Но и это не самое страшноев крайнем случае, я мог до утра подремать и на табурете.
«А что завтра скажет Варька?
И что скажут в школе, если узнают, что Алинка у меня ночевала?
Девочка-подросток у одинокого парня».
***
Закрыв двери, оглянулся на кровать: Алинка лежала, подтянув одеяло к носу. Любопытные глаза наблюдали за мной.
Обалдев от такой ее смелости, подойти не решился.
Присел на табурет у стола. Взял книгу, раскрыл. Пролистал пару невидимых страниц, захлопнул.
Глянул на часы:
«Половина первого ночи».
Включил настольную лампу. Не поднимаясьблаго, габариты комнаты позволялищелкнул выключателем, погасил верхний свет.
Ситуация складывалась преглупая.
«Завтра мне на первый урок, а выспаться не сумею. Да еще этот галдеж в коридоре».
Вы там будите сидеть всю ночь?
Я вздрогнул. В потемках, напитанных моими сомнениями, Алинкин шепот прозвучал как гром.
Я молча кивнул. Не знал что ответить.
Давайте поменяемся: я посижу, а вы поспите.
Не нужно. Тыребенок.
«Не на табурет же ее посадить».
Я не ребенок! Мне почти шестнадцать. Просто я худая и низкая. Я в школу в восемь лет пошла И мама меня уже родила в мои годы. Вот так.
Ходишь в школу, значитребенок.
Неожиданно Алинка выскользнула из-под одеяла. Мелькнув острыми коленками, бросилась ко мне, ухватила за руку.
Идите на кровать, сказала девочка.
Потянула на себя, не отпускала.
Я не могу тебя оставить на табурете, пробормотал я. Тебе завтра в школу.
И вам в школу.
Я взрослый.
А мы вместе ляжем. Мы поместимся. Я в стенку втиснусь, и вам будет место.
***
Я не решался.
Я еще подыскивал слова, чтобы возразить, но тут услышал знакомый шепоток за левым ухом:
«Иди» ворковал голос.
«Нельзя!» упирался я, как и в прошлый раз, с «Декамероном».
«Нельзясоглашался шепот, но если очень хочется».
«Мне совсем не хочется! Она».
«Она похожа на девочку из твоей мечты» шелестело в левом ухе.
«Онашкольница!» злился я, понимая, что соглашусь.
«Ты и вправду не хочешь к ней? Она сама просит».
«Нет!».
Алинка не отставала: обхватила мою безвольную руку горячими ладошками, пытаясь поднять с табурета; приговаривала, что нельзя спать сидя, а на кровати местахоть отбавляй.
«Иди» не унимался голос.
Я пошел.
Было тревожно и сладко от чего-то недозволенного, не совсем хорошего.
Не раздевался. Так и лег в спортивках и футболке.
Глава девятая
Ретроспектива: осень 1992 года, Киевская область.
(продолжение)
***
Сначала мы лежали поразно.
Я даже трусливо вдавил между нами одеяло, чтобы не касаться друг друга.
Алинка действительно вжалась в стенку, а я примостился на противоположном краю кровати, на металлическом уголке, к которому крепилась сетка.
Я замер. Было неудобно, уголок впивался в ребра, но я не мог отодвинуться, поскольку скатился бы на середину кровати по обвисшей сетке.
Из коридора доносился басовитый хохот и визг пьяной Варьки. В беспокойном сумраке тикал будильник.
Алинка замерла у стенки, даже, казалось, не дышала.
Я боялся шевельнуться и не знал, сколько это будет продолжаться. Если так пройдет вся ночь, то лучше бы я на табурете пересидел, склонившись головой на стол.
«Завтра у меня первый урок, и буду выглядеть, как».
Алинка двинула затекшей ногой. Сетка колыхнулась. Мы разом скатились в уютную впадину.
Я чувствовал, как мое деревянное тело прижалось к Алинкиному, мягкому и теплому.
Я напрягся, чтобы отстраниться, но тоненькие руки оплели шею.
Лежитещекотно прошептала девочка, почти касаясь губами моего уха.
***
Я замер.
Я чувствовал ее прерывистое дыхание на щеке и острые коленки, которые вдавились в мой живот, пододрав съехавшую футболку.
Меня обволакивал ее запах. Она пахла несвежей ночной рубашкой, сеном, и еще каким-то пряным девчоночьим запахом, которым пахли мои давние подружки в далеком детстве.
Я чувствовал, как от этого запаха, от прикосновения ее коленей, у меня наливается. Мне стало стыдно, и я попробовал отодвинуться, но Алинка не отпускала.
Спасибо, что меня забрали, прошептала девочка, прислонившись горячим лбом к моему виску. Если бы не вы
***
Она шепотом рассказала, что тот дядька, который к ней приставал, и которого зовут Вовкойиз соседней деревни.
Он мамкин знакомый, недавно возвратился из тюрьмы.
Он и раньше к ним приходил, и к Алинке лез, и к младшенькой Лене, но гостей тогда было поменьше, и Варька его отгоняла от дочек, приговаривая, что малы они еще, нужно подождать пару лет.
А сегодня, когда все упились, дядя Вовка зашел к ним в комнату, начал сунуть руки под одеяло, больно щипать за ноги. Алинка выбежала, чтобы пожаловаться матери, но той было не до нее.
И если бы не вызакончила Алинка свою историю.
Что было бы, если бы не янедосказала. Лишь шмыгнула носом, да прижалась горячим телом.
Я выпростал затекшую руку, обнял девочку за плечи.
Она втиснулась в меня, как цыпленок, и заснула.
Глава десятая
Ретроспектива: осень 1992 года, Киевская область.
(продолжение)
***
В ту ночь я не спал до утра, слушая Алинкино дыхание да пьяный гогот в коридоре, который затих лишь поздним ноябрьским рассветом.
Я не шевелился, чтобы не тревожить девочку.
Я был счастлив, что помог ей. Но еще более был счастлив, что НИЧЕГО предосудительного между нами не случилось, и мои страхи остались надуманными страхами.
О нашей совместной ночевке никто не узнал.
Варьке, видимо, было все равно. Да и вряд ли она заметила, где в ту ночь была старшая дочка. А всем остальными подавно наплевать.
Я успокоился.
«Ну, переночевала у меня.
Ну, помог девочке.
НУ И ЧТО?».
***
Оказалосьрано успокоился.
Мой искуситель-шепоток не спал, выжидал, готовил новое испытание.
Первой тревожной иголочкой, которая уколола мое притихшее сердце, была разительная перемена в Алинкином отношении ко мне.
Я замечал, как она не сводит с меня глаз в школе, как дожидается после уроков, чтобы вместе идти домой.
Вечерами девочка тихонечко скреблась в двери и просила полистать интересные книжки и атласы. Или расспрашивала об истории, новую тему из которой не поняла на уроке, потому что думала совсем о другом.
Я, конечно же, ее впускал, порою вместе с сестрой, давал книги, повторно рассказывал урок, упрощая все до невозможности, но ее сияющие недетским вниманием и обожанием глаза, подсказывали, что не из-за книг, а тем более, недопонятой темы, она ко мне ходит.
Мои опасения подтвердились.
***
Через недели полторы, когда уже мы стали закадычными друзьями-соседями, Алинка постучалась в мою дверь около полуночи и сквозь слезы рассказала, что с минуты на минуту мать придет домой с прежними друзьями и с дядькой Вовкой. Опять у них дома будет пьянка и Вовка будет приставать. И можно ли, чтобы она осталась у меня переночевать. Она меня не потревожит, хоть на табурете пересидит.
Яконечно же! разрешил.
***
Я надеялся, что и на этот раз обойдется: мы ПРОСТО переночуем в одной комнате, на одной кровати. Алинку нужно приютить, и это мой долг, как доброго соседа.
Я надеялся, потому не манерничал с табуретом, а вытащил вторую подушку, пристроил у стенки.
Мы уже не жались по сторонам, а, притиснувшись, разместились в уютном коконе провисшей сетки.
Алинка, как и прошлый раз, принялась рассказывать разные нехорошие истории из жизни местных обывателей, свидетельницей которых была.
Я молча слушал ее голос с переливами непослушного «р», вдыхал ее запах и чувствовал, как дорога мне эта чужая бедовая девчонка, как хочу ей добра.
Я ждал, чтобы она задремала, потому что сам хотел спать, находясь в каком-то изнеможении от происходящего.
К этому шло: Алинкины слова звучали все реже, затихая к концу фразы, а то и обрываясь.
Но дальше
***
Дальше ВСЕ переплелось: отрывки касаний, ощущений, звуков. Пронзительное счастье и стыд!
Кто начал первымя до сих пор не знаю. Помню лишь, как упирался, не поддаваясь противному шепотку над левым ухом, когда горячая узкая ладошка, поиграв шерстью на моей груди, медленно опустилась вниз.
Как я умер от сладкого ужаса, когда туда же потянулась ее голова.
***
В ту ночь мы не спали до рассвета.
На мои сокрушенные слова раскаянья о недопустимости ТОГО, что между нами происходило, Алинка призналась, что я НЕ ПЕРВЫЙ, с кем она ТАК.
Оказалось, что в прошлом году у мамы был очередной муж Виктор, который ее научил ЭТО, объясняя, что так нужно делать со всеми парнями, которые нравятсяэто главные девичьи чары. А я ей очень нравлюсь. С самого первого дня, когда она меня увидела
От Алинкиного признания мне стало еще гаже, потому как раскаянье сменилось жгучей ревностью к неизвестному Викторуя хотел его разыскать и убить. Алинка же не разделила моего гнева, и смущенно призналась, что дядя Витя был самым хорошим из отцов, никогда ее не обижал. И если бы не я, то продолжала бы его любить.
Неисповедимы побуждения женского сердца! И вечная беда всех мнительных Гумбертов, которые считают себя презренными растлителями, а на самом деле оказываются лишь банальными последователями.
***
Но тогда мне было не до рассуждений.
Стоило Алинке утром пойти в школу, как на меня нахлынули былые страхи.
«ЯЧУДОВИЩЕ! корил я себя, стократно обещая, что больше: НИКОГДА! НИ ЗА ЧТО!».
«Ты один из очень-очень многих» утешал голос, приводя многочисленные примеры из истории. Того же Эдгара По, который женился на двенадцатилетней Вирджини, двоюродной сестре.
Я отмахивался, пытаясь понять, почему сразу не оттолкнул настырную развратную девчонку, не выгнал, не запретил приходить?
Я же тогда чувствовал, к чему могут привести наши ночевки! И, в тоже время, каким-то развращенным желаниемв глубокой глубине душевной Марианской впадиныя, ХОТЕЛ, чтобы ТАК случилось. Но настолько отвлеченно хотел, настолько несбыточно, будто полететь на Луну, понимая, что ЭТОГО НИКОГДА не произойдет.
Глава одиннадцатая
Ретроспектива: осень 1992весна 1993 года,
Киевская область
***
После той страшной ночи Алинка приходила ко мне уже с определенной целью: мы оба знали, чем закончатся листание книг и дополнительные уроки истории.
Я с этим смирился, слушая успокоительный шепоток о банальности происходящего. Я плыл по волнам невозможной любви.
Вместе с тем, между нами НЕ СЛУЧАЛОСЬ ничего, что можно было бы считать прямым посягательством на ее девичью честь, хоть шепоток не раз к тому подначивал.
Тогда, краем своего, не совсем еще свихнувшегося сознания, я понимал, что ЭТОГО делать не следует, поскольку возврата из той пучины не будет. Однако спустя много-много лет, понял, что наивно ошибался и даже пожалел о своей нерешительности.
***
Незадолго до Нового, 1993 года, Алинка переселилась ко мне, даже вещи свои перенесла. Я не упирался.
Ее мать о том, конечно же, знала, но на трезвую голову ничего в глаза мне не говорила, и лишь в хмельном веселье называла «зятем».
Мы с Алинкой вместе поднимались утром, вместе завтракали и шли в школу. Вместе возвращались домой, читали в голос стихи, пели под гитару, играли в карты. И, конечно же, вместе укладывались спать.
Поначалу я опасался, что слух о моем сожительстве со школьницей разнесется по деревне, станет достоянием молвы, которая утроит мои грехи, удесятерит, наделит скабрезностями завистливого воображения.
Но до нас никому не было дела!
И тогда я понял, что ЭТОне просто так, что от оглашения бережет меня неизвестный покровительхозяин шепотка. Зачем-то ему нужно такое положение.
Возможно, он хотел, чтобы меня глубже затянуло в омут, чтобы я чувствовал себя изгоем и добровольно шел к нему.
Я шел. И был в этом некий сладкий, гибельный восторг.
***
Наша любовь продолжалась всю оставшуюся зиму и веснупока девочка не закончила девятый класс.
Следуя примеру того же Эдгара По, я подумывал жениться на Алинке, чтобы забрать и увезти ее туда, где о нас никто ничего не знает, притвориться братом (поскольку отцом и дочкой мы по возрасту быть не могли).
Алинка тоже этого хотела и не раз о том просила.
Думаю, задайся я такой цельюу меня бы получилось. И Варька не упиралась бы. Ей лишний рот был не нужен.
Но в ту пору, в двадцать два, я не имел ни постоянного дома, ни денег. Я порою сам себя не мог прокормить на учительскую зарплату.
***
В конце мая Алинка возвратилась со школы в слезах.
Шмыгая носом и всхлипывая, рассказала, что мать срочно уезжает во Львов вместе с новым отцом и забирает дочерей.
Алинка просила, чтобы ей разрешили остаться со мною, но мать категорически отказалановый отец не одобрил, узнав о нашей любви.
Мы с Алинкой провели грустную прощальную ночь. Девочка уговаривала меня пойти к матери, занести пару бутылок водки, договориться, чтобы ее оставили. Но голос за левым ухом мне нашептывал, что так делать не стоит, поскольку этот ребенок будет для меня обузой, а жизнь только начинается.
Я струсил, не пошел.
На следующий день утром Алинка принесла мне в подарок самодельную куклу-мотанку, названную своим именем.
Она отдала куклу, поцеловала меня в губы, сказала на прощанье, что будет любить всегда, и уехала.
***
Страдая от разлуки с Алинкой, и от своей подлости, я в то же время радовался, что ВСЕ само собой обошлось, и теперь можно забыть его как дурной, сладкий и невозможный сон, который НИКОГДА БОЛЬШЕ не повторится.
Последующие годы, пытаясь связать воедино мой грех и Алинкины прощальные слова, я корил себя, что нанес девочке моральную травму, стоголосо воспеваемую многочисленными исследователями.
Я привык жить с этой виной и считал себя страшным Гумбертом, не веря успокоительному шепотку.
***
Спустя пятнадцать лет мы пересеклись с Алинкой в социальных сетях, где я создал страницу, дивясь невиданной возможности узнать о давно потерянных людях.
Алинка нашла меня сама. Передала привет, прикрепив дюжину сердечек и веселых рожиц. А еще написала, что часто вспоминает детство и мою комнату в общежитии. Что ТЕ несколько месяцев были самыми счастливыми в ее жизни.
***
После Алинки была другая жизнь и другие искушения, которые, в большинстве своем оставались лишь фантазиями.
Но доверительный шепоток за левым ухом не покидал меня никогда.
Глава двенадцатая
Ночь с 31 октября на 1 ноября 2013 года,
с четверга на пятницу. Параллельная реальность
(продолжение)
***
Волшебный голос Люцифера наполнял пространство Амфитеатра и туман моего призрачного тела. Он взбалтывал прошлое, выковыривал из потаенных норок давно забытое.
В сознании, будто в калейдоскопе, мелькали стеклышки моих желаний, хотений и надежд, которые преследовали всю жизнь.
Я многого хотел, и многое получил в своей жизни. Я откусывал запретные плоды, брал недозволенное, использовал непредназначенное. Но слушауя волшебные слова, я больше не чувствовал стыда и сожаления.
Братья! шелестел голос. Если вы находитесь здесь, вычастица меня. Вы не чета рабам божьим, которые изнывают от допущенных грехов и отравляют покаянием и без того серую жизнь. Вы гордые и самодостаточные! Вас миллионы! Ваша цель, о которой мечтали романтики всех эпохЕе Величество Свобода. Свобода ВСЕГО! Соберитесь же вокруг меня, о, вы, презревшие запреты, и земля станет вашей. Я воздвигаю знамя Сильных!
***
Реальность дрогнула, пошла рябью.
Повеяло соленым бризом, предвестником шторма, который дохнул запахом бушующего океана, под тысячеголосие восьмой симфонии Малерамелодии невероятной печали и глубины, и страданий, потому что человека ВСЕГДА влечет БЕЗДНА!
«Я стою на краю Я уже не боюсь!».
Нет бога выше, чем сам человек! И только сам человек может быть объектом поклонения. Жизньэто великое развлечение
Легкая улыбка тронула губы прекрасного юноши. Он доверительно подмигнул. Он говорил лишь со мной и подмигивал мне.
Что заставляет вас жить с оглядкою? Что удерживает жить, как хотите, делать, что хотите, быть, какими хотите? Что вам мешает быть хозяевами своей жизни? Неужто глупые предубеждения, навязанные церковью? Страх посмертного воздаяния? Адские муки? Я открою вам секрет: вас обманывали. Ада нет. После смерти ничего нет. НИ-ЧЕ-ГО! Безвременная пустота, которую вы не ощутите. Живите один раз. Живите, пока живете! Убейте вашу совестьэто самый большой враг всякого, кто хочет добиться успеха в жизни!