Делоре осталась одна, тяжело дышащая, разъяренная, потрясенная. Минуту она восстанавливала дыхание. Затем продолжила путь. Под ноги ей попался камень, и она злобно пнула его. Сзади по шее стекало что-то теплое Она потрогала, приподняв волосы: кровь. Гаденыши; если бы удалось схватить, тогда
С лицом Делоре повезло: оно было красивым (хотя лучше бы еще немного покрасивее), но, главное, умело сохранять выражение бесчувственного спокойствия, что бы ни творилось за гладким лбом. Делоре остановила кровь, прижимая к ранке носовой платок; дошла до садика; невозмутимо поздоровалась с воспитательницей и холодно кивнула встретившейся в коридоре Никаэле. Директриса тоже не снизошла до полноценного приветствия, лишь наклонила голову в ответ.
И лишь когда Делоре вышла из ярко освещенного здания, удерживая холодную лапку обиженной Милли, волна страха поднялась к самому горлу. Делоре с легким сожалением вспомнила о торикинце. Ей следовало согласиться на его сопровождениебудь при ней такой здоровяк, маленькие паршивцы не решились бы напасть. Может, он потому и преследовал ее с таким упорством, что пытался предотвратить подобные инциденты?
Кто же он все-таки такой?
Делоре что-то подсказывало, что, решись она расспросить торикинца, правдивый ответ все равно не получит. Но ей и не хотелось его расспрашивать, ни даже просто приближаться к нему. Какая разница, кто он. Вскоре она будет далеко от него и этого города. Впрочем, она пока не знала, где будет. Точно не в Льеде. Она не готова вернуться туда. Мир большой, и нечего ей отчаиваться, где-то она найдет себе место.
Погода резко переменилась, и, как только они дошли до дома и поднялись на крыльцо, хлынул дождь. Повезло, что не застал в пути. Делоре представила себя и дочь, бредущих под холодными струями, и поежилась. Ладно, пора оставить темноту снаружи. Она закрыла дверь и пять минут спустя подошла убедиться, что действительно не забыла запереть ее. Приходится признатьнервы сдают. Но на то есть причины. Ссадина под волосами заныла. Ублюдки, в асфальт бы вас вколотила.
Делоре взяла из аптечки йод, заперлась от Милли (ставить дочь в известность о произошедшем не хотелось) и обработала ранку на затылке. К тому времени успела образоваться крупная шишка. Опасное расположение. Окажись удар чуть сильнееи Милли могла бы лишиться еще одного близкого человека. Делоре оттянула свитер и посмотрела на плечокрасное пятно, которое позже посинеет. Игры стали серьезнее настолько, что перестали быть играми.
На ужин она приготовила омлет с укропом (сухим, уже нарезанным, из маминых заготовок на зиму)не слишком подходящее для вечера блюдо, но ладно. Пока она стряпала, Милли сидела за кухонным столом и угрюмо молчала.
Не дуйся, попросила Делоре, одно за другим надкалывая яйца ножом.
Я не дуюсь.
Тогда почему такие мрачные бровки?
Почему мы не уезжаем? спросила Милли.
Делоре задумалась на секундув самом деле, почему? Для начала она могла бы купить торикинскую газету и просмотреть объявления о работе и сдаче жилья.
Не все так просто, малышка, уклончиво пробормотала она и отвернулась, чтобы достать из стенного шкафчика миксер. «Где-то у мамы хранилась бутылка вина для торжественных случаев», припомнилось ей. Может, выпить бокальчик? Расслабляет. А то до сих пор тревожно.
Что-то случилось, мама?
Нет, ничего, Делоре включила шумный миксер.
За вечер Милли таки оттаяла. Перед сном Делоре почитала ей книжку. Мать и дочь, пригревшиеся под стареньким одеялом. Какая уютная картина. Хотя бы внешне нормальная.
Уложив Милли, Делоре отыскала бутылку вина (и даже две)в большом шкафу в коридоре, на самой верхней полке. Красное. Свой успокаивающий бокал она выпила, лежа в ванне. Вода согрела ее снаружи, винокрепкое и терпкоеизнутри. Стало почти хорошо
Той ночью она уснула практически мгновенно и увидела сон, вероятно, спровоцированный ее вечерними переживаниями. События прошлого, которым сон вернул давно забытые подробности как пациент, ввергнутый в гипнотическое состояние, она вспомнила даже то, что желала навсегда забыть
***
Ей восемнадцать, ее страх перед миром очень велик. Всегда напряженная и осторожная, Делоре двигается неуклюже и скованно. Она сутулится, стоить ей перестать следить за собой. Ее улыбка выглядит искусственной, из глаз, редко отвечающих прямым взглядом, не исчезает выражение недоверия.
Она учится на первом курсе торикинского университета. Социологический факультетне то чтобы Делоре привлекает вся эта нудятина, она просто не знала, куда ей податься. Вместе с остальными студентами она прибыла в Льед, на трехдневный семинар
Вечерами, в свободное время, все разбегаются парочками и группками кто куда; Делоре гуляет по улицам в одиночестве. Льед кажется ей огромным монстром из белого камня. Каждый раз, пересекая очередное широкое шоссе, она чувствует себя маленькой, как мышь, и такой же, как мышь, невзрачной. Она боится заблудиться, так как плохо знает роанский и слишком стеснительна, чтобы в случае чего обратиться за помощью к прохожим. Она боится, что ее платье выглядит дешевым и мятым. Она боится увидеть презрение во взглядах идущих навстречу людей. Она боится споткнуться и упасть и боится, что кого-то рассмешит ее растерянность.
Однако, несмотря на весь ее ужас, Льед ей нравится. Эти широкие улицы и высокие здания и нескончаемые потоки машин В последний вечер в Льеде она блуждает по улицам дольше обычного. Не хочется возвращаться в Ровеннуназад в клетку. Грустно до слез. Она никому не нужна, ей никто не нужен, и она почти счастлива, потому что ну, хоть так.
А потом кто-то хватает ее за руку
Делоре оборачивается, внутренне леденея, и получает удар по лицу. Уличное освещение гаснет или же это у нее темнеет в глазах. Ее волокут куда-то, больно стискивая предплечье, затем с силой толкают к стене. Спиной и затылком Делоре ощущает холодную каменную поверхность позади и еще она чувствует, как этот отвратительный человек грубо дотрагивается до нее. Словно в страшном сне; она даже не пытается сопротивляться, хочется просто сжаться от ужаса и ждать, когда кошмар закончится (проснись-проснись, это не может быть правдой). Сердце отчаянно колотится, как будто всерьез вознамерилось выбить ребра и выпасть на асфальт. Делоре смотрит в лицо обидчика, но оно слишком близко, чтобы рассмотреть: все расплывается, ни глаз, ни носа, ни рта, просто синевато-белое пятно.
И здесь тонкая граница, отмеченная тончайшей стеной, прозрачной, как изо льда, за которой страх вдруг сменяется гневом. Вероятно, это происходит в момент, когда нападающий ударяет ее снова, отчего в темноте перед Делоре вспыхивают белые цветы. «Ну, давай же, поменяемся, думает она. Я была жертвой, тыхищником. А теперь наоборот. Ты не обрадуешься такой смене ролей но кто тебя спрашивает, когда всё по справедливости».
Ее захлестывают смелость, ярость, радость и этот голод, восхитительно болезненный иза секунду до его утолениянестерпимо приятный. Разжимая губы с фальшивой покорностью, она прекрасно понимает, что произойдет. Секунду спустя уже она, превратившись в агрессора, насильно целует его, вонзая свой язык в его разбухший, наполненный слюной рот. Никогда прежде она не испытывала чего-то столь возбуждающего и одновременно столь отвратного. Ощущение как когда кусаешь губы, высасывая из них кровь, вот только в тысячу раз интенсивнее.
Она податливо прижимается к нему, будто не к насильнику, а к любовнику, и чувствует жжение искорок желания, рассеянных по всему ее телу, а затемпервые судороги нападающего. Он пытается вырваться, но опутавшие его руки цепкие, как колючая проволока. Делоре слышит свой смешок. Влажные губы и подбородок мужчины склизко поблескивают в свете фонаря, в вытаращенных темных глазах белыми точкамиужас.
Он глухо вскрикивает, и после этого Делоре отпускает его. Он падает на колени и затем резко сгибается, как будто кто-то невидимый нанес ему жестокий удар. Скрюченные пальцы погружаются в живот в тщетной надежде вырвать боль и отбросить ее прочь.
«Я же жертва, вспоминает Делоре. Я должна быть испуганной». Медленно, боком, она скользит вдоль стены, все еще не способная отвести взгляд фиолетовых глаз от корчащегося в муках обидчика. Его изломанные движения для нее прекраснее любого танца.
Достаточно; лучше бежать, если хочешь следовать роли. Одна туфелька слетает с ноги, но это неважно. Прихрамывая, Делоре выглядит хорошо, ну прямо как настоящая жертва нападения.
Покидая переулок, она все же оглядывается. Человек лежит неподвижно. «Умер?» думает Делоре. И в животе становится щекотно, приятно, тепло
Шелковое покрывало внешней благопристойности на секунду соскальзывает, открывая заостренные ржавые детали ее истинных желаний. Делоре хотела, чтобы на нее напали. Она ждала этого момента, она была согласна стать жертвой, лишь бы получить врага и обрушить на него всю ярость, теснящуюся в темноте ее черного, как уголь, сердца. Он напал на тебя, и этим дал тебе право напасть в ответ. Делай с ним что угодно, а потом скажешь: «Но я защищалась, я спасала свою жизнь, у меня не было выбора». Боль так легко превращается в гнев гнев в злобу, а злоба в агрессиюи как просто получить избавление от своего страдания, разрушив что-то получить сладкую не-боль, притягательную, как пьяное забытье
Делоре широко улыбается. На губах кровь. Его? Ее? Без разницы.
***
Делоре, реальная, двадцатидевятилетняя Делоре, проснулась и перевернулась на спину, жадно хватая ртом воздух. Сон завершился, но поток воспоминаний было уже не остановить
В тот же вечер она встретила Ноэла
После нападения она медленно брела по улице, мимо фонарей, свет которых висел желтыми шарами среди черного колышущегося мрака. Справа, по широкому, как река, шоссе, проносились сверкающие автомобили, такие роскошные, каких она никогда не видела в ее тихой провинциальной стране, казавшейся в тот момент недостижимо далекой
Делоре дрожала, но ни горечи, ни страха, ни сожаления не испытывала. Никаких неприятных чувств. Поскольку она была боса на одну ногу, ее левое плечо при ходьбе опускалось, тогда как правое устремлялось вверх. Делоре остановилась и сбросила туфлю.
Крошечная красная туфелька (неужели у нее действительно такие маленькие ступни?) лежала на черном асфальте с жалобным видом, будто просила не оставлять ее. Лучше, конечно, вернуться за второй, но Делоре не хотелось идти назад, пусть даже тот человек больше не представлял опасности. Она боялась разрушить это волшебное чувствокак будто она свободна впервые в жизни, как будто задышала в первый раз Как будто, после всех прожитых лет, сказанных слов, продуманных мыслей, наконец-то онаэто она, такая, как есть. На этот вечер она получила освобождение. Но если она увидит тело труп, распростертый на асфальте Отвращение и вина могут прогнать ее радость, и она не хотела знать их.
Делоре дотронулась до своих распухших губ кончиками пальцев, обнаружив сочащиеся кровью мокрые неровности укуса. Но, возможно, она укусила себя сама. Она ни с кем не целовалась раньше и сейчас все еще была оглушена открытием, как легко это получилось: само собой, инстинктивно. Отчего-то до этого ей казалось, что поцелуйэто нечто замысловатое и сложное, с первой попытки она не справится.
С одной незнакомой улицы она сворачивала на другую Делоре понятия не имела, как теперь возвращаться к гостинице, а, впрочем, и не стремилась туда, просто гуляя без цели. «Я так счастлива, потрясенно осознала она в какой-то момент. ТАК». И заплакала.
Все расплывалось, свет фонарей и фар раздваивался, троился, и вскоре всю темноту заполонили огни. Делоре пошатнулась, чувствуя слабость в ногах, и села на бордюр (под босыми ступнями мелкие песчинки, один крошечный камушек). Мимо проезжали машины, казавшиеся ей похожими на черные глыбы. Они были в одном с ней мире и в то же время совсем в другом.
«Я убила человека? спросила себя Делоре. Нет, конечно, нет. Невозможно убить кого-то силой мысли». Должно быть, у него прихватило сердце или случился инсульт. Делоре не имела к этому отношения. Слезы ползли по ее лицу, как теплые змейки. Какая же она маленькаятолько часть чего-то большего, некого тайного плана, который совсем не понимает. Она всхлипнула, обвивая руками колени
Делоре заметила остановившуюся возле машину лишь после того, как ее окликнули:
С вами все в порядке?
Еще секунду назад она могла бы дать четкий ответ на этот вопросда, все в порядке, впервые за долгое время, может быть, впервые в жизни действительно все хорошо. Но этот прохладный голос привел ее в смятение, перевернул в ней все вверх тормашками. Как будто бы она уже слышала его раньше вероятно, в своих самых лучших снах.
Несколько долгих, тихих секунд, когда она смотрела на гладкий асфальт, не решаясь поднять взгляд, отпечатались в ее разуме, остались в нем навсегда, как царапины на камне. Они были наполнены ожиданием чего-то счастья? Имеет ли она право хотя бы только на ожидание? А затем на нее нахлынул страх перед чем-то в ней, сейчас сжавшимся в ее сердце, но готовым развернуться, заполнить всю ее и пространство вокруг, разлиться, как океан В тот момент она понимала, кто она, о да, знала все о своих преступлениях.
Она закрыла глаза подняла голову медленно открыла глаза. Он был сияющий и бледный. В то время Ноэл гладко зачесывал свои светло-русые волосы. На тот момент он еще не добился многого, но его взгляд был уже полон самоуверенности: я все знаю, я все умею, я все решу за тебя. И его странная улыбка, оставляющая губы сжатыми, глаза холодными улыбка внутри.
Делоре подумала: «Это онмоя судьба? Тот, кто спасет меня?» Может ли ее сумрачная жизнь преобразиться, наполниться светом, хотя бы тем, что исходит от него? Разве она, Делоре, обязана быть одинокой, унылой, печальной? Разве она хуже других? Слишком мало хорошего слишком много плохого есть в этом мире справедливость? Или нет?
Ноэл позаботился о ней. Успокоил ее (он так и не понял, что потрясенный вид Делоре связан с ним самим, а не с нападением), предложил подвезти до гостиницы. Он отлично говорил по-ровеннски (только угловатый роанский акцент и излишняя правильность речи выдавали в нем иностранца), и по дороге задавал Делоре вопросы, много вопросов, выслушивая ее ответы со всей внимательностью.
Делоре чувствовала, что нравится ему, и ей было странно и страшно Она была недоверчива, как ребенок, которому никогда ничего не дарили, а затем вдруг вручили огромную коробку с пушистым бантом. Ребенок развязывает бант, но почти и не хочет видеть, что внутри, так как слишком боится, что коробка окажется пустой. Разве Делоре заслуживала внимания такого мужчины? Она не могла найти объяснения его немыслимой доброте.
Но она и не могла посмотреть на себя со стороны, тем более очищенным от собственного неприятия взглядом. Ей и в голову не приходило, что она красивая. Что ее волосы блестят, словно шелковые нити. Что к ее гладкой щеке хочется прикоснуться. Что в ее неуклюжести и робости есть что-то милое, как у маленького олененка. И что ее глазаиспуганный, наивный взгляд снизу вверхтак глубоки. Затягивают в фиолетовую глубь.
Утром Ноэл позвонил ей в гостиницу. Делоре как раз собирала вещи, готовясь к вылету. Ноэл хотел проводить ее до аэропорта, но был слишком занят на работе. Пять последующих дней, уже в Торикине, тоска грызла Делоре немилосердно, а потом Ноэл снова связался с ней (она упоминала в разговоре с ним, где учится, но как Ноэлу удалось разузнать телефонный номер студенческого общежития?). Вскоре он приехал к ней в Торикин, исхитрившись отыскать на это время в своем плотном расписании.
На второй встрече в Торикине они решили, что станут парой (вернее, Ноэл так решил, а Делоре, онемевшая от счастья, покорно кивнула). Она долго не могла поверить в то, что он выбрал ее. Смотрела на него и думала: «Этого не может быть». Они же словно с разных планет. Егота, что ближе к солнцу. Делоре же жила, окруженная вечным холодом. Нет, невозможно поверить. Она отдала Ноэлу всю себя, подарила, как вещь. Он был волен выбросить ее в любой момент, но оставлял при себе. Делоре часто плакала в то времяпотому что была слишком счастлива и не могла не плакать, вымещая все эти эмоции; потому что знала, что ее счастье может закончиться, а как жить после?
Иногда, просыпаясь по утрам, она лежала тихо-тихо, замороженная страхом, что на столике возле кровати не окажется колечка, подаренного Ноэлом, а его номер исчез из ее записной книжки. Что он по-прежнему в ее мечтах, и никогдав реальности. У нее не было человека ближе его. И не было никого дальше. Она никогда не понимала его полностью. А он понималон много раз говорил ей, что понимает.