Мы пройдем! закричал я.
Но ответа от Говарда не последовало. Он задохнулся и громко ахнул.
Что такое? спросил я и обернулся.
Мой приятель в ужасе скорчился над мотором. Сидел он спиной ко мне, но интуиция подсказала мне, куда именно устремлен его взор.
Сумеречный берег полыхал как огненный закат. Горел Маллиганский лес. Гигантские языки пламени рвались к небесам выше самых высоких деревьев, густая волна черного дыма медленно катилась к востоку, захлестывая немногие оставшиеся в гавани огни.
Но не зрелище пожара исторгло из уст моих вопль ужаса и страха. А размытый призрак, нависающий над деревьями, гигантская бесформенная фигура, что медленно колыхалась в небе туда-сюда.
Господь свидетель, я пытался внушить себе, что ничего не вижу. Пытался себя уверить, что этот призраквсего-навсего тень, отбрасываемая пламенем. Помню, как ободряюще схватился за плечо Говарда.
Лес сгорит дотла, воскликнул я, и жуткие твари будут уничтожены с ним вместе!
Но Говард оборотился, удрученно покачал головой, и я понял, что смутный, зыбкий фантом над деревьямиэто не просто тень.
Если мы увидим его четко, мы погибли! предостерег мой приятель. Голос его срывался от страха. Молись, чтобы оно оставалось бесформенным!
«Есть символ древнее, чем мир, подумал я, древнее любой религии. Еще до зари цивилизации люди благоговейно преклоняли пред ним колени. Он содержится во всех мифологиях. Этот исконный знакоснова основ. Возможно, в туманном прошлом, много тысяч лет назад, им отпугивали врагов. Я сражусь с призраком при помощи высшего и грозного таинства».
Внезапно я сделался до странности спокоен. Я знал, что у меня осталось меньше минуты, что под угрозойбольше чем наши жизни, но я не дрогнул. Я невозмутимо пошарил под двигателем и вытащил немного пакли.
Говард, велел я, зажги спичку. Это наша единственная надежда. Немедленно зажигай!
Говард недоуменно вытаращился на меня. Казалось, прошла целая вечность. Затем в ночи гулко раскатился его смех.
Спичку, говоришь! взвизгнул он. Спичкуподогреть наши жалкие мозги! О да, спичка нам пригодится!
Доверься мне! заклинал я. Сделай так, как я говорю, это наша единственная надежда. Быстро зажигай спичку.
Не понимаю! Говард разом посерьезнел, голос его дрожал.
Я придумал, как нам спастись, пояснил я. Пожалуйста, запали эту паклю.
Говард медленно кивнул. Я ничего ему не объяснил, но я знал: он догадался, что я затеваю. Зачастую его интуиция казалась просто сверхъестественной. Негнущимися пальцами он вытащил спичку и чиркнул ею.
Не трусь, промолвил он. Покажи им, что ты их не боишься. Храбро сотвори знаменье.
Пакля загореласьа призрак над деревьями между тем обозначился с пугающей четкостью.
Я схватил пылающий клок и быстро провел им перед собою по прямой линии от левого плеча до правого. Затем поднял ко лбуи опустил до колен.
В мгновение ока Говард выхватил паклю и повторил мой жест. Он сотворил два крестных знаменьяодним осенил себя, вторым расчертил тьму, держа импровизированный факел на расстоянии вытянутой руки.
На миг я зажмурилсяоднако ж призрачная фигура над деревьями по-прежнему дрожала перед моим внутренним взором. Затем очертания ее стали медленно расплываться, хаотично таять в безбрежном пространстве, а когда я открыл глаза, фантом исчез. Теперь я видел лишь пылающий лес да тени от высоких деревьеви ничего больше.
Ужас сгинул, но я не двинулся с места. Я застыл как каменный идол над черной водой. А в следующий миг в мозгу у меня что-то словно взорвалось. Голова закружилась, я пошатнулся и ухватился за поручень.
Я бы, верно, упал, но Говард ухватил меня за плечи.
Мы спасены! закричал он. Мы победили!
Славно, отозвался я.
Но я был слишком измучен, чтобы порадоваться по-настоящему. Колени у меня подогнулись, голова склонилась на грудь. Все картины и звуки земли потонули в милосердной черноте.
II
Когда я вошел в комнату, Говард что-то писал.
Ну и как там твой рассказ? полюбопытствовал я.
В первую секунду он пропустил мой вопрос мимо ушей.
Затем медленно обернулся. Глаза его глубоко запали, по лицу разливалась пугающая бледность.
Неважно, наконец признался Говард. То, что получается, меня не устраивает. Есть проблемы, которых я по-прежнему не в состоянии разрешить. Хоть убей, но не получается у меня воспроизвести всю кошмарность той твари в Маллиганском лесу.
Я сел и закурил.
Послушай, объясни же мне наконец, что это был за ужас, попросил я. Вот уже три недели я жду, чтобы ты заговорил. Я знаю: ты от меня что-то скрываешь. Что за влажная губчатая масса свалилась Уэллсу на голову в лесу? Что за гудение мы слышали там, в тумане? Что означала та смутная фигура над деревьями? И почему, ради всего святого, ужас не распространился далее, как мы боялись? Что его остановило? Говард, что, как ты думаешь, на самом деле случилось с мозгом Уэллса? Сгорело ли тело вместе с фермой или они его забрали? А тот, второй труп, найденный в Маллиганском лесу, тощий, обугленный, и голова вся в дырках, как решето, как ты его объясняешь?
(Два дня спустя после пожара в Маллиганском лесу нашли скелет. На костях еще оставались ошметки обожженной плоти, а свод черепа отсутствовал.)
Заговорил Говард не скоро. Он долго сидел, повесив голову и теребя в пальцах блокнот; все его тело сотрясала дрожь. Наконец он поднял глаза. В них горел безумный свет, губы побелели.
Да, согласился он. Давай обсудим этот ужас вместе. На прошлой неделе мне не хотелось о нем говорить. Дескать, такой кошмар в слова облекать не стоит. Но не знать мне покоя, пока я не вплету его в рассказ, пока не заставлю своих читателей прочувствовать и пережить этот неописуемый страх. А у меня ничего толком не пишется, пока я не уверюсь вне всякого сомнения, что и сам все понимаю. Пожалуй, поговорить о пережитом мне и впрямь небесполезно. Ты спросил, что за влажная «губка» свалилась Уэллсу на голову. Полагаю, человеческий мозгквинтэссенция человеческого мозга, вытянутая через дырку или несколько дырок в черепе. Вероятно, мозг был вынут мало-помалу, незаметно, а потом жуткая тварь снова сложила его воедино. Видимо, она использовала человеческие мозги в своих целях: например, добывала из них какие-то сведения. А может, просто играла. Почерневший, изрешеченный труп в Маллиганском лесу? Так это было тело самой первой жертвы, какого-нибудь злополучного дурня, что заблудился среди высоких деревьев. Склонен думать, что сами деревья тому поспособствовали. Думается, ужасная тварь наделила их некоей сверхъестественной жизнью. В любом случае бедолага лишился мозга. Тварь этот мозг сцапала, поиграла с ним, а потом случайно выронила. Он-то и свалился Уэллсу на голову. Уэллс говорил, что длинная, тонкая белесая рука пыталась нашарить то, что потеряла. Разумеется, на самом деле Уэллс никакой руки объективно не видел, но бесформенный, бесцветный ужас уже вселился в его мозг и облекся в человеческую мысль. Что до гудения и до примерещившегося нам фантома над пылающим лесомэто ужас пытался так или иначе проявиться, тщился сокрушить преграды, войти в наш мозг и облечься в наши мысли. И ведь почти преуспел! Если бы мы увидели белую рукудля нас все было бы кончено.
Говард отошел к окну. Отдернул шторы и минуту-другую рассматривал запруженную гавань и высокие белые здания на фоне луны. Проследил взглядом линию горизонта нижнего Манхэттена. Прямо перед ним темнела громада отвесных утесов Бруклин-Хайтс.
Почему они не победили? вдруг закричал Говард. Они же могли полностью нас уничтожить. Могли стереть нас с лица земли! Все наши богатства, вся наша мощь пред ниминичто.
Я поежился.
Да так почему же ужас не распространился дальше? спросил я.
Говард пожал плечами.
Не знаю. Может, они обнаружили, что человеческий мозгштука слишком банальная, с ним и возиться-то неохота. Может, мы перестали их забавлять. Может, мы им надоели. Но вполне вероятно, что их уничтожил знак, а не то так отправил их назад сквозь пространство. Думаю, они явились на Землю много миллионов лет назади их отпугнуло крестное знамение. И теперь, обнаружив, что мы не забыли, как знаменьем пользоваться, они в ужасе бежали прочь. Во всяком случае, за последние три недели они никак себя не проявляли. Думаю, они и впрямь ушли.
А Генри Уэллс? спросил я.
Ну, его тела так и не нашли. Полагаю, твари его забрали.
И ты всерьез намерен сделать из этого непотребства рассказ? О господи! Все это настолько невероятно и неслыханно, что мне и самому верится с трудом. Нам это все, часом, не приснилось? Мы в самом деле были в Партридж-вилле? Мы в самом деле сидели в старом доме и обсуждали разные ужасы, пока вокруг клубился туман? Неужто мы и вправду прошли через тот богомерзкий лес? И деревья в самом деле оживали, и Генри Уэллс бегал на четвереньках как волк?
Говард молча сел и закатал рукав. И продемонстрировал мне свою худощавую руку.
А этот шрам ты как объяснишь? осведомился он. Зверь, напавший на меня, оставил свои отметинычеловекозверь, что когда-то был Генри Уэллсом. Сон? Да я сей же миг отрубил бы себе руку по локоть, если бы ты только сумел убедить меня, что это лишь сон.
Я отошел к окну и долго смотрел на Манхэттен. «Вот вам реальность как она есть, думал я. Нелепо воображать, будто что-то может ее уничтожить. Нелепо воображать, будто ужас был и впрямь настолько кошмарен, как показалось нам в Партриджвилле. Надо во что бы то ни стало отговорить Говарда писать об этом. Мы оба должны попытаться все забыть».
Я подошел к другу, положил руку ему на плечо.
А может, ну его, этот рассказ? мягко увещевал я.
Ни за что! Говард вскочил на ноги, глаза его пылали огнем. Ты думаешь, я сдамся сейчас, когда у меня уже почти получилось? Я напишу свой рассказ, я вскрою самую суть бесформенного, бесплотного ужаса, который, однако ж, более страшен, чем зачумленный город, когда раскаты похоронного звона возвещают конец надежде. Я превзойду самого Эдгара По! Я превзойду всех великих мастеров!
Да превосходи кого хочешьи будь ты проклят, возмущенно рявкнул я. Этот путь ведет к безумию, но спорить с тобой бесполезно. Твой эгоизм просто непрошибаем.
Я развернулся и стремительно вышел из комнаты. Спускаясь вниз по лестнице, я размышлял о том, каким идиотом выставляю себя со всеми своими страхами, и все-таки опасливо оглядывался через плечо, словно ожидая, что сверху на меня вот-вот обрушится каменная глыба и расплющит в лепешку. «Лучше бы Говарду позабыть этот ужас, твердил про себя я. Лучше бы вообще стереть его из памяти. Мой друг просто спятит, если вздумает об этом писать».
Минуло три дня, прежде чем я снова увиделся с Говардом.
Заходи, до странности хриплым голосом пригласил он, заслышав мой стук в дверь.
Хозяин встретил меня в халате и в тапочках, и при первом же взгляде на него я понял: он торжествует победу.
Триумф, Фрэнк! вскричал он. Я воссоздал-таки бесформенную форму, жгучий стыд, человеку неведомый, ползучее, бесплотное непотребство, выедающее нам мозг!
Я и ахнуть не успел, как он уже вложил мне в руки объемистую рукопись.
Прочти это, Фрэнк! потребовал он. Садись сей же миг и читай!
Я отошел к окну и опустился на кушетку. Там я и сидел, позабыв обо всем на свете, кроме машинописных страниц перед моими глазами. Признаюсь, меня сжигало любопытство. Я никогда не ставил под сомнение таланты Говарда. Он творил чудеса с помощью слов, с его страниц неизменно веяло дыханием неведомого; все то, что ушло за пределы Земли, возвращалось обратно по его воле. Но сумеет ли он хотя бы намекнуть на отвратительный ползучий ужас, что посягнул на мозг Генри Уэллса?
Я прочел рассказ от начала и до конца. Я читал медленно, в приступе отвращения впиваясь пальцами в подушку. Как только я закончил, Говард выхватил у меня рукопись. Не иначе как заподозрил, что мне захочется изорвать ее в клочки.
Ну и как тебе оно? ликующе воскликнул он.
Пакость неописуемая! ответствовал я. Ты вторгаешься в запретные сферы разума, куда врываться не след.
Но ты согласишься, что кошмар я живописал убедительно?
Я кивнул и потянулся за шляпой.
Так убедительно, что я просто не в силах здесь оставаться и обсуждать его с тобой. Я намерен идти пешком, куда глаза глядят, всю ночь, до утра. Идти, пока не вымотаюсь настолько, что не смогу больше ни думать, ни вспоминать, ни тревожиться.
Это воистину великий рассказ! прокричал Говард мне вслед, но я, не ответив ни словом, спустился вниз по лестнице и вышел из дома.
III
Было уже за полночь, когда зазвонил телефон. Я отложил в сторону книгу и снял трубку.
Алло. Кто это? осведомился я.
Фрэнк, это Говард! Голос моего друга срывался на пронзительный визг. Приезжай как можно скорее. Они вернулись! И, Фрэнк, знаменье бессильно! Я попробовал к нему прибегнуть, но гудение лишь усиливается, и неясная фигура Голос Говарда оборвался.
Мужайся, друг! едва не заорал я в трубку. Не дай им заподозрить, что ты испугался. Осеняй себя крестным знаменьем снова и снова. Я сейчас буду.
Вновь послышался голос Говарда: теперь он почти хрипел.
Фигура проступает все яснее, все отчетливее. А я ничего не в силах поделать! Фрэнк, я разучился креститься! Я утратил все права на защиту знаменьем! Я сделался жрецом дьявола. Этот рассказ мне не следовало его писать!
Покажи им, что ты не боишься! закричал я.
Я попытаюсь! Попытаюсь! О боже мой! Эта фигура
Я не стал ждать, что будет дальше, а схватил в панике шляпу и пальто, сбежал вниз по лестнице, выскочил на улицу. Уже на тротуаре на меня накатило головокружение. Я вцепился в фонарный столб, чтобы не упасть, и яростно замахал рукой проезжающему такси. По счастью, водитель меня заметил. Машина притормозила, я доковылял до нее и забрался внутрь.
Быстро! закричал я. Бруклин-Хайтс, дом десять.
Да, сэр. Холодная ночка выдалась, верно?
Холодная! взревел я. То-то будет холодно, когда нагрянут они! То-то будет холодно, когда они начнут
Водитель недоуменно воззрился на меня.
Все в порядке, сэр, заверил он. Сейчас доставим вас домой в лучшем виде, сэр. Бруклин-Хайтс, вы сказали, сэр?
Бруклин-Хайтс, простонал я и рухнул на сиденье.
Такси понеслось вперед, а я пытался не думать об ожидающем меня ужасе. И в отчаянии хватался за соломинку. Чего доброго, думал про себя я, Говард временно помешался. Как могли ужасные твари обнаружить его среди миллионов людей? Быть того не может, чтобы они его нарочно разыскивали. Быть того не может, чтобы они намеренно выбрали его среди столь многих. Он слишком ничтожен; все мы слишком ничтожны. Эти тваринеужели они станут ловить людей на удочку или тралом? Но ведь Генри Уэллса они отыскали! Как там сказал Говард? «Я сделался жрецом дьявола». А может, жрецом этих тварей? Что, если Говард и впрямь стал их жрецом на Земле? Что, если благодаря написанному рассказу он стал их жрецом?
Эта мысль терзала меня как ночной кошмар; я упрямо гнал ее прочь. У Говарда достанет храбрости, чтобы им воспротивиться, думал я. Он покажет им, что не боится.
Вот мы и приехали. Вам помочь подняться, сэр?
Такси притормозило, я застонал, осознав, что вот сейчас войду в дом, который, возможно, станет мне могилой. Вышел на тротуар, вручил водителю всю наличность, что была при мне. Тот потрясенно вытаращился на меня.
Вы дали мне слишком много, запротестовал таксист. Вот, возьмите, сэр
Но я лишь отмахнулся от него и взбежал на крыльцо. Вкладывая ключ в замочную скважину, я слышал, как водитель бормочет себе под нос:
В жизни не видывал этакого психа, да еще и пьян в стельку! Дал мне четыре доллара за то, что я отвез его за десять кварталов, и даже спасибо не слушает
Внизу свет не горел. Я замер у основания лестницы и заорал:
Говард, это я! Спускайся!
Ответа не последовало. Я прождал секунд десять, но сверху не донеслось ни звука.
Тогда я поднимаюсь! в отчаянии выкрикнул я и, дрожа крупной дрожью, двинулся вверх по лестнице. «Они его сцапали, думал я. Я опоздал. Может, лучше не надо?.. Господи милосердный, это что такое?»
Мне было неописуемо страшно. Такие звуки ни с чем не спутаешь. В комнате наверху кто-то, захлебываясь словами, молил и рыдал в агонии. Неужели это и впрямь голос Говарда? Время от времени я улавливал какую-то невнятицу.
Ползет бррр! Ползет бррр! О, сжальтесь! Холодно и ясно! Ползет бррр! Господь милосердный!