Спасибо. Я откашлялась. Пойду посмотрю, что там.
Я пошла наверх, грохоча чемоданом по деревянным ступенькам.
Подарок, который она оставила для меня в моей комнате, оказался тяжелым медным морским компасом, заключенным в футляр из красного дерева размером с большую шкатулку для драгоценностей; он достался Уилфреду по наследству от дедушки-моряка. Роскошный прибор.
Пока в трубах ревела набегающая в ванну вода, я бродила по комнате с компасом в руках, проверяя, не скрывают ли заклеенные золотистыми обоями стены какого-нибудь металла, достаточно сильного, чтобы повлиять на стрелку. И на короткое время тяга к научным открытиям затмила воспоминания о лицах в масках в поезде, несшем меня на юг, о свисавших из фургона фиолетово-черных ногах, об отце, которого у меня на глазах били по животу, и о том, что первый юноша, которого я полюбила, рискует жизнью где-то в окопах во Франции.
Глава 3. «Тело»
Я беспокойно ворочалась, пытаясь улечься поудобнее на новом месте, отчего пружины матраса жалобно скрипели. Издалека доносился вой сирен карет скорой помощи. Мне не спалось. Мучительно хотелось снова увидеть Стивена, прикоснуться к нему. Соленый воздух, которым я дышала весь день, напомнил мне, что в последний раз мы были вместе всего в нескольких милях от дома тети Эвыдо гриппа, до ареста отца, когда Стивен еще жил дома, на противоположном берегу бухты.
Я дотянулась до стоявшей на полу черной сумки и достала предпоследнее письмо Стивена. На нем стояла дата30 мая 1918 года. Из конверта выпала вложенная им в письмо фотографияпортрет, сделанный в студии, куда все новобранцы из Кэмп-Кирни ходили фотографироваться в военной форме. Он был одет в облегающую, застегнутую под самое горло гимнастерку, узкие брюки, заправленные в сапоги до колен, и полевую шляпу с полями, как у рейнджеров, скрывающую его короткие русые волосы. Он стиснул зубы, явно пытаясь выглядеть на снимке серьезным и решительным, но больше напоминал готового отправиться в лагерь скаута.
Слова, выведенные ровным почерком, поблескивали в ярком свете масляной лампы.
Дорогая Мэри Шелли!
Скоро нас отправят за океан, хотя я только начал подготовку. Очевидно, в Европе в нас отчаянно нуждаются. В ближайшие недели нас посадят в поезд, чтобы доставить на восточное побережье, а затем на корабль, на котором мы пересечем Атлантический океан.
Я все думаю, почему ты не отреагировала на пакет, который я приготовил для тебя утром перед отъездом. Сначала я переживал, что каким-то образом задел тебя своим подарком или обидел своим поцелуем. Но если бы это было так, ты бы мне прямо об этом сказала, верно? Ты никогда не вела себя ни застенчиво, ни уклончиво. Поэтому я пришел к выводу, что ты его так и не получила.
Если ты на меня не сердишься, я бы очень хотел узнать, как у тебя дела, и получить твою фотографию. Прилагаю адрес армейской почты, по которому ты можешь мне писать, где бы я ни находился, даже на другом континенте. Те твои снимки, которые у меня есть, были сделаны еще тогда, когда ты носила на голове огромные банты. Кажется, что эти огромные шелковые ленты, будто птицы, вот-вот слетят с твоей макушки. Я изо всех сил стараюсь помнить тебя взрослой: твою обворожительную улыбку и незабываемый взгляд голубых глаз, в которых, казалось, отражалось именно то, что я чувствую.
Если ты не хочешь связывать себя с человеком, отправившимся на войну, я пойму. После того как твоя тетя в тот день поспешно увела тебя из моего дома, после того как Джулиус рассказал неправду о том, что произошло, мать на меня накричала и назвала жестоким. Она напомнила мне, что ты только начинаешь жить, и сказала, что такой умной девушке, как ты, совершенно незачем ломать себе жизнь ради парня, идущего на войну.
Ты можешь меня не ждать, Шелл. Я отдаю себе отчет в том, что тебе лучше жить, не беспокоясь обо мне. Но если все же тебе захочется держать со мной связь, если ты все же думаешь обо мне, я был бы счастлив получать от тебя письма. Я очень по тебе скучаю.
Любящий тебя Стивен
P. S. Жаль, что у меня нет твоих очков, которые, предположительно, дают возможность видеть будущее. Сейчас они бы мне очень пригодились.
Я улыбнулась, прочтя последнюю строчку, и снова склонилась над своей черной сумкой. В глубине одного из боковых карманов лежали мои летные очки с жесткими кожаными ремешкамиподарок тети Эвы. Она купила их, чтобы заглушить воспоминания о толпе, избивающей немца на Либерти-Лоун-драйв во время моего последнего приезда. Мы оказались в гуще событий как раз в тот момент, когда полиция уводила пострадавшего, надев на него наручники. Его правый глаз заплыл, а нос и рот превратились в кровавое месиво. Мужчины со вздувшимися на лбу синими венами злобно выкрикивали что-то вроде чертова немчура и проклятый Ганс, не обращая внимания на женщин и детей.
Я постаралась отогнать воспоминание об этом жестоком эпизоде, надела очки, туго застегнула ремешки и снова откинулась на прохладные простыни, глядя сквозь выпуклые стекла на белый потолок. Письмо Стивена лежало у меня на животе. И хотя оно было легкое как перышко, я отчетливо ощущала его. Я подумала, что заверения продавца о том, что очки имеют магические свойства, могут быть правдой, как бы абсурдно это ни звучало. Я надеялась увидеть сквозь стеклянные линзы судьбу мира.
Но будущее не открывалось.
Только прошлое.
Я увидела, как двадцать шестого августа выхожу из поезда, чтобы отметить свое шестнадцатилетие в новом городе Стивена и помочь тете Эве отвлечься от мыслей об угасающем в пансионате для туберкулезников муже. Они с дядей Уилфредом переехали в Сан-Диего в поисках более полезного для него климата, и я воспользовалась этой возможностью повидать ее, а также, возможно, снова встретиться со старым другом. Тогда лица окружающих еще не были скрыты марлевыми масками. Солдаты и матросы, прибывающие сюда для подготовки перед армией, улыбались лучам южнокалифорнийского солнца и хлопали друг друга по спине, как будто приехали в отпуск. В воздухе звенел смех, слышались разговоры о войне, а духовой оркестр играл жизнерадостный мотив «Там, далеко».
Тетя Эва встретила меня на платформе в белом кружевном платье длиной до середины икр. Ее белокурые волосы, тогда еще длинные, до талии, были собраны на затылке в блестящие локоны.
Едва мы покинули вокзал, на котором было шумно из-за новобранцев и звуков музыки, я спросила ее:
Ты, случайно, не виделась с семьей моего друга Стивена Эмберса, после того как переехала сюда?
Виделась. Она задела ногой мой покачивающийся чемодан, помочь нести который не предложила. У Джулиуса теперь семейная фотостудия. Он фотограф-спиритуалистна его снимках проявляются изображения умерших, которые вернулись, чтобы навестить своих близких.
Я знаю, кивнула я, щурясь от палящего солнца. Стивен упоминал об этом в одном из писем. Мне показалось, он не в восторге от занятия брата. И с тех пор, как их отец скончался в январе, я получила от него только одно письмо. Я очень беспокоюсь за Стивена.
Я позировала Джулиусу.
Да ну?
Пару раз. Несмотря на отражавшееся в ее круглых очках солнце, я заметила странный огонек, заплясавший в ее карих глазах. Я увидела его имя в газете, когда он организовал в феврале выставку своих работ, и была просто ошеломлена, увидев его фотографии. По моей просьбе он пытается вызвать твою мать и бабушку Эрнестину.
Я остановилась как вкопанная.
Моя мама и бабушка Эрнестина проявились на спиритуалистической фотографии?
Ну да. Она искоса взглянула на меня. Во время трех сеансов Джулиусу удалось снять изображения двух светящихся фигур у меня за спиной, но их лица нам пока полностью не видны. Я сказала ему, что ты очень похожа на мать. Объяснила, что она назвала тебя в честь Мэри Шелли из любви к науке, и он считает, что тебе, возможно, удастся склонить ее дух материализоваться.
Что? Нет! Я с грохотом опустила чемодан на землю. Папе не понравилось бы, если бы я стала позировать для Джулиуса Эмберса. Джулиуса вечно ловили в школе за выпивкой и курением, и он то и дело ввязывался в драки и всякие переделки.
Тетя Эва шмыгнула носом.
Он исправился. Теперь он настоящий джентльменвысокий и красивый, с прекрасными черными волосами. Ему едва исполнилось двадцать два года, а он уже одаренный фотограф-спиритуалист.
От удивления я открыла рот.
Послушать тебя, так ты в него влюблена!
Не говори так, Мэри Шелли. Я замужняя женщина, и мой муж смертельно болен. Я просто восхищаюсь работой этого человека.
Ты покраснела.
Прекрати. Она хлопнула меня по плечу затянутой в белую перчатку рукой. Я записала тебя на сеанс в домашней студии Джулиуса через два дня, и если ты будешь хорошо себя вести, уверена, что сразу после этого ты сможешь увидеть его брата.
Я потерла плечо. При мысли о том, что я буду позировать распутному Джулиусу Эмберсу, находясь в непосредственной близости от него, мне стало противно.
И все же У меня в руках был входной билет в дом Стивенабилет на допуск к самому Стивену, что полностью соответствовало моим намерениям, когда я выходила из поезда на платформу.
Через два дня мы с тетей Эвой пересекли бухту Сан-Диего, чтобы попасть в дом Эмберсов на острове Коронадо. В Портленде семья Стивена жила в точно таком же районе, как и мы, где дома были расположены очень близко друг к другу.
Однако их новое жилищелетний дом бабушки и дедушки Стивена, унаследованный его семьей в 1914 году, представляло собой огромное строение на берегу океана, с большими окнами под крышей цвета какао. Рядом возвышалось чудовищное сооружение из кирпича, которое было похоже на Торнфилд-холл, сошедший со страниц романа «Джейн Эйр», или любой другой величественный особняк среди английских пустошей. Входя в этот новый роскошный мир, я чувствовала себя ничтожной песчинкой из бывшей жизни Стивена.
Встретивший нас Джулиус пошутил о том, какой серьезной крошкой он меня запомнил. Он сфотографировал меня в своей ледяной студии в семейной гостиной, а после миссис Эмберскрупная женщина с черными как смоль волосами, разделенными пробором надвое и уложенными на затылке, пригласила нас с тетей Эвой на чай в залитой весенним солнцем столовой. Сквозь открытые окна до нас доносился шум бьющихся о берег волн Тихого океана. Тринадцать фотографий пляжей Коронадо украшали обшитые темным деревом стены.
Где Стивен? спросила я, не в силах даже притронуться к лимонному пирогу миссис Эмберс.
В предвкушении встречи с ним я потеряла аппетит.
Я как раз задавалась этим вопросом. Миссис Эмберс откинулась назад, скрипнув стулом, и позвала, обернувшись к открытой двери столовой:Стивен! Прошу тебя, спустись и поздоровайся со своей подругой. Стивен!
Я напрягла слух, но ничего не услышала. У меня на затылке выступил пот. «Стивен меня избегает, поняла я. Он не писал мне с момента смерти отца, потому что я ему надоела».
Миссис Эмберс вздохнула и снова начала помешивать чай с бергамотом.
Наверное, он наверхусобирается.
Куда собирается?
Разве он не рассказал тебе об этом в одном из своих писем?
Не рассказал о чем?
Завтра он уходит в армию.
Мне показалось, что кто-то с силой ударил меня в грудь. Я вцепилась в край стола.
Тетя Эва схватила меня за руку выше локтя:
Мэри Шелли, ты в порядке?
Я смотрела в свою чашку с чаем и пыталась отдышаться. У меня в голове крутились слова миссис Эмберс.
Завтра он уходит в армию.
Как я знала, дядя одной из моих одноклассниц в Портленде лишился половины тела во время мощного взрыва на поле боя во Франции. Неделей раньше наш восемнадцатилетний сосед из Портленда Бен Лэнгли умер от воспаления легких в тренировочном лагере в Северной Калифорнии.
Мэри Шелли?
Я откашлялась, снова обретая способность говорить.
Я не знала, что Стивен идет в армию. Ему и восемнадцать-то исполнится только в июне. Зачем ему туда идти?
Около месяца назад он сказал, что хочет уйти из дома. Миссис Эмберс промокнула каплю чая, не позволив ей оставить пятно на скатерти. Он будет проходить подготовку в Кэмп-Кирни, тут рядом, к северу от города, но он говорит, что не хочет даже приезжать домой, если его отпустят в увольнительную. Смерть отца стала для него тяжелым ударом.
Как грустно, кивнула тетя. А Джулиус не пытался помочь Стивену справиться с горем? Возможно, если бы дух отца проявился на фотографии
Нет, этому никогда не бывать. Миссис Эмберс улыбалась, но ее карие глаза увлажнились. Мои мальчикиполные противоположности друг другу. Каждая их встреча напоминает извержение вулкана.
Мне не сиделось на месте. Я должна была найти Стивена.
Миссис Эмберс, вы позволите воспользоваться вашей ванной комнатой?
Разумеется. Проходи мимо лестницы, первая дверь справа перед кабинетом.
И сними свои дурацкие очки, произнесла тетя Эва, потянув за кожаный ремешок моих летных очков.
Миссис Эмберс усмехнулась.
Я обратила внимание на эти очки. Помню, в детстве, Мэри Шелли, ты всегда носила с собой какую-нибудь новую штуковину.
Я купила их ей вчера на Либерти-Лоун-драйв. Тетя Эва кивнула в мою сторону. Какой-то торговец с желтыми, как у мула, зубами пытался убедить ее, что в них она сможет видеть будущее, и мне кажется, она ему почти верит.
Надеюсь, что они будут моим счастливым талисманом. Я встала с грацией человека, пытающегося отстоять право на собственное мнение. Ты же знаешь, что мне всегда нравились летные очки.
Но незачем носить их, не снимая, вздохнула тетя. Парни посматривали на нее с удивлением, когда она ходила в них по парку Хортон-Плаза. Видели бы вы выражение их лиц!
На Либерти-Лоун-драйв я не пыталась произвести впечатление на мальчиков. Я крепко стиснула спинку своего стула. Мне просто очень хотелось увидеть, есть ли в моем будущем что-нибудь, кроме войны. Спасибо за чай, миссис Эмберс.
На здоровье, дорогая.
Удаляясь вглубь дома, я слышала, как тетя Эва объясняет мой интерес к летным очкам, электричеству, анатомии и технике, как будто я какой-то странный экземплярредкостная самка scientificus североамериканская.
Я не знаю, помните ли вы, но моя старшая сестра, ее мать, была врачом, тихо произнесла она, видимо считая, что я ее не слышу. Мэри Шелли, похоже, канализирует любовь Амелии к исследованиям и технологиям. Эта девочка ко всему относится с интересом и очень своенравна.
Темные панели с витиеватыми древесными узорами покрывали все стены, пол и потолок в вестибюле дома Эмберсовогромном помещении, похожем на трюм корабля. Над головой висела медная лампа. Я не удивилась бы, если бы пол под ногами закачался, как на волнах.
Я прошла по доскам пола под тиканье огромных старинных часов, висевших под потолком в противоположном конце вестибюля. Замедлив шаг, я надела очки и с любопытством подошла к часам. Минутная стрелка призрачным пальцем тянулась к двенадцати на циферблате в виде луны с глазами, ртом и похожими на оспины кратерами. Внутри скрежетали металлические шестеренкивсе эти блестящие детали, благодаря идеально точному совмещению которых эта штуковина работала. Маятник раскачивался вперед-назад, вперед-назад, гипнотизируя меня поблескивающей медью.
Парни, которые поглядывали на тебя с удивлением, не ценят оригинальность.
От неожиданности я отскочила назад.
Сквозь линзы очков я увидела красивого юношу, похожего на повзрослевшего Стивена, которого я помнила, с темно-каштановыми волосами и глубокими темными глазами, устремленными на меня с любопытством. Он сидел внизу лестницы с книгой в руке, вытянув перед собой ногу. На рукаве белой рубашки была черная траурная повязка. На шее был серый шелковый галстук, который придавал юноше гораздо более взрослый и благородный вид по сравнению с другом моего детства из Портленда.
У меня даже дух захватило.
Тот Стивен Эмберс, которого я когда-то знала, не увлекался подслушиванием.
Тебя действительно кто-то попытался убедить, что в этих очках ты сможешь увидеть будущее? спросил он.
Да.
И что ты увидела?
Всего лишь человека, который прячется в глубине дома, вместо того чтобы выйти к другу, которого он не видел тысячу лет.
Он улыбнулся, и на его щеке появилась ямочка, о которой я совсем забыла.