Правда? Метида дернула углом губне поддаться бы смеху. Богине разума не к лицу пустые смешочки. Беззаботность, улыбочки, ужимочкиглупости для тех, у кого пусто внутри черепа. Так опиши мне его. Красив?
Ну смотря на чей вкус. Рыжий весь, это да. Да и рожа вся рябая, будто по ней кони Гелиоса танцевали. А самвеличественный такой
И сверкнул белыми зубами в задорной улыбке. Метида с трудом сдержала ответную. Нахмурилась.
А ты, значит, из местных?
Местнее некуда. Хожу тут, понимаешь тропки разведываю. А, да, Амалфея! из кустов высунулась недовольная козья морда, вперилась подозрительным взглядом желтых глаз. И коза еще.
Хорошо, ответила Метида, и уголки губ предали ееприподнялись слегка.
и не заметила, как провалилась в черноту взгляда.
«Хорошо?»
«Ты владеешь искусством обмана, юный Климен. Скажи, кто обучил тебя этому?»
«Учиться нужно дуракам, которые ничего не видят. Ничего не знают. Тем, кто умеет видетьдостаточно пошире раскрыть глаза. Смотреть. Брать примеры».
«С кого берешь примеры ты, сын Реи?»
«С птиц, которые притворяются листьями. С трав, которые делают вид, что они неядовиты. Лучнику приходится вглядываться как следует, богиня. Вглядываться в суть. Чтобы не промахнуться».
Взгляд его был стрелой. Острой, разящей. Бьющей без промаха.
Значит, сказала Метида вслух, ты тут охотишься.
Как эти, которые там? судьба в шкуре пантеры оглянулась туда, где визжали псы и перекрикивались охотники. Что ты, о богиня. Я тут так играю.
А не взросл, чтобы играть?
Юноша ухмыльнулся. Потрогал пальцем гадину, в горле у которой больше не торчала стрела. Куда, интересно, делась?
Игры, богиня, могут быть разными. Главноезнать, для чего играешь. Как и в охоте главноене за кем охотишься, а зачем. Зачем ты охотишься, великая богиня?
Я и осеклась, остановилась, споткнулась о прищур взгляда. Недетского взгляда, неюношеского.
«Зачем ты охотишься на меня?»
«Будущим царям нужны наставники».
«А кто тебе сказал, что я буду царем? Или что я хочу им быть?»
«Но ты хочешь свергнуть своего отца. Ябогиня разума и могу научить подсказать».
«Подсказать, как смотреть, подсказать, как стрелять, подсказатькак свергнуть отца. Чего я буду стоить, если мне все время будут подсказывать?»
Метида вдруг почувствовала себя странно юной. Дочь Океана стояла перед юнцомсыном Реи Звездоглазой. Ёжилась под пронзительным взглядом будущего.
И ощущала себя легкомысленной девушкой, которая ничего не может дать тому, кто стоит напротив.
Ни решимости. Ни мудрости. Ни зоркости.
Ни окрылить, ни направитьдойдет сам. Может, собьет в кровь колени по пути. Но дойдет.
Улыбканепослушная, озорнаястала шире, полезла на губы, упорная. А так хотелось красивой истории, подумалось вдруг Метиде. О всеобщем блестящем спасителе, возмужавшем на Крите. Впитавшем в себя поучения богини Разума.
О будущем, одетом в сияющие одежды, которое позволит давать себе советы, выполнять за него работу, вести
В таком будущем можно было бы утонуть, словно в Океане, подумала вдруг Метида. Раствориться в нем навеки.
Так может, пусть себе непричесанное, дикое будущее бегает по лесам? Играет в игры, учится смотреть и притворяться. Да, Мойры, мудрые советницы. Я нашла Судьбу. Для всех.
Посмотрела на нее и решила оставить в покое.
Позволь подарить тебе хотя бы оружие, сказала она, сглотнув, в память о нашей встрече Литос.
Он смутился, кажется. Покосился в сторону свиты и проговорил тихо:
Те, кто меня воспитал, говорили, что мужчина может подарить женщине что-нибудь в память о встрече. После ночи. Не знал, что бывает и наоборот. И у тебя пока нет причин дарить мне подарки, богиня.
Метида замерла. Посмотрела на юношеское лицо с пронзительными глазами. Подумалось вдруг: почему нет? Он поймет. Он не потребует ничего взамен.
Ты развеселил меняэто пока никому не удавалось, помолчала, решилась. А если мне вдруг захочется купить твою ночь? Возьмешь от меня подарок?
И засмеялась, понимаячто чувствуют сестры, которые плещутся в легких волнах дни напролет. Смешно этокогда удается зардеться судьбу для всех.
Если вдруг стану царемможет, и возьму, усмехнулся сын Крона, и разговор окончательно скатился в глубины Тартара. Цари они такие странные. Только ты учти, у меня уже есть оружие. Два оружия. Лук и стрелаподарки от бабушки. Как их на что-то сменить?
Бываеторужие меняется. Когда меняется глянула на лук, на легкую белую стрелку, которую стрелок выхватил словно из воздуха и теперь вращал в пальцах. Осеклась, побледнела. И давно тебя навещала бабушка?
Лет семь назад, пальцы юноши бережно погладили истертый, обшарпанный металл. С тех пор и играю.
Играешь эхом отозвалась Метида, не отрываясь взглядом от лука, от серебристой стрелки. Подняла глаза, сказала тихо:Прими от меня хотя бы знание. Оружие может бытьодно. Всегда однодо тех пор, пока его не поменяешь.
Но она дала мне два
Может быть, она тоже во что-то играла, Литос. Древние любят загадывать загадки. И играть. А может быть
Больше она не сказала ни слова. Он тоже молчал. Задумчиво щурился на стрелку в своих пальцах, поглаживал луксловно решал: какой подвох может заключаться в том или этом?
Стрелка и лук хранили невинность и покорно лежали в пальцах.
Метида вздохнула. Перехватила последнюю стрелу взглядачерную, выкованную из задумчивости.
«Во что играешь ты, о Литос?»пустила навстречу свою.
«Увидишь, ударило в ответ. И помни: я не буду играть вечно».
Итолько в отдалении зашелестели кусты да закачалась на ветке мертвая гадина. Из других кустов неторопливо вылез обширный козий зад. Покачался и двинулся в заросли, как корабльв бурю.
Было? Не было?
А кто это был? окликнула нимфа из свиты.
Метида не ответила. Перехватила копье, двинулась вперед. Передернула плечами, пробормотала на ходу: «Так местный один. С козой», и удивила свиту прытью. Спешила к тому месту, где остервенело выли псы, бросаясь на выползшее из-под земли чудовище.
С шипастым хвостом, с когтистыми лапами. С полной пастью зубов, которыми тварь уже успела покалечить двух куретов и изранить почти всех собак.
Визги, всхлипы и рычание тесно переплелись в воздухе.
Богиня! возопила свита позади. Ты на это охотиться будешь?!
Метида остановилась, укрылась за стволом. С усмешкой качнула головой.
Зачем охотиться, если можно смотреть?
Вот охотники. Наскакивают на подземного жильца в смешной надежде, что это оних добыча. Вопят, размахивают копьями, подбадривают, суетятся, то за деревья отскочат, то товарищей позовут. Псыбросаются в бездумной верности, виснут у чудовища на чешуйчатых боках, на мощных лапах, развлекаются под ударами хвоста. Зачем? Для чего? Хозяин сказал.
Вот хор нимфистошно визжат, дают советы издалека. Мужчинамкак воевать. Нимфам виднее, рядом с ними не хлещет шипастый хвост, на них не нацелены клыки.
Вот сама подземная тварьглаза пылают огнем. Подземные твари иногда выбираются из своих логовищкогда услышат шум охоты. Подставляются, открываются мнимо. Охотятся на доверчивых охотников, которые думаютчто главные здесь они.
Иногда у тварей получается. Вот как здесь.
Еще один сбитый с ног курет покатился по влажной траве, закрывая руками изорванный бок.
Если только
Стрела свистнула из ниоткуда. Явилась из воздуха, белая, легкая.
Адамантовая.
Аккуратно и строго воткнулась чудовищу в горло. Напоминанием: не следует забывать о случайностях. Нелепых, бегающих по лесу играющих.
Таящихся в невидимости, у тебя за спиной.
Богиня Разума кивнула своим мыслям.
Этоне моя, сказала тихо голосам Мойр, живущим в памяти. Этоне чужая Этодля всех.
СКАЗАНИЕ 2. О ПОДАРКАХ, АРМИИ И УМЕНИИ НЕ ПРОМАХИВАТЬСЯ
Не погребет ли Крон и их всеобщей тьмой,
Как преждебывшие поэтов песнопенья?
В Стигийских болотах, части чуждой мне вотчины есть особая тропакривая, будто спина старика, которую несколько раз перетянули палкой. Корявая, петляющая меж болотных, изъеденных болезнью ив, уходящая в туман временами теряющаяся между кочек, которые облюбовали ядовитые змеи.
Сама ядовитее змей, которые норовят хватануть за ноги. Сделаешь шаги почувствуешь, как за спиной сгустится и зашевелится что-то темное. Обернешьсяне увидишь пути. Крикнешьи туман отзовется десятком твоих голосов твоих ли?
Взглянешь в мутную, слегка прикрытую ряской водувода посмотрит десятком лиц.
Твоих ли?
Замешкаешься на секундуи тропа под ногами станет десятком троп. Твоих ли, путник?!
Ступай себе вперед, путник, это единственный способ идти по своей тропе.
Идти и верить, что все-таки идешь по своей.
Иногда тянет войти тудав чужую, Стигийскую бездонь. Шагнуть вызывающе на эту самую тропу. И посмотреть в лицо чужакутому самому, у которого все вышло неправильно.
Спросить у него: сколько вас там на самом деле? Чужих и смутно знакомых? Сколько нитей, сколько путей, сколько жребиев, сколько
Вот бы стать там, на тропах, взглянуть в отчасти чужие лица, вызвать на разговор непохожих двойников. Поделиться впечатлениями: а у тебя оружие какое? А жена? А жребий-то хоть какой взял? Нет, серьезно?! Ну и жизнь у тебя, нелюбимчик Судьбы. А у меня вот
Спросить ихкак у них там с хитрыми бабушками. И с голосами из-за плечзвучат или вообще не появляются?
И прозвучала ли у них там фраза, мерная и тихая, ядовитой стрелой спущенная с едва выгнутого лука губ?
Ты хотел меня видеть, отец.
Тартар знает, какими они бываютвоплощенные пророчества. Почему-то кажетсяу них со мной ничего общего.
Козы, например, у них точно нет.
Зато наверняка есть красивые одежды, верные жены советующие, как там нужносвергать отцов.
Мне вот всегда было интереснокак. Я эту мысль с детства, можно сказать, мусолил. Обсасывал так и этак, по всему выходилодрянь.
Крон, например, своему отцу серпом детородные органы отрубил. Я, конечноспасибо бабушке! вполне могу своему что-нибудь отстрелить, только он же не сдастся, упрямый. И война начнется все равно.
А как его остановить так, чтобы не поднялсянеясно.
Ветви леса мягко сомкнулись над головой. Укрыли тенью. Змея трепетно коснулась босой ногиодна из многих наставниц. Простонала птица над головойи показалось, что слышу истошный крик матери: «Не лезь!»
Она уже тогда сбежала от Кронав последний раз, когда я ее видел. Потому что родила еще одного ребенкаа Крону то ли показались слишком невкусными валуны, то ли просто что-то начал подозреватьвот он и приставил кого-то из подручных следить за женой. Выследили. Не до менядо других, я слышал, там две или три девчонки. Сестры. И брат или сколько братьев?
Одного она прижимала к груди, когда пришла увидеть меня. Я слышал похныкивание младенца из пеленок и стоял столбом, глядя на нее, а она плакала. Говорила, что ей теперь придется бежать с ребенком на край светаот гнева мужа.
И запретила идти с ней. Так, мол, безопаснее. Остальных детей успели забрать ее подругиспрятать в разных местах, скрыть от гнева Крона.
Я хорошо помню ее взглядпотускневший и загнанный. Хриплый, срывающийся голос: «Обещай мне обещай, что не пойдешь. Клянись, сын!» И когда я не выдержал, захлебнулся, выплеснул криком: «А кто тогда?! Кто, кроме меня?! Кто?!»подошла, погладила по щеке дрожащими пальцами, пахнущими молоком. Прошептала:
Я спасала не пророчествоя спасала сына. Не чтобы ты сверг отца понимаешь? Чтобы ты был просто
Понимаю, сказал я, и первое слово лжи скользнуло с губ. Легко и осознанностоило вспомнить изменчивость ветра и стать ею. Обещаю.
Внутри отдавалось другое: «Подожди совсем немного». Я придумаю, я сделаю, я
В тот день я ушел от Адрастеи и Идеибесконечно заботливых нянек. От Амалфеи, правда, уйти не удалось: догнала на полдороги вихрем, от всей козьей души наподдала под зад рогами: сбежать вздумал?! Да я тебе сейчас!
Игрушка-лук висел на плече, легкая стрелка пристроилась на поясезачем для нее колчан?
Зачем колчан тому, кто сам стал стрелойнеотступной, разящей, идущей к цели
Хочется веритьчто и не промахивающейся.
Полянка была хорошасолнечная, залитая солнцем, вызывающе невинная. Я скрестил ноги, уселся под ближайшую сосну, достал из дорожного мешка яблоки. Не такие, конечно, как у одной старушки, которая любит загадки и внуков. А так просто яблоки, по пути нарвал. Еще были лепешкипастухи поделились за то, что не промахнулся по двум каменным волкам.
Мне это просто. Представил Крона на месте волкови не промахнулся
Вот скажи мне, как у нас дела?!
Амалфея мрачно мекнула, уволокла у меня из-под локтя яблоко, сочно хрустнула и обозначила взглядом, что дела плоховаты: яблок на двоих хватит вряд ли.
Люди Золотого века мудрецытут у них стоит поучиться. Только сплетники. Хочешь знать, о чем они сплетничают в селениях? Крон ищет свою жену. Ищет своих детей. Всех, кто был рожден Реей. Девочек и мальчиков. Уничтожая при этом целые селения. Запугивая кентавров, сатиров даже титанов. И они теперь боятся, что, если не помогут своему повелителю отыскать его детейон ударит по их детям. Говорят, даже морские старцы
Почва под соснойпесчаная, сыпучая. На такой хорошо рисовать. Ведешь-ведешь палочкой длинную, извилистую линию словноострием меча, которого у нас никогда не было.
Они все дураки, Амалфея. Жуткие дураки. Чего они ждут? Что сын Крона начнет собирать войска. Что двинет их на отца, начав войну может быть, последнюю войну этого мира. Кто-то предсказал им это, из сыновей Япета, кажется. Тоже, видать, не семи пядей во лбу. А может, они все просто забыли. Когда Крон решил свергнуть своего отцаон не стал собирать войска. Он просто
Амалфея звучно фыркает. Яблоки у нее в глотке пропадаюткак валуны в утробе Крона. Посылает взгляд искосаотбирать не смей!
Солдат в армии кормить следует.
Армия моя вот она, армия: коза, кидающаяся на любой шорох с рогами наголоза отряды копейщиков. Две рыдающие по утраченному воспитаннику нимфыза музыкантов.
Сочтем войска, набранные мною за годы?
Леарх. Философ из Золотого Века, так и не понявший, кому рассказывает историю мира, объясняеткаковы государства у лапифов, а родственные связиу титанов. Приблудился мальчик, жадный до знанийпочему не рассказать. Леарх там, у себя дома, кусает медового цвета уси не представляет, что уже в моей армии
Куреты. Изобретатели доспехов и первого оружия. Которые только недавно перестали лупить по щитамим бы скорости немного в мышлении.
Зато вот в бою им скорости не занимать: с копьем, с дротиками, с мечом, в кулачном бою Я успел перепробовать все, обучитьсявсему. Быстро учился, говорят. Так схватывалучить не успевали.
Пиррмолодой, веселый, рыжий, под свое имя, вездена голове, на груди, на руках-ногахвосхищался таким ученичком. Все шутил: мол, учится так, будто ему Крона свергать.
Я смеялся вместе со всеми.
Только когда Пирр ляпнул: тебе, мол, больше меч пойдет, бросай ты свой луктогда смеяться перестал.
И врезал курету по зубам так, что тот навеки запомнил: мечником мне не бывать.
Но Пиррон необидчивый. Отошел, опять заржал. Наверняка ведь в мою армию хочет затесаться. А я и не против.
Ветры: Борей, Нотт, Эвр братья-шутники, с которыми не хочешьа научишься стремительности.
Сплетники: как тут не научиться выспрашивать, что там в мире творится? И не захотята разболтают, чем там занят Крон, который мечется все отчаяннее: посчитал, видать, возможный возраст старшего сына. И понял, чтоскоро.
Скоро. Скоро. Скоро.
Ветры. Травы. Звери. Люди. Вот моя армия, Крон. Не видишь их там, за мной? За плечами не стоят?
Правильно не видишь, потому что они все во мне. Со мной.
Я сам для себя армия.
Ну да, и коза тут еще. Жрет яблоки за весь отряд копейщиков. Попробуешь отобратьлютее леопарда кинется.
Лучше уж говори, невидимка.
А еще вот доносятся слухи. Что старший сын Крона то здесь, то там, то на краю света. А папочка, понимаешь ли, начинает метаться и все больше сходит с ума
Ата. Ате просто было не с кем играть. Богине из подземья, из мира, где обитают боги мрака. Им там, видать, тоже не особенно сладко живется. Развлечений маловато.
Вот она и хныкаламелкая, совсем девчонка с виду, Обман, рожденный на беду этому миру. Впервые поднявшийся в средний мир и понявший, что ему тут совсем не рады.