Что-то было не так. Что-то было нехорошо.
Ладно, бро, айда в клуб! приобняв друга за плечи, сказал Билл после представления.
Народ расходился, возбуждённо галдя. Переходил к киосочкам сладкой ваты и мерцающим во тьме аттракционам.
Нет, я домой, вывернулся из объятий Киран.
Ну, дело твоё, фыркнул друг и тут же отвлёкся на девиц, прошедших рядом: Эй, девочки! Как насчёт выпить? А меня зовут
Киран помедлил. И, ступая тихо-тихо, направился за кулисы.
Плохо работаешь, скрежетнул чей-то недовольный голос, и Киран замер, спрятавшись в тени. Нужно больше! Куда больше мотыльков!
Я устала, прошелестел ответ. Без леса, без родных земель Я умираю, господин! Отпустите Я достаточно вам служила!
Киран оцепенел. Выглянул из укрытия потихоньку.
Там, рядом с тусклым фонарём, у бочки съёжилась летучая девушка. И крылья её никуда не делись. Они трепетали, как крылья бабочки. Нечто прекрасное, неотделимое
А рядом, сжимая кулаки, высился седой хозяин цирка.
Лгунья, прошипел он. Все феи лгут!
«Феи», сглотнув, повторил про себя Киран. В памяти всплыло лицо бабушки, пронёсся негромкий голос, что рассказывал сказки.
«А феи правда есть?»
«Правда, внучок. Я их видела. Я»
Отпустите!
Ты отправишься в клетку!
Руку Кирана тронуло нечто лёгкое. Он невольно дёрнулся, задев ногой пустое ведро, и то загрохотало, упало, покатилось по проходу.
Кто здесь?
Хозяин цирка выхватил револьвер и кинулся на звук. Киран попятилсяи побежал к выходу.
***
Выходные у бабушки пахли изюмными булочками и корицей. Она сама походила на пропечённый маффин: такая же тёплая, сдобная. Вечерами бабушка читала внуку о феях чудесного мира. Малом народце, что обитал в их стране: существах гордых, весёлых и опасных, доверчивых и лживых, добрых и плохих Когда-то Киран и правда верил в них. Помнил наизусть истории о том, как чу́дные феи могли призывать мотыльков.
Да только детство давно осталось в прошлом. Застыло на фотографиях. Киран сто лет не звонил бабушке: такой далёкой и такой родной.
От осознания этого стало стыдно. Щёки запылали, а ноги сами собой повернули в магазин: зайти, купить всего самого лучшего, порадовать Он же помнит, что она любит? Помнит, несмотря на то, что теперь видит её лишь дважды в год: на День Рождения и Рождество?
Киран помнил. Но бабушка, открывшая дверь, даже не посмотрела на подарки.
Мой мальчик!..
Были объятия и слёзы. Ужин, после которого не то что встатьговорить от сытости трудно Но Киран, промокнув салфеткой губы, всё же сумел задать вопрос:
Бабушка А помнишь, ты рассказывала о феях?
А зачем тебе? сразу прищурилась старушка.
Киран отвёл взгляд. Рассказать или не рассказать? За стеклом, в темноте, внезапно метнулось что-то быстрое, лёгкое. Ночной мотылёк, понял Киран. И, неожиданно для себя, принялся говорить.
Веря и не веря, он поведал ей о представлении, о девушке и словах хозяина цирка. И чем дальше рассказывал, тем мрачнее становилась бабушка.
Злыдень! под конец выплюнула она. Нашёл-таки диковинку! Пленил фею мотыльков!..
Киран вдруг вспомнил, что бабушка, в отличие от родителей, никогда не одобряла шапито. Если цирк приезжал в город, когда он гостил у неё, бегать туда с друзьями-мальчишками приходилось тайно.
Знаю я этого «господина»! процедила бабушка, раздувая ноздри. Всегда гнилой был! Значит, ухитрился, стащил туфельки, пока ночью танцевала! Спрятал за железными дверьми!
«Туфельки?»
В памяти всплыла давняя-давняя сказка: если осенью, в полнолуние, увидишь на лесной прогалине плясунью-фею, что пляшет босиком, и, прикрывшись веткой рябины, украдёшь её туфелькибудет она исполнять твои желания, покуда обувку не вернёт
Она ведь умрёт без леса, бедняжка Зачахнет! всхлипнула бабушка.
А вот и нет, сказал Киран и решительно встал из-за стола.
Похоже, ему надо было вспомнить не только сказки.
***
Она снова порхала по арене: прыжок, поворот, вверх, вниз. Пируэты, сонм голубых мотыльков, что вьются дрожащим шлейфом Скоро, очень скоро вспыхнет бирюзовый фейерверк под вздох толпы.
Киран был терпелив, внимателен. Не зря он ходил сюда всю неделю, травил байки с охранниками, приглашал их выпить и бросал бармену: «Повтори!» Кошелёк пустел, но цель близилась. Вскоре он узнал привычки и распорядок дня хозяина цирка. Узнал про железный сейф за картиной и ключи, всегда носимые в кармане.
«Потерпи, Мотылёк. Ещё чуть-чуть потерпи!»
Вот и последнее в их городе представление. Сегодня хозяин обязательно будет в зале: смотреть из первых рядов, как простой зритель. Эта привычка его и подведёт.
И подвела.
«Глаза боятсяруки делают». Когда-то попавший в плохую компанию, погоревший на воровстве, подросток Киран долгое время состоял на учёте в полиции. Сейчас, взрослый и остепенившийся, он не нарушал закон. Разве что парковался порой в неположенном месте. Но сегодня, в этот особенный вечер, когда-то освоенные навыки вновь пробудились внутри.
Минута, другаяи связка ключей поменяла хозяина. Выскользнув из шатра, Киран тенью прокрался между вагончиков. Вот и оно, лакрично-чёрное логово хозяина. И охранник, который, расстёгивая ширинку, только что отошёл в кусты.
Киран вставил ключ в замочную скважину. Звяк!
Дверь не скрипнула: хорошо смазаны петли. Сердце колотилось как бешеное. Киран прошёл внутрь и включил фонарик.
Вскоре сейф был обнаружен и открыт. А в нём
Киран и не глянул на толстые пачки денег. Взгляд его прикипел к коробочке, где лежали голубые, словно незабудка, туфли, обшитые лепестками неведомых цветов.
Киран улыбнулся. И прижал находку к груди.
***
Танец завершался. Когда Киран вышел на свет, фея взмыла к потолку, приковав к себе взгляды.
Мотылёк! во всё горло позвал он, перекрикивая толпу, и воздел над головой туфельки. Лети, Мотылёк! Ты свободна!
Его увидели. Ахнул хозяин цирка. Но, прежде чем он ринулся вперёд, фея уже упала вниз камнем. Чудесная пыльца обдала Кирана с ног до головы, будто облаком духов.
Свободна! пискнула фея, обувшись за секунду.
Ах ты подлый
Щёлкнул взведённый курок. Мимо Кирана пролетела пуля. Толпа зрителей заверещала, бросились на подмогу охранники
Но тут в бой вступила фея.
Взмах руки, хриплый вопльи враги исчезли в буре лепестков. Мотылёк махнула зрителям, послала воздушный поцелуй освободителю и рассыпалась на миллионы сияющих бабочек.
Вот это шоу! выкрикнул кто-то, и на Кирана, единственного, кто остался на арене, обрушились аплодисменты.
Позже, когда всё-таки удалось улизнуть, он устало шёл домой. Завтра надо заглянуть к бабушке. И всё-всё ей рассказать об этом. Вот обрадуется!
Щёку вдруг тронуло лёгкое крылышко: уже знакомый мотылёк пронёсся рядом, приятельски помахав крылом. Киран проводил его взглядом и улыбнулся.
«Лети. Всегда будь свободен».
«Агата» идёт ко дну
От моря несло гнилью и кровью, на пирсе бесновалась толпа: ещё одно морепотное, возбуждённое, ликующее Вторя людям, кричали горластые чайки; ветер, несущий смрад, сдувал траурную вуаль с белого, точно камея, лица.
А по трапу весело шагали они.
Бледные малютки, чьи щёки объели рыбы. Дамы-скелеты с парасолями в руках. Безглазые грузчики с оторванными челюстями
Пальцы Агаты крепче стиснули поручень. Казалось, пепельная вязь под левой перчаткой раскалилась добела. Ещё сильнее впилась в молочную кожу.
«Успокойся. Тише, девочка!»
Голос Пыльной Энни ввинтился в уши. Привёл в чувство, заставив пошире раскрыть глаза.
Никаких живых мертвецов. Никакой гнили и крови. Почудилось.
«Нет».
Агата ссутулилась, глядя на чужое веселье.
«Они ведь всё равно умрут. Да?»
Ма-ам, а кто это? послышался звонкий голосок. Почему в чёрном?
Девушка обернулась, прошуршав платьем. Пухлый сорванец в матросском костюмчике смотрел на неё во все глаза. Разве что рот не раззявил.
Не пялься на леди! Она горюет! Пойдём, Сэмми, пойдём!
Еле слышно вздохнув, Агата повернулась обратно к берегу. Подняла вуаль и вновь посмотрела на пирс.
Агата! Счастливого плаванья! крикнул кто-то, и в воздух взлетели шляпки и кепи. Счастливо-о-о!
В глазах защипало.
«Нельзя раскисать. Нельзя!»
Пальцы коснулись броши над сердцем. Там, под стеклом, на кружке чёрного, как антрацит, бархата, лежал светлый локон. Траурное украшение.
«Ради него. Нельзя!»
Счастливо, Агата-а-а!
И снова дрожь, снова треклятая влага в глазах. Ведь это не ей кричат, а пароходу. Пускай и названному в честь неёАгаты Блэквуд, сестры почившего Мэттью наследника судоходной компании.
Что ж. Лайнер «Агата» отправился в своё первое плаванье. Восемьсот восемьдесят футов в длину, чудо инженерной мысли! Новенький от кормы до носа, пахнущий краской и морёным дубом салонов, семью сменами блюд в первом классе, углём в чистых котельных, а ещё
Агата закусила губу.
А ещёне знающий, что это его первое и последнее плаванье.
«Прощай, Великая Бреттония, тоскливо подумала Агата, когда лайнер отчалил. Прощай навсегда».
«Долго будешь страдать? тут же проскрипела Пыльная Энни в мозгу. Про тренировки помним? Я кого учила?»
Агата на секунду зажмурилась.
«Соберись»
Сглотнув, Агата посмотрела влево. Посмотрела вправо. Приметила толстяка на шезлонге. Багроволицый, усатый, командует стюарду: то мне, это принеси, да не забудь
Агата чуть прикрыла глаза, и аура толстяка вспыхнула зелёно-красным. Вот уязвимости: хилая печёнка, больное сердце, аппендикс в зоне риска. В пальцах Агаты проснулся знакомый зуд: исправить, исцелить, дотянуться!
«Тренироваться будем? А, милочка?» прошипела Энни, и на левой руке, до запястья объятой колдовским кружевом, точно лопнул нарыв.
Сжав челюсти, Агата решилась.
«Исцелять сложно. Убиватьлегко. Слушай Пыльную Энни».
Мысль-вспышка. Протянута невидимая рука. И толстяк
Хрюкнув, мужчина свалился с шезлонга и стал задыхаться.
Папа! Папа, что с тобой?! морской воздух прорезал вопль.
Агата дрогнула, заметив бегущую девочку. Светлые косички, выпученные глаза, а на лице
***
Слёзы. Целый океан слёз. Агата думала, они никогда не кончатся. Они лились и лились, и лишь крепкая рука Мэттьютакого смелого, сильного! спасала её в этом кошмаре.
«Теперь они мама, и папа», думала двенадцатилетняя Агата, уже плохо различая гробы, стоя на кладбище рядом с чужими, размытыми фигурами шесть лет назад. Что-то гнусавил священник, утирались платочками дамы. Пахло сырой землёй и розами.
«Теперь он за двоих».
Словно услышав эти мысли, брат покрепче притиснул её к себе и поцеловал в макушку.
Всё будет хорошо, Пушинка. Обещаю.
Всё и правда стало хорошо. Брат легко справлялся с обязанностями старшего и лихо вел бизнес, не забывая о сестрёнке. Он любил свою работу. Именно благодаря ему Агата знала, что такое «воронье гнездо», такелаж и леера, знала, какую скорость мог развивать каждый лайнер «Блэквуд и Лавлейс»
А ещё давно знала, что свяжет судьбу со спасением людей. Ведь у Агаты был дар. Секрет, который хранился в семье.
Давным-давно бреттонцы умели колдовать. Были среди них и злые, и хорошие как и в Гэллии. Когда-то, объявив войну стране презираемых «сыроедов», бреттонцы чуть не уничтожили оба государства. Заключение мира изменило многое, но не всё: народы смешались в единой Великой Бреттонии, но нет-нет да враждовали, как соседи. Колдовство уменьшалось, переходило в байки и книжки Затем и вовсе исчезло. Вроде бы навсегда.
Но однажды проснулось в маленькой Агате.
Подбежав к маме, что мучилась от мигрени, она вдруг замерлаи коснулась её пальцем. И боль испарилась.
«Я вижу огоньки! Огонёчки вокруг тебя! Красныеэто плохо. Я захотела, чтоб они исчезли!» объяснила тогда кроха Агата.
И были семейные собрания, советы. Уйма прочитанных книг. Наморщенные лбы и обеспокоенные взгляды.
Дар целителя. Спустя столько лет? Нет, это не нужно оглашать.
Зато использоватьнужно.
Агата всегда хотела спасать. Теперь путь в медицину был ей обеспечен.
Со временем дар Агаты рос. Она всё больше могла его контролировать, научилась лечить на расстояниитайно, без прикосновенийи зачастую помогала не только своим, но и чужим людям, даже прохожим. Училась по книгам, задолго готовясь к медицинской Академии.
Однако чем хуже, чем запущенней была болезньтем больше требовалось от неё сил. Тем дольше было потом её восстановление.
Но иногда и силы не помогали.
Как с родителями. Как с Мэттью.
И всё вышло бы куда хуже, если бы ей не попалась та раненая
***
Старуха. Старуха, что возникла точно из воздуха и едва не сбила Агату с ног. Подхватив зарёванную девочку на руки, она запричитала и заохала. Жена толстяка, мама, уже хлопотала над бледным мужем вместе со стюардом и судовым врачом, что по счастливой случайности проходил рядом.
«Жив. Не убила», подумала Агата со смесью радости и огорчения.
Ведь всё равно придётся убить. Не этого, так другого.
Содрогнувшись, Агата развернулась и пошла прочь, в каюту. Пальцы дрожали, дрожали и губы. Ноги подгибались на ходу.
Агата не видела детей, игравших кто с волчком, ктос мячиком. Почти не слышала людской говор.
«Терпи. Скоро всё это кончится. Тер»
Что-то попало под ногу, и Агата, споткнувшись, полетела на палубу.
«Мяч!» ещё мелькнуло в мыслях. Но Агата не успела ни вскрикнуть, ни испугаться: пахну́ло цитрусами, сверкнули перед лицом голубые, впрозелень, глаза, и в следующее мгновение Агата поняла, что её держат в объятьях. Крепко, но без лишней грубости.
Впрочем, руки на талии в секунду исчезли.
Мойле, вы в порядке?
Гэллиец, поняла Агата. Только гэллиец мог так безбожно, на свой манер, коверкать старомодное обращение«моя леди».
В всё хорошо, благодарю вас, ответила Агата, запнувшись.
Вы так бледнынахмурился мужчина, разглядывая её лицо. Вот посмотрел на взбитую над лбом светлую чёлку, приметил траур, остановил взгляд на броши с локоном мертвеца.
Мойле Блэквуд? Агата? спросил он, заставив её оцепенеть.
Откуда вы
Знавал вашего брата. Вы очень похожи на него. Это несказанная утрата, мойле. Увы, не успел на похороны. Прошу принять мои соболезнования.
Спасибо, но кто
Гэллиец отступил на шаг и отвесил Агате поклон.
Венсан Ларозьер. К вашим услугам.
«Ларозьер!»
Конечно же, она слышала о нём. Как не знать о Ларозьере, главном конструкторе «Агаты»? Знаменитый мастер из гэлльского Паризи, тот самый, которого так хвалил брат, странно посматривая на неё! Тот, с кем зачем-то обещал её познакомить!
Выглядел он чудно́: ни тебе костюма, ни пальто. Простецкие штаны на подтяжках и несвежая рубаха, руки, испачканные углём
Думала, вы гораздо старше, невольно вырвалось у Агаты.
«Господи, что я несу!»
Простите, япоспешно начала она.
Однако гэллиец, похоже, не обиделся, что создателя лайнера посчитали сосунком.
Что вы! И прошу извинить мой внешний вид. К кочегарам заглянул, надо было помочь, обезоруживающе улыбнулся он.
Широкоротый, отнюдь не красавец, Венсан удивительно преобразился от этой улыбки. Посмотрел на румянец, украсивший бледные щёки Агаты, и вдруг предложил прогуляться:
Сочту за честь показать вам всё. Идём?
Агата помялась и кивнула.
Вскоре они уже беседовали, как давние друзья. Венсан обладал тем же даром рассказывать о строении пароходов, что и Мэттью: просто, доступно и интересно. Матросы и стюарды, встречаясь на пути, кивали ему, а порой и останавливались, чтобы с уважением пожать руку.
Агата умело поддерживала беседу, незаметно отвлекаясь от своих горестей, и украдкой посматривала на ауру гэллийца: изумрудно-зелёная, она воплощала собой идеальное здоровье.
Редкое, ценное, манящее.
«А ведь придётся и его» ошпарила внезапная мысль, и Агата побелела, вспомнив.
Мойле! Вам нехорошо?
Нет-нет, бледно улыбнулась Агата, встав у поручней на носу. Голос предательски дрогнул. Просто
Просто море, тихо договорил за неё Венсан. Да? Вам больно смотреть на него. Ведь оно забрало брата.
Встав рядом, гэллиец замолчал.
У вас У вас оно тоже кого-то забрало? несмело спросила Агата.
Да. Родителей, просто ответил он. Помните историю с «Голиафом»?
Агата кивнула. Апрельский ужас многолетней давности. Объявленный непотопляемым, а на деле такой уязвимый «Голиаф». Недостатки конструкции, авария, нехватка шлюпок Крохи спасшихся.