Воровская зона - Ушаков Александр Геннадьевич 28 стр.


 Так как, Баронин?  снова спросил Симаков.

 После того как убили Борцова,  проговорил он наконец,  я вернулся в Николо-Архангельск

 И где ты жил все эти дни в Николо-Архангельске?  последовал новый вопрос.  Дома тебя не было

Баронин не ответил. Да и что отвечать? Лгать было бессмысленно, и он хорошо понимал это. А правду сказать он не мог. В оставленном им на квартире «дипломате» лежала спецаппаратура, пленки с видео- и аудиозаписью и новенький пистолет, а также заграничный паспорт на чужое имя, в котором стояли въездные визы в Эстонию и Финляндию.

 Кончай, Саня,  махнул рукой Симаков,  ведь ты же профессионал

 Да,  согласно кивнул Баронин,  я профессионал! А теперь слушай меня! Да, я был в Дальнегорске и ходил к этому Борцову, но не убивал его! К парням в лесу я тоже не имею ни малейшего отношения! Где я был? Мотался полупьяный по бабам! Каким? И сам не помню, снимал в кабаках! Что у тебя остается? Только Борцов! Да, улики против меня тяжелые, ничего не скажешь, но решать будет суд! И давай, Симаков, оставим этот пустой разговор! Этапируй меня в Дальнегорск, но помни, что убитые в лесу парни являются моим козырем! Если это были не ваши люди, то кто-то их послал! И вполне возможно, что их убили с этим Борцовым вместе А все это означает только то, что дело далеко не закончено и его обязательно пошлют на доследование!

Эту исповедь Симаков выслушал с каменным лицом. А когда Баронин наконец замолчал, он, нажимая кнопку в столе, с угрозой прошипел:

 Ну ничего! Я тебе развяжу язык! Да так, что ты сам пожалеешь!

И когда появились конвоиры, он, с ненавистью глядя на Баронина, прокричал так, словно те были глухими:

 В «семерку» его!

Конвоиры понимающе переглянулись, а Баронин почувствовал, как по спине пробежал озноб. Впрочем, все правильно, когда не действовали пряники, в ход всегда пускался кнут

Баронина бросили в самую страшную камеру в местном СИЗО, через которую проходила полусгнившая канализационная труба, из которой чуть ли не по всей ее длине постоянно сочилась отвратительная жижа. Этой жижей был покрыт уже не только пол «семерки», но даже потрескавшиеся стены и давно уже ставший черно-бурым потолок, с которого с завидной постоянностью капали вниз крупные капли. «Аромат» в камере стоял такой, что уже через полчаса брошенного сюда человека начинало выворачивать наизнанку. По сути дела, это была своеобразная камера пыток для самых несговорчивых арестантов. И немногие выдерживали этот ад. И когда ржавая и такая же скользкая изнутри от нечистот дверь захлопнулась за Барониным, а в лицо ему ударила тугая волна отвратительной зловонной смеси, он с ужасом почувствовал, как от нестерпимой вони у него заложило уши. Обведя сразу покрасневшими глазами свою страшную обитель, он так и не нашел в ней места, где ему можно было хоть как-то разместиться, не рискуя испачкаться о нечистоты. А на прикрепленные к стене нары, по которым ползали какие-то невиданные им до сего дня огромные мокрицы, лучше вообще было не смотреть И чувствуя, как от страшного запаха у него пошла кругом голова, Баронин честно признался себе, что долго ему этого кусочка ада не выдержать! Что потом? Пуля при попытке к бегству при этапировании в Дальнегорск? Ну и черт с ней, пусть так, но лишь бы на чистом воздухе!

Он скрипнул зубами. Подумать только! Где-то совсем рядом с ним люди сидели в чистых и светлых кабинетах и даже смотрели, насколько мог он услышать из приоткрытой двери, когда его проводили мимо одной из комнат, матч на кубок УЕФА по футболу.

Что ж, каждому свое

Обидно, конечно, что ему так и не удалось никого наказать, но против ветра, действительно, лучше не мочиться! Да почему-то и не давал бодливой корове Бог рогов! Пожалел! Он вообще, насколько успел заметить Баронин, был жадным, этот Бог! И уж сюда к нему он, конечно, не заглянет! Да что там Бог, в эту клоаку самого дьявола на аркане не затащишь!

Баронин закурил, и табачный дым в какой-то степени заглушил стоявшую в камере вонь. Но, увы, только на время. Круглосуточно курить он не сможет даже при всем желании! Не хватит ни сигарет, ни здоровья Одна отрада: эта мерзость идет по трубе не сплошным потоком, иначе бы муки княжны Таракановой показались бы ему праздником! И вдруг его что-то кольнуло изнутри, словно подавая знак, и Баронин зацепился за мелькнувшую, словно огонек во мраке, мысль: «Одна отрада: эта мерзость идет по трубе не сплошным слоем» Так, кажется? Именно так! Поглощенный совершенно на первый взгляд парадоксальной идеей, он, даже не чувствуя еще более усилившегося рядом с ней отвратительного запаха фекалий, подошел к трубе. В диаметре она была чуть больше метра, не жирно, конечно, но для него вполне достаточно. Другое дело, как далеко она тянется? Ведь он может просто-напросто задохнуться в этом аромате! Могила была, конечно, незавидная, но выбирать ему уже не приходилось, пуля на свежем ночном воздухе тоже мало вдохновляла его. На его счастье, сверху труба была кое-как залатана кусками жести, и проходившее по ней дерьмо покрывало ее нижнюю часть сантиметров на двадцать пять. Но зловоние в ней стояло страшное! Перед решающим броском Баронин выкурил сигарету и, стараясь не думать о том, что его ждет, влез в трубу. Постояв так несколько секунд, он решительно нагнулся и, стиснув зубы и стараясь не дышать, двинулся вперед.

Да, это было испытание От страшного запаха, который выворачивал наизнанку, давил и выжимал из покрасневших глаз слезы, воздух, или скорее то, что его заменяло, здесь, в трубе, казался особенно густым. А стоявшая в трубе сплошная темнота тоже нервы не успокаивала. Но первые пятьсот метров своего страшного пути Баронин прополз довольно быстро и, только почувствовав, что силы оставляют его, остановился. Сердце с такой силой колотилось у него в груди, что ему казалось, он слышит его гулкие удары в царившей в трубе тишине. По всему телу градом катил противный липкий пот, и при мысли, что надо ползти в этом аду дальше, ему захотелось вернуться в камеру. Но в эту самую минуту он вдруг увидел перед собой торжествующие глаза Симакова и двинулся снова. Последующие триста метров дались ему уже тяжелее, и он несколько раз чуть было не потерял сознание. Но, неимоверным усилием воли беря себя в руки, продолжал безжалостно гнать себя вперед. Стоило ему только упасть лицом в зловонную жижу, так отвратительно хлюпающую у него под руками, и ему уже не встать, он просто-напросто захлебнется в фекалиях. И только одна эта мысль добавляла ему силы, упрямо толкая вперед.

Продолжая ползти в кромешной темноте, он вдруг увидел перед собой большое озеро с прохладной свежей водой, но только презрительно усмехнулся. Даже здесь, в этой отвратительной трубе, его продолжали преследовать миражи!

Так он полз еще около двадцати минут, и когда уже начал понимать, что ему никогда не выбраться из этой преисподней, в конце туннеля темнота расступилась и забрезжил пока еще слабый свет. Баронин с удесятеренной энергией пополз к этому свету. Почти полностью лишенный сил, он уже на одном подсознании выполз-таки из трубы в какое-то желтое от мочи и кала болото. В разрывавшиеся на части легкие ударил свежий воздух. Сделав несколько шагов, Баронин выбрался на берег и в изнеможении упал на траву. Его тут же начало тошнить, и тошнило так, что он чуть было не задохнулся. Страшно болела голова, и сердце продолжало чугунно колотиться в груди. Но оставаться здесь было опасно, в любой момент его могли хватиться, и Баронин, кое-как отдышавшись, поднялся на ноги и быстро пошел в тайгу. Километра через полтора он, уже почти полностью пришедший в себя, снял с себя одежду и, закатав ее в рубашку, остался в одних трусах. Он посмотрел на часы, которые, к его удивлению, продолжали идти. Без двадцати час Он полз каких-то сорок минут, но они показались ему вечностью. И теперь надо было спешить. В два ему принесут баланду и, значит, заметят его исчезновение

Дело было за малым, за одеждой. В трусах и кроссовках в городе ему далеко не уйти, он сразу же заинтересует первого же встречного милиционера. А от одной только мысли, что ему придется снова надевать на себя свою собственную одежду, его бросало в дрожь. Километров через пять ему повезло. На берегу Амура он наткнулся на целую группу валявшихся у своих палаток пьяных вдребадан туристов. И Баронин совершил первую в своей жизни, пусть и вынужденную, но все же кражу, «одолжив» у храпевшей, словно разъяренные львы, пьяни джинсы, ковбойку и черную джинсовую куртку. Подобрал он себе и кроссовки. И теперь ему оставалось только одно: совершить омовение, о котором он буквально уже начинал грезить. Отойдя на всякий случай от лагеря километра на полтора, он положил одежду на песок и бросился в воду. Октябрьская вода обожгла холодом, но счастливый тем, что он наконец-то сможет смыть с себя отвратительные остатки страшного путешествия, принялся плавать и нырять так, словно находился на июльском пляже. Так, наверное, вел бы себя дельфин, которого неделю везли в маленькой ванной и наконец выпустили в море.

Наплававшись, он вышел на берег и растянулся на едва теплом песке. От рук, на которые он положил подбородок, все еще шел слабый запах экскрементов. Баронин поморщился. Теперь, когда все было позади, ему казалось невероятным то, что он совершил. И если бы сейчас ему предстояло проделать этот путь заново, он выбрал бы Дальнегорск

До дому он добирался пешком. Сбросив с себя чужое одеяние, кинулся в ванную и почти целый час мылся с таким остервенением, словно несколько лет не был в бане. И только убедившись, что от него уже не пахнет, Баронин принялся вытираться.

Через пять минут он сидел в кухне в накинутом на голое тело халате. Он достал бутылку коньяку и, налив большую рюмку, с жадностью выпил. Есть не хотелось совсем. Только при одной мысли о еде на него накатывала тошнота.

Баронин пропустил еще две рюмки и закурил, бессмысленно глядя в окно, за которым моросил мелкий дождик. Думать ни о чем не хотелось. Докурив сигарету, он прилег на диван и уже очень скоро заснул мертвым сном. Страшное напряжение последних дней и особенно часов не могло не сказаться даже на его железных нервах

Проснулся он около девяти часов и сразу же полез под душ. Потом сварил кофе и, приняв еще рюмку коньяку, включил телевизор. И первое, что он увидел на экране, было его собственное лицо.

Все правильно, разыскивался опасный преступник Александр Баронин, совершивший дерзкий побег из следственного изолятора! При задержании всем предлагалось соблюдать особую осторожность, ибо вышеупомянутый Баронин не только прекрасно владеет кунг-фу, но и виртуозно стреляет

Баронин усмехнулся. Да, что называется, обложили! И теперь с ним миндальничать при задержании не будут! Это уж как пить дать! Ничего другого им теперь и не остается. Найти его и взять только своими силами становилось уже нереальным. Потому и пущен был в ход официоз. Да и кто теперь ему поверит, даже если он расскажет чистую правду? Невиновные из тюрем не бегают!

Ну и ладно, черт с ними, пусть ищут! Теперь он будет осторожен втройне, да и в городе у него пока дел нет. Об активных действиях в такой ситуации нечего было и думать.

Он удовлетворенно посмотрел в окно, по которому барабанил сильный дождь. Что ж, погода как раз для него! Он быстро оделся и вышел из дому. Отойдя метров на сто, вошел в первый же попавшийся ему по дороге автомат и снял трубку. Автомат, к счастью, работал. Баронин набрал номер и, когда ему ответил приятный женский голос, сказал:

 Передайте, пожалуйста, самому, что Василий ждет его послезавтра!

 Хорошо,  ответила девушка,  обязательно передам!

Баронин повесил трубку и на всякий случай огляделся. Ничего подозрительного, все так же шумел дождь, и ветер гнал по земле застревавшие в лужах опавшие листья. Он вышел из автомата и вздохнул полной грудью. Дождь пах осенью и грустью. Баронин улыбнулся. Все правильно, на свете нет ничего лучше дождливой погоды

Получив послание от Баронина, Красавин несказанно обрадовался. Слава Богу, объявился! О том, что его повязали, он узнал в тот же самый вечер, когда Баронина привезли в СИЗО. И огорчился до невозможности. И не только потому, что из игры выбывал сильный игрок. Ему всегда нравился Баронин, и он, зная, как могут играть его бывшие коллеги, не мог не понимать, что он обречен. Но, бежав из СИЗО, Барон и здесь умудрился совершить, казалось бы, невозможное, лишний раз доказав свои блестящие способности.

Но радовался Красавин недолго, и уже через полчаса начались огорчения. Вечная головная боль Ларса Григорий Каротин снова вышел на тропу войны! Два года зализывал он нанесенные ему раны, дожидаясь своего часа, и наконец дождался! Замахнулся он на находившееся под их крышей приватизированное пароходство, с которым было связано столько надежд. В него можно было вкладывать деньги со спокойной душой. Ведь в пароходство входили не только сухогрузы и танкеры, но и целая рыболовецкая флотилия с рыбоперерабатывающим заводом. Почему он простаивал? Да все по той же простой причине, по которой самая богатая страна в мире влачила жалкое существование! То не было топлива для выхода судов в море, то нечем было платить рабочим, то никак не могли достать какие-то таинственные запчасти для специального оборудования. Но если называть вещи своими именами, то на этом огромном хозяйстве все еще продолжал царить тот самый социалистический бардак, который и опрокинул стоявшего почти восемь десятилетий на глиняных ногах колосса. Однако крепкий и богатый хозяин мог за короткий срок превратить пароходство в настоящее Эльдорадо! Крабы, осьминоги, икра, продукты моря, лесовозы и сухогрузы Все это могло приносить огромные прибыли, обеспечивая его работникам достойную жизнь. Ведь сегодня они только то и делают, что клянчат деньги у государства. А сам Красавин, уставший от стрельбы и крови, с преогромным удовольствием занялся бы организационной стороной этого становления, благо, что деньги на это были. Ведь именно сейчас к нему посыпались, словно яблоки с облитой плодами яблони, серьезные предложения об инвестициях. И на предлагавших эти инвестиции ему можно было рассчитывать. Чего стоил только один Калюжный! И вот на тебе! Не успела девка бабой стать, как уже ее полезли насиловать! Только за просто так это не удастся даже Каротину! Это не «мохнатые сейфы» вскрывать! Конечно, Каротин рассчитал правильно. Даже при всех своих достоинствах он, Красавин, был все же не Ларс. Его поражение и даже смерть не вызовет такого острого резонанса среди воровской элиты. Да и не нужен он ей сейчас со своим пароходством, среди центровых шли другие разборки

 Что будем делать, Игорь?  наконец нарушил затянувшееся молчание Павел Загладин, один из помощников Красавина, который и принес ему печальную весть о наезде Каротина.

Красавин насмешливо взглянул на приятеля. Что делать? Да то же самое, что всегда в таких случаях! Поначалустол переговоров, если не получится, то война!

Впрочем, на переговоры можно было сразу же плюнуть. Каротин не пойдет ни на какие уступки. Это было ясно как Божий день! Не для того он на них наезжает! Но поговорить с ним в любом случае было необходимо. И Красавин набрал номер ближайшего помощника по кличке Закат, такого же отъявленного беспредельщика, как и его босс.

 Здравствуй, Юра!  приветствовал он его, услышав в трубке наглый голос.  Это Блат!

 Привет, Игорь!  спокойно отозвался Зарецкийтакой была фамилия Заката.

 Это ваши люди были сегодня в пароходстве?  сразу же взял быка за рога Красавин.

 Да,  все с тем же олимпийским спокойствием ответили ему на том конце провода.

 А вы не забыли, что это наша территория?  пока еще ровным голосом поинтересовался Красавин.

 Была, Игорек!  нагло хохотнула трубка.  Знаешь, как в детской песенке? Было вашимстало нашим!

Красавин поморщился. Закат явно нарывался на грубость.

 Послушай, Юра,  ничем не выдавая своего негодования, вкрадчиво сказал Красавин,  а ты не очень много на себя берешь? Как бы не подавиться куском-то!

 Ничего,  продолжал издеваться Закат,  не подавимся! Вы-то не давитесь! И потом, Игорь,  уже без насмешки проговорил он,  одним вам такого пирога слишком много!

 Но почему не пришли поговорить?  продолжал настаивать Красавин.

 Ты же знаешь, Игорь,  уже совсем миролюбиво пропела трубка,  командую парадом не я! А поговорить, конечно, можно и, я считаю, даже нужно

 Как насчет завтра?

 В пять вечера у Старой дачи!  после небольшой паузы ответил Зарецкий и сообщил условия встречи.  Годится?

 Хорошо!

Красавин положил трубку и вздохнул. Потом взглянул на внимательно смотревшего на него Загладина:

 Стрелка завтра в пять у Старой дачи По три машины с каждой стороны. Не больше десяти человек

Тот только хмыкнул в ответ. Местечко было выбрано как на заказ! Кругом лес и тишина! Там хорошо убивать без свидетелей, а не разговоры говорить!

Красавин покачал головой и протянул руку к телефону.

Хмыкай не хмыкай, а к завтрашнему дню готовиться было надо. Ему повезло, Клест оказался на месте. Выслушав «папу», он выразил справедливое возмущение по поводу беспредельщика и обещал в назначенный срок подтянуть к Старой даче свои силы.

 Пожалели суку!  выразил он в конце беседы ту же самую мысль, которая не так давно посетила и самого Красавина.  Тогда бы его надо шлепнуть! Ничего, Игорек, не переживай! Ни хера он не получит!

Назад Дальше