Он вошел и остановился у порога. У окна, спиной к нему, стоял человек, одетый в хорошо скроенный и пошитый серый костюм. Заметив в отражении стекла вошедшего человека, он обернулся. Перед Борисом Львовичем стоял мужчина преклонного возраста, его седые и редкие волосы были зачесаны назад.
Мне доложили, что у вас ко мне какое-то дело? Я полковник Шенгард. Я слушаю вас.
Один человек, который называет себяПион, просил передать вам большой привет.
Лицо полковника было каменным, по нему трудно было угадать, какую реакцию вызвало у него это сообщение.
Что он еще просил передать?
Он просил передать, что выйти с вами на связь не может. У него нет батарей питания к рации.
Полковник подошел к нему и внимательно посмотрел в глаза.
Выеврей? спросил он его. Только не врите, я и без вашего ответа вижу, что вы еврей.
Сердце Эстеркина замерло, а затем забилось с невероятной частотой. У него перехватило дыхание, словно он пробежал без остановки десять километров.
Ваше воинское звание?
Майор интендантской службы, еле выдавил он из себя.
При каких обстоятельствах вы оказались на территории, занятой войсками вермахта?
Борис Львович, коротко рассказал ему: как и при каких обстоятельствах оказался в плену. При этом он не забыл сообщить полковнику, что его жена была репрессирована, как дочь врага народа. Полковник выслушал его и, когда он замолчал, нажал на кнопку. В дверь вошел капитан и остановился у порога.
Отведите и накормите его, отдал он распоряжение и снова повернулся к окну. И еще, капитан, сводите его в душ. От него воняет, как от скотины.
***
Тарасова вели под конвоем к знакомому дому. Отчаяние, охватившее его с момента выкрика фамилии, сковало волю, и сейчас он двигался машинально, упершись взглядом в спину шагающего перед ним конвоира.
«Как доказать этому старшему лейтенанту, что я не предатель? вертелось у него в голове. Товарищ Сталин четко сказал, что не все солдаты, оказавшиеся в окружении, предатели, дезертиры и трусы. Я же сам все это читал ему вслух. Почему же он не хочет разобраться со мной по справедливости. А может, ему проще признать меня предателем, чем писать всевозможные запросы о моем прохождении службы? Ведь так просто: нет человеканет проблем, или как гласит пословица: лес рубятщепки летят».
Он не заметил, как они подошли к дому. Конвоир открыл дверь и втолкнул Александра в комнату. Он не сразу заметил второго офицера, который сидел на стуле в дальнем конце этой полутемной комнаты.
Что, сука, так и будешь молчать? сходу произнес старший лейтенант, загасив папиросу о чайное блюдце. Может, все же расскажешь, как тебя завербовали гитлеровцы, или хочешь умереть «в несознанке» с именем Сталина на губах?
Александр перевел взгляд со старшего лейтенанта на офицера, и вдруг его сердце сначала екнуло, а затем громко и часто застучало. В углу за небольшим столиком сидел майор НКВД Виноградов Зиновий Павлович, которому он тогда, перед войной, рассказывал о закладке мины под мост, соединяющий два берега Казанки.
Товарищ майор! Зиновий Павлович! Вы меня помните? Моя фамилия Тарасов! Это я вам рассказывал о диверсантах, которые хотели взорвать мост!
Виноградов оторвался от бумаг и с интересом посмотрел на Александра. Он встал из-за стола и подошел к нему, чтобы убедиться, что перед ним стоит тот самый человек, который помог ему тогда в Казани.
Александр! Тарасов! Это ты?
Да, это я, товарищ майор! произнес он со слезами радости.
Виноградов сначала протянул ему руку, а затем обнял его.
Я рад видеть тебя, Тарасов, произнес он. Не стой, Александр, давай присаживайся.
Геннадий Алексеевич, обратился он к старшему лейтенанту, я хорошо знаю этого человека. Он здорово помог нам в Казани, поэтому я могу поручиться за него.
Старший лейтенант, удивленный этой необычной встречей, сидел, молча, наблюдая за ними. Похоже, он был совсем не рад тому, что буквально минуту назад произошло в этой небольшой комнате. Он откашлялся и, посмотрев на Виноградова, тихо произнес:
Тебе повезло, Тарасов, ты уже был внесен мною в расстрельные списки. Ну что? Живи, Тарасов, и всегда помни этот деньты второй раз родился сегодня.
Он громко крикнул и в комнату вошел конвоир.
Отведи Тарасова к лейтенанту Ковтуну. Пусть он накормит и оденет сержанта. Давай воюй, сержант. Скажи спасибо товарищу майору.
Александр хотел поблагодарить майора Виноградова, но ничего сказать не смог, так как спазм сжал его горло. Он крепко пожал ему руку и вышел из дома. Конвоир отвел его в небольшой дом, где размещалось хозяйство лейтенанта Ковтуна. Тот, молча, посмотрел на Тарасова и завел его в соседнюю комнату. Порывшись в куче одежды, сваленной под столом, он достал оттуда гимнастерку, ремень и пилотку.
Вот, можешь примерить, произнес он. Извини, сапог, к сожалению, нет. Возьми ботинки и обмотки.
Он нагнулся и вытащил из-под стола немецкий автомат и положил его на стол.
Вот возьми, ничего другого больше нет. Приходилось пользоваться?
Получив в ответ кивок головы, он положил перед ним подсумок с тремя магазинами к автомату.
Спасибо, товарищ лейтенант, поблагодарил Александр.
Ковтун открыл амбарную книгу и записал его данные.
Вот здесь распишись. Война войной, а учет учетом. Прощай, Тарасов.
Александр вышел из дома и остановился на крыльце, еще не совсем осознавая то, что произошло с ним буквально полчаса назад. Радость, желание жить распирали его изнутри, и ему вдруг почему-то захотелось закричать. Он посмотрел по сторонам и, заметив красноармейцев, которые с интересом смотрели на его счастливое лицо, направился в сторону штаба батальона.
***
Проценко лопатой утрамбовал землю и, достав из кармана папиросу, присел и закурил. Ночью он вынес труп убитого им Лабутина и, выкопав неглубокую яму, скинул тело туда. Он, конечно, понимал, что сильно рискует, но другого выхода у него на данный момент не было. После того, как он уволился со станции Юдино и устроился на пороховой завод, он сменил уже несколько квартир, однако все они его почему-то не устраивали. В одном из домов не было запасного выхода, в другом доме была слишком любопытной хозяйка, которая следила за ним. Дом, в котором проживал Павел Лабутин, был идеальном местом, откуда, помимо железной дороги, хорошо был виден и пороховой завод. Закончив курить, он направился к дому. Прежде чем войти в него, он наполнил ведро водой на колонке и занес его в дом. Сначала он тщательно замыл кровавое пятно, которое, словно инородное тело, красовалось посреди комнаты. Он соскоблил кровь, а затем тщательно замыл это место. Выпрямившись, он внимательно посмотрел туда, где ранее было пятно. Убедившись, что все чисто, стал наводить порядок в доме. Заметив в одной из комнат металлическое кольцо, прибитое к полу гвоздем, он взял в руки «фомку» и легко удалил этот гвоздь. Нагнувшись, он потянул на себя кольцо. Крышка люка оказалась довольно тяжелой и не сразу поддалась его усилиям. Из открытого люка пахнуло затхлостью и сыростью. Ему стало интересно, что там, и он направился в прихожую, где на крюке висела керосиновая лампа. Однако лампа оказалась пустой. Громко выругавшись, Иван вернулся на кухню и стал рыться в ящиках стола. В одном из них он наткнулся на огарок стеариновой свечи, зажег его и вернулся в комнату. Постояв около лаза, он встал на колени и опустил руку со свечой в люк, где увидел деревянную лестницу. Он осторожно ступил на первую ступеньку, но та мгновенно подломилась под ним, и он едва не полетел в темноту. Он громко выругался и, поднявшись с пола, снова направился в прихожую. Веревку он обнаружил за входной дверью. Завязав ее у себя на поясе, он второй конец привязал к ножке кровати и стал осторожно спускаться вниз. Несколько последующих ступенек лестницы также не выдержали его веса и подломились. Проценко, чуть не сломав себе шею, наконец, достиг дна этого колодца. Пошарив рукой в кармане, он нащупал коробок спичек и огарок свечи. Иван зажег свечу и осмотрелся по сторонам. Он стоял в небольшом помещении, из которого вел узкий ход, где с трудом могли бы разойтись два человека. Лаз был старым, стены его были выложены красным каленым кирпичом. Проценко отвязал веревку и, вытянув руку со свечой вперед, направился вдоль стены. Пройдя метров сорок, а может, чуть меньше, он свернул налево. Он попытался определить длину этого хода, но у него не получилось. Тоннель уходил куда-то дальше и терялся в темноте. Иван развернулся и направился в обратную сторону. Дойдя до колодца, он стал выбираться наверх. Оказавшись в комнате, он закрыл за собой люк и, чтобы кольцо в полу не привлекало внимание, накрыл его половиком.
«По всей вероятности, этот подземный ход в свое время прорыли монахи, решил он. Ведь здесь до революции был монастырь. Не исключено, что этот ход соединял между собой храмы и строения монастыря. Завтра нужно будет все тщательно проверить».
Посмотрев на часы, что висели на стене, Проценко стал собираться на работу. Завернув в бумагу кусок хлеба и несколько тонких ломтиков сала, он закрыл за собой дверь дома и направился на завод. Во время обеденного перерыва Иван попытался зайти в соседний корпус, который назывался среди рабочих «сушильным», но у него ничего не получилось. Охранник, стоявший у дверей корпуса, потребовал специальный пропуск.
Слушай, друг, мне всего на одну минутку. Там у меня работает мой приятель, вот я и хотел с ним переговорить насчет завтрашней рыбалки.
Ты что, русского языка не понимаешь? Я же сказал, без пропуска не пропущу.
Иван не стал спорить и, развернувшись, направился в свой корпус.
«Вот, сволочь, подумал он об охраннике, слушать даже не стал. Пропуск, пропуск».
Неожиданно его внимание привлек небольшой маневровый поезд, который, дав длинный гудок, остановился около ворот корпуса. Минут через пять они открылись, и началась погрузка в железнодорожные вагоны. Судя по размерам ящиков, это были заряды к реактивным установкам. В голове Проценко мгновенно созрел план диверсии.
***
То ли в этот момент в армии не хватало офицеров, то ли по каким-то другим соображениям, но Тарасова назначили заместителем командира маршевой роты. Александр провел строевые занятия с бойцами подразделения и сейчас, сидя за столом, сколоченным из снарядных ящиков, наблюдал за красноармейцами, которые чистили оружие. Он знал от командира роты, что их подразделение должно отправиться на фронт через три дня. Бросив на землю цигарку, Александр раздавил ее каблуком армейского ботинка. Встав с пенька, он направился к землянке.
Тарасов! Где ты мотаешься? строго спросил его командир роты. Беги скорее к комбату, там тебя ждет какой-то майор из НКВД.
Что за майор, товарищ старший лейтенант?
Я откуда знаю. Мне приказали найти тебя, вот я и нашел.
Александр увидел комбата и рядом с ним офицера. Этим офицером был майор госбезопасности Виноградов.
Ну, наконец-то тебя разыскали, произнес он, протягивая Александру свою крепкую руку. Вот зашел к тебе, хотел пообщаться, перед тем как уеду. Меня отзывают с фронта и направляют обратно в Казань. Напомни мне твой домашний адрес, я обязательно зайду к твоей жене, передам от тебя весточку.
Александр расстегнул пуговицу и достал из кармана гимнастерки несколько писем.
Зиновий Павлович, если вам не трудно, передайте их моей жене. В них все написано, как я воевал, как и что думал о них. И еще передайте на словах, что я очень их люблю.
Виноградов улыбнулся, взял письма и сунул их в полевую сумку. Он достал папиросы и протянул Тарасову. Александр взял одну и закурил.
Тарасов! Скажи-ка мне, ты хорошо помнишь тех людей, которые пытались заминировать мост через Казанку? Тогда нам не удалось вскрыть всю эту шпионскую сеть. Один диверсант застрелился при задержании, другой отравился. Сейчас у нас в городе действует хорошо отлаженная сеть немецких диверсантов и шпионов. Они снова пытались взорвать пороховой завод, но у них не получилось. Вот меня и решили вернуть в Казань, чтобы я продолжил там работать по разоблачению этой группы. Я обратился в наркомат внутренних дел с рапортом и попросил их откомандировать тебя вместе со мной, но ответа на рапорт пока не получил. Сейчас ты остался единственным человеком, кто видел одного из диверсантов в лицо и мог бы оказать нам большую услугу в розыске и идентификации его личности.
Тарасов невольно улыбнулся. Он хорошо понимал сказанное и, наверное, как никогда, ему захотелось помочь этому человеку разоблачить врагов. Он также понимал, что решение по его командировке в Казань практически не зависит от желания этого человека.
Товарищ майор, что вы хотите от меня услышать? Вы и так все сами хорошо понимаете. Идет война, на которой убивают, и никто из нас не знает, где и когда умрет. Конечно, я бы сейчас все отдал, чтобы поехать с вами в Казань и хоть одним глазком посмотреть на жену и детей. Через дватри дня наша маршевая рота окажется на передовой, и я отлично понимаю, что могу не дождаться этого вызова. Зиновий Павлович, могу сказать лишь одно: если вам удастся отозвать меня в Казань, я все сделаю, чтобы разыскать этого человека. Кстати, товарищ майор, я тут докладывал майору, который допрашивал меня, что вместе со мной вышла еще одна группа во главе с капитаном НКВД. Этонемецкие диверсанты. Думаю, что наша группа вышла к нашим войскам только благодаря этому капитану. Мы тогда очень удачно перешли линию фронта, видимо, немцы специально сделали коридор. Я об этом говорил сотруднику НКВД, но он меня не стал слушать.
Хорошо, Тарасов. Давай прощаться. Береги себя, под пули особо не лезь. Запомни, я постараюсь убедить руководство наркомата в необходимости твоей командировки. А в отношении капитана и его группы, большое спасибо.
Виноградов крепко пожал руку Александру и в сопровождении комбата направился к ожидавшей его автомашине. Проводив их взглядом, Тарасов пошел к своей землянке. Оставшись один, он лег на самодельный топчан и закрыл глаза. Он мгновенно представил, как тихонько войдет в квартиру и остановится на пороге, как бросится к нему со слезами на глазах жена, и как обхватят его ноги дети. Он сядет за стол и начнет вытаскивать из вещевого мешка банки с тушенкой, хлеб, фляжку с водкой, а детям даст каждому по кусочку сахара. Как наполнится их квартира радостным детским смехом.
Тарасов! Ты что, спишь? услышал он сквозь дремоту голос одного из взводных. Тебя командир роты зовет к себе. Давай, вставай и беги бегом. Начальство не любит долго ждать.
Тарасов вскочил с топчана и, закинув за плечо автомат, выскочил из землянки. Ротного он встретил около походной кухни. Он сидел на пне и ел из котелка кашу. Заметив спешившего Александра, он махнул ему рукой, а тот, подбежав к ротному, вскинул руку и хотел доложить о своем прибытии, но ротный указал ему на пенек.
Садись, Тарасов! Полчаса назад получил приказ из батальона. Мне приказано откомандировать тебя в распоряжение командира батальона.
Извините меня, товарищ старший лейтенант. Может, вы мне поясните, с чем это связано?
Не знаю, Тарасов, не знаю. Мне позвонил майор Гупало и приказал откомандировать тебя в его распоряжение. Вот прибудешь в батальон, там и узнаешь.
Товарищ старший лейтенант, это не тот Гупало Михаил Семенович, что ранее был полковником?
Ты угадал, тот самый. Его разжаловали до майора и назначили командовать нашим батальоном. А ты его, откуда знаешь? Земляк?
Да было дело, вот и познакомились, уклончиво ответил Александр. Когда можно отбыть?
Собирай вещи и можешь двигаться хоть сейчас. Штаб батальона находится в Сосновке. До нее семь километров. Через полчаса от нас пойдет туда машина. Можешь воспользоваться ею.
Спасибо, товарищ старший лейтенант. Разрешите идти?
Он махнул рукой и продолжил доедать кашу.
***
Эстеркин бежал по просеке, то и дело, спотыкаясь о торчавшие из земли корневища деревьев. Борис Львович понимал, что не сможет добежать до финиша, однако страх наказания гнал его вперед. Рядом с ним бежал еще один мужчина, лет пятидесяти, который то и дело спотыкался и падал на землю. Пот заливал глаза Эстеркину, и поэтому он довольно плохо различал выставленные кем-то из инструкторов ориентиры. Заметив торчавший из земли красный флажок, он хотел свернуть налево, но грозный окрик инструктора, который ехал вслед за ними на велосипеде, заставил его продолжить бег.
«Вот, сука немецкая, с негодованием подумал он о немце. Сам едет на велосипеде, а мы здесь беги, пока не протянешь ноги. Можно подумать, что я попал не в разведшколу, а в спортивную школу, и здесь из меня хотят сделать какого-то чемпиона».
Неожиданно его правая нога зацепилась за корневище, и он со всего размаха упал на землю. Борис хотел вскочить на ноги, но в какой-то момент понял, что не может этого сделать. Силы покинули его, и он, несмотря на грозные крики инструктора, продолжал лежать на сырой и холодной земле.