Волкогуб и омела - Нэнси Пикард 7 стр.

Я чуял запах собственной крови, но держал изо всех сил. Он не мог вырваться из моей хватки, не разодрав себя, а я не мог его отпустить.

Открылась дверь, ворвался холодный воздух. Кто-то вскрикнул  я узнал голос Вимса.

Он снова крикнул  я учуял запах его страха.

Вимс вытащил пистолет  он собирался стрелять.

Нет, чтобы он в меня стрелял, я допустить не мог. Я выпустил Смита, и он покатился к дверям, к Вимсу.

У меня в голове промелькнуло несколько мыслей. Если Смит нападет на Вимса, я его схвачу прежде, чем он успеет сильно порвать копа. Если он снесет Вимса с дороги, или сам получит пулю, а то и шесть, тем лучше для меня.

А, черт. Он пулей метнулся мимо Вимса  не мог себе позволить, чтобы его поймали в облике волка  как не мог и я. По сравнению с десятилетиями лабораторных исследований пожизненный срок в самой жуткой тюрьме Массачусетса смотрится неделькой на курорте.

Пропитанный потом полиэстер, страх, вареный кофе и ростбиф: Вимс обедал в «Биг Фреддиз». Если я двинул его по лицу грязной собачьей лапой, когда гнался за Смитом, то это могла быть только случайность.

Когда я уносился по улице прочь от школы, Смита нигде не было, но это было не важно: он оставлял такой кровавый след, что по нему мог бы пройти волчонок  бойскаут самой младшей ступени. А запах так точно выдавал его положение, как мог бы направленный прожектор.

Перерезав заснеженный двор, я перемахнул через сетку изгороди. Рождественские огни окрашивали снег, отвлекали налетавшие запахи жареного мяса и морепродуктов из кухонь. Еще рывок  и я оказался в центре исторического прибрежного района, где дома восемнадцатого века украшали свечи и гирлянды.

Рваная рана на брюхе была серьезной: я даже сквозь мех ощущал движения холодного воздуха на зарастающей мышце. Каждое движение левой задней ноги вызывало острую боль. Между пальцами набивалась ледяная снежная каша с песком и солью, снижая скорость и вызывая хромоту. Мех слипся от крови, моей и Смита, и еще ныла челюсть.

Но и кровавый след становился гуще: Смит бежал медленнее. Невзирая на раны, я прибавил ходу, рвясь закончить дело.

Но где-то в глубине души была еще надежда, что Смит не остановится. Если он остановится, я его убью, и работа закончится  придет время осмыслить, что случилось. И я не был уверен, что мой хрупкий человеческий мозг с этим справится.

Я вспрыгнул на какое-то заднее крыльцо, перелетел через веранду на тротуар Дерби-стрит. Поехал юзом по заледенелым кирпичам перехода, едва ушел от столкновения с большим внедорожником, тявкнул, когда он вильнул мимо, обдав меня горячим воздухом.

Передо мной открылась набережная. Тяжелые тучи на миг разошлись, и полная луна осветила кровавую дорожку, ведущую прямо к верфям Дерби, уходящим в гавань на четверть мили.

Если только Смит не собирается плыть в ледяной воде на мигающие огоньки Марблхеда, то деваться ему некуда, кроме как ко мне. Я осклабился, как может осклабиться только волк, опьяненный своей силой.

На улице никого не было, и я был рад. Обычно здесь место для вечерних прогулок, и метки собак помельче меня выделяются на стенках сугробов. Я бежал по широкой гравийной дорожке, переводя дыхание, готовясь к последней битве.

Смит оказался умнее, чем я о нем думал. Напал он в ту секунду, когда маяк повернулся ко мне, стирая тени и сужая мое зрение.

Прищурив и опустив глаза, прижав уши, я заставил себя ждать до последнего мига  а потом прыгнул изо всех сил. Поймал его с поднятой головой и схватил за горло, стиснув челюсти. Его по инерции пронесло надо мной, и когда он падал, под действием его собственного веса из горла вырвало кусок, оставшийся у меня в пасти. Хлынула горячая кровь, и он свалился замертво к моим ногам.

Пусть он был хищник с оружием героя, но героем, стоящим за правое дело, был я.

Я выплюнул шерсть пополам с запекшейся кровью. Луна заливала светом верфь и гавань. Раны мертвого волка дымились, чернела на снегу его кровь. Сила победы, победы в смертном бою над представителем моей породы чуть не валила с ног и, быть может, я был первым, кто ее испытал.

Среди Фэнгборнов зла просто нет. По крайней мере не было до сих пор.

Я закинул голову назад и завыл, завыл, и пела моя нечеловеческая кровь, и кружила голову полнота и праведность моей победы.

Но где-то в глубине мозга, в той глубине, что осталась человеческой, я знал, что в последний раз испытываю это чувство.

В Сочельник Клодия нашла меня в подвале моего дома  он укрыт матами по стенам и по полу, чтобы я мог тренироваться не привлекая внимания.

 Ничего себе ты тут потеешь!  заорала она.

Клодия была в футболке, у которой на сердце нарисована мишень и есть надпись: «ПОПРОБУЙ, БАФФИ».

Я лежал на полу, поработав до седьмого пота, в наушниках, включив музыку на одиннадцать. Подумав над ее словами, я ей показал палец.

Она подошла к плееру, вывела его на четырнадцать или двадцать, так что мне пришлось сорвать с себя наушники и включить музыку. Она посмотрела на плеер:

 «Дезинтеграция». Отлично. И ты здесь со вчерашнего дня, дергаешься ради лечения? Джерри, я у тебя отберу плеер, если будешь себя вести как подросток.

 А я и есть подросток.

По меркам нашего народа. Просто щенок.

 Да понимаю. Джерри, ты же помочился на машину Вимса?

Я пожал плечами. В тот момент мне это казалось правильным.

Когда я вернулся к школе, все еще в волчьем обличье, Клодия уже скормила подозрительному Вимсу почти всю историю. Она вышла погулять с псом, увидела школьный автобус. Чтобы не оказаться дурой, если это не тот, который пропал с детьми, она стала искать детей и нашла. Дети, еще под дурманом от наркотика, подтвердили: пес страшного дядьки напал на собачку этой леди, но собачка была сильная и прогнала обоих. Потом Вимс нашел тело Смита на верфи: на теле не было никаких примет, кроме зашитой руки.

Клодия присела рядом:

 Джерри, Смит  это потрясение, я понимаю. Меня тоже стукнуло. Он страшнее ада. Семья подняла все списки в свете возникшей дискуссии, и ни один из историков ничего подобного не нашел. Ни разу.

 Я не испуган, Кло,  ответил я.  И я понимаю, что это очень важно. Дело в том  Я запнулся, перевел дыхание. Очень трудно было сказать это вслух.  Меня всегда грело знание, что мы, Фэнгборны, на праведной стороне, а те, кого мы преследуем,  всегда преступники. И никаких сомнений не было, никогда. Я всегда считал, что это и есть награда за нашу работу.

Это также означало, каково бы ни было мое мнение, что Вимс хотя бы формально на нашей стороне. Она наклонила голову набок:

 Награда сверхспособности к исцелению, долгожительства и сверхсилы?

 Да.

 И прилива радости после перемены?

 Ну да.

Она нахмурилась:

 Ты молод, и ты жаден, и ты забываешь Первый Урок.

Я скривился:

 «Работа уже есть награда». Ты как дедушка заговорила.

 И тому есть веская причина: он был прав.  Она присела у стены рядом со мной.  Послушай, у каждого рано или поздно случается в жизни кризис веры. У меня он был при попытке понять, есть ли у нас права помимо тех, что дает нам закон людей, потому что я узнала разницу между законом и справедливостью. Такова жизнь. Она заставляет нас понять, что значит быть человеком, почему это драгоценно и подлежит защите. Нормалам недоступно даже наполовину то, что доступно нам, и жизнь их проходит в сомнениях.

 Мы не люди, Кло. И никогда не будем ими. Но теперь у нас тоже есть сомнения.

Она покачала головой.

 Мы к ним ближе всех прочих  биологически и духовно. Нам нужна эта связь. И ты знаешь, что убить Смита  это было правильно, пусть он даже один из нас.

Но никогда до сих пор Фэнгборн не убивал Фэнгборна. Эти слова вертелись у меня в голове, и я не мог заглушить их.

Клодия долго еще говорила о сообществе Фэнгборнов, о долге и чести, и прочее, и прочее, а я слушал. Многое имело смысл.

Потом я кивнул:

 Ты права. Мне просто нужно время, только и всего. Спасибо тебе.

 Не за что. Я просто рада, что успела сюда попасть до того, как ты дошел до «Найн инч нейлз».  Складки ее лица разгладились, и вот тут я понял, какую тревогу внушал ей мой вид.  Ладно, вещи собрал?

 Нет, но мне недолго.

В этом году мы друг другу на Рождество подарили билеты на Арубу. Дорого, но обоим нам нужно солнце. Она кивнула, но потом ее взгляд посуровел:

 Но к ночной мессе ты пойдешь?

 Наверное. Но сначала надо будет пройтись по свежему воздуху, чтобы в голове прояснилось.

Я заставил себя встать  мышцы затекли, не от боя, а от лежания. Все травмы, полученные в волчьем образе, проходят быстро, если я остаюсь волком, но все, полученные в образе человека, возвращаются, когда я снова становлюсь человеком.

 Отлично, там и увидимся. И, Джерри

 Да, Кло?

Она сморщила нос:

 Ты бы душ принял.

Я снова показал ей палец и взял куртку. Она улыбнулась, уходя, и я знал, что сумел ее убедить. Вот что хорошо, когда у тебя в сестрах психотерапевт: как поймешь, чего они ищут, так сразу начинаешь им это выдавать.

Да, в ее словах был смысл. Просто они ну никак не могли снять мою боль.

Я натянул непромокаемые ботинки, шляпу, шарф, перчатки. Наверное, не нужно было бы так много  температура была выше тридцати,  но я после боя все никак не мог согреться.

После долгой прогулки я оказался у начала верфей Дерби и ушел достаточно далеко от празднично освещенных улиц, оставшись один в промозглой мгле. На снегу расплылись пятна крови, и снег был вытоптан зеваками, ищущими пса, который растерзал серийного убийцу. Адский Пес Салема  на наших глазах рождалась новая легенда.

Луч маяка скользил по темной воде. Тихо плескали волны о каменный причал. Всякий, обладающий зачаточной интуицией, мог бы учуять остатки силы, которую я здесь потратил.

В анналах нашей семьи ничего подобного не было, но теперь я не мог не задуматься: кого мы еще пропустили?

Или это действительно новый поворот, но что он тогда означает? Единственное, что поддерживало мою уверенность в своем месте в этом мире, мой щит и меч,  разлетается вдребезги.

Вокруг меня стояла полная тишина, снег заглушал шум города, а я пытался нащупать дно в навалившемся на меня море душевной боли. Неопределенность стирала меня в порошок, потеря веры была больнее потери руки. У меня было ощущение раздавленности, собственной глупости, будто я стал посмешищем всей вселенной.

Потом я перевел дыхание  глубоким вдохом, таким, какой может сделать человек, если ему вдруг на перекрестке явится некто в черном и предложит весь мир в обмен на его грязную душонку. Глядя на обсидиановую воду, я вздохнул еще раз и понял, что если я не смогу сделать тот решительный шаг преодоления кризиса, о котором говорила Кло, то придется мне сделать шаг иного рода.

Неподалеку от верфей Дерби находится небольшой бар под названием «Свиной глаз». Местная достопримечательность: там нет телевизора и подают лучшее в городе пиво.

И там по вечерам работает Энни.

Зал был наполовину полон  людьми, которые заскочили выпить еще по пиву перед мессой, и теми, чья семья  посетители на соседних табуретках.

 Ой, Джерри, что это с тобой? Заболел? Вид у тебя аховый.  Она положила передо мной кружок для стакана.  «Зимний согревающий»?

 Спасибо. Я как-то слегка не в себе, наверное.

Вдруг я осознал, что сижу в провонявшем тренировочном, с двухдневной щетиной, в застегнутой куртке. Черт побери.

 Еще бы. Я читала в газете про Клодию. Тут с ума сойти можно.

Одна из первых вещей, которые я научился переживать  это что мне никогда не достанется слава за выполненную работу.

 Я за нее встревожился. Но она отлично умеет за себя постоять.  Нет, не смог я удержаться, и черт с ним, с костюмом:  И Зубастик точно не даст никому ее обидеть.

Она поставила передо мной темное пиво с идеальной полудюймовой шапкой пены.

 Это да. Он лапушка.

Я почувствовал, что краснею, вспомнив духи на лодыжках Энни, ее руку у меня на шее во время ее разговора с Клодией как-то летней ночью. Мы шли домой с работы, и я все еще был опьянен удачей охоты, когда мы встретили Энни. Одно из самых дорогих моих воспоминаний.

 Ты любишь собак?

Она пожала плечами:

 Разных по-разному. Как и людей. Их надо воспринимать индивидуально, как ты думаешь?

Пригласи ее, сказал я себе, пригласи сейчас же. На кофе, на выпить, на танцы, пригласи немедленно, или

 Слушай, как ты насчет съездить на Арубу?

Я снова почувствовал, что весь краснею: я же совсем не это собирался сказать. Слишком это было много, слишком сразу, слишком нагло вот черт!

Энни перестала протирать стойку. Вдруг бездонная вода показалась мне более удачным выходом.

 Я бы предпочла начать с бокала или с ужина,  ответила она медленно.  То есть это ты серьезно, на самом деле, наконец-то набрался храбрости меня куда-то пригласить?

 Ну  я сглотнул слюну,  в общем, да. Ничего?

 Вполне. Но долго же ты собирался.  Она посмотрела на меня.  Вы, крутые парни, на самом деле просто большие телята. Но ты же не всегда большой теленок, Джерри?

Как правило, я большой волк, подумал я, про себя усмехаясь.

 Отныне  никогда,  пообещал я.  Так давай завтра вечером?

 Не могу.  Она посмотрела на меня с легкой насмешкой.  Завтра же Рождество. Я с утра еду в национальный парк «Брэдли Палмер» на лыжах кататься.

Я наморщил лоб. Традиция странная, но очень милая. Мне кажется

Она задержала дыхание, слегка надула щеки, выдула воздух.

 Понимаешь, я  викканка. Рождество я люблю, но отмечаю  солнцестояние.

Она несколько ощетинилась, но я едва сумел сдержать глубокий вздох облегчения.

 Вот можешь мне поверить: смешанные отношения для меня не проблема.

Она успокоилась, потом посмотрела на меня таким взглядом, что я тут же весь согрелся.

 Если ты пригласишь меня на завтрак, я эти лыжи отставлю. Но днем мне надо будет уйти, потому что я обещала Келли подменить ее, чтобы она могла встретить праздник с родными.

 Завтрак в девять утра!

Я едва успевал выговаривать слова, так они быстро рвались.

 Клодия не будет против?

 Нет. Я ей позвоню, когда буду дома.

Клодия меня все время уговаривала пригласить Энни с тех пор, как я о ней заговорил. «Такая хорошая девушка, ни косточки зла в ней нет»,  сказала она. А Клодия в косточках добра и зла разбирается.

 Я приду.  Энни улыбнулась так маняще, что у меня колени превратились в желе.  Сделаю свои знаменитые шоколадные маффины и принесу.

Поклонник природы, гражданский активист  и еще готовить умеет?

До меня дошло, что я сижу и улыбаюсь, как идиот, поэтому я допил пиво, сдержался, чтобы не предложить ей руку и сердце прямо на месте, и вышел. И в голове у меня звучали все когда-либо написанные рождественские песнопения.

Кэт РичардсонВервольф перед Рождеством

Дело было в ночь перед Рождеством  ну, скажем, ранним вечером, но на северном полюсе посреди зимы это никто точно сказать не может,  а Маттиас, вервольф, стоял по колено в оленьих кишках. Если честно, так олень сам был виноват  нечего иметь такой сверкающий красный нос, который даже в темноте видно. Прямо как неоновая лампочка над вывеской «КОТЛЕТНАЯ», а Мэтт  который, как Желтый Пес Динго, всегда голоден  возможности на скорую руку перекусить не упустил.

Это оказалось не так просто, как он ожидал. Что-то такое в лунной магии на северном полюсе перепуталось, и он не смог быть ни совсем волком, ни совсем человеком, а получился неудобный волосатый гибрид того и другого, но зато хотя бы ему было тепло. Поэтому он перепрыгнул через загородку оленьего загона и загнал свой легконогий завтрак. И вкусный он оказался: выкормленный кукурузой.

Мэтт жевал с расторопностью, вполне ожидаемой от человека или волка, который уже неделю почти блуждает по тундре после этой дурацкой, идиотской аварии самолета. Но нельзя же сказать, что Мэтт здесь виноват, потому что и компас, и Джи-Пи-Эс барахлили, когда в иллюминатор глянула полная луна. А он так любит свою волчью натуру, и луна требовала, вот он и свалился в горячку перемены, радостно, как свинья в лужу. Ну, может быть, это и не было удачным решением