Ну что ж, проходи.
Он впустил девушку и помог раздеться. Она прошла в комнату и огляделась. Здесь почти ничего не изменилось: те же обои, та же -их с Егором- мебель.
А где Тоня?
Ушла к матери только что. -Он чувствовал неловкость, даже стыд перед этой худенькой бледной девушкой с круглым большим животом.
Как Мария Григорьевна, здорова?
Как обычно, давление шалит. После случая с Егором она постоянно болеет.
Я заходила к ней перед отъездом, проговорила Оля и взглянула на набережную. Бурные серые воды беспокойно бились о плиты. Девушка поежилась.
Ты куда-то уезжаешь? Вещи, скорее всего, в кладовой лежат, спохватился Паша, сейчас поищу.
И он ушел в прихожую, там напротив входной двери была небольшая кладовая. Скорее, чулан по размеру, но довольно вместительный. Паша шуршал пакетами, уронил какую-то коробку, но сумел найти большой бумажный пакет с вещами прежних жильцов. Оля без труда опознала свою зимнюю куртку, пару шапок и перчатки. Она гладила серый мужской шарф, невероятно мягкий и приятный, и вспоминала Егора. Никогда не унывающий, жизнерадостный, он смеялся у порога и накидывал на нее этот шарф как лассо. Притянув к себе, целовал ее, хохочущую.
Паша ушел на кухню. На висках проглядывала седина, но он так и не научился выносить женские слёзы. На него накатывали разом ступор и паника, и он не знал, куда себя деть. Его бывшая жена любила закатывать истерики, она могла часами плакать, а он был готов в это время биться головой об стену. Когда она заявила, что уходит, он не отговаривал, не упрашивалсобрал вещи и ушёл. Теперь он, угасший и бессильный, словно побитый пёс, стоял на чужой кухне, в чужой квартире и ждёт, пока перестанет плакать чужая ему беременная женщина. Оленьку ему было жаль.
Через пятнадцать минут он заглянул в комнату. Оля сидела и с любовью складывала вещи в аккуратные стопки на диван.
Всё хорошо?
Оля подняла просветлевшие глаза и ответила: «Да. Мне пора идти.»
Где ты живёшь сейчас?
Оля пожала плечами:
Завтра я возвращаюсь домой, в посёлок.
А сегодня?
Сегодня возьму билет и буду ждать там, чтоб не опоздать.
Паша нахмурился. Эта идея ему не понравилась. Он окинул взглядом девушку, ее живот, тонкие ручки и светлые волосы.
Сегодня ты останешься здесь. решительно произнес он.
Не думаю, что Тоненачала было Оленька, но мужчина перебил ее: «Тоня это не твоя забота»
Он взял телефон, набрал номер жены и проговорил чуть севшим голосом:
Тоня, я приболел, останься сегодня у матери. Не хочу тебя заразить. Хорошо? Да, завтра на работу. Посмотрю по состоянию. Хорошо.
*** *** ***
Оля лежала в кровати и смотрела на тени, распластавшиеся по потолку. Тикали часы, отсчитывая секунду за секундой. По дыханию расположившегося на полу Павла она знала, что ему тоже не спится.
Паш, позвала она, не поворачивая головы, почему ты женился на Тоне?
Он ответил не сразу:
Не знаю. Думаю, мне просто никто другой не подвернулся. Тогда мне было не важно, с кем жить.
Ты ее любишь?
Не знаю. Наверное, люблю как-то. С ней не просто. Иногда кажется, что мы совершенно чужие, просто живём как соседи. Я даже, горько усмехнулся он, уйти хотел недавно. Вернуться к семье, так сказать. Но семья уже справляется без меня. Она, знаешь, как чокнулась с этой квартирой: всё о ней и говорит, стены наглаживает. А потом оказалось, что Тоня беременна. Ну не оставлять же теперь ребёнка без отца?! Он ведь ни в чем не виноват.
Олю словно током пробило: Тоня беременна! Это невероятно, стоило только съехать от Марии Григорьевныи всё получилось.
Ты рад?
Наверное, задумчиво ответ он.
Оля помолчала.
Я очень скучаю по Егору. Я не верю, что он сам мог такое сделать. Он любил меня, и нашего малыша.
Павел приподнялся на локте. В свете луны Оля видела его стройное красивое тело с аккуратно подчёркнутой мускулатурой.
Я тоже сомневаюсь, что он мог. Он был не такой человек, не склонный к этому, я хочу сказать.
Оля вздохнула с облегчением: не ей одной так кажется. И хотя это не вернет Егора, было приятно сознавать, что она не сходит с ума. Он тоже так думает!
Но кому это понадобилось? Зачем убивать его? Вот чего я не могу понять
Паша задумался:
Думаю, нужно искать того, кому его смерть была выгодна. Но кому?
Оля приподнялась и уставилась на мужчину. Его глаза блестели в темноте, и, хотя лица не было видно, Оля могла понять застывшее на нем выражение. Паша помотал головой, словно отметая догадку как надоедливую муху.
«Да нет, преувеличенно сомневаясь, протянул он. Она такого не сделала бы!»
Да, это ерунда, ты прав, Оля отвернулась к стене и замолкла. Он некоторое время сидел, ероша волосы, а потом откинулся на спину и закрыл глаза. Часы отбивали секунду за секундой.
*** *** ***
Тоня положила телефон после разговора с мужем и закрыла глаза. Ее внутреннему взору предстала развязная картина грязных утех, в которых участвует ее муж и несколько женщин. Конечно, теперь, когда она беременна, он стал сдержать свои желания с ней, боясь навредить ребенку. Тоню сжигала ревность. Ей хотелось броситься домой, застукать его, увидеть собственными глазами всё, что он скрывал! Иногда ей хотелось закатить грандиозный скандал, чтоб он просил прощения и валялся в ногах, умоляя. Тоня знала, что так поступала его бывшая жена, и думала, что это поможет оживить их отношения.
Мама уже спала, когда Тоня помыла посуду и прильнула к экрану телевизора. Первая часть фильма закончилась и ей пришлось смотреть новостную программу. Седой, но молодящийся старикашка утверждал, что цены на жилье будут падать. Эта новость взбудоражила Тоню: она планировала вскоре продать квартиру на набережной и купить большую в другом районе города. Набережная ей не нравиласьдепрессивно, серо, река завывает, люди снуют постоянно. Она раз за разом прокручивал эту новость, и в эту ночь ей приснилось небо, крыша и шестнадцать этажей обратным отсчетом.
Проснувшись ни свет, ни заря, дрожа от неприятного сна и мучаясь предчувствием чего-то плохого, неизбежного, Антонина направилась домой, проверить самочувствие мужа. Вынырнув из-за угла, она остановилась: ее муж стол на крыльце и беседовал с девушкой! Тоня прижалась к серой плите и пробралась под балкон первого этажа.
*** *** ***
Оля стояла на крыльце. Паша держал ее вещи в руках и думал о том, как она сейчас потащит это всё до вокзала. Она еле застегнула куртку и замок вот-вот разойдется на животике. Она смотрит на солнце и улыбается, такая милая, курносая.
Во сколько у тебя электричка? спросил он, поставив пакеты к ногам.
А половину двенадцатого.
Еще долговнезапно он подхватил вещи и махнул головой в сторону машины, прыгай, я тебя отвезу!
Оленька потеряла дар речиоткрывала рот, а слова не находились. Она беспомощно окинула взглядом двор. Тоня скрылась под балконом и прислушалась, взбешенная появлением Оли у нее дома.
«Вот дрянь мелкая! она презрительно скривила рот, глядя на невесту брата, Решила через Пашу зайти! Хрен тебе, а не квартира!»
Я отвезу тебя в посёлок, медленно и терпеливо повторил Паша, загружая пакеты в багажник автомобиля. Ни к чему тебе столько ждать электрички.
Оля минуту колебалась, но быстро сдалась, и села на переднее сиденье. Автомобиль тронулся, и вскоре пропал между соседними домами.
Тоня вылезла из своего укрытия, громко чертыхаясь и потирая руки.
2.9.
Поселок стоял на краю бескрайнего леса, где вековые сосны соседствовали с тонкими березами и осиновой порослью. Покосившиеся бревенчатые домики жались друг к другу, обиженно глядя на широкие новые улицы, обрастающие добротными подворьями. Оленька давно здесь не была, но память, сросшаяся навечно с каждой клеточкой ее мозга, легко указала верную дорогу. Автомобиль подкатил к заваленному забору и остановился.
Паша, поражённый убогим видом, несмело вышел из машины.
Вот эти два окна наши, указала Оленька на облупленные деревянные рамы. Одно в кухне и одно в комнате. Ну, точнее, это не полноценная кухня: мы сделали перегородку и получилось подобие двух комнат. Вот там, с кирпичной кладкойнаша труба.
Паша нашел глазами почерневшую трубу с полуразвалившимися кирпичами в основании:
Мда, не богато, Оль.
А что же ты хотел?, рассмеялась она в ответ, Бабуля меня тянула как могла. Мы не шиковали никогда. Пойдем внутрь?
Они ступили в полумрак летней веранды, которую кто-то успел захломить так, что остался лишь узенький проход, куда с трудом мог протиснуться крепкий высокий мужчина. Оля дернула дверь, та со скрипом поддалась и в лицо девушке рванулся горячий застоявшийся воздух. В небольшой прихожей было накурено. Не веря своим глазам, Оля прошла дальше.
Посреди комнаты стоял большой грубо сколоченный стол. На нем стояли бутылки, беспорядочно высились рваные упаковки от еды. Тонкой струйкой на пол стекало что-то тягучее и липкое. У стола, развалившись на потертом диване, лежали в пьяном угаре двое мужчин потасканного вида. Ещё один спал прямо на полу под окном.
Кто это? Паша был изумлен: они ехали в пустой дом, а попали на застолье!
Я не знаю, трясущимися голосом ответила Оленька и закрыла лицо ладонями, О, боже, что теперь делать?
Паша обнял девушку за плечи и прижал к себе. Он почувствовал, как круглый животик уткнулся в него.
Мы пойдем в полицию, и они выгонят этих гадов. Не расстраивайся, Оля, мы отобьем твой дом!
Отделение полиции располагалось на первом этаже дома культуры. Здание советской застройки, широкое крыльцо с колоннами и бетонными лавочками-блоками стояло в самом центре посёлка. Перед ним лежали руины того, что должно было быть фонтаном. Метрах в тридцати левее высился памятник Великой Победе: прямой как шпала высеченный из камня солдат в бушлате и с мужем на плече. Плиты со списками погибших земляков истрескались, буквы перекрывались тонкой паутиной разрухи. Факел вечного огня был завален мусором и пустыми бутылками из-под спиртного. Оленька с содраганием сеодца смотрела на запустение родных мест. Ей становилось горько и обидно: на той плите высечено имя ее прадедушки, отца бабушки. Хорошо, что она не дожила до этого момента
Деревянные ступеньки скрипели под ногами, из двери вырвался белесый горячий пар: с левой стороны чернел спуск в подвал, укутанный клубами пара. Паша шел впереди, Оля, прикрывая руками живот, семенила позади.
Кабинет участкового был прокурен настолько, что даже открытое окно не спасало. Высокий, худой, всклокоченный мужчина лет 45 вальяжно курил, развалившись на кресле. Увидев посетителей, он отбросил несколько листов, посыпанных пеплом, на стол и поднялся.
Участковый Федорец, Анатолий Константинович, к вашим услугам. С чем пожаловали.
Оленька слезящимися от дыма глазами обежала кабинет и прикрыла нос и рот шарфом.
Я Павел Петрович Никитин, а этоон вывел вперёд Олю, Ольга Михайловна Чурова. Она проживала с бабушкой в вашем посёлке, потом бабушка умерла, а Оля уезжала учиться.
Участковый снисходительно скривился, глядя на живот девушки.
«Учиться ну-ну» хмыкнул он себе под нос.
Паша сделал вид, что пропустил мимо ушей ухмылку участкового, и продолжал:
А сегодня Оля вернулась домой, чтобы обустроиться снова и жить, но там живут сомнительного вида люди!
Как так? преувеличенно ахнул Федорец, закуривая новую сигарету. Прям в вашем доме, Ольга Михайловна, живут другие?!
Оленька чувствовала, что участковый издевается над ней, и спряталась за спиной Паши.
Вот меня вы чего хотите? Опоздали вы, раз другие живут! У нас бесхозного не бывает: либо разберут, либо займут! участковый прошёлся по кабинету и швырнул в окно окурок. Оленька, вам хоть 16 лет -то есть? Или этот дядька за совращение сесть должен? Откуда ты, такой заступник обездоленных, выискался? Натворил делов, а теперь девку кинуть здесь хочешь?
Мне двадцать два года! Меня никто не совращал!
Участковый хитро засмеялся и сел на край стола:
А что же тогда он так за тебя заступается? Будущий отец?
Паша закипал от негодования и ярости:
Товарищ капитан, прошу вас немедленно прекратить это балаган и заняться вашими прямыми обязанностями! Освободите наше жилище от незаконных жильцов! Я требую этого!
Федорец подскочил как ошпаренный и вытаращил глаза:
Ты требуешь?! А ты такой, чтобы требовать?! Ты ей муж, или брат, или сват?
Я её друг!
Может, у нее там такие же друзья, как ты, живут?
Живот пронзила боль, словно его проткнули раскаленной спицей, и он стал каменным, Оленька согнулась пополам.
Какие они мне друзья?! Принимайте заявление, и начинайте работать!
Тише, тише, дамочка! Не надо мне здесь кричать, он взял из шкафа куртку, накинул капюшон, и, зажав зубами сигарету, прошипел, пойдёмте!
Дорога была недолгой. Вытянутый вдоль леса поселок с высоты птичьего полета был похож на сложенную вдвое верёвкудлинные улицы из конца в конец можно было пересечь за полчаса. Частые перекрёстки, как перехваты между домами, не давали поселку расползтись в разные стороны.
Дома и деревья укутанные шапками пушистого снега, блестели на солнце, мороз щипал щеки, раскрашивая их красными пятнами. Свежий лесной воздух пьянил голову. Участковый скурил три сигареты, сердито выпуская пар и хмурясь. Он остановился у машины Паши.
Здесь? сплюнув, спросил он.
Да, вторая квартира. ответила Оля.
Так ты внучка Тамары Валентиновны? Мишки дочка? внезапно обмякнув, спросил Анатолий Константинович.
Да, его дочка. Вы его знали?
он на пару классов младше меня я учился, но мы с ним одно время дружили. А потом я в армию ушел, а он мою девчонку увёл. Так мама твоя Танюшка, земля ей пухом? -Оля вздохнула, Как же я ее любил, да. Жалко их, ни за что же померли.
Оля видела, как руки его затряслись, когда он прикуривал очередную сигарету. За окном двигались перекошенные силуэты. Начинало темнеть. Из леса доносились переклички птиц. На синем небе тонкими полосками поплыли невесомые облака. Участковый поднял к небу глаза, проморгал набежавшие внезапно слёзы, выбросил недокуренную сигарету и скрылся за дверью. Паша с улицы заглядывал в дом. Там слышались громкие голоса, брань и шум двигающейся мебели.
«Я сказал, чтоб тебя здесь не было больше! раздался голос участкового и на крыльцо вылел сломя голову высокий рыжий парень с опухшим синюшным лицом. Вслед ему летели тряпки.
Дядь Толь, ну чё ты! обиженно ворочал опухшим языком выгнанный рыжий, а ему в спину уже летел приятель, выкрикивая что-то нечленораздельное. Третьего парнишку, совсем ещё молодого, скорее всего, школьника, участковый вывел под локоть.
Ну вот, Чурова, въезжайте, пожалуйста, ваше жилье свободно. Правда, ключ лучше поменять. он козырнул от капюшона, Обращайтесь, если что.
Он подхватил юного алкоголика и повёл к родителям, выговаривая на ходу что-то.
Оля вошла в дом и посмотрела на бедлам, который навели здесь временные жильцы. Кругом были кучи мусора, множество запахов один отврательнее другого витали в воздухе, вызывая тошноту. Паша открыл настежь окно и заглянул в печку. Потрепав содержимое кочергой, он чертыхнулся р пошел искать ведро. Оля взяла черные пакеты для мусора и начала собирать банки, бутылки и шуршащие упаковки снеков.
Ну кухне Оля обнаружила бабушкину посуды, закопченные кастрюли и эмалированный чайник с отбитым боком. Паша почистил песку, вынес два ведра золы и мусора, и решил ее растопить. Ноги даже в ботинках стали подмерзать.
Паша разжёг газеты и положил их на тонкие поленья. Печь загудела, вытягивая дым. Мужчина прикрыл заслонку и присел на диван напротив. Оля села рядом и устало положила голову ему на плечо.
Мне пора ехать, Оля.
Да, я понимаю, спасибо тебе за всё.
Он принес к печке небольших полешек и вынес мусорные мешки. Оля проводила его до машины и долго смотрела в след, пока задние красные фонари не исчезли из вида. На небе зажглись первые звёзды. Над лесом, в густой непроглядной мгле они казались особо яркими. Гулко ухнула сова. Деревья шумели верхушками, вдалеке перелаивались собаки. По темному фону плыл серый дым печки, распространяя запах доброго тепла.
Оля вернулась в дом и закрылась на засов. До поздней ночи она вымывала грязь, появляясь силуэтом то в одном, то в другом окне.
Оленька вспоминала, как пахло бабушкиными пирожками, как гудел старенький телевизор, и как завывал холодный ветер в растопленной до красна печи. Цветастые занавески с окон куда-то подевались. С горечью Оля думала о потраченных годах, когда она сюда не приезжала. Теперь дом пришел в запустение. Постояв пару лет пустым, его стали обживать случайные компании для попоек. Дом давно не протапливался, обои почти полностью отстали от стен, нехитрая мебель окончательно развалилась. Но хотя бы крыша над головой казалась довольно прочной.