Надеюсь, у тебя хорошие новости?
Экельс быстро, как ящерица, облизал треснувшие губы и торопливо зашептал в трубку, нервно зыркая по сторонам:
Вы обещали нам обычное дело, мистер Харди. За обычную плату. Вы не предупреждали, чтоЭкельса по новой забила крупная дрожь.
Внятнее, Экельс! Внятнее! Ты что, пьян?
Экельс с присвистом втянул в себя воздух и через силу зашептал вновь:
Хафф завёл себе охранника. Экзотическую тварь. И она уби
Трубка презрительно фыркнула:
Ротвейлера испугались? Кажется, я плачу вам достаточно, чтобы
Нет! Высылайте подмогу, мистер Харди! Эта тварь Она продолжает Она охотится за мной!..
В трубке послышался льстивый голос, предлагающий особое вино, следомурчащий, довольный ответ.
Мистер Харди? Мистер
Довольно, резко, гадюкой прошипела трубка. Мне не нужны сопливые объяснения. Мне нужен труп того паршивого писаки. Т-р-у-п. Звони, когда получишь его. И протрезвеешь.
Щелчок. Гудки. Тишина.
***
Дверь вип-зоны открылась, и внутрь, ступая по-кошачьему тихо, скользнул прилизанный официант с коробкой в руках.
«Наконец-то!» возликовал Блейк Харди, мысленно потирая ладони. Он уже видел тот лёгкий, почти невесомый сосуд из синего, словно небо, стекла, что покоился в невзрачной коробке. Чудесная, желанная, та самая Контрабанда.
Официант водрузил бутылку на матовый столик и мигом освободил её от картонной шелухи.
Вы знаете, что этоособенное вино. Каждый находит в нём что-то своё. И каждый получает от него в точности то, что ему сейчас нужно, промурлыкал официант, поворачивая бутылку так, чтобы на ней заиграл свет. Мистер Харди сглотнул. Один сомелье считал, что вкус этого вина совершенно неземной. Даже называл его «марсианским»
Да-да, я в курсе, закивал Блейк Харди, не отрывая взгляда от вихря блёсток цвета индиго и лазури, что, кружась, поднялся со дна бутылки.
Официант понимающе улыбнулся в ответ, прошелестел: «Bon appétit» и скрылся, наконец оставив их с бутылкой наедине.
Блейк Харди легонько, самыми кончиками пальцев, коснулся прохладного стекла. Рядом с бутылкой томился тонконогий фужер. Но налить в него вина?.. Нет, это лишнее, совершенно лишнее. Никаких посредников. Никаких манер!
Мистер Харди сцапал бутылку, выдрал пробку и жадно отпил прямо из горлышка.
***
Твою мать!.. в голос выругался Экельс, отшвырнув затихший мобильник в темноту.
В доме тут же загорелся свет.
Экельс застыл, инстинктивно метнулся к забору, но дверь дома уже хлопнула, на порог вылетел полуодетый мужик. И направил на него двустволку.
Руки вверх! Вверх, я сказал! оскалясь, рявкнул мужик. Никаких резких движений!
Экельс медленно поднял руки, запоздало вспомнив, что в одной так и остался пистолет.
Слушай, ты всё не так
Молчать! клацнув зубом, проорал мужик и крикнул, слегка повернув голову к дому: Сара, вызывай ребят! Я держу его на мушке! Врасплох застать хотел?! У-у-у, скотина! Да я тебя живенькодвустволка опасно дрогнула.
Эй, спокойнее! Спокойнее! у Экельса зачастил пульс. На непримиримой роже хозяина дома отразилось презрение. Он сплюнул, продолжая держать Экельса под прицелом дула и злющих глаз.
Давай-ка по-хорошему, кашлянув, миролюбиво проговорил Экельс. Сейчас я брошу пистолет. А ты
Экельс чуть шагнул вправо. И внезапно почувствовал под ногой мягкое.
«Бабочка», быстрой вспышкой пронеслось в мозгу.
Игрушка пискнула, заверещала. Экельс непроизвольно дёрнулся, в руке его отчётливо блеснул пистолет
И тут грянул гром.
***
То утро пахло горелой яичницей и дешёвым кофе. Лучи ещё робкого солнца касались тонкой занавески и бледными, пугливыми зайчиками прыгали на замызганном столе. Опустошённость, что снедала Леонарда весь вчерашний день, уступила более прозаическому голоду: цепляя вилкой жёлто-белую, с чёрной корочкой, массу, Леонард привычно работал челюстями и рассеяно глядел в кухонное окно. У забора уже копошился незнакомый мусорщик: он тащил от баков что-то большое и длинное, завёрнутое в чёрный пакет.
Заев яйцо безвкусным хлебом, Леонард вышел из дома, когда мусоровоз грузно стартовал, оставив в утренней прохладе фирменный смрадный след. Мимо, бодро звеня велосипедом, пронёсся мальчишка-газетчик:
Свежая пресса!
Леонард ловко поймал ещё пахнущий краской рулон и вернулся на кухню.
Кофе был густым и липким, как застарелая патока. Морщась, Леонард прихлёбывал напиток и скользил по строчкам не выспавшимся взглядом.
Так, «Горячие новости»
В паре кварталов отсюда полицейский на пенсии застрелил ночного грабителя В доме на окраине обнаружен труп молодого неудачника, что споткнулся и распорол горло своими же ножницами
Теперь«Бизнес»
Леонард вдруг поперхнулся и расплескал кофе.
В глазах потемнело. Прояснилось. Вновь потемнело.
Сделав над собой волевое усилие, Леонард, чуть не прожигая бумагу взглядом, уставился на кричащий заголовок:
«СМЕРТЬ МАГНАТА».
Мистер Блейк Харди Владелец корпорации Совладелец холдинга Обнаружен мёртвым в своём Никаких телесных повреждений Сердечный приступ Похороны состоятся
Леонард выронил газету. Медленно поднялся, чувствуя, как неистово трясутся руки. Прошёл в свой кабинет и остановился у рисунка Австралии.
Солнце прорвалось в комнату, заблестело на глянцевом корешке недавно купленной книги. Леонард повернулся на блеск.
Р.Д. Брэдбери. «Лето, прощай».
Нет. Не так.
Лето, здравствуй, шепнул Леонард Хафф, улыбаясь сквозь брызнувшие слёзы.
«Мэри. Дуглас. Я скоро увижу вас. Обещаю!»
И будут они смуглые и золотоглазые
Леонард сел за стол. Придвинул к себе линованную бумагу. И стал писать поперёк.
***
Спустя полгода
На мемориальный парк братьев Пирс опускались зимние сумерки. Снега не было, но на слегка пожухшей траве, как благородная седина у висков зрелого красавца, посверкивал иней. Куда ни глянь, кругом царил бархатно-серый: спокойный цвет камней, на которых вырезана последняя похвала родным и близким
Впрочем, у одной могилы ещё горело яркое пятно.
Подойдя ближе, можно было увидеть, что этовенок из крепких, молодых одуванчиков. А совсем рядом лежит открытка: очертания Сиднейской оперы, парочка гордых кенгуру И несколько слов, написанных старательным, каллиграфическим почерком:
«С любовью к тебе, дядюшка Рэй».
Крематорий твоих фантазий
Гори, но не сжигай,
Иначе скучно жить.
Гори, но не сжигай,
Гори, чтобы светить
Lumen, «Гореть»
В строчках, написанных косым, как вчерашний дождь, почерком, прятался недобитый зверь. Стоило взять страницу в руки, надавить подушечкой пальца на кляксуи бурая, пористая, точно имбирный кекс, бумага затрепетала пленённой бабочкой. Строки по центру изогнулись, освобождая место: на поверхность, блестя тошнотворной, тинисто-зелёной радужкой, полезло миндалевидное око. У нижнего угла листа выдвинулась цепкая, четырёхпалая лапка: её ногтидва свирепо-зазубренных, два вполне человеческихзадели мягкую ладонь, изготовились было корябнуть посильнее
Но Ангус, коротко шикнув:
Не верю в тебя! быстро свернул бумагу в аккуратный свиток. Внутри него что-то дёрнулосьи обречённо затихло.
Итак, вы точно решились, мадам Ковальски?
Клиентка обдала кремата надменным взглядом. Надулась, выпучив глаза особого, только что виденного цвета («Плесень, жабы, гниющий мох», содрогнулся Ангус).
Разумеется, решилась! взвизгнула мадам, и бюст, обтянутый шёлком цвета крем-брюле, возмущённо всколыхнулся. Тварь эта не принесёт мне и пенни! Вы что, думаете, такое ждёт коммерческий успех?!
Этого я не знаю, скромно потупился Ангус. Но не раз видел, как люди возвращались И забирали своих обратно.
Мадам грубо хохотнула.
Ну уж нет! Я-то не передумаю! От этой чёртовой Фантазии никакого толку. Ни туда ни сюда, понимаешь? Ковальски вдруг подалась ближе, бесцеремонно потрепала Ангуса по впалой щеке. Во рту её метнулся влажный слизняк языка, украшенного колечком, и дама доверительно зашептала: Я застряла, не могу продвинуться дальше. Да и зачем? Не могу я, и не хочу. Кому в Паноптикуме нужен недоделанный монстр? Да и доделанныйтоже? В моде няшки, пусечки, обаяшки
Мадам запустила наманикюренные пальцы в сумочку. Что-то пискнулои на стойке задрожала шиншилла: абсолютно лысая, розовая, как ветчина, с тупенькой мордашкой и сахарно-белыми крылышками херувима. Живая Фантазия почесала коготками за ухом, чихнулаи в Крематории запахло розами.
Вот, с любовью проворковала дама, вот моя гордость. А этоминдалины глаз презрительно уставились на свиток в руке кремата, всего-навсего ошибка, результат бессонной ночи и дрянного бренди. Я хочу избавиться от этой Фантазии раз и навсегда. Очистить мозг! Так что никаких сомнений, парень. Жги!
Лысый грызун исчез, оставив на пластике кучку бликующего золота. «Гадит монетками? Или всего лишь ловкость рук?» Впрочем, задумываться об этом было уже некогда. Ангус вздохнули принялся за работу.
Чикрычаг поднят вверх.
Чмокдверца с окошечком открыта.
Хрустсвиток шоколадной бумаги летит в жадно раскрытый зев. Мелькают пальцы: два когтя, два ногтя. С аккуратным, цвета вялой фуксии, маникюром.
Щёлк.
Ладони кремата плотно притиснуты к стеклу.
«Я не верю в тебя».
Теперь слова наполнены большей силой. Ангус прикрывает веки, чтобы не видеть, как свиток, предчувствуя конец, жалкой пташкой трепыхается внутри.
Раз. Два
Радужное пламя.
Ах, до чего славно! экстатический вскрик мадам Ковальски привёл в чувство. Сгорбленный кремат выпрямился, повернулся. Изобразил улыбку.
Знаю, только что избавилась от несносной Фантазии. Но не помню из неё ничего. Ничего! Ха-ха!
Сотрясаясь от смеха, переваливаясь, словно раздутая медуза на волнах, клиентка, не прощаясь, пошла прочь. Вскоре она скрылась в дверях Крематория. И с ней ускользнули последние воспоминания о глубоких, как болота, глазах, зазубренных, будто нос рыбы-пилы, когтях
Нет больше недоделанного монстра. Нет больше Фантазии, зеркала души её творца.
Ангус оглянулся на окошечко. Радуга потухла, огонь перестал танцевать.
Крематорий работал как часы. Инкубатор же
Ангус встряхнулся. Не сейчас.
По коридору к нему развязной походочкой шёл напарник.
***
Что, спровадил Ковальски? ухмыляясь от уха до уха, осведомился Пабло. Глаза цвета холодного оникса проказливо сверкнули.
Ангус неопределённо буркнул. Понятно, к чему ведёт.
Кремат-напарник оскалился ещё плотоядней.
Старая стерва. Зато с нехилой творческой жилкой: видал, что её подопечные в Паноптикуме творят? Народ пищит, ликует. А уж сиськи
Пабло вытянул руки в пространство, сжал в горстях воображаемую плоть и начал ожесточённо тискать.
Кстати, там последняя пришла, небрежно, походя заметил он. Блёклая такая. Ну прям линялая тряпка. И фигурыкот наплакал. Спичка!
Ангус моргнул. Вытянул шею. Застыл. Внезапно обдало печным жаром, в глазах волчком крутанулась радуга.
«Спичка?..»
Целый чемодан тащит. А ведь сейчас моя очередь. Долго же придётся возиться
Не придётся.
А?
Пабло опустил руки, повернулся к напарнику. На смазливом, цвета жжёного сахара, лице отразилось неприкрытое удивление.
Ты-ы? А силёнок-то хватит?
Ангус против воли усмехнулся. Показал напарнику жилистый кулак. Рази по костяшкам пронеслось охристо-красное пламя, дварыжий, словно молодая лисица, огонь
Понял? Ты иди, раз устал.
Ну если такопять начиная улыбаться, протянул Пабло.
Кажется, он говорил что-то ещё, но Ангус уже не слушал.
Ступая серыми, точно пепел, туфлями, из-за угла тихо вывернула она.
***
Народ ёрзает, хихикает, бормочетПаноптикум набит до отказа. На полу, будто змеиные шкурки, скользят фантики от конфет. Вдрызг разносятся белёсые комочки попкорна, раздавленные беспощадными каблуками Пахнет горячим потом. Солью и карамелью. Ожиданием.
У краешка сцены возникает смутный силуэт. И пальцытонкие, как весенние сосульки, прозрачные, будто озёрный лёд, разворачивают мятый, телячьей кожи, свиток
Вспышка!
Стремительный, точно стриж, по залу проносится вихрь света. Нечто, словно сотканное из лучей июльского солнца, тёплое и золотистое, как только что собранный, пахнущий разнотравьем, мёд.
Секундаи Фантазия на сцене. Она живая, она дышит, раскидывает серповидные крылья во всю бесконечную ширь и
Свист.
Ску-у-у-учно! гнусаво орёт кто-то из дальнего ряда.
Фарфоровые пальцы вздрагивают. Но мгновением позже берут белоснежный листок.
Фантазия исчезает золотым смерчем, и дощатая сцена прогибается: воин, одетый в аквамариновый доспех, воздевает к потолку меч, на котором пляшет тёмное, цвета индиго, пламя. Миги за ним оживают тени. Они скалят зубы, готовят заточенные клинки. А там, в далёкой, бурлящей черноте, мечется пленённая фигурка с медными волосами
И грянул бой!
Меч отрубает извилистые, как подтёки чернил, руки. Сносит головы, что летят вниз пушечными ядрами. Красавица всё ближе, но
Но где кровь? Где смех?! Где страсть?!!
Пусть вдарит ему кулаком! Чтоб ошмётки полетели!
А того клоунапинком под зад! Веселей! Надо сражаться со смаком!
И кишки! Кишки давай!
Силуэт у края сцены заметно дрожит. Но тут Рыцарь Аквамарин добивает последнего, и враг исчезает завитком дыма. Медноволосая дева шагает навстречу, воин преклоняет колено, прижимает к губам узкую, словно ивовый лист, ладонь
А теперьпускай задерёт юбку! Долой клятый шёлк! Покажи-покажи-покажи!
Но Творец шепчет: «Домой!» и пара исчезает, в руке уже новая бумага, испещрённая тоненькой вязью букв.
Паноптикум начинает роптать. Наливаться желчью. Разочарованием.
И яростью.
Третья Фантазия освистана. Четвёртаяосмеяна. Пятая
Не-ве-рю! Не-ве-рю! Не-ве-рю! скандирует толпа.
Нет, критики не навредят ни одной Фантазии Сила этой фразы доступна лишь крематам.
Но Ангус видит, как слова-пули прошивают Творца насквозь. Девушка-спичка затравленно озирается, роняет ворох бумажных Источников
Подойти бы, сказать, что ему понравилось
Поздно.
Она вновь подхватывает бумаги. А потом бежит.
Паноптикум провожает беглянку демоническим хохотом
***
Вы уверены, мисс? Вы точно уверены?..
Она промолчала. Взгляд светло-серых, цвета ртути, глаз погладил ветхий, бесстыдно распахнутый чемодан. Уткнулся в Ангуса.
Кремат облизал пересохшие губы.
Да. Шёпот октябрьского ветра в листве.
Быть может, стоит повременить? ещё не сдаваясь, спросил Ангус. Знаете, многие передумывают. Выжидают недельку, а потом
Да, он ещё не смирился.
Но она уже сделала выбор.
Его Спичка.
Сгоревшая спичка.
Прошу, сэр. Сожгите, прошелестела она, опустив на стойку положенную плату. Мне больно думать о них
Стиснув челюсти, Ангус посмотрел в нутро чемодана. Уйма исписанных страниц и рисунков. Машинописные тексты и тексты от руки, эскизы, наброски Взгляд задержался на заголовке: «Рыцарь Аквамарин». Скользнув дальше, зацепился на крыле формы лунного серпа
Источники Фантазий. Живых. И недоделанных зачатков, зародышей, которым больше никто не хотел дарить полноценную жизнь.
Только
Глаза кремата стремительно вернулись на клиентку.
Только не при мне. Хорошо?
Ангус кивнул, заметив на её щеке слезу. Горло будто сдавил шипастый ошейник.
Едва слышный вздох, зажмуренные глаза. Поворот и
Только мелькнули русалочье-длинные волосы. Простучал по плитке Крематория лёгкий топоток.
Ангус покусал нижнюю губу. Пальцем размазал по стойке пару тёплых, разбитых о пластик слезинок.
«Прошу, сэр. Сожгите».
Кремат протянул руку к Источникам и кожей ощутил, как они содрогнулись.
На губе выступила гранатовая капелька крови.
Ангус захлопнул чемодан. Крепко взял его за потёртую ручку
И понёс домой.
***
Я вернулся!
В прихожей было подозрительно тихо. Словно там, подальше, в самой глубине комнаты, затаилась разношёрстная толпа, готовая вот-вот взорваться шумом и гамом, приветствуя именинника
Ангус ощутил, как губы тронула лёгкая улыбка. Никакого праздника у него, конечно, не было. Но здесь его ждали. И ждали всегда.
Ангус глянул в зеркало на стене и подмигнул своему двойнику.