Тебя титаны примут?
Ты сама говоришь, я похож на Крона.
Может быть, больше, чем тебе самому хочется, проговорила тихо и устало. Что, внучок? Что ты хочешь делать? Говорить с титанами? Предлагать им мир? Всем?
Я поймал ее взглядпогрузился в густую, мягкую, распаханную ниву, будто бронзовый, отточенный плуг. Выбросил в ответ давнее воспоминание: мальчишка грызет яблоко на зеленой лужайке. Старушка в темных одеждах присела рядом, вцепилась пальцами в траву, шепчет:
Зачем со всеми, зачем пошел бы к своей бабке, к Гее-Земле. Сказал бы: давай ты со своими детьми титанами поговоришь. А я твоих других детей из Тартара вызволю. Вызволил бы, а, пастушок?
Вздрогнула, метнула неверящий взгляд: неужели?! Ужели, кивнул я коротко. Еще какужели Я не стану благодарить тебя за оружие, Мать-Земля. Думаю, Крон тоже не сказал тебе «спасибо» за серп, которым оскопил отца. Ты сердилась на Уранаи вооружила сына. Ты сердилась на сынавооружила меня.
Мы квиты.
Но за мир с титанами я готов платить.
Ты пойдешь в Тартар? Освободишь их?!
Не я. Куда там бедному, мудрому отшельнику. Но твои детиЦиклопыбудут свободны. Если поговоришь с другими своими детьми.
Не все послушают.
С теми, кто не послушает, будет как с Кроном.
Ты хочешь вызволить из Тартара Циклоповчтобы там освободилось место, Кронид?! Чтобы туда поместились другие мои дети? Мои внуки?
Я тоже твой внук, напомнил тихо, и она остыла, уронила руки на стол. Они смогут выйти, потом. Если принесут мне клятвы. Я не собираюсь начинать войну. Ни с кем.
Я хочу ее избежать.
Она взглянула с сомнением, с подозрением Потом улыбнулась, процвела румянцем на сухих щеках.
Хорошо. Помни, что сказал мне сегодня. Когда мои дети будут свободныя поговорю с другими моими детьми. Виноград-то будешь?
Больше мы не говорили о деле. Такделились новостями. Она рассказывала о Рее. О своих других дочерях. О заре времен и новых цветах.
Только потом, когда я собрался уходить, она заметила тихо:
Ты ищешь странных союзников, внучок. Твои братья уговаривают присоединиться к ним богов. Воинов. Басилевсов. А ты Ата, теперь вот я. Что могут решить слабые женщины?
Как вить нить судьбы и когда ее обрезать, сказал я тогда. Мойрыженщины. И воины рано или поздно возвращаются к очагам, которые поддерживают матери, сестры и жены. И после войн невольно прислушиваются к матерям, сестрам и женам. Сплетни тоже далеко не всегда разносят мужчины.
Мне ли не знать, я достаточно поскитался по селениям смертных. Достаточно держал на руках чужих детей. Помогал хозяйкам и хозяевам советом. Демонстрировал свою скромность по поводу и без.
Зевса славят воины. Посейдоном восхищаются во время пиров. У братьев полно любовниц, и слава об их прыти идет далеко.
Только вот когда смертные возвращаются в жилищаих встречает неизменное «Климен» из женских уст.
Ах, такой мудрый, такой скромный, войны не хочет, а рассудительный такой. А эти двоеони что? Они о ком пекутся? Ах, вот нам бы не их, а этого, вот из кого бы хороший царь вышел
Воины, басилевсы, пастухи, конечно, цыкнут на жен или сестер: знай место! Нам, мол, виднее, за кого воевать. Раз цыкнут, второй раз цыкнут, на десятыйпроворчат устало: ну да, Аид Стрелок хорошо бы смотрелся на троне. Только он же, скотина, не хочет на трон, а вот если бы вдруг вернулсято мы не против
И вообще, сказал я, уже делая шаг наружу. В любом случае все решает женщина. Не вмешиваясь. Даже не говоря.
О чем это ты, внучок? полетело в спину.
О том, что у каждого из нас своя Ананка.
Позади раздалось сразу два смешкаочень женских.
* * *
Потом я располагал к себе Гипносакрылатого близнеца Смерти. Ну какрасполагал пса труднее приручить. Стоило как-то навестить Ату в ее дворцеи этот прилип. Болтал обо всём на светео матери, о своих детях (их у него сотни три, и все прибывает), о своем братце, мрачном Танате, об Эриниях, о Моме, Хароне На поверхностии то за мной шастал. Я с его слов за пару лет весь подземный мир заочно выучил. Сначала. Потомуже не только заочно, потом я по этому же подземному миру сколько-то раз прогулялся, видел Гекату, видел Харона (этот даже поинтересовалсячто я там забыл), как-то раз с Ахероном на кулачках схватилсятому явно было некуда силу девать
Разведал подходы к Тартару, сунул туда нос пару разкак внутри-то?
Тьма, выворачивающая наизнанку, прорастающая в твое нутро, переполненная голодом, вцепляющаяся, впивающаяся, желающая поглотить, не отпустить, сделать небытием
Не особенно понравилось, словом.
А потом я принял приглашение Зевса. Явился к нему на Парнас, во дворец, который тогда только начинал возводиться. Вернее, в шатерза несколько стадий от стройки.
Ну, вот и Мудрый, выдохнул младший. Встал, радушно указал на пустое ложе, щёлкнул пальцамислужанка поднесла чашу с вином. Думалине дождёмся тебя, брат!
Я кивнул. Сел, привычно натянул на физиономию маскумудрого брата, советчика, не-воина. Сидитпрелести нимф не обсуждает, о войне не толкует, только внимает.
Рассматривал братьев исподтишкаони вошли в самый расцвет, что Зевс, что Посейдон. Накуролесить уже успеливон, легенды слагаются о том, как Зевс с какими-то драконами сладил
Ссорятся, говорят.
Правда, при мне особенно не ссорятсятак, пересмеиваются, поглядывают свысока. Мол, мы вообще-то воюем. Трон своего отца захватываем. А ты зачем вот так?
Что, брат? прозвучало после часовой беседы ни о чем. Много ли мудрости познал на досуге?
Достаточно.
А говорятв пифос Япета не умять, вставил Посейдон. Он разрумянился от вина. Знаешьв доме у Япета стоит здоровущий пифос, куда все болезни и беды загнали? Так в Аиде, говорят, мудрости и побольше будет.
И заржалпонятно, за что Жеребцом прозвали.
Зевс поднял на меня глаза, полные вопроса. Одного и того же вопросауже сколько лет
Не передумал, легко отозвался я. Я уже сказал, я не хочу править.
Зевс огорченно вздохнул, развел руками. Мелькнула зарница в блестящих волосах.
А какая бы история получилась. Представляешь? Трое братьев, Кронидыпротив титанов! Вместе, плечом к плечу, до конца
Чьего? спросил я тихо.
Зевс поперхнулся, нахмурился. Посейдонтот был более прям.
Так их же, конечно, пояснил мне, несмышлёному. Если мы, все втроемтут же и титанам конец!
А точно только им? усомнился я, глядя не на пышущего весельем смертногона мрачного младшего. Тот дернул ртом, нахмурился сильнее. А Посейдон бурлил себе дальше:
Так, а кому ж ещё?!
Я пожал плечамимало ли, кому Может, всем вообще, кто там знает. Хорошо, конечно, представлять этоклятва над каким-нибудь жертвенником, «Мы втроем!», финальная битва, которая зальет кровью Фессалию
Только кто поручится, что титаны не воззовут в час битвы к старшим братьям, к Гекатонхейрам в Тартаре? И кто поручится, что Гекатонхейры не ввергнут мир в окончательный Хаос?
Титанам конеци что потом? спросил я еще тише. Зевс смотрел пристально и задумчиво, не мигая. Посейдон приподнял брови в красноречивом и немом: «Братец, да ты дурак?»
Потомправить
Кто?
Чтокто?
Кто будет править, если мы встанем плечом к плечу? Если завоюем победу втроемпоставите на Олимпе еще два трона?
Так и не надо, оживился Посейдон. Зевс вот выдумал отличную штуку. Мир же и разделить можно. На две ну, или три части, если вдруг и ты с нами. Одинверховный, на Олимпе морем тоже вот можно править
Понятно. С третьей частью еще не определилиськто там знает Стрелка, его на войну-то не уговоришь! А если вдруг уговорятЗевс еще что-нибудь придумает.
Глава Олимпа, двое наместников ну-ну.
И?
Чтои?
Кому какая часть? Или вы и об этом договорились?
Зевс, не сводя с меня взгляда, кивнул Посейдонупродолжай, мол. Средний поерошил иссиня-черную гриву, пожал плечами.
Ну, можно же жребием решить. Знаешь, бросить жребий и пусть уж тогда Ананка распределяеткому какая
Ананка там, за спиной, засмеялась далеким, невеселым смехом.
Да уж, жребийкому какая, никто ни у кого никакую часть не оспорит что я там слышал глупее этогомеканье Амалфеи?
Да нет, поспорил бы.
Понятно, сказал я.
Зевс засмеялся невесело. Погладил начавшую прорастать бородку.
Ты думаешь, мы делим шкуру неубитого медведя. Так, брат? Мы не будем ввязывать в противостояние тебяты уже сказал свое слово, ты решил уйти в сторону от войны. Твое слово мы уважаем. Конечно, жаль, что ты не хочешь просто присоединиться к нам. Ты победитель Крона
Как бы от братового голоса у меня вино в кубке не скисло. Понимаю, конечно. Ты совершаешь подвиги, убиваешь драконов, собираешь армиюа над тобой витает проклятый образ ожившего пророчества.
Тывеликий, могучий, прославленный в песнях, воин, полководец вот
А этотпастушок, стрелок, мудрец, отшельник
И Кроноборецпоследний камень, который перевешивает любые титулы.
В устах воинов: «Эх, жалкоСтрелок не с нами. Как он Крона»
В устах аэдов: «Я спою вам песнь про Аида Кроноборца»
В устах женщин: «Ах, конечно, у них подвиги, но Крона-то одолел другой брат?»
Победитель по случаю, улыбнулся, пожал плечами. Мне повезло пустить стрелу прежде, чем он достал серп.
Братья переглянулись с облегчением. Мол, хоть этот понимает. Какой там подвиг, какое сражениевезение, и всё
Да, Климен наверное, Ананка любит тебя, вот и послала лук Урана. Не серп, не копьёлук
Они все на него так смотрятна теплый, шершавый, истертый металл рядом с моей рукой. С почтением и желанием.
Коснулся лука пальцами. Помедлил, передал Зевсу. Тот покрутил в ладонях, погладил, будто стараясь ощутить поморщилсячто за цацка, совсем для царя не подходит.
Он ведь как Серп Крона? Принадлежит тому, кому передавался?
Я кивнул. Говорят, Серп Крона не мог удержать никто, кроме отца. Мой лук лёгкий, удержать его просто.
Только вот сотворить, соткать стрелу для него из ничего, из себя самогоне сможет больше никто.
Серп забрала Гея, вроде бы, пробормотал Зевс. Ты знаешь об этом? Мы хватились не сразу, мы же даже не знали, где он лежал А потом как-то поняли посмотрели нам сказали, что она, хотя там ещё была мать, но вряд ли. Он выплавлялся лишь для одноготого, который в Тартаре. Думаешь, она может использовать его, чтобы Крон
Я качнул головой. Едва ли Хтония жаждет освободить этого своего сына. Особенно по кускамибо я сбрасывал в Тартар папашу не целиком, правда, в песнях об этом и не поют
Серп забрала Гея, лук у меня не попросишькроме Стрелка, им никто пользоваться не может что осталось?
Оружие тельхинов, выплюнул Зевс сквозь зубы. Титаны пользуются таким же. Сделано оно добротно но не дает нам никакого преимущества в битве.
Радуйся, бабушка, подумал я. Видишь, я обещал. Потому что знал, что настанет день для этого разговора.
Есть другой способ.
Достал из воздуха адамантовую стрелку. Легкую, белую, сияющую в полутьме шатра, будто игрушка.
Лук Мать-Гея выплавляла из себя но стрелы к нему ковали Циклопы.
И ни к чему знать, что лукодно, а стрелысовсем другое.
Зевс резко выпрямился, глаза заблестели.
Я не промахнулся.
Циклопы? Те, что в Тартаре? Предлагаешь
Я пожал плечами. Не предлагаю, конечно, куда мне. Предлагают воины и полководцы. Равные. Что может тут сказать скромный мудрец?
Великая Пасть коварна. У кого хватит смелости отправиться в нее?
Можету того, кто хочет чем-нибудь перебить, затмить, проклятое, неискоренимое, вечное«Кроноборец»?
Младший ушёл в Тартар один. Это было ожидаемоон жаждал подвига, который можно совершить в одиночку. Я даже не провожал егомне незачем было показывать, насколько хорошо я знаю местные дороги. Так, прогулялся вслед тайкомкто там знает, если вдруг помочь понадобится
Не понадобилось: младший справился. Вызволил Циклопов, договорился с ними. После сиял тихой, удовлетворенной улыбкой, показывал подарок: гладкий, внушительно блестящий трезубец. Говорил: стрелы Циклопы ковать отказались («Так и сказали«Не, такого больше ковать не будем», поддакивал Посейдон, а мне перед глазами виделась насмешливая улыбка бабули-Геи). А вот трезубец сковалида еще какой, глаз не оторвать! Ну, у Посейдонадва зубца вместо трех. Тоже неплохо.
Я видел, как они испытывали оружиев скалистых преддвериях того же Парнаса. Уран-Небо хмурился и подтекал дождем, ветры затеяли перебранку в деревьях, а трое Кронидов
Знаешь, как меня теперь называют? весело спросил брат, когда удар чудесного оружия в пыль раздробил осколок скалы размером со среднего великана. Поражающим Громом.
Гром при ударе трезубца и правда грянулраскатился, бахнул по ушам.
От удара двузубого копья вывернулись деревья и почва сотряслась под ногами.
Знаешь, как называют меня? спросил Посейдон, который казался отлитым из мокрого камня. Колеблющим Землю, ха!
Потом нахмурился, засопел. Подошел, предложил по-братски.
Слушай, хочешьмы тебе у Циклопов что-нибудь попросим? Чтобы получше лука. А то кто там знаетможет, война начнётся, а ты как есть
Зевс вскинулся, глянул на брата с предупреждением. Какое, мол, попросим. Чтопопросим, когда у него уже лук Урана?!
Я хлопнул Посейдона по плечу.
Не стоит. Оружие может быть одно. Знаешь, как меня называют? Аид Тихий.
А ты предпочел бы другое? прорвался сквозь хохот Посейдона и ветер тихий вопрос Зевса.
Я улыбнулся. Кивнул.
Предпочел быАид Невидимка.
* * *
Я ждала тебя
Я пришёл.
Я ждала тебя, о Литос
Шепот накатывает приливной волной. Делает алыми щёки. Стыдливость и скромность тонут в каплях коротких поцелуев, боязливо проглядывают, поднимают голову, бросают осторожные взглядыбудто дичь на охотника. Движения дичи пугливы, неловки, трепетны, скованны: что сделать? снять пеплос? Или нет, ответить на поцелуй? Или вот еще плечо оголить, или обнять его, или, или
Движения охотникаплавны, уверенны: дичь от него не уйдет.
Охотник заставляет добычу повернуться, касается высокой прически под черепаховым гребнем, шепчет:
Почему боишься?
Ты первый у меня я знаюкак должно быть, но не знаю, что делать.
Это знаю я.
Не так много у меня было тех, кто учил этому знанию. Но Левкапропавшая, не вернувшаяся, ушедшая Левкаона была, и та нимфочка как ее, с черными волосами, пахнущими свежестью и сладостьютоже была, еще почему-то обижалась, когда я сказал, что меня не тянет к ней вернуться. И несколько одиноких вдов, приветивших в своем доме Странникаи они тоже были, а учусь я быстро.
Нам с тобой хватит на двоих, Разумная.
Мы поступим разумно, шепчу я, и Метида успокаивается в моих руках, обмякает, отдается неизбежному, отбрасывает стеснение. Нимфы смеются, так, Разумная? Смеются и называют Покровительницей Девза то, что ты, зрелая богиня, дочь титанов, не завела мужа, не завела даже любовника не знала мужчины.
Пусть подавятся своим смехом, а мы поступим разумно.
Волосы выскальзывают из высокой прически, медленно распускаются, развиваются, окутывают пока еще не обнаженные плечи, в свете факелов начинают отливать красным деревом, а телословно искупалось в волнах заката два тела.
Знаешь, чего я боюсь больше всего на свете? шепчет Разумная, когда мои руки начинают высвобождать ее от одеждсловно очищая диковинный плод, подбираясь к его мякоти. Страсти. Влюбленности. Любви. Ты видел Афродиту, рожденную из пены? Её стихия туманит разум, забирает, растворяет его в себе. Проклятое чувство, которое оглушает настолько, что становится невозможно думать. Которое противостоит разуму.
Я видел, шепчу я, рассыпая поцелуи по ее коже.
Она теперь гостит то у Зевса, то у Посейдонаоба хотят на ней жениться, не знаю, кого Киприда выберет. Наверное, ждет, когда на Олимпе появится царь, чтобы припасть уже к его коленям. Основательно так припасть, навеки. Подарить бездонную, ласковую, небесную синеву глаз, и золотистость волос, похожих на подсвеченные солнцем облака, наградить рассветным румянцем, поцелуями губ, горящих ярче заката
Я видел, шепчу я и касаюсь Метиды словно лука, который вот-вот выгнется под моими руками. Я видел, я устоял.