Славик, прошу тебя, пойдем отсюда.
Тома видела то же, что и я. До нее начало доходить, что шутка о привидении, не совсем шутка. Вернее, шутка, но для отвода глаз, а в подвале происходит непонятное, возможно, не безобидное. И что подался я сюда не просто так, дабы пощекотать нервы. Возможно, она начала догадываться и о большем, я ведь не знал, насколько Тома осведомлена о происходящем. Тем более, не был уверен, на чьей она стороне?
Там кто-то есть?
Я шикнул. Акустика в подвале еще та, даже шепот казался невыносимо громким. Или это от нервов?
Кто там, воры? не унималась Тома.
Предположение не лишенное смысла. Кто мог забраться ночью, на частную территорию, если не воры? За исключением одного нюанса: почему забрались не в дом, а в подвал, да еще и раздолбили при этом пол? Так что воры не причем. Им в подвале делать нечего. Имеются более лакомые места. А потому глупости говорит Тома, можно сказать, чушь беспросветную. От стресса, недостатка ума или чтобы меня запутать?
Я зажал фонарик в зубах, от чего светлое пятно запрыгало по потолку и стенам, отыскал верхушку лестницы, нащупал ногой перекладину.
Славик, ты куда? шепотом запричитала женщина. Ты ведь не оставишь меня одну?
Еще как оставлю, если не хочешь сама выбираться из подвала, пойдешь со мной, как миленькая. Вслух, естественно, ничего не сказал. Слишком злая мысль получилась. К тому же, я не был уверен, что подозрения относительно Томы справедливы.
Игнорируя, хоть и произнесенные шепотом, но все же истерические крики Томы, я спустился вниз, благо, было неглубоко, около двух метров. Оказался в круглом колодце, из которого вел узкий ход, тоже выложенный кирпичом и с сводчатым потолком. Что под ногами, не разобрал, слой влажной грязи укрывал пол, может и не толстой, но непроницаемой для глаз жижей. Все было пропитано влагой, она струйками стекала вниз и скапливалась в лужи. Может, Кеша и не соврал насчет грунтовых вод?
Я посветил вверх, увидел перепуганное лицо Томы, она свесилась над отверстием, заглядывала вниз, но, составлять мне компанию не спешила. Перевел фонарик на открывшийся вход и тут же его погасил.
Что это, шаги, шлепающие по лужам? Приближаются они или удаляются?
Славик, ты где? Что случилось? почти вслух заныла Тома.
Помолчи! сорвался я и снова прислушался.
Ни звука. Или нас услышали, или шаги затихли по иной причине. Лучше бы по иной. Не хотелось, чтобы нас здесь увидели. Кто знает, что на уме в этих кладоискателей?
Дотронулся до влажной стены, соприкоснулся с холодной слизью и брезгливо отдернул руку. Наощупь сделал несколько шагов, остановился, прислушался. Темнота была беспросветной. Наверное, где-то ход поворачивал, ведь, в отличие от меня, кладоискателям опасаться нечего. А если я не вижу свет, то и они меня не увидят. Направил фонарик под ноги, еще и пальцами прикрыл, чтобы оставалась лишь тоненькая полоска, и осторожно, двинулся дальше.
Сзади шлепнуло, зашуршало. Я обернулся. Узенький луч высветил белое платье. Понятное дело, лучше со мной, чем одной в темноте. Да и мне, если честно, спокойнее. Хоть одна живая душа рядом. Я отыскал пальцы Томы, и мы вдвоем отправились вглубь подземелья.
Не прошли и десятка шагов, как тишину разорвало нечто невообразимое, нечеловеческое. Так, наверное, черти кричат в аду. Я не мог представить, чтобы живое существо могло издать настолько жуткий звук. Он не был слишком громким, уши не закладывало, но сердце замерло, тело парализовало. Я едва не закричал от мгновенно переполнившего животного, не поддающегося разуму, страха, но не смог этого сделать так, как голос перестал повиноваться. Сумел только набрать полные легкие воздуха, и он застрял там, не находя пути обратно, давя изнутри, словно задавшись целью разорвать меня на клочья. Краешком подсознания уловил, как рука Томы выскользнула, услышал шлепок, а потом и у самого ноги подкосились.
Когда в мозгах начало проясняться, увидел себя словно со стороны прислонившегося к влажной стене, дрожащего не от холода, а от нервов. Штаны насквозь пропитались, водой из лужи, боюсь представить, чем они могли пропитаться еще. Фонарик валялся рядом и освещал лежащее тело. Тома не подавала признаков жизни, да и я еще не ощущал себя живым.
Мне не был понятен источник звука, я не мог вообразить, какое из живых существ могло его издать. А в том, что кричало живое существо, не сомневался. Я ощущал себя в ином пространстве, оторванным от настоящего, а воцарившаяся тишина лишь подчеркивала нереальность происходящего. Чувство времени потерялось. Я не знал, прошла секунда или час?
А потом звук повторился. Он был такой же жуткий, достал до костей и мороз ощутимо пробежался по коже. Но он был уже знакомый, не шокировал, как в первый раз. Наоборот, встряхнул, привел в чувство, убеждая, что онреальный. Не привиделся, не приснился, не является плодом нездоровой фантазии.
Звук потеребил барабанные перепонки, достиг неимоверной высоты и то ли оборвался, то ли перешел в диапазон, не воспринимаемый слухом. А вслед за ним раздался нормальный, хоть и переполненный ужаса, но совсем не страшный человеческий крик. Он встряхнул меня и вынудил действовать. Я поднялся, подхватил Тому под мышки и потащил к лестнице. Женщина уже начала приходить в себя, но соображала плохо. Не могу понять, как мне удалось вытащить ее наружу. Притом, вовремя. Едва мы оказались наверху, из отверстия нарисовался луч более мощного, нежели мой, фонарика и оттуда выскользнули две человеческие фигуры. Если бы беглецы не были так напуганы, они бы нас заметили, мы не успели, да и не подумали о том, чтобы спрятаться. Но им, к счастью, было не до нас.
Славик, что это кричало?
Голос Томы дрожал, она вцепилась в мою руку мертвой хваткой.
Если бы я знал. Мое воображение зашло в тупик. Единственное, в чем я не сомневался, испугавшее нам существо должно было быть ужасным, и мне не хотелось с ним когда-либо встретиться.
* * *
На свежем воздухе, вдохнув ночной аромат, мы словно очнулись и, наконец-то, поверили, что плохое осталось позади. Тома еще всхлипывала, но дышала ровнее.
Через кухню, предварительно сняв промокшую и пропитанную грязью обувь, вошли в бар. Там, уже никого не опасаясь, зажгли светильник. Я достал из шкафа бутылку и бокалы. Тома не требовала женских напитков, молча согласилась на коньяк. Его мы выпили залпом, стоя, не решаясь присесть на диванчик. Одежда пребывала в таком жутком состоянии, что садиться вообще не рекомендовалось.
Коньяк если и не успокоил, все же придал бодрости.
Возьми бутылку, и пойдем наверх. Мне нужно принять ванную.
Мне тоже нужно было принять ванную или хотя бы залезть под душ. Меня тошнило от самого себя.
В гостиной горел свет. Кеша и доктор сидели на диване и тоже пили коньяк. Одежда их выглядела не лучше нашей, но им было не до приличий. Над ними статуей возвышалась Наталья Владимировна.
Мы услышали шум, сказал я, прячась в тени. Что-то случилось?
Никто из них не обратил внимания на то, что мы появились со стороны кухни, наша грязная одежда тоже не привлекла их внимание. Им было не до этого.
Ничего страшного, ответила Наталья Владимировна, голособычный, лишенный каких-либо эмоций, Марине стало хуже, Иннокентию Вениаминовичу пришлось сбегать за врачом. Но уже все нормально, снизошла до объяснения.
Если она рассчитывала, что мы поверим, то глубоко заблуждалась. Но ее ложь была нам на руку, мы сделали вид, что приняли ее выдумку за чистую монету и быстро, даже очень быстро, взбежали на второй этаж.
Славик, не закрывайся, я к тебе приду, попросила Тома, и я не смел ей отказать. Мне тоже нужно было отвлечься от пережитого кошмара.
Лишь оказавшись в своей комнате, небольшой, уютной и знакомой до последней мелочи, я почувствовал себя увереннее.
Первым естественным движением былозапереть дверь, включить свет, забраться под одеяло и оградиться от внешнего мира. Как ребенок ограждается от детских страхов. Но вспомнил обещание, данное Томе, и обреченно махнул рукой. Заметил, что сжимаю за горлышко бутылку. Посмотрел на нее, как на диковинку, метнул взгляд на журнальный столик, где со вчерашнего вечера стояла такая же, и тоже едва начатая. Что этоклептомания или прогрессирующий алкоголизм?
Вместо глупых рассуждений наполнил стакан почти до краев и залпом выпил. Продрало наждачкой горло, разлилось тепло, зубы перестали стучать, только желанное опьянение не приходило.
Помылся и переоделся в чистое машинально, почти не соображая, что делаю. Уселся в кресло и снова налил коньяк.
Неслышно отворилась дверь. Я содрогнулся. Крик ужаса едва не вырвался из груди. Я был почти уверен, что мне явится нечто страшное, настолько страшное, что мозг сорвется с катушек и улетит в пропасть.
Славик, скажи, что нам все только приснилось
Тома была в светлом махровом халате, влажные, едва причесанные волосы местами сбились в комки. И в этом, безусловно, имелась своя прелесть, свой шарм. От нее веяло чистотой и, несмотря на взволнованный вид, спокойствием. Я ринулся ей навстречу, охватил руками, прижался. Она была мне нужна, она была моим спасением, мне необходимо было утонуть в ней, иначе, мой разум утонет в иной пучине.
Оказавшись в моих объятиях, Тома всхлипнула, расслабилась. Я подхватил ее на руки и уложил в кровать.
* * *
Ни монстры, ни иные призраки в эту ночь меня не беспокоили. Я спал спокойно, безмятежно, словно ребенок, и проснулся, как ни странно, с первыми лучами солнца. Головаясная, прошлые страхи напоминали о себе легкой тенью, которая не могла омрачить радость наступающего дня.
Тома спала. Я тихонько умылся, оделся и спустился вниз. Кто-то успел стереть грязные следы на лестнице и на полу, вездечисто, как обычно.
Вышел через парадный вход, обошел здание. Спустился к двери цокольного этажа. Она была надежно закрыта на замок. Убедившись, что никакой монстр не сумеет вырваться наружу, я тихонько пробрался на кухню и повесил связку ключей на ее положенное место.
Глава десятая
Мысли о твари, которая ночью едва не довела до инфаркта, не отпускали ни на миг. И хотя чувство страха притупилось, полностью исчезать не желало. Едва я вспоминал жуткий крик, внутри что-то застывало, становилось неуютно, в душе поселялся ощутимый дискомфорт. Я не мог придумать логическое объяснение случившемуся, не мог отыскать в архивах памяти название существа, способного издавать столь невыносимые звуки. Предположения возникали разные, одно другого невероятнее. Ведь, когда заканчиваются нормальные аргументы, приходится выискивать их в области нереального.
Я сидел в беседке и, невзирая на данный себе обет, выкуривал одну сигарету за другой. В массивной каменной пепельнице уже не оставалось места для новых окурков, пепельная пыль устилала покрытую лаком поверхность стола.
Славик! Вот ты где спрятался! А я уже весь дом обыскала
Я вскочил, Наталка бросилась мне на шею. Так вот оно то, радостное, в предвкушении чего трепетало с утра сердце.
Наточка, Солнышко! она уткнулась головой мне в грудь, я гладил ее по мягким волосам, словно целебный нектар, вдыхая их аромат. Как я рад, что ты здесь! Я так скучал по тебе.
Правда?
Она отодвинулась и заглянула мне в глаза. Я смутился. Чуть-чуть. Ведь не соврал, действительно, скучал. Может и отвлекался иногда, но ненадолго и не всерьез
Наталка что-то уловила. Не задалось у меня с лицом, все читают на нем, словно в открытой книге.
Понятненько Соблазны были, ты им мужественно противостоял, но они оказались сильнее.
Отпираться не было смысла. Лицо мое запылало, стало жарко.
Я даже знаю, кто эта змея-искусительница.
Откуда? вырвалось у меня.
В ее глазах играли озорные искринки.
Я заглянула в твою комнату.
Ноги мои подкосились. Одно дело рассуждать об абстрактном, и совсем иное Я представил, что она могла увидеть, слабость овладела, ноги подкосились.
Да не тушуйся, ты, заметив мое состояние, успокаивала Наталка. Ты мне в верности не клялся. Дело молодое, наживное
Я не верил, что она говорит искренне. Не может девушка спокойно рассуждать о сопернице, пусть та и в подметки ей не годится. Такого не бывает.
Конечно, вину искупать придется долго и упорно. Все-таки да, мне показалось, что я уловил дымок досады, всего лишь на мгновенье затмивший ее взгляд. Я потом придумаю, как тебя наказать. А пока, Славик, у меня к тебе просьба, ее голос стая серьезным. Желательно, чтобы никто не догадывался о наших отношениях. Продолжай развлекаться с Томой. Я разрешаю.
Как
Как и прежде.
Наталка отстранилась от меня.
Но почему?
Так надо, ответила загадочно.
Я ничего не понимал. Присел на скамейку, закурил очередную, не помню какую по счету, сигарету.
И ты ко мне не придешь?
Она замялась.
Не уверена.
Обиделась?
Я уже сказала, чтонет.
Она наклонилась, поцеловала меня и уже собралась выпорхнуть из беседки, когда рядом заскрипел гравий. На дорожке показалась инвалидная коляска, подталкиваемая сиделкой с непроницаемо-суровым выражением на лице.
Маринка показалась мне бледнее, чем раньше. Может, Наталья Владимировна не соврала, что ей ночью стало хуже?
Она хотела что-то сказать, но увидела рядом со мной Наталку и передумала. Кивнула небрежно, мимоходом, и коляска, не останавливаясь, покатила дальше.
Наталка при виде жены Влада изменилась до неузнаваемости. Радостно-озорное выражение, словно корова языком слизала. Лицо помрачнело, стало, как мне показалось, злым.
Стервозина!
Почему? Несчастная больная женщина, заступился за Маринку.
Она и раньше Владу житья не давала, а сейчас, после аварии, вообще хочет его со свету сжить. Впрочем, она улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться, как-то через силу у нее получилось, зачем тебе знать наши маленькие семейные проблемы?
Наталка наклонилась, чмокнула меня в щеку и, не успел я слова молвить, исчезла из беседки. Сказать, что я остался озадаченным, значит, ничего не сказать. Я вообще перестал что-либо понимать.
* * *
Влад был не в духе. Молча, плеснул в стакан коньяк и протянул мне. Я не возражал. Мне не мешало привести мысли в порядок.
Не перебивая, он выслушал рассказ о ночных приключениях и лишь потом резюмировал:
Что за бред?
Я сдвинул плечами, мол, понимай, как знаешь, мое делопоставить тебя в известность.
Скажи, какого черта тебя понесло в подвал?
Тон, каким Влад спросил, мне не понравился.
Призрак искал, ответил резко. Тот самый, который мешает тебе спать по ночам.
Какое-то время казалось, что Влад задался целью испепелить меня взглядом. Но потом опустил глаза, плечи его поникли.
Что-то случилось?
А, ерунда.
Он снова налил коньяк.
Признайся, какую собаку Баскервилей держишь в подвале?
Я? удивление школьного товарища казалось искренним. Клянусь, я ни слухом, ни духом.
Чего же тогда орал?
За тебя, дурака, испугался. Случись что, как бы я перед твоими родителями оправдывался? Или перед Наталкой, добавил после паузы. Тех идиотов не жалко, туда им и дорога, а ты ж для меня не совсем чужой
Хоть предполагаешь, что там может быть?
Нет. Но ты, прав, Славик, необходимо узнать. Хозяин я или не хозяин?
Только сейчас до меня дошло, что Влад пьян. Если и не в стельку, то весьма и весьма. Он поднялся, его пошатывало.
Подожди, я сполоснусь.
Нетвердой походкой он направился в ванную. А я пожалел, что затеял разговор. Мысль о том, что придется снова спускаться в подвал, не вдохновляла. Но и, как отговорить Влада, я не знал. Вернее, знал, что отговорить его невозможно. Упрямый, зараза, если вдолбил себе в голову, не отступится.
Кеша вчерашнее, судя по всему, тоже воспринял близко к сердцу. Его хладнокровие дало сбой. Он наплевал на комплексы и поплыл по течению. Основательно и беспробудно. Мы увидели его в баре в полном вырубоне. Сколько он перед этим выпил, сказать трудно. Коньяк был в бутылке, в бокале и лужей растекался по столу. Невзирая на то, что кто-то успел убрать, ощущался приторно-кислый запах блевотины.
Вот еще, чмошник! Влад приподнял толстячка за воротник, словно тряпичную куклу, резко отпустил и тот расплылся по диванчику, не подавая признаков жизни.
Оставь его, попросил, ощущая некую солидарность с Кешей. Ему ведь довелось пережить ночью то же, что и мне. А, возможно, и пострашнее. Он мог не только слышать тварь, но и видеть ее.
Ну его
Влад брезгливо вытер руку о скатерть, и мы через кухню вышли во внутренний дворик.
В подвале тоже убрано, никаких следов. Освещенный электричеством, он выглядел иначе, чем ночью в луче миниатюрного фонарика. Аккуратные стеллажи почти полностью скрывали кирпичные стены, на них все сложено аккуратно и в определенном порядке. Ни зловещих теней по углам, ни чего-то иного, что могло смутить неокрепший разум, нагоняя на него безотчетный страх. Все буднично, прозаично и даже скучновато. Старинные кирпичи, аркой возвышающиеся над головой, и те оказались вычищенными до первозданного блеска. Покрытые прозрачным лаком, они тусклым зеркалом отражали матовые плафоны светильников.
Сейчас подвал казался меньшим, чем накануне и лишенным таинственности. Возможно, от подобной метаморфозы он утратил изюминку, но я не любитель экстрима, и таким он мне нравился больше.
Показывай, где?
Мы прошли в торец помещения и остановились возле ряда огромных, почти в человеческий рост, бочек, выстроенных ровнехонько, как под линейку. Я растерялся, не мог вспомнить, под какой из них спрятано пробитое в полу отверстие.
Кажется, здесь
Влад хмыкнул. Взялся за одну из бочек, поднатужился, с трудом выволок ее из общего ряда. Ничего. Серый, как и во всем подвале, бетонный пол, монолитный, нерушимый. Влад принялся за следующую бочку, потом еще и еще. Вскоре от видимого порядка в помещении осталось лишь воспоминание.
Неужели мне привиделось? Влад тоже, наверное, засомневался. С каждой новой бочкой его энтузиазм угасал, раздражение все больше выплескивалось нецензурной бранью. Пока еще абстрактной, но чувствовалось, что скоро она приобретет личностный характер, и я даже подозревал, на чью голову выльется. Я готовился к худшему, морально настраивал себя безропотно стерпеть справедливое негодования товарища. Как вдруг Влад замолчал, что-то в его настроении поменялось, он даже присвистнул от изумления.
Ни фига себе! Во, ребятки, дают. Прямо-такишахтеры, ударники производства.
Я заглянул через его плечо и увидел знакомую дыру.
Здесь еще лестница была, подсказал Владу.
Щас что-то придумаем. А я уж, братишка, засомневался.
Лестница никуда из подвала не делась. Она лежала под стенкой на виду, и мы не увидели ее сразу лишь потому, что искали другое. Влад легко поднял ее и опустил в отверстие.
Ну что, с Богом!
Он уже ступил на лестницу, когда я окликнул его.
Что еще
Вдруг там, действительно что-то опасное, а мыс голыми руками.
Влад улыбнулся, приподнял полу пиджака, и я увидел воткнутый за пояс пистолет. Оружие не ахти, какое, дробовик в данном случае был бы полезнее, но все-таки
* * *
Днем, хоть в подземелье такое понятие более чем условное, да еще и за широкой спиной Влада, вооруженного кроме пистолета мощным фонариком, было намного спокойнее и почти не страшно. Тем более что никакие звуки, кроме наших шагов и срывающихся с потолка капель, устоявшуюся тишину не нарушали. Оно и понятно, нечисть, по всем канонам, активизируется ночью, а в светлое, пусть и условно светлое, время суток ей положено отсыпаться. Конечно же, скользкая грязь и стекающая за шиворот влага сами по себе неприятны, но с ними можно было смириться, в надежде, что ничего страшнее не предвидится.
Мы быстро продвигались узким коридором. Свет фонарика поочередно перемещался со стен на потолок, всего лишь мельком, смотреть там было не на что, в основном же его луч был направлен вперед. Вскоре мы достигли, как показалось сначала, тупика, однако, приблизившись, увидели, что ход сворачивает. Только раньше он был заложен каменной кладкой. Теперь стена разрушена, разбитые кирпичи усеивали пол, здесь же валялись брошенные лом и кирка.
Наверное, ход продолжался и в противоположную сторону, осмотрев стену, мы обнаружили трещину, но руки кладоискателей до нее еще не дошли.
Пространство расширилось, и я вдруг понял, что мы продвигаемся не по сотворенному руками ходу, а природной каменной пещерой: пока еще узкой и тесной, но с каждым шагом она расширялась, увеличивалась, как вширь так и ввысь.
Пол уже не был ровным, попадались каменные наросты, цепляющие за ноги, норовящие свалить и не пустить дальше. Владу было проще, мне же свет заслоняла его спина, и я то и дело спотыкался.
В таких апартаментах, любая тварь поселиться может. Идеальное место для обиталища монстров.
Я не знал, шутит Влад или говорит серьезно, но смеяться, отнюдь, не хотелось.
По мере нашего продвижения пещера все разрасталась. Вскоре она приобрела воистину громадные размеры, мы оказались в подобии огромного зала, едва вступив в который, содрогнулись от страшного визга потревоженных летучих мышей. Они беспорядочными тенями заметались над головами, иногда настолько близко, что от всколыхнувшегося воздуха по лицам пробегал холодок, а волосы на голове взметались, как от ураганного ветра. Летучих мышей было много, сотни, может, тысячи.
Я зажмурился, старался смотреть строго под ноги, чтобы не видеть окружающий кошмар, от отвращения сводило желудок, сердце замирало всякий раз, когда какая-то из тварей пролетала слишком близко. Я боялся чтобы меня не задели, чтобы сдуревший от внепланового беспокойства упырь не вцепился в волосы. Влад, судя по всему, тоже чувствовал себя неуютно, и, хотя не подавал виду, шаги его стали шире и быстрее, вскоре он едва не перешел на бег.
Каким-то образом нам удалось пересечь царство летающих монстров, и мы уткнулись в глухую стену, потолок над которой снижался почти до высоты человеческого роста. Простора для полетов здесь было недостаточно, и мы вздохнули спокойнее. Влад прислонился спиной к граниту и стал водить фонарем по залу, тщательно исследуя каждый его уголок. Однако, кроме летающих тварей, которые начали успокаиваться, иных монстров в пещере не увидели. Ничего такого, что могло бы издать испугавший ночью рев. Лишь камни и летучие мыши. Значит логово местного Минотавра, так я мысленно окрестил неведомую тварь, располагалось не здесь. Влад переместил свет фонаря на стену и стал исследовать ее темные, прячущиеся в тени закоулки.
Искать долго не пришлось. Узкая щель, уводившая дальше в неизведанные недра, находилась почти рядом. Я ступил в нее почти с облегчением. Ночные страхи если и не позабылись, то основательно стерлись с памяти, и сейчас реальные летучие мыши казались страшнее, нежели мифическое существо. Ведь не исключено, что напугавший ночью звук был всего лишь следствием природного катаклизма. Камень свалился или еще что-то, а причуды акустики превратили естественный звук в нечто ужасное и не поддающееся идентификации. Не убедительно, но ведь такое вполне могло быть.
Щель лишь поначалу была узкой, дальше она расширялась, не до таких размеров, как раньше, но достаточно, чтобы можно было идти свободно и не цепляться за стены. Под ногами тоже было ровно, преобладала крошка гравия, ступать по которой было значительно легче. К тому же, мне показалось, что мы движемся вверх, воздух стал чище и приятнее. Несколько раз тоннель круто поворачивал, но боковых ответвлений я не заметил, и это успокаивало, значит, не заблудимся.
Влад погасил фонарь, и я увидел дневной свет. Узкая полоска строго перпендикулярно, пересекала нам путь, перерезала его, словно лезвием ножа. Над головой виднелась трещина. Она была достаточно широкая, для летучих мышей, но не более того. Никакой монстр в нее пробраться не мог, нам тоже, не светило. Мы недолго порадовались естественному свету и чистому воздуху, после чего отправились дальше. Слишком далеко забрались, чтобы бросить все и не удовлетворить любопытство в полной мере.
Не думал, что под моим домом такие катакомбы, голос Влада казался озадаченным.
Это была первая фраза, произнесенная им, не помню, за какой период времени. Тяжелая дорога, постоянное напряжение, граничащее со стрессом, не располагали к разговорам.
Тоннель еще несколько раз повернул, воздух стал теплее и менее влажным. Он перестал быть чистым, в нем появилось нечто неприятное, раздражающее и тревожащее одновременно.
Чем дальше продвигались, он становился тяжелее, гуще, вдыхался с трудом, и, как будто, не выходил полностью наружу, оставляя в легких неприятный осадок. В голове закружилось, глаза начали слезиться, стало труднее сдерживать рвотные позывы.
Влад, мы отравимся, здесь какой-то газ.
Еще чуть-чуть и вернемся
Влад говорил с трудом, его голос срывался, он тоже держался из последних сил. Слова были лишены здравого смысла, продиктованы упрямством и не поддающемся доводам разума духом противоречия. Промолчи я, возможно, он сам предложил бы бежать подальше от опасного места. Но теперь он должен был проявить характер. Иначе он не был Владом, тем Владом, каким я знал его раньше, и, каким он, похоже, оставался до сих пор.
Меня стошнило.
Сознание меркло, и готово было покинуть бренную оболочку. Я уже почти ничего не понимал, что меня вело вперед, затрудняюсь сказать. Ноги двигались по привычке, подчиняясь инстинкту сохранения равновесия и не более того. Если бы я замедлил размеренный ритм, я бы свалился и не поднялся. Мне не приходило в голову задерживать дыхание или закрыть нос рубашкой, разумные мысли отдалились и не воспринимались. Я полной грудью вдыхал ядовитый воздух, что было сродни суициду.
Еще поворот, я почти не осознал его, исвет. Не от фонарика, аестественный, дарящий надежду освобождения. Свет, который должен избавить от мучений и прояснить разум.
Отравленный организм не воспринимал избавления. Воздух, вместо того, чтобы стать свежее, сделался совсем нестерпимым, а еще недавно дрожащее от подвальной сырости тело вдруг стало липким от пота. Не в силах больше удерживаться на ногах, я свалился на колени. Но что-то не позволило растянуться на обжигающем песке и продолжало толкать меня дальше к выходу, пусть даже на четвереньках.
А потом немного прояснилось. Нет, воздух не стал чище. Отравляющие миазмы еще больше сконцентрировались, но в глазах как будто навели резкость. Не нормальную, анеестественную, более резкую, чем она может быть. Я плохо соображал, но видел все отчетливо, каждую песчинку под ладонью, каждый камушек, каждую крупицу грязи. И, самое страшное, я видел миллионы мух. Зеленых, синих, громадных. Они невыносимо жужжали, роем носились вокруг, облепляли меня. И это не могло быть реальностью. Реальность не бывает настолько отвратительной.
Я сошел с ума, мое отравленное сознание не выдержало нагрузки и почему-то вместо успокоения подвергло меня новым изощренным мучениям.
Завибрировал песок, вздрогнули каменные стены. Рев, тот самый, который испугал ночью. Но сейчас я его скорее ощущал, чем слышал.
Славик, дружище, держись! Еще немного осталось.
Голос Влада доносился из неизведанных глубин, я не знал, слышу его, или он мне только кажется.
Славик очнись!
Моя голова бессильно моталась из стороны в сторону. Влад плескал ладонями по щекам, и я начинал осознавать это.
Ну, слава Богу!
Я смотрел на Влада. Его лицо расплывалось.
Влад, ты слышал? Это было оно!
Язык едва поворачивался.
Не только слышал, и видел тоже.
Да? признание товарища не столько испугало, сколько пробудило интерес. Оно страшное?
Влад рассмеялся. Наверное, это был истеричный смех. Его организм тоже отравлен, и он, как и я, вел себя неадекватно.
Славик, и ты сейчас будешь смеяться. Но, клянусь, кому-то придется горько заплакать
* * *
Сознание возвращалось так же быстро, как раньше упорхнуло от меня. Я вдыхал тошнотворный запах, но уже свыкся или смирился с ним. Мухи тоже не исчезли. Их не породила фантазия, они существовали на самом деле и это успокаивало. И дневной свет никуда не делся.
Лицо Влада еще пару раз мелькнуло передо мной, потом исчезло. Я приподнялся на локтях, дышать старался реже, вонь была непереносимой. Оперся рукой, присел. В пещере достаточно светло, чтобы рассмотреть неровные каменные стены.
Влад насторожился, прислушался. Я не понимал, что взволновало школьного товарища. А он, убедившись, что со мной все в порядке, ничего не объяснив, вдруг быстро направился к выходу и исчез за камнем. Вскоре оттуда послышалось его грозное «Твою мать!», после чего прозвучал выстрел.
Я встал на ноги, земля качалась, подташнивало, но, придерживаясь за камни, как мог быстро, поспешил за Владом. Впереди огромный валун преграждал трещину, и увидеть выход на поверхность, можно было, лишь обойдя камень. Трещина вела в еще одну пещеру, которая уже непосредственно связывалась с белым светом. В арочном проеме я увидел отражение солнечного света и кусочек безупречно синего неба. Душа возрадовалось, сердце затрепетало, однако, дышать, по-прежнему, было невозможно.