотки сдирают в кровь, когда живописуюткак оно там у Климена Гостеприимного в спальне. Вот золотые светильники искусной ковки, вот ковры, затканные драгоценными узорами. Вот царское ложеда уж, царское, плясать можно.