Здесь не хотят со мной играть, просится в память пухлое личико с дрожащими губками. Говорятзачем обманывать, зачем лгать Говорятсо мной невесело. Почему ты улыбаешься, мальчик?!
Потому что с тобой весело, сказал ей тогда я. Рея обманула Крона и не дала своих детей на съедение. Что было бы, если бы ты не родилась тогда?
И когда слезы девчонки высохли, а глаза засветились бирюзойприбавил небрежно:
Хочешьпоиграем?
Теперь вот Крон мечется по светуа то слухи сплетни кто его знает, где этот проклятый Климен на самом деле. Ата даже говорилаотец все больше играет с ее сестрой.
С Лиссой-безумием.
«Скоро. Скоро. Скоро», выстукивает сердце.
Я поглаживаю ладонью еще две части своей армии. Важные части.
Оружие.
Лук и стрелу.
Или только?
Во что ты хотела сыграть со мной, бабушка? В «попробуй, научись?» или в «попробуй, разберись?» На догадливость меня проверяла или на что другое?
Маленький Кронид хочешья расскажу тебе сказку? О мальчике, перед которым его отец разложил разное оружие. Меч, копье, дротик, секируО мальчике, которому дали возможностьвыбрать себе одно оружие из нескольких?
То, с чем сумеет совладать. Сумеет рассмотреть. То, что ближе ему.
Одно из двух.
Знать не знаю, как там они выглядятвоплощенные пророчества. Может, у них постоянно голоса из-за плеч раздаются. Женские голоса, чем-то похожие на голос той, которая бабушка.
Мягкие, вкрадчивые, тихие.
Со мной вот бывает, правда, чащево сне. То есть, на границе между сном и пробуждением. Неудобноаж спросить некого: к ним такое является?!
Я, правда, никогда не отвечаю. Я, например, слышал сказочки про подземных тварей, которые появляются на порогах людских домов. Шепчут, зазывают, манят. Ответишь им развсю кровушку высосут. Так что спасибо, я так послушаю.
Если, конечно, вдруг полезное чего скажет.
Легкая, светлая стрелка из адамантия. Которая выплавлена Геей из себя. Старый, обшарпанный лук. Скованный сыновьями Геи, Циклопами. В подарок отцу.
Лукв подарок небу
Бабушка, играла ли ты с Атой? Или ты решила поиграть со мнойв первый раз?
У тебя нет лука со стрелами, шепчет, шелестит невидимый голос. У тебя есть лук. И стрела. И выбор. Решай скорее, маленький Кронид Оружие может быть одно. Только одно
Раньше оната, что за плечаминикогда не торопила.
Значит, уже скоро. Значит, уже почти что сейчас.
* * *
Песок шуршал под ногами, кольцами обвивался вокруг щиколотокжаркий, полуденный. Шипел: «Не пущу!»в сандалии забивался и колол пятки. Наивное препятствиененадежная стража от нахального юнца, решившего понаблюдатьпошпионить.
Песок я преодолел легким рывком, а потом распластался, припал животом к горячей груди холма. Посмотреть было на что.
Нереиды плескались в укромной бухточке. Подбрасывали ракушки, сплетали венки из водорослей. Водили хороводы, пели протяжные песни, струя по ветру длинные волосычерные, с зеленью, с золотом, с серебром
Тянули руки из водыманили потаенным. Окунались в сияние волн, в блики солнца. Махали Гелиосу, приветствовали невидимых соглядатаев, вроде меня: «К нам, к нам, к нам!»
Радуйся, милый.
Левка все-таки заметилаоткуда я обычно подкрадываюсь, посмотреть на красоты ее сестер. Оказывается, она тоже подкрадывается неплохо.
Она и смеется тоже неплохо. И танцует, и манит за собой, к уютной лагуне с прозрачной водой. Рассыпает мелкие, серебристые бусинки смеха, бросается расчёсывать мне волосы, шепчеткак рада меня видеть, и венок с белыми цветами расползается по ее плечам, когда я тяну ее к себе.
Только вот танец сегодняслишком ломанный, ее пальцы в моих волосахдрожат, из улыбки какая-то сволочь радость выпила.
За два года, что прошли с нашего знакомстватогда она как раз танцевала на берегу, только в одиночествея не видел ее такой ни разу.
«Вот всё и началось», вздыхает необозримое, золотящееся под солнцем море.
Ты плакала?
Да, милый, улыбнулась, благодаря за заботу. Гипнос, насылающий сны, бывает слишком жесток. Я видела сегодня во сне бурю. Гибнущую птицу между бешенством воды и бешенством неба. Птица металась пыталась избежать своей судьбы но судьба все равно настигла. Она, наверное, неотвратима, судьба.
Я пожал плечами. Хотелось бы надеяться, что Крон-то от своей не уйдет. От меня.
И я подумала подумала: на что некоторые готовы, чтобы избежать судьбы? Готовы жертвовать всем вокруг себя. Истреблять все вокруг себя может быть, если бы они не пытались сбежать от нееАнанка была бы к ним милосердна?
Пальцы ее перебирали мои волосы, мешаяжесткие черные пряди с текущими серебристыми
Теперь они все боятся, что, если не помогут Кронуон ударит по их детям. Даже морские старцы. Даже мудрый Нерей, который ни разу не видел меняно зато видел дочь, а титан-старец ведь читает по глазам.
«Попроси у него подарок, сказал вещий старец, кусая губыему тоже не нравилось предавать. Попроси у мальчика-лучника того, который зовет себя невидимкой попроси у него один выстрел. Один его выстрел».
Хочешья подарю тебе что-нибудь, Левка? спросил я тихо. У бедного лучника ничего особенно нет. Но хочешья подарю тебе один свой выстрел?
Левка тихо заплакала, уткнувшись в свои волосы, занавесившись серебром, будто причудливое дерево, укутавшееся листвой.
Мы никогда не говорили с ней о томкто я такой. Я не называл ей того, другого, отравленного предназначением имени.
Но дочь вещего старца тоже умеет читать по глазам.
«Он убьет нас, шепнула она взглядом, и прибой зашептал за нейтак же испуганно и глухо. Он явился к отцу и сказал, что будет убивать по одной моей сестрев день, если мы не поможем ему. Если не найдем, если не сделаем что-нибудь для того, чтобы он победил. Что будет швырять нас в пустыни, в Тартар, в вулканы что отцу придется видеть это. Он говорил так всем».
Хорошо, сказал я, и Левка дрогнула, взглянув на меняотчаянной бирюзой.
Хорошо. Отец доигрался с Лиссой-безумием. И заигрался со страхом. Скоро даже сами титаны не захотят воевать с тем, кто его свергнет.
Хорошо?!
«Он уже забрал Главку и Кимо»
В грот, где мы сидели, глядя на ласковую воду, долетали песни нереидпротяжные.
Жалобные, прощальные.
«И тогда твой отец рассказал ему о своих догадках, отозвался я, тоже глазами. О своих вещих догадках. Обо мне. О лучнике-невидимке».
Дзынькнула, оборвалась тетива внутри. Затопила волна облегчениянаконец-то.
Странно, что Крон еще не навалился на Крит со своими подручными.
Это потому, что он боится пророчества шепнул за спиной тот самый, непонятно чей голос.
Ну да. Боится, что встретится со мной лицом к лицу в боюа пророчество возьми да и сбудься. Так что надо бы соломки подстелить.
«Здесь соглядатаи, она прижималась ко мне и запрокидывала подбородок, чтобы разговор былвзглядами. В глазахплескалось бирюзой отчаяние. В округе его соглядатаи. И он позовет тебя к Олимпу. А я должна»
Я знал, что она должна. И знал, чего она не может. Предательство для чистой нереидыяд.
А я, наверное, должен сейчас от судьбы бегать
Наши встречи были хороши, сказал я, целуя ее. И я дарю тебе свой выстрел. Один свой выстрел. Делай с ним что хочешь.
Вложил в ее пальцы легкую стрелку из адамантия. Слегка сжалона сопротивлялась, так что мне пришлось приложить усилие. Улыбнулся тревогебескрайней и глубокой, плещущейся в ее глазах.
«Безумец»шептали глаза.
Безумец простонал голос из-за плеч. Ты идёшь в ловушку!
Да, согласился я весело и встал. Иду.
Ушел, не прощаяськивнув Левке напоследок. Не обещая вернутьсяпотому что кто там знает, куда ухожу. Мойры, которые на Олимпе плетут свои нитиони, наверное, знают.
А может, и нет.
В ловушку меня пригласили, когда я задумчиво рассматривал два своих оружия на морском берегу. Крутил их в пальцах, сравнивал. Шептал под нос фразы из памятного разговора: «Стрелы тебе не нужны», «У тебястрела»
И одна из фраз начинала казаться тусклой, лживой.
А божка этого я даже сразу не заметил. Тем более что он наткнулся на мой отряд копейщиков. Только когда божок с ругательным воплем в третий раз пробежал мимо меня, преследуемый злорадно мекающей козой, поднял взгляд.
И сказал «Радуйся».
Рогом тебе в зад за такое «хайре»! прозвучало мимо меня, когда божок пробежал по песку в четвертый раз.
Круглый такой, мордатый. Когда я отозвал козу, он только носом фыркнул, и плюхнулся на берег. Смерил полным ненависти взглядом Амалфею. Вытер пот с лысины.
Радуйся, как же. Коли не подавишься вестями.
Вытащил из-за пазухи что-то жареное, впился зубами. Кажется, дажев козью ногу. Амалфея уставилась на пузатого мрачным взором, который обещал визитеру скорую гибель.
Вот как только хозяин отвернется, да.
Вестями?
Вестями, ага. Тебя тут Крон зовет. Присоединиться к мамаше и братикам и сестрами, значит.
Стукнуло там, внутри. Раз, другой, потом разошлось, неуемное
Он их нашел.
Хмурый лысый божок, пожиравший жаркое на песке, пожал плечами.
А что ж не найти. Кого люди выдали кого нимфы. Страшно, понимаешь, если твою семью грозятся в Тартар запихать. Так это он тебе тут передавал кое-что.
Голос Крона был нестрашным. Не грозным. Заглушался чавканьем.
Может быть, отец на такое и рассчитывал.
Говоритесли явишься, то сестер отпустит. А не явишьсяну, тогда пережрет всех до единого. Там уже, к слову, костер зажгли, овощи приготовили
И на лук мой косится. Мол, ага, ага, давай, стреляй.
Наверняка ведь его сюда в наказание какое-нибудь прислали.
Что бы сделал ты?
Чего?!
Оторвался от жаркого, уставился на меня прищуренными глазками. Даже жир с губ вытер.
Что бы сделал ты? На моем месте?
Божок хмыкнул. Пожал плечами.
А не пошел бы. Тут, конечно, к вечеру весь остров сплющати великаны, и титаны, и чудовища. Но сбежать-то, наверное, можно.
Хорошо, сказал я. Передай ему это.
Что передать?
В ответ я посмотрел на Амалфею: мне прискучил разговор.
Очень скоро божок покинул берег бегом, невнятно ругая «проклятое отродье»непонятно, то ли козу, то ли меня.
Я встал. Отряхнул песок с бедер, со шкуры черного леопарда, по которому однажды не промахнулся
Интересночто чувствует стрела, которая так долго летела к цели, а теперьвот-вот и поразит ее?
Наверное, одно. Стремление попасть.
Ты все-таки идешь? шепнул голос из-за плеч. Напрямик, в ловушку? Зная, что может быть там?
Да, ответил я впервые. Я иду. Иду на Олимп.
Но почему?! Почемутак?
Потому что Крон не знает, для кого это ловушка. Потому что я понял. Потому что я долго учился не промахиваться
Песок запел свою сухую, тихую песнь под ногами.
Потому что это ты, Ананка моя.
* * *
На площадке перед Олимпом было глухо. Горели кострына них готовились блюда, которых никто не касался. Благоухали сосуды с медовым виномк которым никто не притрагивался.
Титаны прятали глаза. Светлоусому Япету еще приходилось унимать сынкаголубоглазого Прометея. Предвидящий хватался за голову, шептал: «Как мы можем позволить такое!»
Цыц, с сердцем выдал вещий Япет. Не тебе о путях Ананки судить.
И спрятал глаза, как всечтобы не смотреть туда, в центр площадки.
Три девочки, уже входящие в возраст девушки. Двое мальчишекстарший пытается рассказать младшему какую-то историю про лошадей. И матьс пустым, отрешенным лицом, в разорванных одеждах. Глаза-звезды потускнели, лицов царапинах, и тихая песнябезумнаяслетает с губ.
Мужа с пира жена зовет:
Заплутал средь хмельных друзей.
Плачут дети, угас очаг
Возвращайся, хозяин, в дом
Мать не видит детей. Не видит дочерей: рыжая худышка Гестия обнимает высокую, светловолосую Деметру. Младшая, Гера, гладит материнскую руку, шепчет: «Мама, не надо опять эту песню, давай я лучше другую»
Не видит сыновей. Зевс сжимает зубы, цедит, что вот, ему бы только вырасти, а он бы этого гада, он бы Посейдон кивает и подтверждает: еще как, да. Вместе.
Мать не матьона жена, зовущая мужа с пира.
Муж с пира возвращаться не собирается. Муж собирается на пир.
Крон Криводушный, сын Урана, Повелитель Времени, расхаживает по площадке. Спокойный, довольный. Бросается распоряжениями: тут нужно бы топлива в костры подкинуть, а тутеще баранов прирезать. Обещаниями тоже бросается: ничего, мол, братья и сестры. С кем не бывает. Вот кончится сегодня все и заживем, заживем!!
А титаны и титаниды прячут глаза, будто не Крон перед нимибезумный Уран, ввергавший детей в пасть Тартара.
Будь их воляони заткнули бы еще и уши. Чтобы не слышать отрывистых фраз, которые вырываются изо рта предводителя.
Думала убрать меня ха! Да я ее саму свиток ее в пепел А ты ее послушалана кой?! Обманула тебя, она и меня так же, с этим пророчеством. Ну ничего, я знаю у меня теперь есть, чем вот только это кончится
А это всё не кончается.
И ожидание становится вязким, и у Крона заостряются скулы, и Повелитель Времени, гневно вскрикивая, подгоняет мгновения, как непослушных овец: когда же, когда же скоро?! Какое там скоро!
Вглядывается в лица с опущенными глазами. Гдеэтот, который воплощенное пророчество?!
Где тот самый сын Времени? ГдеКлимен?
нет его.
Пророчество коварно. Оно прилетает из ниоткуда, из невидимости.
Вдруг.
Мелькнуло в воздухе мгновение. Ужалило. Пропало, подмигнув искристым бликом.
Крон, вскрикнув, схватился за плечо. Сквозь пальцы брызнул ихорсолнечными лучами полыхнул в воздухе, рассыпался потерянными для времени минутами.
Что это, мама? прошептала Гестия, оглядываясь.
Что это? выдохнул, хмурясь, Зевс.
Что далеким эхом простонали титаны.
Вторая стрела мелькнула в воздухе рыбкой. Или нет, не вторая. Та самая стрела, только прилетевшая во второй раз.
Опять из ниоткуда.
Высвистела в воздухе насмешливую песню, с беспощадной меткостью воткнулась в бедро Времени.
Время рыкнуло, зашипело сквозь зубы, нетерпеливо огляделось по сторонам, растрепывая волосы по ветру.
Время поймало третью стрелкулегкую, полную веселой злостипод лопаткуи нырнуло вперед, ловя скрюченными пальцами воздух.
Кто? Кто посмел?! вопль копьем вонзился в невинное вечереющее небо. Кто посмел?!
ты хотел меня видеть, отец.
* * *
Я не пряталсяступал медленно и твердо, глядя ему в лицо. Нецарский сын, пастушок, выращенный на Крите нимфами. Перепоясанный шкурой черного леопарда. Со старым луком в руке. Босикоммне просто привычнее так, когда ступни чувствуют крепкие кости матери-Земли, которая за что-то на тебя, отец, сердится.
Амалфея шла рядом и выступала куда более царственно. В бороде у нее застыл цветок ромашки, взгляд полыхал угрозой, а рога она несла с таким достоинствомкуда там моему истертому луку.
Куда там белой стрелке, для которой не нужно колчана.
Смешное, наверное, и нелепое зрелище: пастух-лучник вместо героя из пророчества. Мне бы, может, жениться на Метиде, взять у нее приличную одежду, заявиться к тебе с хитроумным планом глядишь, в песни вошел бы.
А такбратья смотрят пораженно: это еще что? Спаситель наш, что ли?! Сестры аж глаза прикрыли, только одна, рыжая, впивается взглядом. Мать напевает песню, улыбаясь отвлеченной улыбкойбудто нет меня.
Титаны, наверное, смеются про себя, только вслух почему-то забывают. Расступаются, будто за мной по пятам не коза, а эта самая которая из-за плеч. Которая врала, что ось мира вращает.
Вот какой, значит, улыбка у негокривая. Лезет на лицо убийственным серпом. Наверное, как тот, который ему Мать-Гея выплавила.
Я не умею так улыбатьсяа значит, мы непохожи с ним, пусть у него тоже острые скулы, и глаза черные, и волосы, нетронутые сединой, ползут на плечи.
Что, воин, весело спросил Крон и показал белые зубы. С луком на безоружного, а?
Я не ответил и поднял лук, на ходу ловя пальцами белую легкую стрелку-молнию.
«Со стрелами на безоружного? Да?»издеваясь надо мной, спрашивали его глаза.
«Пока что три стрелы, метнул я ответный взгляд. Три стрелы за пятерых твоих детей, Повелитель Времени».