Я хорошо выполнил свою работу, произнес он в надежде, что Эткинс найдет правильные слова, скажет то, что нужно. Он желал ему найти эти слова, которые бы сокрушили его ненависть. Вы знаете, что я хорошо выполнил свою работу.
Ты? переспросил Эткинс. Я думаю, ты отвратительно выполнил свою работу. Между прочим, я считаю, что ты всегда отвратительно делал свое дело. Я считаю, что ты был одним из самых бездарных актеров, кто когда-либо выходил на сцену.
И этим заявлением Эткинс подписал себе смертный приговор.
Весь день, сидя в кресле и выслушивая просьбы и расспросы надоедливых покупателей, наблюдая бесчисленные склоненные к нему лица, он обдумывал убийство Эткинса Он выполнял свою работу автоматически, улыбался в ответ, но голова его была занята только механикой осуществления задуманного.
Это напоминало разучивание роли.
Снова и снова он репетировал каждый шаг в уме. Магазин закроется в пять вечера Служащие будут озабочены тем, как быстрее попасть к семьям. Это были тяжелые, мучительные несколько недель, и сегодня вечером все закончится. Служащие устремятся на улицы, в подземки, а тамдомой, к своим любимым. Отчаянная, стремительно бегущая волна жалости к себе нахлынула на него: «Кто мои любимые? Кто ждет меня сегодня?»
К нему обратился человек, начал что-то говорить. Он посмотрел на говорившего, кивнул.
Да, да, машинально подтвердил он. А что еще?
Человек продолжал говорить. Он слушал вполуха, все время кивая и улыбаясь, улыбаясь.
В добрые старые дни было много любимых. Всех не сосчитать. Богатые женщины, молодые и увядшие, цветущие молоденькие девушки. Где был он в это время десять лет назад? В Калифорнии? Да, конечно. На съемках картины. Каким странным казалось находиться на земле, полной солнца в это время года. И он сорвал картину. Он не хотел этого, вовсе не хотел. Но он долго-долго был безнадежно пьян. А ведь невозможно снять картину, когда звезда не является на съемочную площадку.
Звезда
Рэндольф Блэйр
Сегодня вечером он снова будет звездой. Сегодня вечером он убьет Эткинса изящно и со вкусом. Когда прекратятся бесконечные расспросы и просьбы покупателей, когда они покинут магазин и когда закроются его двери, он отправится в кабинет Эткинса. Он даже не станет переодеваться. Он пройдет прямо в кабинет, заберет свой конверт с зарплатой и застрелит Эткинса. Потом выбежит на улицу. На улице он будет в безопасности. На улице Рэндольф Блэйрчеловек, чье лицо было когда-то известно миллионам, станет анонимом. Задумка несла в себе иронию. Она затрагивала остатки юмора где-то глубоко внутри его. Рэндольф Блэйр сегодня вечером будет играть самую важную роль в своей жизни, и играть ее он будет анонимно.
Улыбаясь и посмеиваясь, он выслушивал покупателей.
Толпа начала рассеиваться примерно в четыре тридцать. Он был измотан к этому времени. Единственное, что поддерживало его, так это мысль о том, что вскоре он убьет мистера Эткинса.
В четыре сорок пять он ответил на последний вопрос. Оставленный, наконец, в покое, тучный, хмурый человек не отводил взгляда от часов на стене. Четыре пятьдесят две. Четыре пятьдесят семь. Четыре пятьдесят девять.
Он поднялся со стула и вразвалку направился к лифту. Продавцы подсчитывали выручку, торопясь покинуть магазин. Он нажал кнопку вызова и стал ждать.
Двери распахнулись. Лифтер по привычке улыбнулся.
Что, все кончилось? спросил он.
Да, все кончилось.
Идешь за своим конвертом? Тебе в кассу?
Мистер Эткинс платит мне лично.
Да? С чего бы это?
Он так пожелал, ответил Блэйр.
Может, он надеется, что ты не обойдешь его своим вниманием, а? предположил лифтер и захохотал.
Он не засмеялся вместе с лифтером. Он слишком хорошо знал, почему Эткинс платил ему сам. Он делал это для того, чтобы иметь удовольствие каждую неделю вручать Рэндольфу Блэйручеловеку, который когда-то зарабатывал по пять тысяч долларов за одну неделю, конверт с деньгами, содержащий сорок девять долларов и тридцать два цента.
Тогда вниз, на цокольный?
Да, на цокольный.
Когда лифт остановился, он быстро вышел и направился прямо в кабинет к Эткинсу. Секретарши ухе не было. Он мрачно улыбнулся, подошел к двери Эткинса и постучал.
Кто там? спросил Эткинс.
Это я, ответил он, Блэйр.
Он отворил дверь и ступил в кабинет.
Пришел за получкой?
Да.
Он хотел сразу же выхватить «люгер» и открыть стрельбу. Но ждал. Напряженно ждал.
Выпьешь для начала, Ник? предложил Эткинс.
Нет.
Брось. Немножко спиртного никогда не повредит.
Я не пью.
Мой отец тоже так говорил.
Я не ваш отец.
Я знаю, согласился Эткинс. Ну, давай, выпей. Это тебе уже не повредит. Твоя работа закончилась. Твое представление закончилось, он подчеркнул это слово с само довольной ухмылкой.
Ты можешь выпить. Все сегодня немножко выпьют.
Нет.
Почему, нет? Я стараюсь поступать по-дружески. Я стараюсь
Эткинс замер. Его глаза округлились. Из-под верхнего платья Блэйра плавно появился на свет «люгер». Эткинс уставился на пистолет.
Чт что это? спросил он.
Это пистолет, холодно ответил Блэйр. Дайте мне мои деньги.
Эткинс поспешно выдвинул ящик стола.
Конечно. Конечно. Ты ведь не подумал, что я я собирался обмануть тебя, правда? Ты
Дайте мне мои деньги.
Эткинс положил конверт на стол. Блэйр забрал его.
А этотебе, сказал он и трижды нажал спусковой крючок.
Эткинс рухнул на письменный стол
Чудовищность совершенного ошеломила Блэйра. Дверь, дверь! Ему нужно добраться до нее. Он наткнулся на мусорную корзинку и едва не полетел на пол, но взмахом рук ему удалось вернуть равновесие и удержаться от падения.
Покинув кабинет, он проверил путь к спасению. «Спокойно, приказал он себе. Сохраняй самообладание. Не забывай, что ты Рэндольф Блэйр.»
Прилавки были уже накрыты чехлами от пыли.
Они напомнили ему о телезакрытом, мертвом. Теле Эткинса.
Ему стало не по себе, ноги сами ускорили шаг, но у него хватило сил сдержаться и переждать в туалетной комнате.
Он не помнил, сколько находился там, но когда вышел оттуда, было ясно, что он полностью взял себя в руки. Походка его была королевской, она свидетельствовала о спокойствии актера, уверенно исполняющего свою роль. Теперь он укорял себя за поведение, достойное разве что новичка, внезапно охваченного страхом перед выходом на сцену.
Рэндольф Блэйр толкнул вращающиеся двери и очутился на улице. Воздух покалывал лицо, обещая снег. Он сделал глубокий вдох, спокойно посмотрел на спешащих мимо него людей, нагруженных покупками.
И неожиданно услышал смех, тоненький, пронзительный детский смех. Этот смех вонзился в него, как нож. Он обернулся и увидел смеющегося малыша, который держался одной рукой за женщину рядом с ним, увидел бледное лицо мальчугана, его другую руку с указательным пальцем, насмешливо нацеленным вверх.
Раздался еще смех. Смех мужчин, женщин. Сбоку от Блэйра в витрине магазина закрутилась праздничная карусель. Заиграла музыка. Она слилась со смехом, подчеркивая и усиливая его.
Блэйр почувствовал, что попал в наказующий водоворот. Казалось, нет никакой возможности остановить музыку, движение, все, что словно сговорилось и задумало погубить его. Наконец, совершенно лишил его присутствия духа вид полицейских, выходящих из магазина. Они направлялись к нему. И когда он навел на них «люгер», и даже когда его схватили и обезоружили, каким-то уголком своего мозга он ощущал, что вся его игра, вся его драматическая роль была чем-то неправдоподобной.
Да она и не могла быть правдоподобной для того, кто носит красный халат и брюки, черный пояс и сапоги Санта Клауса из универсального магазина, ту самую одежду, которую носили три тысячи других людей по всему городу. Для того, чтобы раствориться в их анонимности, ему не хватало белой бороды, а ее он потерял во время неистового побега из кабинета Эткинса.
И, конечно, для ребенка, и даже для некоторых взрослых, Санта Клаус без бороды представлялся смешным.
Флора ФЛЕТЧЕРОтравиться согласны
Дорогой, сказала Шерри, я очень рада, что ты ведешь себя, как цивилизованный человек.
О, да, я сторонник цивилизованных существ, ответил я. По моему мнению, они крайне важны для сохранения цивилизации.
Как бы то ни было, продолжила она, это совершенно необычно для тебя предложить, чтобы мы втроем встретились и обговорили все спокойно и вежливо. Даже, добавила она, несмотря на то, что в конце концов это ничего не изменит.
Что ты имеешь в виду, говоря, что это ничего не изменит?
Я имею в виду, что определенно настроена оставить тебя. Ты хе понимаешь это.
Я понимаю, что это намерение, но я надеюсь, что ты передумаешь.
Я поступлю честно, если предоставлю тебе шанс, что я и хочу сделать, но я уверяю тебя, что это невозможно. Я люблю Дэниса и собираюсь выйти за него замуж, и это все, что я могу тебе сказать. Мне искренне жаль, дорогой, но это необходимо для моего счастья.
Это означает, насколько я понимаю, что меня ты уже не любишь. Так?
Вовсе нет. Пожалуйста, не будь смешным. Я очень люблю тебя, и ты это прекрасно знаешь, но менее волнующим образом. Я безумно, неистово и непреодолимо влюблена в Дэниса.
Когда-то ты была безумно, неистово и непреодолимо влюблена в меня. По крайней мере, ты так говорила.
Яне отказываюсь, но сейчас моя любовь к тебе, к сожалению, изменилась. Печально, не правда ли, как все меняется?
Я посмотрел на нее с большой болью в сердце, потому что, к моему счастью, как бы ее любовь ко мне ни изменилась, моя любовь к ней не изменилась совсем. Она сидела такая яркая, солнечная и невероятно красивая. И еще я заметил, что на ней было надето элегантное белое платье, в котором достигалась полная гармония обнаженности и намека.
Будешь мартини? спросил я.
Когда придет Дэнис, мы выпьем все вместе. Это позволит каждому расслабиться и почувствовать себя менее напряженно. Мартини отлично подходит для этого.
Я подумал, мы можем выпить и до его прихода. А потом еще, конечно.
Я не против, но слышишь, звонят в дверь, и, если я не ошибаюсь, это Дэнис.
Она была права, что звонили в дверь. И она была почти наверняка права, что это Дэнис. Я был вынужден неохотно согласиться с этим.
Иди впусти его, сказал я.
Она вышла в прихожую и открыла входную дверь. Снаружи стоял Дэнис. Он вошел, и Шерри обвила его руками за шею и поцеловала. Она и раньше целовала других мужчин, но этот поцелуй отличался от прежних. Он был страстным, если не сказать больше, и длился достаточно долго. Со своего места в гостиной я мог ясно это видеть, но я отошел и начал смешивать мартини, и я все еще смешивал мартини, когда Шерри и Дэнис появились в комнате.
Ну, сказала Шерри, вот и мы.
Это верно, согласился я. Все в сборе.
Это Дэнис, начала представлять нас Шерри.
Дэнис, это Шерм.
Рад познакомиться с вами, Шерм, произнес Дэнис.
Он не был так высок, как я, и не был впечатляющих размеров, но я должен был признать, что выглядел он так, будто находился в лучшей форме. У него были короткие светлые волосы и лицо парня, который верховодит в юношеских забавах, пока не стукнет тридцать; он, несомненно, считал, что играет первую скрипку и в этой своеобразной игре. Что так и было, хотя мне и не хотелось признаваться в этом. Я поставил шейкер с мартини и пожал его руку.
Вообще-то его имя Шерман, пояснила Шерри, но я зову его Шерм.
Иногда мы бывали сердечно близки, прокомментировал я.
Вы поступаете очень порядочно в нашей ситуации, сказал Дэнис.
Цивилизованно, ответил я. Я цивилизованный человек, и это дает всем возможность чувствовать себя гораздо удобнее. Будете мартини?
Спасибо. Не возражаю.
Я разлил мартини, а они сели на диван и взялись за руки. Когда я подавал мартини, он взял свой бокал в левую руку, а она свойв правую, и это позволило их свободным рукам продолжать держаться друг за друга. Что касается меня, то я мог держать мартини в любой руке или сразу в обеих, о чем раньше и понятия не имел.
Я полагаю, начал я разговор, что мы могли бы попутно решить и наше дело.
Прошу простить, Шерм, но нам не остается ничего иного, Дэнис посмотрел на меня мужским взглядом.
Та-ак, протянул я, насколько я понимаю, вы хотите кое-что у меня отнять, а я, естественно, хочу сохранить то, что имею, и это создает проблему.
Проблему? переспросил он. Я не вижу здесь какой-либо особой проблемы.
И я не вижу, сказала Шерри. Вовсе никакой проблемы нет. Просто ты и я разводимся, Шерм, а ты и я женимся, Дэнис, и все.
Как мне кажется, поддержал ее Дэнис, это, действительно, все.
Как мне кажется, возразил я, не совсем. Я склонен вести себя цивилизованно и благопристойно, что во-первых, но я не склонен сдаваться без боя, а это уже во-вторых. Я настаиваю на равенстве возможностей в этом деле, но в то же время, чтобы это было приемлемо для вас, и поэтому я подумал о способе, при помощи которого все можно уладить дружески. Не желаете ли выслушать?
Не знаю, отозвался Дэнис. Мне вообще ничего не хочется выслушивать.
А почему? Давай послушаем, Дэнис, попросила его Шфри.
Никому от этого хуже не станет.
Ладно, он вяло согласился. По крайней мере, это будет справедливо.
Отлично! подытожил я. Вы пока посидите ручка в ручку, а я сейчас вернусь.
Пройдя через комнату к бару, я достал три маленькие бутылочки с красным портвейном и возвратился. Затем выстроил бутылочки в ряд на кофейном столике перед диваном.
Что это? спросила Шерри.
Бутылочки с портвейном, ответил я. Я сам приготовил их сегодня утром.
Мне все это кажется абсолютно нелепым. Для чего?
Видите ли, они являются частью моего плана разрешить нашу проблему дружески. Одна из этих бутылочек слегка отличается от двух других. В две из них налит обычный портвейн, но в третью добавлено достаточно яду, чтобы через минуту отдать Богу душу. Мой план и заключается в том, чтобы один из нас выпил отравленный портвейн и избавил, тем самым, от хлопот двух других.
Шерм, заметила Шерри, у тебя всегда было извращенное понимание юмора, и настало время сказать тебе об этом.
Это разумный шанс для каждого из нас получить все или ничего, возразил я. Это цивилизованно, и утонченно. Вполне уместно и приемлемо для трех таких цивилизованных и утонченных натур, как мы.
Теперь, когда ты объяснил, сказала Шерри, я считаю, что ты прав. Это, действительно, настолько цивилизованно и утонченно, насколько это вообще может быть.
Впервые, после того как она села, Шерри высвободила руку и положила на нее подбородок. А прежде чем положить подбородок на руку, она поставила на колено локоть. Так она и сидела, уста-вясь на маленькие бутылочки с портвейном, откровенно заинтригованная перспективой для двух мирно настроенных мужчин рисковать протянуть ноги ради возможности обладать ею, в случае, если портвейн окажется «без каверзы».
Послушайте, словно очнулся Дэнис. Здесь три бутылочки. Неужели вы всерьез предполагаете, что и Шерри будет участвовать в этом фантастическом предприятии?
Это необходимо, пояснил я, чтобы предоставить всем сторонам равные возможности. Если мне достается отравленный портвейн, мне не достается Шерри. Если ей достается отравленный портвейн, то она не достается никому. Если мы пойдем на это, то все должно быть сделано основательно и тщательно, с учетом всех нас. С этим, я думаю, Шерри согласна.
Я согласна, сказала Шерри. Вполне справедливо, чтобы я участвовала.
Я категорически запрещаю, запротестовал Дэнис.
Не будь так безапелляционен, дорогой, возразила Шерри. Вряд ли ты здесь в состоянии запретить что-нибудь.
Вы должны разделить эту точку зрения, Дэнис, подтвердил я.
Никто из нас не наделен тут правами диктовать друг другу условия. Самое большее, что вы можетеэто отказаться от участия.
Шерри повернула голову и посмотрела на Дэниса широко раскрытыми глазами. Было очевидно, что подобная нерасположенность Дэниса к моей затее явилась для нее сюрпризом.
И правда, Дэнис, сказала она, если ты не считаешь нужным воспользоваться простым шансом ради меня, то, разумеется, тебя никто не будет принуждать к этому.
Дело не только в шансе, Дэнис рассуждал здраво. Подумайте о последствиях. Допустим, все мы берем по бутылке и проглатываем содержимое. Один из нас выпивает отраву и умирает. Можно с уверенностью сказать, что двое других из-за этого окажутся по уши в дерьме, расхлебываясь с полицией.