Постой-ка, не спеши, перебил он меня. О каком «своём предложении» ты говоришь?
С которым я к тебе приехал, широко улыбнулся ему я.
Знаешь что, Кеннер, закатил он глаза. А пойдём-ка посмотрим мои ружья. Там как раз есть бар, а мне сейчас остро необходима рюмочка бренди.
* * *
То есть ты предлагаешь мне побороться с Зепперами вместо тебя, задумчиво сказал Бернар, вертя в руке бокал с бренди.
Неплохо ты повернул дело, уважительно заметил я. Чувствуется мастерство и опыт. Ты действительно хорош, но так мы далеко не уйдём. Если ты начнёшь ставить какие-то глупые условия, то я просто сниму своё предложение.
И что тогда? поднял бровь Бернар.
Да ничего, пожал плечами я. Мы ведь по-прежнему останемся родственниками. Просто совместных дел иметь не будем, но это же не обязательно. Будем ездить друг к другу в гостия, кстати, тебя приглашаю.
Благодарю за приглашение, кивнул он, но я имею в видучто ты будешь делать со своим предложением?
Ты в самом деле считаешь, что будет сложно найти кого-то вместо тебя? удивился я. Я вообще свалю это на Скорцезе. Пусть он ставит своего человека и сам с него спрашивает, мне забот меньше. Я всего лишь хотел помочь родственникам, но если тебе моя помощь не нужна, то я ни в коем случае не собираюсь настаивать.
Это опасное дело, заметил Бернар. Зепперы очень влиятельная семья.
Кардинал Скорцезе обещал прикрытие. И это не пустые слова, поскольку он сам жизненно в этом заинтересован.
Я верю, что он надёжно прикроет и от церковных, и от светских властей, но я имею в виду личную опасность. Георг Зеппер не особенно щепетилен в делах, если ты понимаешь, о чём я.
Я помогу тебе людьми на первое время, пообещал я. Но тебе всё равно придётся обзаводиться своей охраной. Бернар, я не хуже тебя понимаю, что это опасное дело, и кстати говоря, для меня опасность тоже присутствует. Но ты не можешь серьёзно разбогатеть, не оттоптав множество ног. А если мы не станем в этом деле участвовать, то в нём будут участвовать другие. Алхимию у Зепперов так или иначе отберут, это давно уже назрело и перезрело. Зепперы не самые лучшие посредники, они раздражают и князя, и церковь.
А ты лучший посредник?
В данный момент лучший, кивнул я. Я удобен для всех, и в отличие от Георга Зеппера, готов делиться с нужными людьми. И ещё я достаточно благодарен своим родственникам за помощь моей прабабке, чтобы помочь им выбраться оттуда, куда они из-за этой помощи угодили.
Ты предлагаешь мне рискнуть всем, тяжело вздохнул Бернар, крутя бокал, из которого он до сих пор не выпил ни единого глотка.
Я предлагаю нам с тобой рискнуть вместе, мягко поправил его я. И я уменьшил этот риск насколько это вообще возможно.
Сколько времени у меня есть на раздумья?
Очень мало, Бернар, с сожалением сказал я. Совсем скоро настанет время для конкретных разговоров с очень влиятельными людьми, и к тому моменту я должен знать твоё решение.
Но несколько дней у меня есть?
Несколько дней есть, подтвердил я.
Хорошо, кивнул он. Я обдумаю твоё предложение.
Мы замолчали, размышляя каждый о своём. Не знаю, что собрался обдумывать Бернарвряд ли у него будет другой шанс восстановить положение семьи, а вот для меня на горизонте уже замаячил очень сложный разговор с князем. Я всё больше чувствовал себя героем анекдота, который собрался жениться на принцессе: «Я согласен, стало быть, полдела уже сделано. Осталось всего лишь уговорить принцессу». Мне с самого начала почему-то казалось, что труднее всего будет уговорить кардинала, поэтому я и начал с него. Но сейчас я всё больше понимал, что оценил ситуацию невернокардинал, по всей видимости, сильно нуждался в деньгах и сразу уцепился за идею пощипать Зепперов, а вот для князя такого аргумента наверняка будет недостаточно. С деньгами у князя всё в порядке, и менять проверенного партнёра ради какой-то будущей выгоды он, возможно, и не захочет.
А что ты там упоминал насчёт того, что будешь уговаривать меня примкнуть к партии пфальцграфа Саксонского? нарушил молчание Бернар.
Скорее всё-таки к партии кардинала Скорцезе, поправил его я. Нет, я не собираюсь тебя уговаривать. Если ты согласишься на моё предложение, то и так естественным образом окажешься в его партии. А если нет, то я тоже не расстроюсь. Мне вообще безразлично, кто у вас будет следующим императором.
Как это может быть тебе безразлично? искренне удивился Бернар. Ты, вообще-то, тоже имперский дворянин, причём титулованный.
Да вот так безразлично. Мне от вашей политики надо держаться подальше, я и так, пожалуй, в неё слишком глубоко влез. Понимаешь, если я буду участвовать в имперских делах, то рано или поздно возникнет вопрос о моей лояльности, причём у обеих сторон. И неважно, как я на него отвечус того момента я и для тех и для других стану сомнительной личностью с подозрительными связями, которой не стоит доверять. Я до такого вопроса доводить не хочу. Я прежде всего новгородский дворянин, и полностью лоялен княжеству и князю. Будет лучше, если имперской политикой станешь заниматься именно ты, а я, в свою очередь, буду представлять тебя в русских княжествах.
Разумно, он оценивающе посмотрел на меня. Семья сильна единством, где бы она ни находилась?
Именно, улыбнулся ему я.
Глава 11
До завтра, Агнета, попрощался Антон Кельмин, застёгивая пальто.
Та подняла глаза от своих бумаг и улыбнулась. Агнета Свенссон была не только секретарём, но и старым боевым товарищем, и отношения у них были достаточно неформальными. Когда Антон был заместителем командира в маленькомлишь немногим больше «Рыжей рыси», вольном отряде, Агнета служила там же интендантом. Уволились они почти одновременно, а когда Антон пошёл вверх, и ему понадобился секретарь-помощник, он сразу вспомнил о дотошной и педантичной интендантше, с которой ему приходилось постоянно ругаться.
И не сиди так долго, добавил он, задержавшись у двери. Парни уже жаловались, что ты до ночи засиживаешься.
Агнета опять улыбнулась и кивнула. Антон скептически хмыкнул, но продолжать не стал. По приказу господина все значимые сотрудники в это тревожное время передвигались только с охраной, и тем, кому выпало охранять трудоголиков, сильно не повезло. Впрочем, Кельмин к их жалобам относился совершенно равнодушно. Недовольных никто не держал, однако желающих вернуться в вольники почему-то не наблюдалось.
Антон спустился на лифте в подземную парковку и направился к стоянке руководства. Именно там его дожидалась тайная любовьтёмно-бордовый спортивный «Пардус[25]», гордость завода Вышатичей. Антон, как всегда, приостановился на несколько секунд, любуясь стремительным летящим силуэтом спортивного купе.
[25Пардусом раньше называли гепарда.]
Самобеги Кельмин полюбил с детства. Ещё подростком он легко мог перечислить все преимущества и недостатки гамбургского «Mauersegler[26]» в сравнении с тверским «Волжанином». Увлечение своё он пронёс через всю жизнь, но всегда старался держать его в тайнеотчего-то ему казалось, что у человека, который едва-едва способен скопить на десятилетнюю развалюху, оно выглядит немного смешным.
[26MauerseglerЧёрный стриж (нем.)]
Всё изменилось, когда он стал служить Ардиприближённый слуга семейства мог позволить себе почти любую прихоть. Вот он и позволил себе давнюю мечту, которую до этого мог увидеть только на картинкахспортивный «Пардус» ручной сборки за две с половиной тысячи гривен, игрушку для самых богатых. Впрочем, свою любовь к машинам он по-прежнему держал в секретеего подчинённые изрядно бы изумились, увидев своего сурового командира нежно полирующим белоснежным платочком приборную панель роскошного самобега.
Антон повернул позолоченный ключ в замке, и машина ожила. Он посидел немного, с удовольствием прислушиваясь к благородному рокоту восьмицилиндрового мотора, а затем с привычным предвкушением толкнул отделанную деревом ручку, включая передачу. Мотор заворчал чуть громче, и заждавшийся хозяина самобег легко двинулся вперёд.
Он ехал, перебирая в голове текущие дела и привычно сортируя их на срочные и не очень. Антону всегда хорошо думалось за рулём, и он не особенно обращал внимание на окружающее. Когда на светофоре рядом с ним остановилась машина неприметного тёмно-серого цвета, он поначалу вообще не обратил на неё внимания. И не обратил бы, если бы не заметил сильно не понравившийся ему взгляд пассажира на переднем сиденье. Он повнимательнее взглянул на машину и наконец уловил то, что давно зудело у него на краю сознанияименно эта машина ехала за ним от самого Масляного конца. Кельмин резко повернул головукак раз вовремя, чтобы увидеть, как заднее стекло ползёт вниз и из окна высовывается дуло автоматического карабина.
Реакция ветерана-вольника его не подвеласовершенно без участия мозга Антон включил передачу и резко нажал на газ. Мотор взревел, и самобег рванулся вперёд. Почти впритык он миновал грузовик, выезжающий на перекрёсток с поперечной дороги, лишь мелькнуло испуганное лицо водителя с открытым ртом, который, по всей видимости, что-то ему кричал. Сзади застучали выстрелы, и в стекле появилось несколько аккуратных дырочек. Но затем его заслонил тот самый грузовик, и стрельба смолкла.
Меня обстреляли, прокричал он в мобилку. За мной погоня, двигаюсь в сторону поместья. Только что проехал перекрёсток с Музыкантской.
Держись, командир, взволнованно ответил дежурный, опергруппа выезжает. Оторваться получится?
Не выходит, с досадой сказал Антон и отключился.
Болтать было некогда, оторваться действительно не выходило. На пустой и ровной трассе Антон оставил бы преследователей далеко позади за несколько секунд, но на узкой двухполосной дороге было достаточно много встречных и попутных машин, и каждый обгон давался с трудом.
По крайней мере, по нему больше не стрелялипытаться попасть из виляющей машины в другую виляющую машину было дело совершенно безнадёжным, и убийцы явно предпочли подождать более удачной возможности. А Кельмин был твёрдо настроен такой возможности им не дать.
Наконец узкая улица закончилась, и самобег выскочил на площадь князя Ярослава[27]. Мимо промелькнул памятник князю на неизменном коне, и Антон свернул на улицу с забавным названием Конный проезд. Она вела до самой границы города, а там он уже сможет повернуть на прямую дорогу к поместью, где его кошка без труда уйдёт от любой погони.
[27Того самого Ярослава, которого у нас через пятьсот лет прозвали Мудрым. У новгородцев к нему были серьёзные претензии, однако с тогда ещё новгородским князем Ярославом они всё же помирились, а позже, как мы видим, и памятник поставили.]
Улица была почти свободна, машин было мало, и погоня начала, наконец, понемногу отставать, хотя серый самобег преследователей по-прежнему настойчиво мелькал в зеркалах.
Я на Конном, сообщил Кельмин дежурному, постепенно отрываюсь.
Парни будут у Ярослава минут через десять, доложил в ответ дежурный. Говорят, движение затруднено.
Знаю, раздражённо отозвался Антон, но всё равно пусть поспешат, как бы эти какой-нибудь сюрприз не приготовили.
Дурное предчувствие очень быстро оправдалось. Прямо на выезде из города дорога оказала перегорожена стоящим поперёк самобегом. Именно в этом месте дорога сужалась, обочины полностью исчезли, и проезжая часть была зажата высокими бордюрами. Объехать препятствие было невозможно, и что было хуже всегопрямо посредине дороги стояли двое с карабинами.
Кельмин глухо выругался и нажал на педаль газа, направив машину прямо на стрелков. Те засуетились, вскинули карабины, но успели сделать только по выстрелу. Одна пуля ушла непонятно куда, зато другой стрелок был удачливееАнтон ощутил удар в плечо. Выстрелить второй раз они даже не пытались, метнулись в стороны, вот только недооценили скорость спортивной машины, и мощный удар швырнул их вперёд, вмяв тела в борт стоящего самобега. Антон изо всех сил вжал в пол педаль тормоза, и с визгом резины «Пардус» врезался в препятствие вслед за стрелками.
Сознания он не потерял. С раздражением откинув сдувшуюся подушку безопасности, он пинком вышиб заевшую дверь и вылез из машины, постанывая от боли в раненом плече. Кровь уже полностью пропитала рубашку и пиджакнеобходимо было срочно перевязаться, но совсем ненамного отставшие преследователи были уже близко. Он бросил взгляд на стрелков. Один попал как раз между машинамиего разорвало практически пополам, и вставший домиком капот «Пардуса» был густо залит кровью. Второй валялся чуть сбокумёртвый? Раненый? Разбираться было некогда, и Кельмин побежал в сторону грязных кирпичных корпусов.
Машина разбита, я ранен, сообщил он дежурному. Ухожу в корпуса старого фабричного городка, попробую там спрятаться.
Парни уже выехали на Конный, гонят из всех сил, ответил тот.
Антон на бегу рванул рубашку, отрывая пуговицы. Кровь обильно текла, вздуваясь пузырём и не давая увидеть саму рану. Впрочем, смотреть там было особо нечего. Кельмин скатал носовой платок, и одним движением засунул его в раневой канал, не сумев сдержать стона. Голова уже слегка кружилась, и нужно было срочно найти хоть какое-то укрытие.
Сзади хлопнул выстрел, и пуля выщербила кирпич рядом с головой, обдав его рыжей крошкой, но Антон уже заворачивал за угол. Он заглянул в ближайшую дверьогромный цех был совершенно пуст, если не считать куч мусора на полу. Он на мгновение задумался, не получится ли как-то зарыться в этот мусор, но с сожалением отбросил эту мысль.
В фабричном городке возможностей спрятаться было не так уж много. Старый заводской квартал уже передали под жилую застройку, и всё оборудование было давно вывезено в новые корпуса. Людей здесь тоже не былодаже бездомные не пытались обживать большие холодные цеха с частично выбитыми окнами.
На глаза ему попался люк кабельного колодца, и он остановился на несколько секунд, но затем со вздохом отказался от мысли уйти в кабельные галереи. Место для пряток, конечно, очень удачное, но спуститься туда с недействующей рукой было совершенно не по силам. Антон дёрнулся было бежать дальше, а потом ему в голову пришла идея. Он сдвинул люк слегка в сторону, стряхнул рядом несколько капель крови, а затем, стараясь не оставить следов на пыльных участках, побежал в сторону маленького одноэтажного здания. Оставлять кровь было не слишком умной затеейдаже слабая лекарка по этим каплям вполне могла бы его найти, но Кельмин счёл маловероятным, что среди убийц найдётся дипломированная лекарка.
Здание оказалось чем-то вроде слесаркираньше здесь, скорее всего, сидела бригада ремонтников. Несколько верстаковк одному до сих пор были привинчены изрядно побитые тиски, куча ржавого железного мусора в углу, металлические стеллажи, заставленные коробками с каким-то хламом. Голова закружилась особенно сильно, и Антон понял, что дальше ему уже не уйти.
Из последних сил он залез за стеллаж и передвинул коробки так, чтобы они его хоть немного закрывали. Затем он достал пистолет и попытался передёрнуть затвор. С неработающей рукой задача была почти неразрешимой, но Кельмин всё же в конце концов справился. Он взял пистолет в правую руку и стал ждать. Головокружение и тошнота накатывали всё сильнее.
Сколько прошло времени, он не знал. Под конец он удерживал себя в сознании только силой воли, или же ему казалось, что удерживал. Судя по всему, он всё-таки несколько раз терял сознание, так что счёт времени он полностью утратил. Снова очнулся он, когда входная металлическая дверь распахнулась, с лязгом ударившись о стену. Антон попытался поднять пистолет, но с удивлением обнаружил, что не может. Последним, что зафиксировало его угасающее сознание, был крик: «Нашли! Здесь он!». Дальше была темнота.
* * *
Кельмин приходил в себя долго, не в силах вырваться из какого-то бредового сна, который крутился в бесконечном цикле снова и снова. Наконец, он пришёл в себя достаточно, чтобы вспомнить, что за ним идут убийцы. Он резко дёрнулся вставая, со стоном повалился обратно и наконец открыл глаза.
Он находился во дворце. Точнее, это помещение определённо было бы комнатой дворца, если бы не какие-то помигивающие и попискивающие медицинские приборы, которые намекали скорее на больничную палату. Пока Антон мучительно пытался сообразить, как он сюда попал, дверь отворилась, и в палату вошла девушка в белом халате, которая, без сомнения, была медицинской сестрой[28].
[28Читатель, конечно же, знает, что «сестра милосердия» или просто «сестра»это христианское название, которое вряд ли прижилось бы в княжестве. Автор употребляет его исключительно для удобства читателей, чтобы не загромождать текст новыми непривычными названиями.]
Проснулись? приветливо спросила она. Сейчас я принесу вам поесть.
Где я? хрипло спросил Кельмин.
Это клиника сиятельной Милославы Арди, ответила девушка.
«Что-то я совсем туплю, отстранённо подумал Антон, мог бы и сам догадаться». Тем временем сестра вышла, и через несколько минут вернулась, вкатив в палату столик, уставленный тарелками.