Часовой вскочил на ноги, опрокинув плетеное кресло, в котором сидел. Изображая по меньшей мере шесть из Семи Повадок Пьяницы, я качнулся к нему и нечленораздельно спросил, где ванная. Он не вполне разобрал мои слова и наклонился поближе. Вот тут-то я ударил его по горлу ребром левой ладони. Не настолько сильно, чтобы травмировать, но достаточно ощутимо, чтобы он задохнулся и схватился руками за шею, потеряв при этом возможностьчего я, собственно, и добивалсяпозвать на помощь. В этот момент я долбанул его за левым ухом бутылкой, обернутой в полотенце. и затащил бесчувственное тело в комнату.
Быстро исследовав верхний этаж, я обнаружил пустую гостевую комнату, что дало мне возможность оглядеть из окна задний двор. Я увидел подобие японского садагравий, несколько камней причудливой формы, карликовые деревья, высокую стену, отделявшую двор от переулка, и с полдюжины военных, прячущихся в тени.
Задний двор был не более гостеприимен, чем парадный вход, но там по крайней мере было темнее, и я все еще рассчитывал на удачу мистера Пиня. Я снял с кровати покрывало, привязал его к ножке кровати и начал спускаться из окна.
Пожалуй, даже феноменально хороший джосс не способен отвлечь часовых настолько, чтобы они не увидели крупного мужчину в вечернем костюме, спускающегося из окна на покрывале, сжимая в руке наволочку, полную серебра. Конечно, в более изысканной прозе благородные бандиты вроде Раффлса способны с завидной регулярностью избегать последствий столь неосторожного поведения. В моем же случае все обстояло иначе: не успел я коснуться ногами земли, как раздался первый крик, и мне пришлось делать ноги.
Меня поджидали трое часовых. Я обнаружил, что амулет мистер Пиня еще не потерял своей силы, поскольку один из них споткнулся о декоративный камень японского сада и упал лицом в гравий. Второй загородил мне дорогу и принял какую-то замысловатую позицию классического восточного единоборствак несчастью для него, ибо я в тот момент не намеревался заниматься классическим восточным единоборством. Пробегая мимо него, я раскрутил тяжелую наволочку и заехал ему по голове. Он упал, а я, получив импульс от толчка, побежал дальше, не замедляя шага.
Третий часовой был офицером, молодым парнем в форме на три размера больше, чем требовалось. Он правильно сообразил, что у него нет времени вытащить шпагу, поэтому он просто отскочил к стене с протянутыми руками, намереваясь повиснуть на мне, пока не подбежит подкрепление. Я прыгнул на него, последовательно вонзая носок правой ноги ему в пах, носок левой ногив солнечное сплетение, правую пяткув ключицу, левый носокв переносицу и, наконец, правую пяткув темя, откуда перемахнул на вершину стены, пока моя импровизированная лестница беззвучно оседала позади.
Оказавшись в переулке за стеной, я почувствовал себя относительно свободным. Избегая полицейских, которые разъезжали взад и вперед по улицам на своих автомобилях и мотоциклах, я зигзагами добрался до железнодорожных пакгаузов, куда наведывался утром, и устремился прямо к домику инженера. Я бросил все мои пожитки в отеле «Байерн» и ничуть не сожалел о них, что, однако, не распространялось на багаж. Я всегда питал слабость к телячьей коже ручной выделки.
Как видите, я все продумал заранее. Пакгауз был закрыт из-за стачки, железные дороги патрулировались, и если бы я остался дожидаться первого утреннего пассажирского поезда, японцы быстро перекрыли бы станцию. Вместо этого я наведался на железную дорогу утром и нанял специалиста, который должен был развести пары и по первому требованию вывезти меня из Японской Концессии. Я также приплатил инженеру за то, чтобы тот захватил с собой комплект рабочей одеждыв случае если поезд будет остановлен, мне надлежало выглядеть как помощнику машиниста.
Однако когда я прибыл, то обнаружил, что домик инженера пуст, все локомотивы абсолютно безжизненны и испускают лишь слабый душок машинного масла и угля. Заметив на задворках тусклый свет, я кинулся туда, позвякивая наволочкой. Там, под фонарем, на раскладушке лежал мой инженер.
Что происходит? спросил я. Где мой поезд?
Инженер медленно пробудился, приподнялся на локте и почесал голову.
О, мистер Йин, сказал он. Я вам отказываю.
Как насчет поезда?
Он покачал головой:
Отменены. Все поезда отменены.
Святые небеса, почему?
Мы на стачкевсе железнодорожные рабочие. Мы протестуем против расправы генерала By с бастующими железнодорожниками на тамошней линии. Эй! воскликнул он, обеспокоившись внезапной переменой в моей наружности. Я тут ни при чем! Это не моя идея!
Деньги! сказал я, раскрывая наволочку и вынимая пригоршню серебра. Могу дать еще денег.
Инженер беспомощно посмотрел на мою ладонь.
Простите, мистер Йин. Рад бы услужить. Но я не могу сам управлять дорогойнам нужны стрелочники, диспетчеры и тому подобное, а они все бастуют. В самом деле, я пришел сюда только затем, чтобы вернуть вам деньги.
Боюсь, я на короткое время потерял самообладание. Я закружился, топая ногами и проклиная генерала By, железнодорожников, Кобаяси, Хан Шана, Ямаш'ту и, наконец, мистера Пиня, чей амулет в итоге меня погубилхотя, по некотором размышлении, я припомнил его предупреждении о «вселенском плохом джоссе», относительно которого амулет бессилен. Совершенно очевидно, что железнодорожная стачка стояла на одной доске с землетрясениями, наводнениями и военными действиями.
Что ж, сказал я, немного успокаиваясь. Вы хотя бы принесли мне одежду?
Простите, нет, заморгал он. Мы же никуда не собирались ехать, так я и не принес.
В таком случае мы поменяемся одеждой.
Вы уверены? На вас ведь очень хорошая одежда.
Я вновь показал ему пригоршню серебра.
Спецовка инженера была немного узка в груди, а штанины и рукава были коротковаты, но в ней мне было гораздо легче раствориться среди населения Циньдао, нежели в вечернем костюме. Выскользнув за ворота пакгауза, я осознал, что оказался в городе, где никого не знаю, откуда практически нет выхода и где могущественные враги, несомненно, охотятся за моей головой.
Что ж, не впервой. Первым делом я направился на самое старое кладбище, какое смог отыскать.
Кажется, я уже упоминал о том, что в свое время состоял в учениках у одного шарлатана, мистера Пиао, члена секты Скитальцев. В военное время Скитальцы нанимаются в качестве шпионов и ассасинов, а в мирное ведут жизнь странствующих фокусников, предсказателей и бродячих актеров. В роли последнего я и испробовал себя в пятнадцать лет, сбежав из-под тиранической власти шанхайской Золотой Национальной Оперной Компании.
Вершиной достижений мистера Пиао была попытка убедить Юан Ши-каядовольно беспринципного имперского генерала, который предал республиканское движение вдовствующей императрице, за что подвергся ссылке, в том, что его политическое поражение было результатом проклятия его собственной матери, к которой тот относился без должного сиао. Одним из элементов шарады, задуманной мистером Пиао, было появление самой матери Юана. Осуществление этого замысла было возложено на менямне надлежало проникнуть в штаб генерала Юана и эффектно появиться там в облике женщины, задрапированной в белый саван, завывая проклятия и упреки в адрес непочтительного Юана.
Мистера Пиао подвел один из его прибороврод магического фонаря, сконструированный для проекции призрачных изображений на стену дома генерала Юана. Прибор вышел из строя в самый драматический момент, испортив гениальный замысел. Это было последним деянием мистера Пиао, которого тут же вывели во двор и расстреляли; я же оказался в бегах, в незнакомом городе, более того, в костюме женщины-призракасмею вас уверить, что подобное одеяние не делает мужчину незаметным.
К счастью, я догадался податься на кладбище. Люди всегда готовы увидеть привидение на могильном холмике и по этой самой причине не часто туда наведываются; а когда наведываются, имеют обыкновение оставлять у могилы съестные припасы, которые оказываются очень кстати прячущимся там призракам. Единственным недостатком жизни на кладбище является то, что там слишком много элементов иньэто все мертвецы, знаете ли, и если хотите поддержать себя в активном состоянии, следует придерживаться диеты, богатой элементами ян.
Итак, со станции я поспешил на кладбище, заприметил там старую маньчжурскую гробницу, которая, судя по надписям, стояла невостребованной по меньшей мере двумя поколениями, и взломал ее. Первоначальные обитатели, похоже, вернулись в гробницы предков в Маньчжурии, и сооружение было пусто. После восхода солнца я припрятал свой выигрыш, за исключением нескольких серебряных монет, и отправился купить какую-нибудь менее заметную рабочую одежду.
Вернувшись, я снял амулет с шеи и стал рассматривать его. Читать старомодные иероглифы было трудновато, но в конце концов я разобрал слова «Девять Золотых Отверстий Благородного Сердца». Сердце мудрого человека, утверждала надпись, имеет девять отверстий, тогда как у остальных из нас их меньше, но какое отношение это имело к Золотым Мечам, я затруднялся сказать.
Держа амулет перед собой, я сосредоточился на нем, произнося надпись по-кантонски, затем на пекинском диалекте и вдругсовершенно неожиданноя очутился совсем в другом месте.
Хан Шан описывал это место как «фонтан», но скорее это было похоже на небольшое озерцо, холодный глубокий водоем из тех, что обычно подпитываются естественными ключами, окруженный степными травами и плакучими ивами. Само озеро располагалось в небольшой долине, окруженной со всех сторон горами со снежными шапками вершин. Надо мной раскинулось голубое небо, и единственным доносившимся до меня звуком был шепот ветра, играющего в ивах. Это было местечко, куда парень захочет привести девушку, прихватив бутылочку вина и переносной граммофон, но, к сожалению, у меня не было ни того, ни другого, ни третьего, поэтому я принялся ходить вокруг озера, тщетно пытаясь отыскать признаки мечей. Я вглядывался в подернутую рябью воду, кристально чистую и глубокую, в надежде увидеть нечто стоящее, и в конце концов действительно разглядел слабый золотой проблеск в глубине.
Я разделся и нырнул. Ощущение было странноватоея испытал шок от холода, но не почувствовал влаги или давления воды, при этом я без усилий погружался прямиком на дно. Я попытался выпустить пузырьки воздуха изо рта, но они не появились. После нескольких осторожных попыток я обнаружил, что не было нужды задерживать дыхание, поскольку я мог свободно дышать водой или что бы там ни было вместо воды.
Достигнув дна фонтана, я увидел два меча, лежавших на столе, грубо высеченном из скалистой породы. Мечи были сделаны из безупречно отполированного золота. Меня удивило, что лезвия были исполнены в различных стиляхКан Чиань представлял собой мощный широкий меч того типа, что называется «дау», с тяжелым, односторонне заточенным лезвием. Мо Йе относился к более легкому типу, называемому «женским мечом», с узким обоюдоострым и заостренным лезвием. Разумеется, этот женский меч и был женщиной, во всяком случае, если вы верите в историю о том, как были выкованы эти мечи.
Пользы от этих мечей мне в данный момент не было, да и носить их при себе было противозаконно, поэтому я просто вежливо поклонился им и выпрыгнул на поверхность, что у меня получилось безо всяких усилий. Из фонтана я вышел совершенно сухим и с единственным желаниемиметь патент на тот сорт воды, в которой я только что побывал: я испытал освежающее воздействие и радость купания безо всяких сопутствующих этому удовольствию опасностей или неудобств.
Одевшись, я вновь произнес слова «Девять Золотых Отверстий Благородного Сердца» и очутился в той же маньчжурской гробнице. В ней я провел три последующих дня, за время которых оброс густой бородой, способствовавшей моей маскировке: быстрый рост бородыкак мне представляется, единственное преимущество моей волосатости. И вот когда однажды утром я выбрался из своего убежища, чтобы раздобыть лапши на завтрак, я вдруг увидел частицу своего прошлого, идущую по улице, и понял, что амулет мистера Пиня все еще покровительствует мне.
Ю-лан! окликнул я. Она повернулась, и челюсть у нее отвисла.
Ву-к'унь!
Мы обнялись, и я сполна насладился этим актом. Много лет назад, когда мы оба страдали под игом шанхайской Золотой Национальной Оперной Компании, Ю-лан была еще совсем подростком, а я уже тогда был очарован ею, но теперь, когда она достигла поры зрелости, меня просто ошеломили ее широко расставленные карие глаза, блестящие черные волосы, безупречное телосложение и коралловые губыза те годы, что мы не виделись, она превратилась в алмаз чистой воды.
Поразительно! сказала Ю-лан. Что ты делаешь в Циньдао?
Прячусь от японцев, признался я.
Довольно странное место для такого занятия, сказала она. Впрочем, я могла бы догадаться. Ты ведь не слишком изменился за последние несколько лет, не так ли?
В то время как ты стала намного красивее, сказал я. Ты все еще работаешь в Золотой Национальной?
О нет, что ты, сказала она. После того как ты избил всех учителей и сбежал, дела в компании пошли из рук вон плохо. Директор Вань умер, и новым директором стал мистер Сю
Этот идиот! воскликнул я. Как я рад, что тогда набил его стеганое одеяло бенгальским огнями и поджег ночью!
Так это ты сделал! радостно засмеялась она. Ты тогда так злился, когда тебя наказали.
У них никогда не было ни малейших доказательств, сказал я, но они все равно спустили с меня шкуру. Я тебя спрашиваю, разве это справедливо?
Послушай, сказала Ю-лан, ну а кто же, кроме тебя, мог такое сотворить?
Я был вынужден признать справедливость этого замечания.
Насколько я знаю Сю, сказал я, он должен был пропить весь доход в первый же год.
Он так и сделал. А затем предложил продать нас, учеников, Великолепной Оперной Компании в Нинь-по, чтобы покрыть убытки
Надеюсь, вы ему всыпали по первое число, прорычал я.
До кулаков дело не дошло, сказала Ю-лан. Мы просто напоили его и сбежали глубокой ночью.
Ага, сказал я удовлетворенно, последовали моему примеру, да?
За вычетом пробитых голов и сломанных ребер.
Кажется, в ходе моих предыдущих рассуждений по поводу сыновней почтительности я уже ссылался на тот факт, что, когда мои родители решили эмигрировать в край Золотых Гор, как у нас называли Сан-Франциско, они на основании малоубедительных доводовбесконечных жалоб предубежденных против меня соседей, включая злобных местных торговцев, решили, что их старший сын будет слишком большой помехой в предстоящем путешествии, и в соответствии с этим продали меня в возрасте восьми лет шанхайской Золотой Национальной Оперной Компании, подписав контракт на десять лет обучения, мало чем отличавшегося от рабства. И вот, пока мои родителии, должен добавить, три моих младших братцапроцветали в Земле Равных Возможностей в качестве ценных и старательных работников пищевой индустрии, меня лупила, морила голодом и пытала банда профессиональных садистов под руководством вышеозначенного Сю. Предполагалось, что мой дедушка по материнской линиину, помните, маньяк-убийцабудет время от времени наведываться и проверять, как продвигается мое обучение, но к пятнадцати годам я видел его только дважды, причем каждый раз ему приходилось спешно сматываться, поскольку он постоянно находился в розыске. Единственное, о чем я сожалел, когда сбежал, так это о том, что не уговорил Ю-лан бежать вместе со мной, ну и еще, может быть, об упущенной возможности дать учителю Яню второго или третьего пинка под зад. Все это вместе можно назвать развивающим опытом.
Во всяком случае, это явно послужило развитию во мне сыновней почтительности.
Ну а чем ты сейчас занимаешься? спросил я.
Она просияла.
Я работаю на Плавучую Оперную Компанию Желтой Реки, сказала она, под руководством мастера Чияня и его сына тов то есть молодого мастера Чияня.
Это очень приятные люди, сказала она, а молодой мастер учился в университете и был полон новых идей. Например, он придумал упаковать театр и переезжать с ним с места на место по реке на баржеидеальная ситуация в период гражданских беспорядков, когда возможность быстро ускользнуть из города представляется весьма желательной. Готовясь к представлению, они либо арендовали театр, либо просто возводили декорации на барже и играли у причала.
А ты, как видно, снова попал в беду, сказала она. За что тебя преследуют японцы?