Выйдя за ними на улицу, Евгения Ивановна увидела, как Люба догнала Веру и рывком развернула к себе.
Ты опять за старое, да? почти прокричала Люба.
Кто бы говорил. Сама мне в прошлый раз помогала.
Так что, муж тебе уже надоел? Ещё одну семью хочешь разбить?
А вот это уже не твоё дело, монашка. Вера усмехнулась.
Ты вообще в состоянии думать хоть о ком-то, кроме себя самой?
Да, с готовностью кивнула Вера. Моим детям нужен нормальный отец.
И поэтому ты готова оставить без отца чужих детей?
Это уже не мои проблемы, пожала плечами Вера.
Хочешь хорошо устроиться? Получать алименты от бывшего мужа и жить на обеспечении у нового?
Да, а что? Вера говорила как о чём-то вполне естественном.
Батенко подошла к Вере сбоку, и, наклонившись к её шее почти вплотную, прошептала:
А если его жена тебя живьём закопает?
Вера даже подпрыгнула от неожиданности.
Боже мой! простонала Люба, прикрыв глаза рукой. Выего жена.
Подумаешь! Лицо Веры скривилось. Я уже не в первый раз это проворачиваю, так что у тебя нет шансов.
А я уже не в первый раз потаскухам шеи сворачиваю. Батенко сделала шаг в направлении Веры. Та отступила и больше не ухмылялась.
Послушайте, это не выход. Люба встряла между ними.
Какая ты стала правильная, аж противно, пробубнила Вера. Бросив на Батенко гневный взгляд, она развернулась и припустила к воротам.
Послушайте, начала было Люба.
Вы бы, и правда, не встревали, Батенко глянула на неё искоса. Сколько семей вы сами разрушили вместе со своими сёстрами?
Люба осеклась и, понурив голову, побрела обратно к церкви.
Придя домой, Евгения Ивановна лицом к лицу столкнулась с мужем. Выглаженный и приятно пахнущий парфюмом, Слава причёсывался перед зеркалом.
Тебе хоть перед дочерью-то не стыдно? с порога спросила Евгения Ивановна. Из-за угла высунулась Светкина голова.
Вы чего это? спросила Светка, переводя взгляд с отца на мать.
Ну? после небольшой паузы сказала Евгения Ивановна мужу. Давай, объясняй ребёнку.
Она уже не ребёнок, медленно произнёс Слава.
Вообще-то, я тут стою. В Светкином голосе звенело беспокойство. Так что случилось?
А случилось вот что: наш папа нашёл себе молоденькую девицу, и теперь он собирает вещи и катится к ней. Всё правильно? Евгения Ивановна скрестила руки на груди и вопросительно посмотрела на мужа.
Пап, ты чего? Это, что, правда?
Света, ты не понимаешь
Ну конечно! выпалила Светка. Куда мне, такой тупой! Правильно мама говорит, катись отсюда!
Через пятнадцать минут Слава аккуратно закрыл за собой дверь. Всё это время Евгения Ивановна неподвижно стояла на кухне, глядя в окно. Светка сидела за столом и иногда вытягивала шею, чтобы увидеть отца, бродившего по квартире с большой дорожной сумкой.
Может, не надо было его выгонять? тихо спросила Светка, когда Слава ушёл.
А что надо было сделать?
Ну, не знаю. Вообще, есть методы.
Какие?
Ну, можно же устранить соперницу. Теперь ты меня понимаешь? вдруг спросила Светка.
В памяти Евгении Ивановны всплыл образ курносой девочки из церкви, той самой, у кого Светка отбивала парня.
Света, это другое.
Ну конечно.
Именно так. Послушай. Эта девочка сейчас на нашем с тобой месте. Ты у неё отбиваешь мальчика, не наоборот. А ты на месте той
Да ну тебя. Светка вскочила и вышла из кухни.
На улице стемнело. А хорошо бы эту Веру проучить. Почему бы ей самой не хлебнуть того же самого? Чтобы у неё что-то отобрали. Но не обращаться же ради этого в Артель.
Батенко только теперь вспомнила, что собиралась нанести очередной визит к Перетворцам. Внутри вдруг возникло стойкое отвращение ко всякого рода свечкам, шарам, всей этой их атмосфере. С другой стороны, она уже отнесла туда брошь с бриллиантом, за которую деньги уплачены.
Тем временем Люба возвращалась домой после вечерней службы в храме. Из соседнего подъезда выпорхнула Вера в короткой плиссированной юбочке и кожаных ботфортах. Молодой мужчина, куривший у скамейки (явно не тот, с кем она целовалась утром), бросил окурок на газон и галантно открыл для Веры дверь серебристого авто. Машина мигнула фарами и укатила из двора.
Проводив машину взглядом, Люба зашла в подъезд и поднялась на свой этаж. Только взялась за ручку двери, как та распахнулась.
Наконец-то, вместо приветствия шумно выдохнула София. Когда Люба вошла, сестра выглянула в подъезд, осмотрела площадку и только после этого закрыла дверь.
Ты чего это? спросила Люба. Из комнаты вышла бледная Мила, сцепившая пальцы, как она всегда делала, когда волновалась.
Шкатулка пропала, сказала София, нервно стуча ногтями по подбородку.
Что? Какая ещё Что?! От неожиданности Люба даже присела на край тумбы с обувью. Куда она могла деться?
Известно, куда. Фухх. София шумно выдохнула и, растирая ладонями виски, заходила туда-сюда по прихожей.
Люба перевела взгляд на Милу, у которой побелели костяшки переплетённых пальцев.
Кира заходила, сказала средняя сестра, следя за перемещениями старшей.
Зачем? спросила Люба, тоже переводя взгляд на Софию.
За витаминами для тётки. Мила вцепилась зубами в ноготь (сёстры думали, что с этой привычкой она справилась много лет назад).
После того, как она ушла, мы и заметили. София наконец остановилась.
Может, это всё-таки не она взяла? слабо спросила Люба, почувствовав, что от перемещений сестры появилось головокружение.
А кто ещё? Вариантов-то нет. София развела руками. Утром шкатулка стояла на месте. Больше сегодня никто не заходил.
Люба закрыла глаза. Проведя пальцами по векам и ничего не увидев, кроме сверкающих зелёных глаз с вертикальными зрачками, бессильно опустила руки. Молча поднявшись, вышла из квартиры и без стука открыла соседскую дверь.
Кира как раз держала небольшую круглую малахитовую шкатулку на ладони, показывая сестре.
Это наше. Твёрдо произнесла Люба. Из кухни выглянула тётя Маша, окинула компанию быстрым взглядом и скрылась.
Являться без приглашения, а тем более, без стука, неприлично, медленно произнесла Аня.
А брать чужие вещи прилично?
А это моё, спокойно сказала Кира.
Да что ты говоришь. Из-за спины Любы показалась София. Мила, впившись зубами в ноготь, остановилась поодаль.
Девочки, что здесь такое? Из кухни выплыла тётя Маша в фартуке с оборочками и с длинной деревянной ложкой в руке.
Верни шкатулку. Люба протянула руку. Кира в ответ показала ей кукиш.
Это не твоя вещь. София встала рядом с Любой.
А вот и моя. Кира исподлобья смотрела на Софию.
Ты можешь это доказать? Мила подошла ближе.
Могу. Круглая малахитовая шкатулка с рельефом в форме виноградной лозы. Кира поднесла вещицу к глазам. Под крышкой выгравирована буква К.
Открыв шкатулку, Кира продемонстрировала сёстрам изящную букву с вензельками на внутренней стороне крышки. Тётя Маша беззвучно охнула и прикрыла рот рукой.
И что? после паузы спросила Люба.
Эту шкатулку, как и несколько других вещей, мне завещала прапрабабушка. На всех есть такие гравировки.
Аня открыла рот, чтобы сказать, что имя наследницы нигде не указывалось, но не смогла произнести ни звука. Закрыв рот, она тоже внимательно посмотрела на Киру.
Верни. Теперь Люба не просила, а приказывала.
А ты отними.
Кира и Люба стояли друг напротив друга. По обеим сторонам глаза в глаза смотрели Аня и Мила, София и тётя Маша. Первой выступила София. Она выкинула вперёд руку, но дотянуться до Киры не смогла, получив по пальцам деревянной ложкой.
Мила отлетела назад от одного взгляда Ани. Ударившись плашмя о входную дверь, она, обмякнув, сползла на пол. Люба повела плечами, сбросила оцепенение, раздвинула пространство локтями и рванула к Кире. Её пальцы сомкнулись на запястье руки, сжимавшей шкатулку.
Обломись, прошипела Кира. Её острые вертикальные зрачки резанули по лбу Любы, из косой царапины потекла тёмная багровая струя.
Верни, просипела Люба, не обращая внимания на тёплую кровь, заливающую глаза.
И не подумаю. Кира чуть приподняла руку, так что шкатулка оказалась на уровне взгляда Любы. Бледные пальцы Киры сжимались всё сильнее, по малахитовым стенкам пробежали трещины. Раздался хруст, Люба отшатнулась, отцепившись от запястья Киры.
На пол полетели осколки малахитовой шкатулки. Кира распрямила пальцы. Её кисти стали похожи на лапы птицытонкие длинные фаланги и выпирающие суставы. И чёрные миндалевидные ногти с белыми продольными полосами по центру.
Можешь забрать. Кира кивнула на тёмно-зелёные осколки и крошки, разлетевшиеся по полу. Мне это больше не нужно. И пошли вон отсюда.
Три сестры вернулись домой, не притронувшись к тому, что осталось от шкатулки. Мила с трудом смогла выползти в подъезд и поднялась на ноги, только держась за перила. У Софии покраснели и распухли пальцы в тех местах, куда попала ложка тёти Маши. Люба вообще не могла шевелить рукой, которой держала Киру, из рассечения на лбу струилась кровь, залившая половину лица.
Надо хоть обработать. София пошла на кухню за аптечкой.
Мила стояла в прихожей, прислонившись всем телом к стене, и тяжело дышала, склонив голову на плечо. Люба снова села на край тумбы, свесив вдоль тела онемевшую синюшную руку.
Знаете, куда она теперь пойдёт? проскрипела Мила, пока София мазала Любин лоб зелёнкой и наклеивала пластырь. Сёстры молча обернулись к ней.
В соседней квартире Кира лежала на кровати. Перед мысленным взором проступили белые чётки с выгравированной на одном из зёрен буквой К.
10.
Аня пересыпала с ладони на ладонь осколки малахитовой шкатулки, собранные с ковра. Кира лежала на кровати, не глядя на сестру. Шкатулка опустела. Когда Кира сжала её перед носом Любы, горячие потоки из камня заструились по канальцам в руках и впитались в ткани тела. Теперь надобность в шкатулке отпала, эти бесполезные кусочки малахита больше не нужны.
Кира выпрямила пальцы и посмотрела на тыльные стороны кистей. Странное ощущениеруки будто окаменели, чувствительность полностью пропала.
Когда ты успела сделать такой жуткий маникюр, пробормотала Аня, глядя на ногти сестры.
Мне завтра надо будет уехать, проговорила Кира, угрюмо рассматривая длинные заострённые чёрные когти.
Куда?
По делу. А сейчас пойду прогуляюсь. Кира поднялась.
Я с тобой, с готовностью сказала Аня.
Не надо, спокойно произнесла Кира, и её ледяной тон заставил сестру прирасти к полу.
Проходя мимо тёти Маши, смотревшей вечерние новости, Кира немного задержалась. На экране холёный мужчина с бегающими глазками клялся, что на его производстве всё в порядке, никаких вредных выбросов в воздух Добромыслова никогда не происходило. Но молчаливые люди в форме, опечатавшие двери, видимо, ему не верили.
Следующий сюжет начался с записи камеры телефона, на которой посетители кафе с визгом залезали на столы и стулья, поднимая повыше ноги. По полу в три потока перемещались косматые шарики. Изображение приблизилось, и стали отчётливо видны голые крысиные хвосты.
Хмыкнув, Кира накинула куртку и вышла в подъезд. Секунду постояла на площадке, глядя на дверь сестёр. Развернулась и побежала вниз по лестнице.
Город заметало снегом. Белые крупинки падали на асфальт и не таяли, рассыпаясь жемчужинками по мокрой черноте. На негнущихся ногах Кира прошагала почти половину города. Редкие встречные люди превратились в едва различимые тени, взгляд проникал сквозь них.
Мимо прошмыгнула парочка, державшаяся за руки. У мальчика сознание полностью утонуло в желании, так что он вообще мало что воспринимал. Девочка ещё колебалась, ей мама не велела «прыгать в кровать к каждому встречно-поперечному». Но через двадцать минут они уже окажутся под одним одеялом, а через месяц девочка будет рыдать на коленях у мамы.
Шатающийся мужик брёл, не разбирая дороги. Его мир растворился в боли. Час назад на операционном столе умер его сынишка, попавший под колёса внедорожника на детской площадке во дворе дома. Ржущий холёный юноша (между прочим, приятель Доминики), сидел со своими пьяными друзьями в ресторане. Отмечали. В который раз ему всё сошло с рук, только внедорожник надо будет быстренько продать. Через неделю этого парня в алкогольной коме привезут в ту же самую больницу, где скончался мальчик, и он отправится следом. Мужик, узнав об этом, сначала обрадуется, но потом снова напьётсясынишку-то всё равно не вернуть.
Худощавая женщина, выходившая из круглосуточного магазина, недавно стащила в офисе пачку бумаги для принтера. Через два дня её за это уволят. А так называемая подруга, та, что напишет донос, займёт освободившееся место.
Сделав усилие, Кира перестала смотреть сквозь людей, и они превратились в картонные силуэты. Две такие фигурки кривлялись посреди тротуара, третья снимала их на телефон. Яркий свет от фонарика слепил глаза, так что Кира, проходя мимо, сделала движение пальцами, будто щёлкнула кого-то. Смартфон выскользнул из рук девчонки и, гладко покатился по асфальту прямо под ноги Киры. Она, конечно же, «случайно» наступила прямо на светящийся экран, который приятно хрустнул под ботинком.
Не дослушав блеющие вопли девчонок, Кира свернула в тёмный двор и села на лавку у детской площадки. Ни ветринки не проносилось над городом, карусели и качели замерли, куст пируса чернел тонкими ветвями. На краю площадки из земли торчали обрезки тонких труб. Один из жильцов дома пару ночей назад попросту срезал качели болгаркой и увёз их на дачу. Его жена спит с соседом. У соседа ВИЧ, но он ещё об этом не знает.
Встав, Кира подошла к огрызку трубы, торчавшему из земли. Размахнувшись, ладонью ударила по краю. И ничего не почувствовала. Только металл погнулся.
Всё становилось бессмысленным, мир стремительно терял цвета и звуки. Кира не обернулась, когда пустая карусель, скрипя, стала медленно вращаться. Цепи качелей звякнули. Горка гулко вздрогнула.
Кира поплелась прочь с площадки. Обогнула дом, пошла по тротуару вдоль проспекта. Что-то тёмное пролетело перед глазами и задело кончик носа. Со звоном упало к ногам и покатилось. Нагнувшись, Кира подняла зелёную бутылку из-под пива.
Кот, сидевший в форточке третьего этажа, увидев два зелёных огонька с вертикальными щелями, зашипел, шерсть встала дыбом. Он метнулся на пол и забился под диван.
Кира размахнулась и швырнула бутылку в окно. Стекло разлетелось дождём осколков. Грязно ругаясь, молодая мамаша, выбросившая бутылку, чтобы свекровь не нашла, открыла раму и высунулась на улицу. Обозвав Киру множеством отборных ругательств и осыпав угрозами, она решила спуститься вниз.
Кира брела вдоль дома. Через полминуты ей навстречу уже бежала разъярённая мамаша в розовом плюшевом халате и леопардовых лосинах. Конечно, она расскажет свекрови и мужу только ту часть истории, где наглая рыжая девица разбивает стекло пивной бутылкой. А о том, как она сама бросила ту самую бутылку из окна, даже не потрудившись убедиться, что внизу никого нет, умолчит.
Хотя нет, уже не умолчит. То есть просто ничего никому не скажет. Земля осталась где-то внизу. Перекошенное ярко накрашенное лицо приблизилось, раздался глухой треск. Каменный лоб Киры не ощутил удара. На асфальте распростёрлась молодая женщина. Снова обретя твердь под ногами, Кира ткнула лежащую в плечо носком ботинка. Никакой реакции не последовало.
Засунув руки в карманы, Кира медленно пошла прочь, но через некоторое время остановилась. Вернулась, присела рядом с лежавшей на земле. Размахнулась и влепила любительнице бросать бутылки из окон пощёчину, потом ещё одну. Когда та застонала, Кира рывком подняла её на ноги и, поддерживая под локоть, потащила вдоль дома.
У подъезда их уже ждал подвыпивший сожитель молодой мамаши. Кира молча передала бурчащему мужику ношу и пошла прочь. Его матерные реплики пролетели мимо, не оставив и следа в памяти.
Вернувшись домой, Кира ни слова не сказала сестре и тётке. Почти сразу легла в постель, но сон опять не шёл. Пространство вокруг стало глухим и густым, как сироп. Безвкусный сироп, не обладающий даже лёгким запахом. Полупрозрачные скользящие тени, далёкое эхотолько и всего.
В сознаниипочти полная пустота, только одно воспоминание сияет маяком. Горячие потоки струятся по жилам, наполняя всё внутри, проникая в каждую клеточку. Сила разливается, сознание проясняется, хочется двигаться, творить, проносятся вихри мыслей и идей. Но сейчас это всего лишь воспоминание, в настоящем конечности будто окоченели, тело лежит на кровати камнем. И ничего не хочется, даже дышать.