Товарищ старший пионерский вожатый! рапортовал Сашка. Голос уже окреп, не ломался. Пионерская дружина Городецкой средней школы номер два, имени Вали Котика, на торжественную линейку, посвящённую прощанию с Прекрасным далеко, построена. Председатель совета дружины Раденко Александр.
Закончив рапорт, не опуская салюта, шагнул, стал от меня слева, повернулся к строю.
Теперь мой выход. Приосанился, расправил плечи, набрал полную грудь:
Дружина! Под знамя пионерской дружины Городецкой средней школы номер два, имени Вали Котика, смирно! Равнение на знамя!
Вскинулись в салюте руки пионеровлица суровые, взрослые. У девочек глаза влажные. Хоть бы не расплакались.
Затрубил горн, забил барабан! Знаменосец в сопровождении двух ассистентов, перевязанных красными лентами, шагнул с левого фланга, пошёл перед строем. Головки поворачивались во след, провожая.
Дружина, вольно! скомандовал я, когда знаменосец занял положенное место. Торжественную линейку, посвящённую прощанию с Прекрасным далеко, объявляю открытой!
Прозвенел звонок, однако никто не собирался уходить. Даже учителя. Осычка, было, дёрнулся, гневливо скривил рот, но ничего не сказалбудет повод присовокупить ко всем моим грехам ещё и сорванные уроки.
Я выдержал паузу, обвёл взглядом стойких оловянных солдатиковпоследних романтиков уходящей эпохи, которые свято верили в свою правоту и пошли до конца. Как жаль будет их оставлять! Не сомневался, что после сегодняшней выходки меня уволят. Вчера пионерочки со слезами на глазах обещали перейти за мной в другую школу, но вряд ли меня и туда возьмут.
Впрочем, уже было без разницы. Теперь сам верил в то, что собирался сделать.
Окинул строй, учеников, учителей. На меня смотрели: презрительно, любопытно, восхищённо.
Товарищи пионерыначал хрипло. Только бы не перепутать лукавые слова, которые писал и учил до утра. Такую же речь я мог состряпать о богоизбранном народе, безуспешно мечтавшем о независимости со времён Трипольской культуры, или о подлых марсианах, напавших на Лондон. Однако сегодняшний митинг предполагал иную тему, патетическую, заслуженную ребятами, а потому единственно верную.
Товарищи пионеры! В связи с событиями августа-сентября в столице нашей родиныМоскве, а также в столице советской УкраиныКиеве, Коммунистическая партия Советского Союза и её верный соратникКомсомол, прекратили существование. Центральными органами республики принято решение ликвидировать пионерские организации школ. Исполняя его, как старший пионер Городецкой средней школы номер два, объявляю о самороспуске Пионерской дружины имени Вали Котика. Сегодня мы её хороним.
Школьный двор замер. Мои слова, отражённые от стен, эхом разбивали тишину. Взглянул на пионеров: девчонки шмыгали носами, ребята пригорюнились, но держаться.
Товарищи пионеры! перевёл дыхание. Я горжусь вами! Я горжусь, что в этот тяжёлый час вы остались верны обещанию и законам пионеров, светлой памяти пионеров-героев, которые отдали детские жизни за нашу Советскую родину. На своём примере вы показали, каким может быть Совершенный человек из далёкого светлого будущего. Будущего, о котором испокон веков мечтали лучшие люди нашей цивилизации. Выносители и живое воплощение самых великих, самых светлых, самых прекрасных и, к сожалению, не сбывшихся мечтаний. Выкак одинокие выжившие атланты после исчезновения Атлантиды.
В горле запершило. Я всё больше верил придуманным словам. Не хватало расплакаться на глазах ухмылявшегося Осычки, который с презрением уставился на меня. Ещё немного.
Дорогие мои соратники! Нашу родину ждут тяжёлые испытания, но я верю, что вы пройдёте их с честью, не превратитесь в спекулянтов, воров и буржуев. Храните красный галстук, как частицу нашего светлого прошлого, которое будет озарять всю жизнь. Преклоняюсь пред вами, как перед самыми истинными земными праведниками. Верю, что настанет день, когда наша родина и наша пионерия возродиться, назло всем врагам!
Получайте, буржуи, подумал я, переводя дыхание и глумливо подмигнув Осычке. Вы сами сделали меня таким! А если рыпнетесь, то шипастый каштан придумаю вам уже не в горле, а в том вашем месте, которым директор не мог до ветру сходить после сорванного вечера ко Дню учителя. И Змею удерживать не стану. Нет, не стану Кто в Леанду с мечом придёттот стыдной смертью подохнет.
Глянул на пионеров: ободрились, улыбаются, глаза не потухшиерешительные. Из меня вышел бы неплохой комиссар, если б сам в это верил
Дружина! Равняйсь! Взметнул руку в салюте. Головки колыхнулись вправо. Смирно! Пионер, к борьбе за дело Коммунистической партии Советского Союза, будь готов!
Руки пионеров вскинулись в ответном салюте:
Всегда готов! прозвенело над двором.
Дружина, напра-во! Знамя в голову колонны!
Шеренга перестроилась: впереди стал знаменосец с ассистентами, за ними горнист и барабанщик. Двое замыкающих подхватили гробик.
Шагом марш! скомандовал, возглавляя дружину.
Горн затрубил «Походный марш», ударила барабанная дробь, колыхнулся флаг. Слаженными шагом двинулись на хозяйственный двор, где оставили гроб, а затем, через центральный входна улицу. Малышня, у которой закончились уроки, кинулась за нами.
Прохожие, отвыкнув от пионерских маршей, удивлённо озирались. Сигналили редкие автомобили.
Кто шагает дружно в ряд? задал речёвку Сашка.
Колонна откликнулась:
Пионерский наш отряд!
Дружные, весёлые, всегда мы тут как тут!
Пионеры ленинцы, ленинцы идут!
Промаршировали к центральной площади, к памятнику Ленину. Проходили мимоотдали салют. Под звуки горна и барабана, с речёвками и песнями обошли Городок. Фурор произвели знатныйдаже патрульные милиционеры заинтересовались. Но поскольку пионерскую символику официально не отменяли, а шествие имело мирный характер, нас отпустили.
К вечеру ребята устали. Сетовали, что влетит мне от директора, обещали не давать в обиду. Я им не сказал о написанном заявлении на расчёт, и другом, о том, что сегодняшнее пионерское мероприятиемоя инициатива и задумка, а бывшие пионеры здесь не виноваты, поскольку исполняли мои команды. Оба оставил Химичке, чтобы завтра передала директору.
Глава пятая
1 ноября 1991, Киев
Киев мало напоминал город-сказку моего детства. Возле автостанции смердело переполненным мусорным баком и гнилыми листьями.
Кинул сумку на плечо, направился к остановке. Знобкий ветер елозил по тротуару бумажные хлопья, трепал на столбах советскую агитацию, изрядно подпорченную сознательной молодёжью.
Листовки, налепленные во всевозможных местах, даже на дверях общественного туалета, зазывали участвовать в референдуме, голосовать за независимость Украины, которая, будучи европейским государством, кормит нищую Россию и прочие голодные республики.
«Станемо незалежнимизаживемо як у Європі!» гундосили похмельные ребята моих лет, обвязанные жёлто-голубыми лентами. Пытались сунуть в руки таблицы разнообразных благ, вывезенных из Украины. Я не брал, отмахивался. Злобные клоуны презрительно щурились, обзывали в спину «комсой». По всему выходило, что столичная кутерьма надолго и гораздо серьёзнее, чем кажется из городецкого захолустья.
С Майей встретился в день приезда. Закинул сумку к дядьке на квартиру, отметился на факультете и к ней, под университет. Дождался в скверике.
Пришла довольная, городская. За два месяца в Киеве наша местечковость отшелушилась вовсе, явив миру расчётливую столичную штучку, готовую бороться за место под солнцем. Майин вид, а особенно настрой, огорчилне с такой девушкой свиданьичал на бревне возле речки.
Виду не подал, чмокнул в щёку. Пошли гулять Крещатиком. Я чаще отмалчивался, слушал Майино щебетаниекуда пресным городецким новостям, до киевских, особо пряных.
На площади Октябрьской революции, сейчасМайдане, ранее увиденное бродило, выдувало пузыри и пускало миазмы. От мраморной лестницы монумента до фонтана пространство заполняли восторженные граждане, с красно-чёрными флагами, песнями, смехом и живодёрскими призывами: комунякуна гілляку!
Подошёл с Майей к одной стайке, послушал. Агитаторы предвещали благоденствие Незалежної України, в которой очень скоро будем жить. Осталось лишь отделиться от кацапов, и тогда из фонтана изольётся самогон, а вареники запрыгают в рот. Последнее сам додумал, даже озвучил, чем вызвал Майин удивлённый взгляд и недобрые прищуры сознательных.
Прошлись дальше, к монументу Октябрьской Революции, изукрашенному свастиками и звёздами. Мраморное подножие разило аммиаком. Здесь же, на ступенях, разместилась группа студентов, прогуливающих занятия под благовидным предлогом сбора подписей за решительное «Нет!» колбасе по два-двадцать, за которую нужно расплачиваться национальным достоинством.
Как выяснилось, Майя знала о моих пионерских проделках в Городке. Мать ей по телефону рассказала.
Ты должен думать о будущем, а не заниматься ребячеством, воспитывала девушка, когда мы в кооперативном кафе пили жутко дорогой индийский чай. Что за кривляния и шутовские выходки? Ты чтоидейный? Кому твои идеи нужны! Тем болееони расходятся с идеями большинства.
Большинствоэто те блаженные на площади Октябрьской революции, что гадят под монумент?
Они тоже! Большинствоэто народ, который хочет жить в своей стране! отчеканила Майя. А площади октябрьской революции больше нет! И не будет. Есть и будет Майдан Незалежності! Чем раньше ты поймёшь, тем лучше. Поверь, я добра желаю.
Хорошо тебе мозги прочистили.
Никто мне не чистил! Я приглядываюсь. Сейчас время такое, больших перемен и больших возможностей. Кто зацепитьсятого вынесет. Вот, ребята наши, старшекурсники: кто в «Рух» пролез, кто на митингах агитирует, кто референдум готовит. Думаешь, они все идейные? Большинству начхать на референдум, и даже на независимость. Но они, в отличие от тебя, понимают, что новая странаэто новая власть, новые органы, новые люди. И в эти самые органы они пролезут, станут властью. А когда станутв больших кооператоров превратятся. Но ещё лучшеданью их обложат. Те им платить будут.
Откуда знаешь?
Ябудущий экономист. Слушаю, о чём говорят в университете, в общежитии, сказала Майя. Ты умный парень, перспективный, как моя мама говорит. Нужно направить способности в нужное русло, а не маршировать с пионерами шутом гороховым.
Вы уже с мамой меня обсуждали? удивился я.
Матери не всё равно, с кем её дочь встречается. Тем более, в Городке знают.
У нас это быстро.
Вот именно. Занимаясь ерундой, притомопасной, ты не только себе вредишь, ты на меня тень бросаешь. И на мою семью.
Услышав о семье, поперхнулся, расплескал чай на затертую скатерть. Спиной почувствовал, как недовольно фыркнула продавщица за стойкой.
Всё так серьёзно? прокудахтал сквозь кашель.
Майя делово подала салфетку.
Да. Серьёзно, продолжила, вытирая стол. В близких друзьях я хочу видеть достойного человека. И моя семья тоже.
В близких? Это как?
Майя не ответила, отвернула голову к окну.
Юрка прав. Возле речки совсем другой казалась. Ту, простую, ласковуюпочти любил.
И вообще, нужно подумать о серьёзной мужской работе, продолжила Майя, выдержав гордую паузу. История тебя не накормит. В наше время она никому не нужна.
Мне нужна
Как ребёнок! перебила Майя, не желая слушать. Поговорил бы с дядейпусть тебе место в Киеве найдёт.
Пока рано. Мать болеет, за ней присмотр нужен. И не хочу я ничем кроме истории заниматься.
Зря, разочаровано вздохнула Майя. Ты где остановился в Киеве?
У дядьки.
У нашего декана?
Да.
Помолчали. Майя смаковала чай. Я допил одним глотком нерасплесканные остатки.
Хорошо тебе. Жить в Киеве есть где, дядя декан, сказала Майя. В голосе проступили завистливые нотки. Только сам бестолковый. А я думала подыскать тебе местечко в нашей общаге.
Подыщи! оживился я.
Зачем?
Чтобы вечером встречаться, ну поговорить.
Я вечерами к парам готовлюсь. К тому же, если найду, то у ребят на секции, в комнате на четверыхособо не уединишься
Майя запнулась, внимательно рассмотрела дно пустого стакана.
Лучше к себе приглашай, сказала неуверенно, подняла глаза.
Не знаю
Это была возможность встретиться без свидетелейсама просит.
Надо с дядей поговорить. Ты придёшь?
Если пригласишь.
После кафе прогулялись бульваром Шевченка, присели на скамейку. Попробовал прижать Майю, пробраться за отворот курточки, но девушка увернулась, пеняя на любопытных прохожих и мои жабьи руки. Единственное дозволилаприкоснуться губами к холодной щеке, когда прощались на ступеньках общежития.
Первая половина ноября 1991, Киев
На экзаменационную сессию собрались приезжие. Права Майя: киевским не до историиони деньги делают да по митингам шастают, в поисках приключений и тех же денег.
Одногрупник мойкиевлянин Игорёк, бывший комсомольский функционер среднего звена, а нынешний джентльмен удачи, приехал сдавать зачёт на бежевой «девятке».
Между парами, когда вышли глотнуть пива, Игорёк откровенничал:
Сейчас, брат, времена не для учёных. Бросай гиблое дело, иди ко мне. Голова есть, силой не обделёностальному научим. У меня киоски по Киевудобрые люди подсобили. Укоренился, знакомствами оброс, братков не чураюсь. Слышал про Солоху, Киселя, Черепа?
Кто это?
Село! Они Киев держат. А ещё Авдыш, Князь. Я с ними. Довольный Игорёк отхлебнул пива. По рекомендации серьёзных людей, само собой. Иначе чики ты уже на небесах.
С бандитами водишься?
Дурачёк! Это не бандиты, а деловые люди. Сейчас реальные деньги только так можно заработатьрэкет, крыши.
Ты же бывший комсомолец! В горкоме идеологией руководилсам хвастал!
Мало кто чем РАНЬШЕ руководил! Самые главные комуняки сейчас первейшие ворюги и есть. Знаешь, какие они деньги гребут?! Игорёк покачал головой. Не то, что тебемне не снились. Они для того Партию развалили, чтоб добро прикарманить. И Союз валятлегче деребанить, когда сами останутся, без Москвы.
Игорёк посмотрел на меня, прищурился.
Идеологической работой, говоришь, он сплюнул, достал красную пачку «Marlboro», подал мне.
Спасибо, не курю.
Здоровеньким умрёшь, значит.
Понтово выщелкнул сигарету, подкурил, выпустив дым через нос.
Кравчук тоже занимался идеологиейвторой секретарь ЦК КПУ. Был. Сначала ГКЧП поддержал, пока не прояснилосьчья возьмёт. А сейчасглавный незалежнык! Игорёк опять сплюнул. Ладно, гореть им в аду, а нам нужно бабки рубить. Такие видел?
Достал из кармана две новенькие купюры, протянул мне. Рубли. Советские. Однако номинал: 500 и 1000 рублей!
Где взял? я удивлённо вертел в руках невиданные деньги.
Места нужно знать, усмехнулся Игорь. Их недавно в оборот выпустили. В Москве, в связи с инфляцией. Но это ерунда. Смотри
Он украдкой глянул по сторонам, запустил руку во внутренний карман куртки, вынул пачку зелёных купюр, перетянутых аптекарской резинкой.
Это что?
Зеленые рубли, парниша! Игорь горделиво протянул пачку. Только осторожно, не свети.
Я крадучись взял, повертел в руках, понюхал.
Деньги не пахнут, как сказал император Веспасиан,
Не пахнутсогласился я, продолжая вертеть упругую пачку. Это доллары?
Да, историк, этодоллары. Американские. Баксыпо-нашему. Которые не пахнут. Это настоящие деньги, такие историкам не платят. Так что думай. Надумаешьвозьму к себе.
А учёба?
Я же учусь! Будем вместе на экзамены ходить. Не боись, диплом получишь. Если знаний недостанет, баксами подмажем.
Забрал пачку, бережно положил обратно в карман, застегнул пуговицу.
Не в дипломе дело, сказал я. Мне история нравиться. Как наука.
Детский сад! Сколько тебе лет?
Двадцать три. Будет.
Ну-ну Так что тебе нравиться? спросил ласково, как у больного.
История. И школа. Не представляю, чем бы мог ещё заниматься. А тебе-то диплом зачем?
Для коллекции, сказал Игорь, затем уточнил: Я считаю, что уважаемому человеку нужно высшее образование. Всё равно, какое. У меня, например, будет высшее историческое. Хоть в наше время образованиеерунда. Времена заучек прошли: главное, не что знаешь, а что можешь. Лады, буду ехать, протянул руку для прощания. Я пожал в ответ.
А зачёт?
Уже сдал. И завтрашний экзамен тоже, он погладил курточку, где во внутреннем кармане лежали доллары. Помнишь первую Заповедь блаженства? По истории Древнего Востока учили, в Новом Завете, вроде.