У себя в комнате она сгребла с прикроватного столика таблетки и уложила себя в кровать. Как чудесно вытянуть ноги закрыть глаза Она вздохнула, расслабляя мышцы. Пусть Милли делает что хочетобжирается конфетами до умопомрачения или разжигает костер на кухонном полу, все равно. Делоре хочет побыть в одиночестве. Одна Подняв руку к лицу, она втянула в рот край рукава. Одна Веки были тяжелыми, как из свинца.
Стиснув блистер в кулаке, Делоре услышала хруст пластика. Она принялась разрывать ячейки, извлекая таблетки одну за другой. Проглотила их, не запивая. Вероятно, последняя таблетка оказалась эффективной, и вскоре злобное нечто, беснующееся внутри, угомонилось. Иногда Делоре все же ощущала слабые движения боли, но они были ничтожно слабы по сравнению с прежними яростными ударами.
Она достала еще одну упаковку обезболивающего, заныканную под матрас, и принялась складывать башенку из таблеток. Свет в комнате не горел, и отсутствие зрения Делоре компенсировала чувствительностью пальцев. Кругляшки таблеток Гладкие сверху, слегка шероховатые сбоку, каждую пересекает ложбинка Дыхание Делоре выровнялось, углубилось.
В этой комнате нет ранящих слов Вириты. Делоре не пустила их в дом, оставив в машине на заднем сиденье. Утром надо будет выбросить их совсем. Башенка упала Делоре приподняла свитер и дотронулась до кожи на животе. Кожа прохладная и влажная. Вот Делоре, настоящая, живаяна данный момент. Пока еще в своей спальне, пока еще с ней не произошло ничего плохого (хуже), так почему бы не порадоваться этому? Больэто хорошо, даже очень. Боль заставляет надеяться на лучшее. Когда боль ослабевает, это почти счастье. Если она усилится, то покинет пределы восприятия и для Делоре все равно что прекратится совсем. Ну или наконец-то прикончит ее. Какой бред мысли путаются
Как быстро бежит время вот ей уже без часу тридцать. Какое смешное совпадение Делоре умудрилась родиться в ту же ночь того же месяца (двадцать шестое на двадцать седьмое октября), когда Карнелиуш Нилус истребил всю свою семью. Из больницы ее принесли в этот дом, выстроенный там, где прежде стоял дом Нилуса.
Она слышит шаги, из комнаты в комнату; кто-то стучит подошвами. Милли в носках, к тому же ее шаги не могут быть таким тяжелыми, ведь она ребенок, а это взрослый человек
Все это очень любопытно. И Нилус до сих пор здесь. Он не нарушает ее одиночества оно так приятно и бесчувственно. Одиночество следует воспринимать не как отсутствие кого-то, а как чье-то присутствие. Оно с ней всю жизнь и останется рядом до самой ее смерти. Так зачем предавать его ради того, кто обманет своей фальшивой добротой, чтобы позже с искренним безразличием исчезнуть?
Ей не следовало впускать Ноэла в ее жизнь. Он сделал ей хорошо, а потом еще хуже, чем было до него. Впрочем, после него она стала умнее. Никто и никогда больше не разочарует еепотому что она никому не верит.
По правде, я рада, что избавилась от него, Нил, призналась Делоре. Ее шелестящий голос напоминал шорох сминаемой бумаги. Он частенько доводил меня до белого каления. Да я была бы рада, если бы он бросал свои носки и рубашки или еще что-нибудь в таком роде! Но нетон был всегда аккуратным, очень правильным. Я постоянно ощущала его смутное неодобрение, ведь, как бы я ни старалась, я всегда была хуже его. Он не мог простить меня за это. Перфекционисты ужасны
Нилус слушал ее со спокойным сочувствием.
Да, я действительно счастлива, что его нет и больше никогда не будет со мной. Уверена, ты ощущал то же, избавившись от своей семьи. Ты поступил правильно. Они этого заслужили. А у меня еще остается дочь
Шаги по дому. Все отчетливее Женский голос. Детский плач.
Она вредная девчонка. Между намимной и Ноэлом, она всегда выбирала Ноэла. Отказывалась меня слушаться Это странно, знаешь: она вроде меня и любит, я же ее мать, но при этом я совсем ей не нравлюсь. Наверное, будь у нее возможность выбирать, она предпочла бы кого-то другого. Я понимаю, что должна уйти, и хочу уйти. Но мне так сложно ее оставить она держит меня. Мерзкий ребенок. Держит.
Женский протяжный вопль, странный, как крик раненой птицы. Невыносимо это терпеть. Когда женщина кричит на тебя, ей просто необходимо врезать. Нилус и врезал: звонкий звук оплеухи, затем женский плач. «Хорошо, подумала Делоре, лучше не бывает». Над ней прогрохотали торопливые шаги (у этого дома нет второго этажа, а у того, предыдущегобыл; и очень скрипучая лестница). Звуки громкие, с эхом.
Я не могу так жить! Ты всегда болен, всегда мрачен! Все, что я делаю, неправильно для тебя!
Ты не можешь оставить меня,низкий приглушенный голос Нила. Он одновременно и там, и здесь, в этой комнате, вместе с Делоре слушая семейный скандал, застрявший в пласте времени.
Они совсем нас не понимают, прокомментировала Делоре, осторожно укладывая руку под голову. Считают, нам нужно просто постаратьсяи все наладится. Но они не способны представить, в каком мы состоянии. Как мы можем объяснить? Все, что у нас есть, это слова. Но наше «мне плохо» совсем не то «мне плохо», что ощущают они. «Давай переживем этот скверный период, дождемся радуги, проговорим конфликт». «Нет, спасибо, на дне моей ямы радуги и примирения уже не имеют значения. Просто убирайся прочь». Как приятно одиночество как прииииияяяятнооо. От людей одни беды. Даже если они говорят, что пытаются помочь, на деле они только делают тебе хуже. У тебя и на саму себя не хватает сил, а ты еще растрачиваешься на привязанности. Нужно избавится ото всех. Я почти уже избавилась осталось последнее маленькое препятствие чтобы я могла уйти свободно.
Тытварь,застонал Нил. Странная интонация: столько злости, но за ней пустота, и ожидание, и что-то еще. Если ты уйдешь, то тытварь. Я прикончу тебя за это
Я устала. Пойми меня. Я невероятно устала. Я не знаю, что еще могу для тебя сделать.
Какая жалкая попытка оправдаться
Мне в сотню раз хуже. Как можешь ты бросить меня?
Потому что жить с тобойэто умирание, Нил.
А я умру без тебя.
Слова, такие громкие и полные боли, текли сквозь сознание Делоре. Не оставляя даже царапины.
Дай мне неделю. Только неделю передышки. Я вернусь, Нил, я обещаю, что вернусь к тебе.
Через неделю тебе будет не к кому возвращаться.
Делоре так отчетливо представила Нилуса, как будто увидела его: спина напряженно выпрямлена, руки скрещены на груди. Он словно колодец, в котором плещется темная вода. И где-то его душана самом дне.
Сегодня был тяжелый день. Ты решила сделать его еще хуже?
Таких дней была тысяча в прошлом, но я оставалась,сказала его жена виновато, и Делоре понялаона сдалась. Я останусь сейчас пока что.
Поздно.
Прости меня.
Поздно. Ты уже бросила меня. Убирайся.
Пожалуйста, прости меня. Я люблю тебя!
Нет. Никто не любит меня.
Она плакала.
Поверь мне.
Ладнодолгая пауза. Я попытаюсь.
Не говори со мной так холодно.
А ты заслуживаешь лучшего тона?
Я люблю тебя,зарыдала жена Нилуса. Я не хочу от тебя уходить. Не сегодня. Я подумаю утром, как мне быть дальше,она замолчала. Потом добавила с обреченностью: Я хочу уснуть. Спать неделю или месяц. Илилучше всегоникогда не просыпаться.
Завтра этого желания не будет.
Наверное. Я надеюсьее голос сошел на нет. И вслед за ним ушли все звуки. В дом Делоре вернулась тишина. Делоре чувствовала, как комната вращается вокруг нее.
Я ушла от него, и он умер от горя, сказала Делоре. Сам виноват, она засмеялась, вздрагивая всем телом, и таблетки, соскользнув с ее живота, попадали на одеяло. И все-таки я обдолбалась, пробормотала она, запрокидывая голову. Смех оставил в ее теле затихающую болезненную пульсацию. Нилус, скажи мне, когда будет двенадцать. Я хочу начать свой праздник вовремя.
Темнота просочилась сквозь ее кожу, проникла в кровь, растворила кости, пропитала ее собой. Делоре стала с ней одним целым. В темноте время не шло. Оно лишь накапливало новые слои, в которые голоса вмерзали, как в льдину.
Слабый скрип двериздесь? там? Делоре слышала, как Нилус ходит из угла в угол (кухни?), долго-долго. Только его шаги и тихое дыхание спящих. Звуки, отделенные в пространстве различные по уровню громкости ей они слышались одинаково отчетливо. И иногда чей-то выдох заглушал слова, которые тихим шепотом сползали с губ Нилуса. Затем раздался шум выдвигающегося ящика, звяканье столовых приборов. Шагипо лестнице вверх, решительно и быстро (Делоре ощутила вибрацию прогибающихся под тяжестью Нилуса досок), им в перекрест чьи-то еще.
Почему тысонно пробормотала его жена.
И он ее ударил (ничего страшного; что может быть пугающим в одном глухом коротком звуке?). Она бы упала, но он подхватил ее и осторожно положил на ступеньки. Шаги, шорох, следующий удар. Никогда Делоре не была так спокойна, и он тоже. Удар и вскрик, который сразу обрывается еще одним ударом. Затем топот маленьких ног, и за ними торопливые шаги Нилуса. Нилус говорит что-то, Делоре не может разобрать словакак будто их и нет вовсе, только растянутые гласные звуки. Ребенок плачет и что-то бормочет, но на этот раз Делоре даже не пытается расслышать. К чему выслушивать жертву, если ты в любом случае ее не пожалеешь?
Заткни его, выдохнула она. Они только делают нас еще грустнее. Все.
Ее веки были неподвижны Ей нравилось это пустое ощущение в сердце свободное пространство.
Нилус плакал. Тотиз прошлого; а этот дотронулся до ее ладони. Делоре сжала его руку, но она была как мягкая глина, и пальцы Делоре проникли внутрь, легко продавив дряблую кожу. От сладкого запаха гниения защекотало в носу. Ухватив рассыпающуюся руку Нилуса за предплечье, Делоре подтянулась и села.
СР. С днем рождения, Делоре!
Ее ноги по щиколотки погрузились в воду, такую холодную, что пальцы свело. Делоре почувствовала, как ломаются под ступнями хрупкие льдинки. Она включила свет. Вода не исчезла. По поверхности бежала мелкая рябь. Наверное, Делоре должна была что-то подумать, что-то почувствовать. Но не подумала и не почувствовала. Она взяла с верхней полки шкафа косметичку с лекарствами, отыскала пузырек снотворного и пересыпала мелкие белые таблетки из него в карман.
Дверь отворилась без усилиясопротивления воды не ощутилось. Делоре наклонилась и зачерпнула горсть. Вода утекла сквозь пальцы, льдинка осталась, и Делоре сжала ее в кулаке. Мелкие осколки быстро растаяли, оставив несколько капельне очень чистых, с плавающими в них мелкими черными крупицами, похожими на песчинки.
По темному коридору Делоре прошла в кухню, где горел свет. Вот Милли за столом. Вот коробка с тортом, окруженная россыпью фантиков. Делоре улыбнулась, положив на стол ладони (вода поднималась, осторожно, постепенно, уже добралась до коленей).
Не смотри так мрачно и грустно. Ведь сегодня у нас праздник! подбодрила она дочь и пожалела, что не купила вина. Вино и таблетки не рекомендуют совмещать, но, если они так не нравятся друг другу, то это проблемы вина и таблеток. Делоре сняла с коробки крышку. Торт был действительно так себе. Лучше бы взяла тот второй, с вишнями. Эти жирные кремовые розы ядовито-красного цвета, как лак для ногтей. Но Делоре не стала бы наносить такой оттенок на ногти. Вульгарно.
Делоре достала тарелки, нож и разрезала торт, старательно кромсая розочки.
У твоей мамочки день рождения. Изобрази радость.
Милли сморщила лицо. Подавляя внезапно накативший импульс ударить дочь, Делоре сжала пальцы на ручке ножа.
Почему мы не уехали? спросила Милли.
Делоре рассмеялась и уронила нож на пол. С плеском он исчез под водой, уже достигшей середины бедра.
Разве что ты, проговорила она сквозь смех. Я вот уехала дальше некуда. Тортика хочешь?
Не хочу, Милли начала плакать.
Делоре невозмутимо положила кусок торта на тарелку и придвинула к ней.
Давай же. Съешь за мамочку.
Я не могу. Меня тошнит.
Ты ты слишком часто позволяешь себе не подчиняться мне.
Мне не нравится этот торт, прохныкала Милли. Я хочу домой!
Прекрати рыдать, холодно приказала Делоре.
Но Милли продолжала топить себя в слезах. У Делоре это ничего не вызывало, кроме ожесточения.
Прекрати!
Милли закрыла лицо руками, подобрала ноги и сжалась на стуле в клубок.
Ты опять не слушаешься, заговорила Делоре сердито и быстро. Ты всегда меня не слушалась. Все время только и доносится от тебяпапа, папа, папа. На маму тебе плевать, маленькая идиотка?
Плач Милли перешел в рев.
Прекрати. Мне нисколько тебя не жалкокак тебе не жаль меня. Думаешь, все умерло в тот день, когда он умер? А вот и нет! Делоре ударила кулаком по торту. Сладкие брызги так и разлетелись, попали ей на одежду. Красные капли крема мерзость. Горло Делоре сжалось. Уверена, ты бы хотела, чтобы это я умерла, распаляясь, продолжила она. Я, плохая мать, а не твой любимый папочка!
Нет! закричала Милли.
Делоре зажмурилась.
Не ври мне. Мерзкий ребенок. Вы всегда были с ним заодно, всегда против меня, ноги замерзли до бесчувствия. Холод поднимался выше, заполняя все тело, и Делоре хотелось злиться еще большетолько ярость сможет согреть ее. Так почему бы не разнести здесь все вдребезги?! С чего бы я должна беспокоиться о тебе, если тебе нет до меня дела? Почему я должна заботиться о тебе, если ты оставишь меня при первой же возможности?
Маленькие руки обвили ее бедра, но Делоре оттолкнула дочь. Милли всхлипнула и снова вцепилась в нее. Вспышка болии белый свет в глазах. Делоре застонала. Милли тесно прижималась к ее ногам. «Неужели она не видит и не чувствует воду? удивилась Делоре. Никто, кроме меня странно».
Делоре вымученно улыбнулась и положила ладонь на макушку Милли.
Прости меня, выдавила она. Неубедительно. В действительности я так не думаю. Этот город действительно плохой. Здесь с нами случаются дурные вещи. Сядь, Милли, сядь, Делоре мягко отстранила дочь. Есть одно средство И спустя полчаса ты окажешься очень далеко отсюда.
Милли попыталась поймать взгляд матери, но тот ускользал.
Хотя бы попробуй торт, Делоре вложила в руку Милли чайную ложку.
Глядя, как дочь осторожно пробует красный крем, Делоре чувствовала, как в ее теле перемещаются снизу вверх обжигающе холодные огоньки. Она достала таблетки снотворного из кармана и положила их на край тарелки, возле куска торта.
У меня ничего не болит, сразу возразила Милли.
О нет, это не лекарство. Это намного лучше.
Не надо, сказала Милли, смутно чувствуя, что происходит что-то не то. Делоре успокаивающе погладила ее по волосам.
Ты же хочешь домой, Милли. Это твой волшебный билет.
Я не понимаю.
Делоре поцеловала ее в щеку, затем приобняла за плечи.
Ты проглотишь эти таблетки и уснешь. И потом проснешься в Льеде. Или в Торикине. Где захочешь.
Правда? недоверчиво спросила Милли.
Конечно. Разве мамочка может соврать?
Милли вырвалась из объятия Делоре, отстранилась и внимательно посмотрела на нее. «Какой чистый взгляд, отметила Делоре. Но не надейся, что тебе удастся меня разжалобить». Ее безразличие было так же холодно, как вода, затопившая дом.
Ну же, мягко поторопила она. Возможны и более грубые методы. Стиснуть шею выждать, ощущая под пальцами угасающую пульсацию. Но что-то мешало. Неужели какие-то запреты еще сохраняли свою значимость? Она потянулась к дочеримедленно, медленнои отпрянула, будто обжегшись.
Милли проглотила первую таблетку. Чувствовалось, что она боится, но не решается возразить. Воля матери сдавила ее, как удав кролика.
Продолжай, Делоре налила стакан воды и поставила его перед дочерью.
Шести таблеток оказалось вполне достаточно. Вскоре Милли уронила голову на стол.
Посиди пока, Делоре усадила дочь поудобнее. Та, обмякшая, походила на тряпичную куклу. Казалось, ее руки можно согнуть под любым углом.
В ванной Делоре включила воду. Проверила рукойне слишком ли горячая? Хотя, в сущности, какая разница? Ожидая, пока ванна наполнится, Делоре присела на стиральную машинку, зажав ладони между коленями. Собственное спокойствие было столь же приятным, сколь и удивительным. Ее взгляд коснулся стены там, где раньше было зеркало Ничего вместо него, просто прямоугольник зияющей пустоты
От воды поднимался пар. Мысли Делоре тоже были как пар, не имели четкой формы, рассеивались. Она ощущала присутствие Нилуса, но не могла понять, одобряет он или же осуждает ее действия. Ванна наполнилась, и Делоре выключила воду. Вышла, оставив дверь открытой. Ноги привыкли к холоду воды, пальцы больше не сводило.
Дотащить дочь до ванной оказалось нелегкоДелоре совсем ослабла. Исходящее от детского тельца тепло показалось промерзшей Делоре жаром.