Он что-то ел по утрам, пока в кастрюлю не вытряхнулись шелушки от овсянки. Он плюнул и перешел на завтраки в столовой на очистных. Постоянный, как сырость, запах тлена смущать почти перестал.
Денис Никитич велел поработать на каждом сооружении, кроме приемной камеры, той, на ремонте. Облако пара над ней, как над бассейном, поднималось все выше. Ветер разносил едкую морось над территорией.
А ведь такой дождик не улучшит цвет лица. В нем вся таблица Менделеева и наглядные образцы из справочника ядов. Ах да, и содержимое унитазов со всего города.
Денис Никитич пропадал с Костяном в здании камеры. У Макса руки чесались пробраться следом, разведать секреты, но он сдерживался.
Денис Никитич показал, где произошел «несчастный случай».
Ничего страшного, открытый бетонный канал и почти чистая водажелтоватая, с запашком, но прозрачная. Лера не выплылазадохнулась в потоке. Запаниковала, что затянет в трубу в конце канала, и наглоталась воды раньше.
Ничего страшного.
Лера погиблаон давно это знал. Видел ее в морге, где витал тот же запах, сладковатый, душный, привычный.
Ничего страшного.
Он повторял себе это снова и снова, но не помнил зачем. А, неважно. Важно то, что происходит прямо сейчас.
Например, сдохла автоматика в отделении решеток, где фильтровался крупный мусор. Макс полчаса граблями сгребал с них фантики, скрученные женские колготки, презервативы и пучки волос. Сгребал и часто сглатывал, загоняя обратно в желудок рвоту. Не помогло.
Согнувшись над унитазом, задыхаясь от спазмов в желудке, он придумал схему кустарной автоматики. Набросал обгрызенным карандашом, приволок Денису Никитичу. Тот пожал ему руку. И отправил под руководством Костяна монтировать чудо бюджетной инженерной мысли.
Денис Никитич хвалил. Денис Никитич предложил постоянную работу после универа, а покана полставки. Когда решетки заработали снова, он показал Максу свое «место для медитации».
В семь утра позвал на холм, посмотреть, как розовое небо отражается в озерах-отстойниках.
Денис Никитич глядел вверхна рассвет, а краски неба тускнели в его зрачках. Глаза были выцветшие, серые.
Как у Леры, когда она стала реже и реже приходить домой.
Какого цвета у Леры глаза? Макс схватился за телефон, листая фото. Они же снимались вдвоем, где-то были селфи Где они? У Леры светлые волосы, нежные маленькие рукион целовал ей пальчики.
Лера утонула.
Как можно утонуть в канале два метра глубиной, у всех на виду? Почему никто не помог?
Макс судорожно листал фото. Трубы, протечки, колодцы, чертежи, золотой рассвет над отстойниками «Галерея» две тысячи картинок. Требуется очистить дополнительно объем памяти
Он все удалил.
Удалил Леру. Внутренности сжались в комок. Макс рухнул на колени. Бугор глины больно врезался в колено. Макс растер пальцами подорожник, вдохнул ароматтравяной, свежий, чистый.
Капля упала на щекуи еще одна, и снова. Колючая морось посыпалась сверху, покрывая газон вокруг. Морось пахла тленом и затхлостью. Макс зажмурился.
Затрещала рация.
Молодой, сгоняй на подстанцию. Дай запасную мощность на приемную камеру. Заскрежетали помехи, донеслось приглушенное: Блин! Жизнь продам за новый насос. Чтоб они сдохли, жмоты
Земля низко гудела. Внизу, под корешками и червяками, в бетонных клетках билась водаглухо, неотвратимо, безжалостно.
Ей здесь не нравилосьне нравилось нигде в ходах, построенных сбившимися в кучу частицами ее самой. Эти ходячие сгустки сновали повсюдунелепые и чужие. Что-то сливали в нее, облучали, смеялись, бултыхались внутрино не растворялись.
Неправильные. Хотелось разорвать их и вернуть в свободный поток.
Но они раз за разом ускользали.
Она текла по шероховатому, по скользкому и твердому, по гладкому с заклепками, о которые цеплялась, и копила ярость. Запоминала чужую боль, злобу, ненавистьо, она хорошо знала, как это выглядит в виде частиц.
Она текла и перестраивалась, выцветая, теряя память о том, какой была она-частица и она-волна когда-тодо шероховатого и до гладкого с заклепками, о которые цепляешься. До всего.
До ходячих частиц ее самой, которые построили шероховатое и твердое и которых так трудно разодрать. Зато обратно они сами не слипались. Да, на их место приходили новые, но не сразу. Когда-нибудь ходячие сгустки закончатсянаверняка.
Она умела ждать. Она текла и перестраивалась внутри себя, запоминая, что цельразорвать. Уничтожить побольше ходячих сгустков, ведь любая частица хочет на волю. Эти, сбившись в кучу, не понимают. Теряют цель.
Она поможет. Когда-нибудь разорвет все нелепые ходячие сгустки и освободит саму себя, заключенную в них.
И, может, тогда она вспомнит.
Вспомнит что-то важное, которое было до До? До всего.
Он в очередной раз измазался до бровей. Чистил колодцы с Костяномобмотанный три раза шарф от запаха не спасал.
Да так сойдет, в один слой, приговаривал Костян, замазывая черным вязким битумом протечку. Шефперестраховщик. Зачем, спрашивается? Держится все, запас есть. Нам работы меньше.
Запас чего? спросил наконец Макс.
Прочности, конечно, сощурил глазки-щелочки Костян. Мы же верим, ты помнишь? Верим, что механизмы удержат стихию. По документам-то им пора на свалку.
Он кивнул в сторону рукояти-штурвала затвора, повернутого в положение «закрыто».
Но очистные нужны для города, для экологии, сказал Макс. Почему денег не дают?
Костян сплюнул с презрением.
Сидят в офисах, кофе хлебают. Когда не разбираешься в чем-тото и не боишься.
Он отмахнулся и полез в темноту еще влажного, скользкого колодца.
Макс зажмурился. Вода рокотала в трубе совсем рядом. Одна трещина, слабина в металлеи мутный поток собьет затвор, раздавит Костяна, унесет в жерло подземных камер.
В груди похолодело. Макс, наплевав на отвратительный запах, присел на корточки и всмотрелся во тьму. Если Костяна затопит, он успеет его вытащить.
Успеет же?
В колодце закашлялись.
Вытаскивай. Хватит и так сойдет!
Она отличала его от других ходячих сгустковбыстрый, бесцеремонный, он азартно укреплял шероховатое и гладкое с заклепками, о которые цепляешься. Ловил ее в узкие ходы, запирал, заставлял биться в это шероховатое, смеялся, стоя сверхутам, где ей не достать. О, как он смеялся!
Она швыряла грязную пену охапками, но он ускользал и мстилукреплял твердое и гладкое. Она прорывалась струйками, рассыпалась редкими частицамиоседала сверху, незаметно облепляя, проникая, впитываясь.
Она чувствовала его изнутри. Она ему обещала, что поймает.
Хитрый сгусток не давался. Подкидывал вместо себя другихтакие же сгустки, которые барахтались и кричали. Она отвлекалась на них, на время затихала и не напирала на твердое и шероховатое.
Переваривала. Впитывала что-то новое из разорванных сгустковсамое яркое. Тоску, страх, боль, четкое знание, что никто не придет на помощь, друг другу ходячие сгустки тоже строили ходы и запоры.
Она растворяла частицы и менялась, менялась, чтобы скопить силы для нового броска. Никто не поможет ей освободить себя, но она сама справится.
Хитрый сгусток швырял ей подарки-сгустки вместо себя.
А в каждом вихрились новые знания, как разорвать, уничтожить, разбить. Она нуждалась в них. Хотела больше и большезапас кончался быстро. Ей не хватало. Она хотела забрать все ходячие сгустки, до которых дотянется.
И нащупала наконец слабое место.
За стеклянной дверью дышала тьма. Раздевалка опустела. Работники один за другим потянулись к проходной, Денис Никитич снова пропадал в приемной камере.
Макс с наслаждением содрал рабочие ботинки, спецовку. Вышел в пустынный холл, наскреб мелочь в кармане. До зуда хотелось смыть мерзкий привкус во рту.
Кофейный автомат заурчал, выплюнул в стаканчик горячую жидкость. Макс, зажмурившись, с наслаждением посмаковал горечь на языке, в горле. Глотнул ещеи закашлялся. Потому что открыл глаза.
В пластиковом стаканчике плавала белесая пенка, закручиваясь в центре в водоворот: знакомый темный смерчик, только зеленого света не хватает.
Мертвая вода здесь? Откуда в автомат подведена питьевая вода, из реки? Той самой, куда спускают очищенную канализацию?
Горечь комом встала в горле. Видел он сегодня, как готовят воду для питья, забирая ее из той же реки. В которой то бензин, то тухлятина, то презервативы плаваютничем не лучше канализации. Потом ее чистят, но сама вода И он это пьет?
Сколько ни облучай, ни процеживайсплошной обман. Мертвая измученная вода, которая помнит все, что в ней плавало. Что с ней сделали. Пропустили через сетки, песок, потравили химией, хлором, облучили Она запомнила. Она повсюду. Она сейчас внутри, в его желудке?
Макса бросило в жар. Стаканчик дрогнул в руке.
Не верю. Я не верю в это, ладно? Ни во что здесь не верю.
Его снова мутило. Денис Никитичон во всем виноват. Охмурил, закружил, как турбинаводу на гидростанции, притянул на свою орбиту. Безбожно припахал, если кратко. Учил, направлял, хвалил за «мужскую работу» и «руки из правильного места», таскал в восемь утра смотреть, как розовое небо отражается в глади отстойников.
Первым лез в любую дыру, неповоротливый как медведь, в противогазе и спецовке. Выныривал, жадно дышал, запрокинув голову.
Без нас город потонет в дерьме, молодой. И не поймет почему. Он приглаживал свалявшиеся от пота волосы на висках. Костя-ан! Сварщика к сто десятому колодцу!
Денис Никитич лгал.
Небось зажимал Леру в кабинете, в здании зеленых ламп, где угодно, под видом ночного дежурства. Тешился, что отобрал красивую девку у пацана. Сам-то не женат, времени баб ублажать нет, а тут сама пришла. Так ведь? А потом потом она умерла.
А Макс все удалил.
Он вспомнил вдруг, вспышкой, глаза Лерывыцветшие, чужие. Ее такой сделал Денис Никитич. Он он Он где-то здесь. Макс не видел, чтобы тот уезжал за пределы очистных.
Понимание ошпарило так, что екнуло в груди. В ночную смену, в дневную, Денис Никитич на месте, как и Костян. А операторы?
Дрожь пробила тело.
Овсянка дома кончилась неделю месяц назад? Когда конец практикисдача отчета, новый семестр, диплом? Макс схватил телефон, путаясь в подкладке куртки. Попал во внутренний карман, где лежал кусок пластикапропуск. Выругался. Руки тряслись. Палец соскальзывал, кнопка разблокировки никак не нажималась. Он схватил телефон двумя руками и ткнул ее раз, другой, третий. Экран оставался черным.
По спине поползла струйка холодного пота.
Лера Лера сказала, что ей отсюда не уйти. Она умоляла не приближаться к очистным. Приходила домой реже и реже, говорила только о Денисе Никитиче.
Почему Макс все забыл? К черту практику, он свалит отсюда сегодня, уволится задним числом. Но сначала Сначала вытрясет правду из этого ублюдка. Из Дениса, мать его, Никитича.
Макс выскочил на улицу. Темные холмы перечеркивали мирные конусы светапрожекторы. За шиворот капнулопроклятый кондиционер. Макс провел ладонью и замер, глядя, как сероватая с водоворотами капля впитывается в кожу, в трещинки, в уголок ногтя.
Над головой взвыла сирена.
Низкий звук зародился позади, вибрируя в костях, взлетел вверх, вонзился в мозг. Из мрака донесся скрежет, будто раздирали что-то металлическое, а следомторжествующий плеск воды. От одного из зданий к песколовкам побежали тени.
Макс заозирался. Асфальт глухо рокотал под ногами.
Он задрал голову: на последнем этаже офиса светились широкие окнадиспетчерская. Фигуры операторов не двигалисьбудто не происходит ничего. Спокойно жали на кнопки. А на помощь бежать не должны?
Над холмом взметнулось белое во мраке облако. Лучи прожекторов заметались. Раздался приглушенный расстоянием лязг, хриплые вопли. Денис Никитич! Приемная камера.
Макс понесся на звуки.
Он поскользнулся, взбираясь на холм, уперся в землю рукой и отпрянул от отвращенияпальцы погрузились в мокрое месиво. Он пригляделсяот бетонной камеры стекала жижа, почва превратилась в грязь. В дрожащем свете прожектора стенки влажно блестели.
Что-то плеснуло рядом, морось осыпала макушкуне морось! Увесистые капли. Пахнуло сладковатым, тошнотворнымканализацией.
Макс затряс головой. Струйки осклизло стекли за ухо, на шею. Горло сдавило дурнотой. Он рванул на себя металлическую дверьоткрыто, ура, и заскочил внутрь.
Сырой воздух вибрировал. Низкий гул шел снизу. В узком коридоре поблескивали створки лифта, зиял провал винтовой лестницы.
Лифт скрежетал, отъезжая вниз. Макс дернулся было к кнопке, но шум перекрыл отчаянный стон. Справа падала полоска света. Макс потянул дверь, держась за ней, представляя, что увидит
Шум воды оглушил. Непрерывный плеск, как в огромном фонтане. Перед лицом взметнулись брызги, Макс прикрылся рукавом. Выглянули обмер, вцепившись в створку двери. Ноги приросли к месту. Внутри все сжалосьбежать! но оторопь проморозила до костей.
Под темным небом бурлил открытый бассейн. Над ним нависала площадка. Сквозь решетчатый пол взлетали фонтанчики. Бурые волокна и полиэтиленовые мешки застревали в полу.
Но Макс смотрел только в одну точку: туда, где, вжимаясь снизу в решетку, белело оскаленное лицо Костяна. Посиневшие пальцы цеплялись за прутья.
Секция решетки угрожающе кренилась.
Д-держись, выдавил Макс.
Подался впередноги разъехались. Вонь ударила в нос, в глазах защипало.
Держись, повторил Макс и пополз на карачках туда, где Костян схватился за решетку.
Ее крайняя секция висела на двух болтах. Неподалеку валялся чемодан с инструментами. Костян привинтил ее на «так сойдет» и сам же поплатился? Но Макс слышал отъезжающий лифт. Здесь был Денис Никитич. Почему не помог?
И почему вода переливается через край, так не должно быть. За эти месяцы неужели не починили камеру? Оба пропадали здесь каждый день!
Костян что-то прохрипел, разевая рот, не разобрать. Тело вытянулось под углом в мутной воде. Его тащило вниз, на глубину. Проклятье.
Макс, сглотнув, зажмурился и сунул руку по локоть в воду. Маслянистое, скользкое влилось в рукав. Макс схватил Костяна за руку. Его тут же потянуло внизувесистое тело дергалось, будто само стремилось на глубину, в жерло трубы, в подземный водоворот.
Макс увидел раззявленный рот, мясистые белые щеки совсем рядом. В глазах-щелочках застыл мертвый ужас.
Я держу тебя! крикнул Макс. В рот тут же плеснула водаи его скрутил рвотный спазм.
Ж-жертва, раздался хрип. Шеф убивает всех Твою Леру. Меня! Кого не жалко. Пополняет запас п-прочности очистныхзадабривает воду. В-вместо ремонта, но меня ей не хватит. Останови шефа! Он убьет всех, отдаст ей город Ублюдок!
Под коленом хрустнуло. Макс не успел ничего сообразить. Бледное лицо исказилось в жутком оскале. А через миг вода захлестнула распахнутые глаза, мелькнул синий рукав спецовки и тело скрылось в мутных бурунах.
Макс припал к решетке. Вода со слизью брызгала в лицо, футболка липла к спине. Он не замечалшарил в воде, но тщетно. Подводное течение выкручивало локти, тащило вниз.
«Он убивает всех».
Отъезжающий лифт.
Денис Никитич столкнул Леру в канал?
Костян был его помощником, почему егов расход? Какая связь между трупами и ремонтом очистных, и Город! Их с Лерой квартирка, пустая коробка из-под овсянки, бабушкины бессмертные часы-ходики Макс представил, как из ванны, из сливного отверстия, поднимается жирная муть, растекается по бежевому кафелю. Разъедает замшевые сапожки Леры в прихожей.
Макс на карачках, по-собачьи, пополз к дверипрочь с площадки. Решетка впивалась в колени. Цепляясь за стену, Макс ощупью добрался до лифта. Глаза жглото ли от брызг, то ли от слез.
Он насквозь пропитался пахучей моросью.
Денис Никитичпсих. Его нужно сдать в полицию. А лучшенайти и врезать как следует, окунуть мордой в грязную пенучтоб его корежило, как Костяна. Да. Макс смутно удивился собственной кровожадности, но тут же отбросил сомнения. Рассеянно отряхнул волосы, смахнув какую-то слизь.
С улицы доносился скребущий, выматывающий вой сирен.
С лязгом подъехал лифт. На панели горели две кнопки: «Один» и «Ноль». Рядом с нулем белела бумажка с жирными цифрами, прилепленная скотчем. Двери сомкнулись, отсекли звукикак ватой забили уши.