Он сделал артистическую паузу, ожидая возражений, но я ничего не сказал. Допил из стакана сок и налил еще.
А по поводу вопроса. Не могу сказать, давно, недавно Я здесь с самого начала. От истоков. Когда здесь был лишь заросший сорняками пустырь, я уже был здесь. Я нанимал архитектора, я договаривался с подрядчиками. Неделями жил в строительном вагончике, наблюдая, чтобы все шло по плану, чтобы не нарушался график, и рабочие чего-нибудь не напортачили. За ними глаз да глаз нужен.
Кеша, а, правда, что дом полностью повторяет планировку старого особняка?
Толстячок задумался, наверное, думал приврать, чтобы набить себе цену, но потом решил сказать правду.
Хотелось бы, и Наталья Владимировна на этом настаивала. Но, к сожалению, план дома обнаружить не удалось, хоть и перерыли все архивы. Более-менее достоверно удалось восстановить только первый этаж, да и то без внутренней планировки. В основном, благодаря тому, что нашли остатки фундамента. Так что, единственное, в чем можно не сомневатьсядом находится на том же месте, где стоял в старые времена.
А подвалстарый, или заново выкапывали? спросил то, что интересовало больше всего.
Взгляд толстячка снова стал подозрительным. Но я сохранял выражение беззаботности.
Какую-то часть удалось восстановить, нонебольшую. Постройка тут была основательная. Не исключено, что подвал имел несколько уровней. Говорят, у предка Натальи Владимировны имелись знатные винные погреба. Вот бы добраться до них
Он плеснул себе коньяк, пригубил бокал, и надолго умолк, окунувшись в мир грез и фантазий.
* * *
Звонок мобильника и стук в дверь раздались одновременно. Я ожидал и того, и другого, только не сразу, а хоть в какой-то последовательности. Получилось из разряда: что такое западло и как с ним бороться? Я схватился за телефон, посмотрел на дисплей, конечно же, Наталка, и, не отвечая, побежал к двери. Она была незапертая, но стучавший, точнее, стучавшая, проявляла деликатность и не спешила без спроса врываться в жилье.
Женщина-вамп, одним словом.
Ассоциация с вампирами мелькнула и зацепилась за какую-то извилину. А вдруг и вправду? Судя по преданиям, вампир без разрешения хозяина не может войти в дом. Мысленно посмеялся над собой, указал Томе на кресло, кивнул на телефон, мол, важный деловой звонок, и скрылся в ванной.
Интуиция подсказала Наталке, что со мной что-то не так. Или по голосу угадала, или рентгеном сквозь аппарат просветила. Разве женщин поймешь? Природа наделила их особыми возможностями, которые, мужчинам, и не снились. Знакомый рассказывал, что его жена, по одной услышанной в трубке фразе, может, с точностью до пятидесяти грамм угадать количество выпитого. И не врал, наверное.
Славик, ты в порядке?
Да. Почему спрашиваешь?
Какой-то ты не такой, как всегда.
С чего она взяла? Я старался, чтобы голос звучал обычно и, вроде-бы, получалось.
День трудный был, начал оправдываться. И ночью плохо спал.
Бедненький мальчик, посочувствовала Наталка, но уверенности, что она приняла услышанное за чистую монету, не было.
Я разволновался еще больше, в результате разговор получился скомканный, напряженный. Когда он закончился, я одновременно ощутил облегчение и досаду. Как-то нелепо получилось. Глупо, несвоевременно. Не могла позвонить на пять минут раньше?
Наталка сообщила, что приедет в субботу утром. Впрочем, это все, что она сообщила. Дальше пожелала спокойной ночи и хорошего отдыха. Вроде бы все нормально, но, или я стал мнительным, или пожелание прозвучало двусмысленно?
В некой мере я счел себя незаслуженно обиженным. Не пойман не вор, гласит молва. К тому же, существует такое понятие, как презумпция невиновности.
Отгоняя ненужные мысли, сполоснул лицо холодной водой, почистил зубы, ведь меня ожидает дама, и решительно отодвинул недавнее прошлое на положенное ему место.
Неприятности?
Сговорились, что ли?
Тома удобно расположилась в кресле, закинув ногу на ногу, от чего полы халата разошлись, открывая соблазнительные коленки. Великолепные коленки, произведение искусств, а не коленки. Глаз не оторвать.
Да так, по работе, ответил, словно оправдывался.
Издатели замучили?
Какие издатели, что за бред? Ах, да. Вспомнил, что по легенде яписатель, но в дебри лжи углубляться не хотелось.
Одним писательством не проживешь. Только у маститых получается. Остальным приходится еще и зарабатывать на хлеб насущный.
Слова выдавливались с трудом, голова не работала.
Тома, судя по всему, осталась довольной произведенным эффектом, на это и рассчитывала, но хорошего понемножку. Чуть приподняла попку от кресла, целомудренно укрыла коленки. Я разочарованно вздохнул, и сразу почувствовал облегчение.
У тебя есть что выпить?
К-счастью, у меня было. Уходя из бара, я прихватил бутылочку. Просто так, на всякий случай, не рассчитывая на визит Томы. Конкретно о месте встречи мы с ней не договаривалась, и сама ее возможность по истечении времени казалась все иллюзорней. Вот с кофезагвоздка. В сумке имелся дорожный набор: баночка растворимого «Якобса» и кипятильник. Но как-то неловко пользоваться кипятильником. Тем более что он у меня не первой свежести и давно утратил изначальный вид. Сугубо для личного пользования, гостям показывать не рекомендуется, дабы не травмировать их психику.
Тома уловила мое смущение, посмотрела на бутылку.
Понятно, меня здесь не ожидали, констатировала, как факт. Жди меня, и я вернусь
Не успел я рот открыть, как она выпорхнула из кресла, легким мотыльком, развивая халатом, словно крылышками, пересекла комнату и скрылась за дверью.
Что она подразумевала, цитируя Симонова, действительно обещала вернуться, или намекнула, что разочарована, и больше я ее не увижу?
К счастью, худшие опасения не оправдались. Не успел я, как следует, огорчиться, Тома снова возникла передо мной с бутылкой «Мартини» и коробкой конфет.
Могу и коньяк, сказала непринужденно, мол, не огорчайся, все нормально, это я такая нехорошая, но сейчас не тянет на крепкое.
Она уже привычно умостилась в кресле и не стала поправлять халат, который раздвинулся гораздо шире, чем раньше, как будто извиняясь, таким образом, за стервозность хозяйки.
Я сразу прикипел взглядом к белому пятнышку выглядывающих трусиков, но усилием воли, сумел совладать с собой. Коль пошла такая пляска, мое от меня никуда не денется, а значит можно повременить, растянуть удовольствия, тогда плод покажется желаннее и вкуснее.
Открыл «Мартини» налил женщине, сам решил ударить по коньячку. Для меня крепость напиткасродни спасательному кругу. Нужно было успокоиться и прийти в себя, чтобы не выглядеть болваном.
Сделал большой глоток, коньяк обжег горло и приятным теплом разлился по телу. Тома лишь слегка пригубила стакан, достала из кармана тоненькую пачку сигарет.
О чем твой роман, Славик? спросила, когда пауза затянулась.
О любви, сказал, чтобы хоть что-то сказать.
О возвышенных чувствах?
И низменных инстинктах.
Интригует. Наверное, жутко интересно?
В жизни все намного интересней.
Разговор ни о чем. Словесная пикировка, предшествующая флирту.
Мы снова выпили. Теперь не только я, но и Тома основательно приложилась к стакану. Ее лицо налилось румянцем, в глазах появился блеск.
Жаль, что нет музыки. Ты любишь танцевать?
Я подошел к двери закрыл защелку, включил торшер и вырубил свет. Нашел на мобильнике легкую мелодию.
Здорово!
Она приблизилась ко мне, положила руки на плечи, меня словно электрическим разрядом пронзило, тело задрожало в предвкушении приятного. Танцор из меня никудышный, но это не имело значения. Мы почти не двигались, стояли посреди комнаты, тесно прижавшись друг другу, и медленно пошатывались в такт музыке. Мягкая грудь Томы казалась неимоверно горячей, мои руки гладили ложбинку на ее спине, опускаясь все ниже
Мелодия закончилась. Тела нехотя разомкнулись, я бросился к мобильнику, чтобы включить еще что-то, но Тома меня остановила.
Не торопись, давай еще выпьем.
Я плюхнулся в кресло, Тома уселась мне на колени. Рука сама собой нырнула под халатик, женщина мурлыкнула от удовольствия, но вдруг решительно извлекла мою руку обратно.
Наливай!
Разочарованный, я все же подчинился ее повелительному тону.
Славик, ведь ты не просто так сюда приехал. Не только, чтобы роман писать?
Я содрогнулся. Штирлиц никогда не был так близок к провалу. Неужели я настолько предсказуем, что у меня все на лице написано? И неужели, Тома лишь играла роль соблазнительницы, чтобы выведать подноготную?
Последнее предположение резануло по самолюбию. Я поставил стакан на столик.
Признайся, что и ты здесь не просто так? ответил вопросом на вопрос.
Славик, ты такой проницательный. Я чувствовала, что встречу тебя. Знала, что когда-нибудь ты здесь объявишься, найдешь меня и не позволишь мне помереть от тоски.
Давно чувствовала?
Нападениелучший способ защиты. Проверено веками и запечатлено в анналах истории.
Давно. Здесь совершенно нет мужчин Скукотища.
А как же Кеша? ласково спросил я, придавая голосу как можно больше услады, которая лишь подчеркивала очевидную иронию.
Тома фыркнула и не сочла нужным отвечать.
Ты ведь приехал сюда ради меня? Признайся, Зайчик, ну скажи мне
Что это: игра возбужденной самки или предлог разговорить меня?
Конечно, Солнышко, подыграл ей. Только ради тебя. Я приехал сюда, чтобы написать наш с тобой роман.
Как бы там не было, упускать шанс я не собирался. Уже обе мои руки сжимали ее податливые груди, а губы впились в ее губки. Иногда лучше жевать, чем говорить, утверждает реклама, но, как по мне, целоватьсяприятней. И по поводу «не говорить», надежней.
Все-такипаранойя, пришел к выводу, уже в постели, изможденный, но удовлетворенный, лениво поглаживая приятные округлости изумительной женщины. К черту шпиономанию, нужно быть проще и наслаждаться жизнью, а не искать подвох, там, где его быть не может.
* * *
В отличие от вчерашней, ночь была ясной и лунной. Знакомая светлая дорожка пробегала от окна к шкафу, разделяя комнату на две половины. Я пребывал в полудреме, в той стадии, когда трудно разобраться, спишь или не спишь, реальность вокруг или навеянные сном фантазия? Но, все-таки больше склонялся к тому, что проснулся.
Почему проснулся?
Была причина или просто один сон ушел, а следующий задержался в пути? Или посторонний звук насторожил, или еще что-то? Запах, например.
Действительно, запах. Что-то легкое, приятное, почти неуловимое
Я лежал с открытыми глазами. Смотрел на светлую полоску, проложенную луной, уже привычно отыскал золоченый ободок замочной скважины. Он мерцал, привлекал внимание, манил к себе. Но мне было лень вставать, я тупо смотрел на выделяющуюся блестку, а голова кружилась от приятного, почти неуловимого запаха.
Рядом мирно посапывала Тома. Я слышал ее спокойное дыхание, чувствовал тепло исходящее от тела. Может, ее духи так пахнут? Почему же раньше их не чувствовал? Коньяк перебил или так волновался, что перестал быть восприимчивым? Все это легко было проверить, однако, вместо того, чтобы уткнуться носом в волосы женщины, я продолжал загипнотизированным взглядом буравить светящуюся замочную скважину. А мысли ворочались настолько лениво, что их можно было не принимать во внимание. Только чувства и ощущения.
Потом что-то изменилось. Светящийся маячок задрожал, дернулся и пропал. Луна зашла за тучу? Нет, лунная дорожка все так же пересекала комнату и упиралась в шкаф.
Куда делся ободок?
На душе стало пусто, неспокойно, словно вместе со светлячком я потерял нечто важное и значимое. Я еще пытался ухватиться за рациональное: возможно луна опустилась ниже, или, наоборот, поднялась выше, ее свет переместился, и замочная скважина осталась в стороне?
Мысли мелькали обрывками и уносились прежде, чем я мог за них зацепиться. А на смену им черной волной наступал страх, беспричинный, потусторонний. Он ни с чем не ассоциировался. Просто было страшно, холодно и неуютно. Хотелось укутаться в одеяло, нырнуть под него, прижаться к лежащей рядом женщине и снова провалиться в спасительное небытие. Но тело мне не подчинялось, а глаза все так же искали спасительный ободок.
Белая тень выступила из темноты, даже не выступила, а словно нарисовалась в ней или проявилась, как контур снимка на опущенной в раствор фотобумаге. Легкая, воздушная, невесомая. Проплыла, разделяющее нас расстояние, склонилась надо мной. Аромат усилился, стал резким, подавил другие запахи.
Она уже готова была нырнуть в постель и накинуться на меня, но вдруг остановилась.
Она увидела, что я не один. Медленно отступила, слилась с темнотой шкафа и растворилась в ней.
Что-то колыхнулось в воздухе, будто рябь пробежала по воде, затем все замерло, успокоилось. Снова, отражая лунный свет, заблестел ободок.
Страх медленно выползал наружу и убирался прочь. Тело избавилось от оков. Я смог вздохнуть на полную грудь. Еще раз посмотрел на светлячок. Успокоился, что он на месте, обнял Тому, вдохнул аромат ее волос, совсем не похожий, на дразнящий меня запах, и сразу уснул.
Глава девятая
С утра затарахтел генератор, и о сне можно было забыть. Тома ушла раньше. Честной женщине необходимо блюсти доброе имя и репутацию. Напоминали об ее присутствии лишь позабытая бутылка «Мартини», так и не распечатанная коробка конфет, да вмятина на постели, еще хранящая ее очертания.
Делать в доме было нечего. Чтобы не слышать сводящего с ума шума хотелось сбежать из него подальше, куда глаза глядят.
Ноги понесли вдоль пруда, через греблю я перебрался на противоположную сторону и вышел к брусчатке, по которой вчера с Томой возвращались из деревни. Внимание привлекло стоящее на отшибе сооружение. К нему вела заросшая травой грунтовка, и я, не столько из-за любопытства, оно еще не проснулось, сколько ради разнообразия, свернул на нее.
Грунтовкой пользовались, но не настолько, чтобы утрамбовать траву до ее полного исчезновения. Судя по всему, недавно здесь проезжал грузовик. Об этом свидетельствовали следы протекторов, отпечатавшиеся на дне высохшей лужи. Они привели меня прямиком к непонятному сооружению.
Вблизи заинтересовавшее здание утратило таинственную привлекательность. Обычная заброшенная колхозная ферма советского образца. Длинное, приземистое помещение с черными бойницами окон и почти лишенной шифера крышей. Растительность на годами удобряемой навозом почве разрослась с неистовым буйством и если бы не колея, пробраться к ферме было бы невозможно.
Дорога уводила в проем в торце здания. В глубине царили темнота, сырость, воняло разлагающейся соломой. Внутри гуляли сквозняки, от бывших стойл кое-где остались деревянные перегородки, сгнившие, покрытые слизью и дурно пахнущие. Хоть в разобранную крышу и проникал свет, властвовала темнота. Даже когда глаза освоились с полумраком, рассмотреть удавалось немного, у стен, под плотно зашторенными бурьяном окнами все утопало в тени.
Почва под ногами пружинила и неприятно чавкала.
Вот и выход. Солнечный луч под углом зацеплял крохотный кусочек помещения, но и этого было достаточно, чтобы я ощутил себя почти счастливым.
Снаружи когда-то был летний загон для скота. Земля утрамбована до твердости асфальта, неровная, изрыта ямками от копыт, а по периметрустолбики от уже несуществующей ограды.
Ориентируясь на след автомобиля, на твердой земле, он был едва заметен, я пересек загон и оказался за периметром виртуального ограждения. Дальше местность шла под уклон и заканчивалась обрывом. Внизу, наверное, протекал ручей, о его наличии свидетельствовали острые пики камыша, некоторые с почерневшей и почти развеявшейся ватой качалок.
Возле обрыва колея сворачивала и шла параллельно руслу укрытого в низине ручья. Где-то, очевидно, должен быть мостик, но вместо него следы привели к крутому спуску, то ли вырытому сточной водой, то ли возникшему в результате обвала.
Внизу следы колес пролегали почти впритирку к отвесной гранитной стене, так, что сверху их нельзя было заметить. Несколько раз вильнув, повторяя изгибы ручья и очертания расщелины, они привели меня к выемке, над которой нависал многотонный гранитный козырек. Выемка сужалась, переходила в грот, а дальше, наверное, в пещеру. В дальнем, прячущемся в тени, углу зияла пустота, уводящая вглубь каменной стены.
След обрывался на утоптанном пятачке, здесь автомобиль развернулся и уехал обратно. Пятачок был усеян коровьими блинами, причем, свежими, и приходилось смотреть под ноги, чтобы не вступить в один из них. А когда прошел немного вглубь, меня едва не сшибло волной зловония. Я зажал нос и поспешил обратно. Увиденного с лихвой хватило, чтобы понять назначение пещеры.
Сюда привозили скот для забоя. Или жители села, дабы не портить воздух вблизи населенного пункта, или воры.
И то и другое меня не касалось.
* * *
Компрессор больше не тарахтел, да и самого его на заднем дворе не было. Я специально заглянул, чтобы удостовериться. Дверь в подвал оказалась закрытой на замок. Наверное, кладоискатели добились цели и взломали все, что хотели взломать. Что именно, мне предстояло выяснить нынешней ночью.
В отличие от подвальной, дверь на кухню была распахнута настежь входом. Толстая повариха что-то резала на дощечке за разделочным столом. Она неприветливо покосилась в мою сторону, я выхватил из холодильника минералку и поспешил укрыться в баре.
Тома с унылым видом щелкала дистанционкой. На большом плазменном экране без звука мелькали разноцветные картинки.
Я заходила к тебе, без интонации, констатируя факт, сказала женщина.
Вышел прогуляться.
А ей было неинтересно, куда я ходил, на лице застыла скука, граничащая с вселенской тоской.
У меня твой «Мартини» остался.
Вечером допьем, поставила перед неизбежным, чем привела меня в замешательство.
Мои планы на вечер разбегались с ее намерениями. Вот только, как сказать, чтобы не обидеть?
Я допил минералку и утвердился на мысли, что проблемы нужно решать по мере их возникновения. До вечера много чего может поменяться.
Пойду, посплю.
Ага, набирайся сил, она кивнула и снова впялилась в экран.
Из гостиной доносились голоса, я пошел медленнее. Большая комната с камином связывала столовую, бар и другие помещения. Лестница на второй этаж находилась там же, и обойти гостиную я не мог. Я прислушался, но, о чем шла речь, разобрать не мог, говорили тихо, улавливались лишь невнятные звуки и отдельные слова, которые не слагались в осмысленные предложения.
Ворсистый ковер заглушил шаги, меня заметили лишь, когда я подошел совсем близко и, громко, дабы не подумали плохого, поздоровался.
Наталья Владимировна застыла возле камина. Ее тонкая фигура в строгом платье и затянутыми все тем же тугим узлом волосами, напоминала каменную статую. На такое сравнение натолкнула нездоровая белизна лица, напоминающая гипсовую маску и резко контрастирующая с темной одеждой. Суровое, можно сказатьсердитое, выражение на нем тоже ассоциировалось с чем-то твердым, непробиваемым, каменным. Рядом на диванчике расположился мужчина в темных брюках и светлой рубашке. По коротким, торчавшим ежиком волосам я узнал в нем лечащего врача Марины. А когда он ответил на приветствие, итаинственного незнакомца в беседке. Никогда бы не подумал, что лекарь может влипнуть в подобную авантюру. Я не питал иллюзий по поводу представителей самой гуманной профессии, об их корыстности и стяжательстве легенды слагают, но все же считал врачей более приземленными и прагматичными.
Наталья Владимировна обвернулась, кивнула и попыталась изобразить улыбку.
Интересно было узнать, о чем они говорили, но я даже не пытался подслушать. Только идиоты могут вести тайные беседы в людных местах. А ни врач, ни Наталья Владимировна, при всей моей к ним антипатии, идиотами не были. Поэтому, не задерживаясь, прошмыгнул к лестнице и поднялся на свой этаж.
В комнате мое внимание переключилось на шкаф. Его вид пробудил ночные воспоминания и направил мысли в иное русло.
Снилось мне все, или действительно сексуально озабоченный призрак облюбовал мою комнату и повадился наведываться без спроса ради удовлетворения похоти?
Или не призрак?
Если отбросить мистику, а ею я не особо заморачивался, нужно было искать рациональное объяснение. Я бы плюнул на все, сославшись на сладострастные сновидения, если бы не рассказ Влада. Одинаковые сны двум разным людям не снятся.
Следуя аксиоме величайшего сыщика, гласившей, что если отбросить все невозможные версии, остается одна единственно правильная, я пришел к выводу, что некая таинственная женщина таки посещала мою комнату. Не верилось, конечно, что ею может быть жена Влада, но кроме нее в доме имеются и другие представительницы слабого пола.
Только, почему приходит тайком? Не проще линормально, без мистики?
Вопросик еще тот.
Я осмотрел шкаф со всех сторон, открыл дверцу, вывалил из него вещи, ощупал и простукал стены. Результатнулевой. Попробовал отодвинуть шкаф, но он был намертво прикручен к стене. Зачем? Явно, не из-за боязни хозяев, что кто-то позарится на мебель и утащит ее. Не такой он шикарный, чтобы соблазнить злодея, да и откуда такому взяться в сельской глуши? Простенький, и вряд ли, дорогой. Покупать антикварную мебель для гостевых комнатнеоправданная расточительность. Наверняка в его незыблемости таится иной смысл. Возможно, он управляется скрытым механизмом? Достаточно, скажем, нажать кнопочку или потянуть за рычажок, чтобы сдвинулся с места, открывая потайной ход?
Но ни пресловутой кнопочки, ни рычажка я не нашел.
Пришло в голову еще кое-что. Тщательно отмерил шагами расстояние от двери до стены, потом вышел в коридор, но и тут потерпел фиаско. Рядом с моей комнатой находилась еще одна, скорей всего, нежилая. Дверь заперта, проверить, находится ли за стенкой замаскированная пустота потайного хода, оказалось невозможно. Чтобы подтвердить собственные, не исключено, бредовые догадки, нужно было, как минимум, раздобыть ключ.
* * *
Тук! Тук! Тук!
Негромко, но отчетливо. Потомснова. После недолгой паузы, словно кто-то ногтем поскребся в дверь.
Славик, ты спишь? уже не шепот, но еще и не голос, что-то на грани.
Конспираторша!
Я затаил дыхание, замер, боясь пошевелиться, чтобы Тома, не приведи Господи, не услышала, что я проснулся. Сама того не подозревая, она подсказала мне железную отмазку, как избежать свидания. Вырубился, спал, ничего не слышал
Проснись же, соня! голос уже громче, в нем появились истерические нотки.
Опять стук. Не стукгрохот, так можно весь этаж разбудить. Итишина, затем едва слышные, приглушенные ковровой дорожкой шаги.
Я выскользнул из-под одеяла, подкрался к двери, прислушался. Кажется, удаляются. Вот и ладненько. Тома интересная женщина, страстная, горячая, но на эту ночь у меня другие планы.
Луна еще не взошла, и все утопало в чернильной темноте. Посветил мобильникомполовина второго. Самое время.
Лампочку в комнате зажигать не стал, чтобы не привлекать внимания. Включил свет в ванной и приоткрыл дверь. Узкой полоски было достаточно, чтобы одеться. А больше и не надо. Захватил зажигалку, загодя припасенный фонарик.
Снова подкрался к двери, снова прислушался. Кажется, никого, все тихо. Защелка замка клацнула, но я понадеялся, что резкий звук был подобен раскату грома лишь для меня, и тихонько, чтобы не скрипнула, приотворил дверь. В коридореполумрак. Тусклые светильники едва рассеивали темноту, но их бледного света было достаточно, чтобы добраться до лестницы и спуститься по ней не сломав шею. В гостиной горела всего одна лампочка, и по коридору до бара пробирался наощупь. Включить фонарик не решился, вдруг у кого-то бессонница.
Как не старался, дверь заскрипела. Я содрогнулся и поспешил закрыть ее. В барехоть глаз выколи, без света не обойтись. Фонарик маленький, почти игрушечный, луч от него тонкий, но яркий, разрезал тьму, словно нож масло.
Пока я добирался до кухни, не единожды посещала мысль, вернуться и досмотреть прерванный сон. А еще лучшеотыскать Тому и заняться с ней более приятным делом, нежели блуждать темными коридорами уснувшего дома, и разгонять невидимых, но ощутимых призраков ночи. Но ключи висели на прежнем месте, никто их не убрал и не спрятал, лишив меня последней возможности отказаться от безумной затеи.
Ночьпрохладная, воздухсвежий и бодрящий. Я не пожалел, что натянул курточку, в подвале по любому должно быть сыро и холодно. Легкий ветерок, освежил вспотевшее от недавнего напряжения тело, листья на деревьях перешептывались между собой, и их тихий говор казался мне родным и приятным. Немного постоял, прислушиваясь, пока сердце перестало колотиться и вошло в нормальный ритм. Поднял голову, осмотрел фасад здания. Окна зияли чернотой, словно пустые глазницы. Но это не пугало, наоборот, успокаивало. Лишние свидетели мне ни к чему.
Тенью вдоль стены, стараясь слиться с ней, проскользнул к входу в цокольный этаж. Вспомнил, громадный замок, висевший днем, наощупь подобрал самый большой ключ. Но он не понадобился. Замка на месте не оказалось, дверь легко отворилась, едва я к ней прикоснулся.
Странная беспечность. Может, не один я пожертвовал сном в эту ночь? Вполне возможно. Темнота не только друг молодежи, а и любимое время суток для кладоискателей, некрофилов, а также для всякой нечисти.
Последнюю мысль я отогнал, чтобы лишний раз не взвинчивать и так напряженные до предела нервы.
Паранойя или кто-то действительно крался за мной? Я замер. Услышал шорох и, вроде бы, писк.
Крысы?
Я не знал, должно это меня успокоить или испугать? Крысыжуткие твари. Много о них читал, но вживую сталкиваться пока не приходилось. Так и не придя к окончательному выводу, решил не отвлекаться.
Направил свет под ноги, чтобы он был меньше заметен, и осторожно, уже отдавая себе отчет в том, что я здесь не один, начал спускаться по крутым ступенькам. Лестница заканчивалась аркой, за которой, собственно, и начинался подвал. Я выключил фонарик, чернота поглотила меня. Как ни напрягал зрения, ничего впереди не увидел. Зато сзади раздался отчетливый шум и уже вполне человеческий вскрик.
Сердце застыло, душа мгновенно и без спросу скатилась в пятку. Я замер, и некоторое время не мог пошевелиться. Шум повторился. Громкое сопение, а за ним тихий, дрожащий от страха, голос:
Славик, ты где?
Я резко обернулся, включил фонарик. Луч высветил женскую фигуру в белом одеянии. В ночнушке что ли? Или снова призрак? Нет не призрак, хотя, кто его знает, что лучше?
Тома, что ты здесь делаешь?
За тобой иду. А ты, что делаешь?
Вопрос меня озадачил. Если она сумела оправдать свое любопытство, мне объяснить подозрительное, с ее точки зрения, поведение сложнее.
Призраков выслеживаю, ляпнул первое, что пришло в голову. Повадился ночью в комнату приходить, а сегодня даже в дверь скребся. Решил разыскать.
Славик, это я стучала
Нет, тебя я бы сразу узнал. Он бестелесный такой, весь прозрачный. Я за ним всю дорогу шел. Вот, в подвал улизнул, наверное, живет там
Славик, а он мужчина или женщина?
Стал бы я за мужчиной гоняться.
Страх, сковавший при ее вскрике, разжал ледяные объятия, наступила соответствующая реакция, и меня понесло, как пресловутого Остапа.
Славик, может, вернемся? Зачем тебе призрак, ведь у тебя есть я, живая.
Неужели поверила? Правда, со страху и не в такое поверить можно.
Давай еще немножко пройдемся. Толькотихонько, предупредил я.
Теперь я не имел права бояться. А если будет страшно, то нельзя показывать, рядом женщина. Выплескивать эмоцииих удел, задача мужчины, стиснув зубы, контролировать чувства, дабы невзначай не вырвались и не поставили в смешное положение.
Тома послушалась и молча последовала за мной, вцепившись в мою руку, словно в спасательный круг.
Мы находились в просторном помещении, выложенном из красного кирпича со сводчатым потолком. Свободным в нем оставался лишь широкий проход, ведущий от входа, по бокамниши с ящиками, бочками, еще чем то. Шагов через двадцать зашли в тупик, точнее уперлись в огромный, до потолка, стеллаж, плотно заставленный банками с консервацией.
Неужели, фиаско? Можно с чистой совестью возвращаться? Только я знал, что должен быть еще ход, возможно, замаскированный, скрытый от посторонних глаз. Не зря же здесь что-то долбили, а следов разрушенной кладки, да и, вообще, каких-либо следов мы не нашли. Так не бывает.
Луч от фонарика рассеянно блуждал по помещению, высвечивая, что угодно, только не то, что я ожидал увидеть. Я уже готов был смириться с неудачей, когда неожиданно, скорее ощутил, чем увидел какое-то несоответствие. Нечто вносило дисгармонию в упорядоченное расположение предметов. Уже медленно я повел луч по кругу, внимательно, до боли в глазах, всматриваясь в каждую открывающуюся деталь, и таки обнаружил, что меня насторожило.
Одна из бочек, стоящих вдоль стены, выпадала из общего ряда, она заметно выпирала наружу, словно ее выдвинули и забыли поставить обратно. В луч попали осколки кирпича, а внизу, за бочкой, зияло вырубленное в полу отверстие с неровными краями. Поверх него, упираясь в один из краев, торчала верхушка деревянной садовой лестницы.