Мне тяжело говорить об этом, фрау Воттермах, но Катринон сделал паузу, пытаясь подобрать нужную фразу, Она погибла сразу же. Смерть была мгновенной. Мы смогли разрезать крышку и бампер, чтобы вытащить тело. Машину смяло почти напополам. При таком столкновении это не редкость. Сейчас на месте аварии работают наши специалистымы дадим вам знать, когда понадобится помощь при опознании. Понимаю, как глупо это звучит, но эта фикция необходимая
Стакан превратился в маленький мир, где вспыхивали и гасли огоньки, гибла и зарождалась жизнь. Круги на водетолько судьбы мира, брошенные в самый водоворот. Она почувствовала, как по щекам текут слезы.
Тело вашего мужа мы так и не нашли. Скорее всего, его выбросило в момент аварии через разбитое лобовое стекло, на пороги в Корке, а после отнесло течением. Наши ребята ведут поиски. Мы будем искать, фару Воттермах, пока не найдем, вы слышите меня?
Вода отражала слова, которые прыгали по ее поверхности, как плоские камушки, чтобы растаять в глубине. Такая же вода течет в Корке. Такая же прозрачная, такая же холодная, такая же безразличная ко всему. Трупы Хайни и Катрин медленно опускались на дно стакана в ее ладонях. Она всхлипнула, зажмурила глаза, а когда открыла их, видение успело растаять.
Проезжавшие мимо аварии люди вызвали наряд патрульных, но как бы быстро мы не примчались на место, мы бы все равно опоздали, хмуро подытожил Кристиан, Тем более, в такую погоду, как сегодня. Понимаете, фрау Воттермах, бывают такие аварии, после которых
Я понимаю, проговорила Урсула тихо, Но
Мы проверили кровь на стекле и переднем сидениивода Корка не успела смыть ее. Она принадлежит вашей дочери и мужу. Мы отогнали машину на проверкувидеорегистратор мог что-то записать. Он почти не пострадал, и наши специалисты сумеют извлечь файлы. Возможно, это поможет нам воссоздать целостность этой картины.
Тело Хайни не нашли
Я не хочу этого говорить, фрау Воттермах, сухо сказал Кристиан, склонившись над столом, Но и лгать вам не стану. Обнадеживать в такой ситуациисамое низкое, что можно сделать. Простите, но вероятность того, что Хайни выжилчрезвычайно мала. После таких столкновений выживают единицы. Да и количество крови на водительском месте говорит о том же. Я очень сочувствую вашему горю, Урсула. Вы слышите меня?
Если Урсула и слышала его, то не подала знака.
3
Дом казался Урсуле пустым и мертвым. Вроде бы Даттмар предлагал ей остаться у родственников или друзей, но она впала в истерику, требуя, чтобы ее доставили обратно. Она не помнила этого, но разум сохранил обрывки фраз и раскадровки разговора, нарезанные из плохого кино. Они стояли у нее перед глазами все время, когда она пыталась зажмуриться, чтобы вытереть слезы. Потом Урсула поняла, что не знала, зачем ей возвращаться, но что-то упрямо звало ее туда, словно там, в темноте и тишине, ей могло стать легче. После разговора с помощником комиссара был штатный полицейский психолог, больше похожий на циркового зазывалу с заготовленными наборами фраз. Что он говорил ей? Чего хотел от нее? Потом был медик с успокоительным. Слова утешения, такие же фальшивые, как накладные усы. Он измерил давление. Не смотрел в глаза. Затем укол. Баночка таблеток в руке. Снова помощник комиссара в сером пальто и бледными глазами. Сотни вопросов, тысячи ответов, среди которых не оставалось ни одного, который бы мог заслужить внимания. Ее спрашивали, она отвечала. Она что-то говорила им всем, оправдывалась, объясняла, но не понимала, о чем вела речь. Фамилии, имена, номера телефонов. Наверное, последовали звонки родственникам. Кажется, был разговор с родителямипамять услужливо вычеркнула эти моменты, оставив после себя только звенящую пустоту.
В конце концов, молчаливый патрульный за рулем служебной тайоты, остановился возле ворот ее пустого дома, помог ей открыть дверь и выйти на влажный осенний воздух. Урсула плохо воспринимала происходящее. Руки и ноги, налитые теплой водой, отказывались нормально повиноваться ей, поэтому полицейский проводил ее до самого дома и даже помог войти внутрьона ни за что бы, не совладала с ключом сама. Кто покупал этот брелок? Кто последний запирал двери? Хайни или она сама? А может быть, это Катрин?
Урсула медленно, но верно теряла связь с реальностью, а сокрушенное горем сознание, подточенное транквилизаторами и успокоительным стремительно угасало.
Осознание горькой потери пришло в тот момент, когда она очнулась на диване в гостиной, где ее оставил патрульный. Уже давно властвовала ночь, и ребристая монетка неполной луны заглядывала в огромное застекленное окно, с интересом наблюдая за ее горем. Кажется, дома были людиУрсула не помнила тех, кто пришел поддержать ее. Она не помнила, как встречала их, как провожала до дверей комнат, как плакала и звала по имени мужа и дочь.
Человеческая память всегда старается стирать самые плохие воспоминания.
***
Домашний телефон ожил в полдень следующего дня. Нервы Урсулы были слишком напряжены, чтобы решать похоронные вопросы, поэтому этим вопросом занялся Кальвин, брат Хайни, прибывший этим утром из Бринкерхофа. Приехал на машине? Воспользовался поездом? Прилетел на самолете? Странно, но в Глекнере нет аэропорта. Урсула сосредоточенно думала об этом, плавая в зыбкой топи между сном и явью, свернувшись под клетчатым пледом. Мысли текли медленно и нехотя. Разрозненные, смутные, тусклыерезультат транквилизатора и внутреннего протеста. Наверное, сегодня она уже принимала таблетки. Эва, ее подруга, кажется, уже успела съездить в аптеку, а Кальвин переговорил со своим психотерапевтом. Не слишком ли быстро разворачиваются события? Сколько дней прошло с момента аварии? Кажется, минула вечность, но на деле чуть более суток. И почему время замирает в те самые моменты, когда хочется, чтобы оно неслось вперед?
Еще совсем недавно она была счастлива, она была любима, а теперь все разрушилось, заполняя жизнь чужим участием, чужим присутствием, которого она не хотела и всегда старалась избегать. «Это все происходит не со мной, думала она, закрывая воспаленные глаза, Этого не может произойти со мной. Это нечестно, это неправильно!»
Дважды она вскакивала на ноги, вспомнив, что хотела приготовить обед к приходу дочери, еще дважды порывалась пойти на второй этаж, в кабинет мужа, и переговорить с Хайни по поводу стольких гостей. Она спала почти без снов. А если и видела сны, то не отличала их от реальности.
***
Сны были странными, обрывистыми, выцветшими, неясными и логичными одновременно. Как кадры из фильма, который должен сшить вместе режиссер, нарезав их из разных лент.
***
Горе плескалось в ее руках, и странное дело: маленький сосуд казался огромнымего и раньше было достаточно, чтобы на три-четыре десятых заполнить бассейн внутри постамента. А что в этом сосуде? А что в постаменте? Неудобно нести вперед. И чем больше весила поклажа, тем тяжелее и объемнее она становилась.
***
Она снова видела их тени, но не могла ухватить их смысла. Там, в другом измерении, они казались ближе и ярче, чем они были на самом деле. Морщинистые пальцы страха, выплывающие из зеркальных стоячих ворот, очень напоминали ее собственные.
***
Ритуальный лифт вез ее вниз, по гулким коридорам дворцового архива. Моросил дождь. Архив был пустза исключением двух человек, занятых оживленным разговором у огромного стеллажа с терракотовыми черепами.
***
Урсула смотрела в лица, и не узнавала их. За окнами вспыхивали звезды, и почти не было видно мчащегося навстречу черного мира. То, что это мир, стало ясно уже на шестом этаже, где окончательная тьма рассеялась, и оказалось, что кабина лифта ползет по мосту над огромным бесконечным озером. Внизу озера, медленно переворачиваясь, плыл целый флот огромных металлических птиц с гребнями, похожими на крылья. Спуск казался бесконечным, и постепенно выяснилось, что лифт может уже не остановиться, а наоборот, способен только ускорять движение вниз. Приближать падение.
***
Ужас приполз медленно. Сначала здесь появился звук: дребезжащий, тающий. Звук был чем-то средним, между протяжными стонами ветра в трубах и лязгом падающей двери.
***
Она встала в темноте и побрела на ощупь. Коридор медленно поворачивал. Лунный свет, падавший из какого-то окна, придавал сцене на стене жуткий вид. На нее глядело чье-то морщинистое лицо в обрамлении не то волос, не то щупалецчто темное, неясное, похожее на муляж.
***
Сингуматор мчался вниз по высокому тоннелю, держась ближе к стенам и останавливаясь иногда на поворотах. Остальные шли за ним с веревкой на плече. Тихие вздохи и вопли показывали, что среди них не все мертвы. Остальные молчали. Они привыкли.
***
Их было много, они появлялись из ниоткуда. Они постоянно мелькали где-то там, за прозрачной стеной, отражаясь образами и силуэтами. Они, как казалось Урсуле, появлялись из одной точки и тут же исчезали. Иногда они надолго замирали, но все время перемещались и уходили куда-то дальше. Урсула пыталась понять, как такое возможно. Возможно ли? А как по-другому? Она смотрела в пустоту и долго думала. На нее постоянно накатывали волны удушья. Она ждала и смотрела на них, пока они ждали и смотрели на нее.
***
Она чувствовала, что не одна. Она почувствовала боль и страх, как во время побега из кошмара. Усталость, как во время вечерней пробежки. Вот только мышцы ног ощущались совсем иначестранно, словно в них ничего не было. Вообще ничего, кроме ужаса и слепящего ужаса, уничтожившего все, кроме самого этого ужаса. Она посмотрел вперед, и подумала, что должна проснуться.
***
Когда она уже окончательно пришла в себя, и весь окружающий мир уже перестал ей казаться нелепой постановкой с отвратительно подобранными актерами и скверным сценарием, по окну гостиной молотил дождь. Серые узоры казались такими же бессвязными, как и события минувших двух дней. Она потрясла головой, посмотрела на часы, медленно села, словно опасаясь, что осознание потери снова собьет ее с ног.
Был уже вечер, и тусклое простуженное солнце за пеленою туч, медленно уходило за горизонт, превращаясь в холодные сырые сумерки. Урсула сжала виски пальцами, тихо застонала, шумно выдохнулавоспоминания обрушились бушующим и пенным потоком, прорывая черную блокаду сна, как волны реки ломают дамбу. Если она помнила не все, то почти все, и именно это было самым ужасным. Она инстинктивно потянулась к упаковке таблеток, которые последние тридцать часов дарили ей блаженное забвение, но тут же отдернула руку.
Где-то на грани сознания она различала шаги по комнатам, слышала голоса людей в ее доме. Кажется, прежде чем отключиться, она обзванивала родных и друзей. Но сколько их и кто сейчас рядом? Звон стекла прозвучал так же резко, как удар кнута. Она обернулась.
Кальвин, чье лицо было белее листа бумаги на столе, рассеянно наблюдал за ней, держа в руках бутылку виски.
Звонил помощник комиссара, Урсула, проговорил он, растягивая слова, и она поняла, что Кальвин мертвецки пьян, Он просит тебя приехать завтра на опознание Катрин. Но есть и еще кое-что. Он сказал, что их специалистам удалось найти что-то важное на записи видеорегистратора. Кристиан говорит, что ему нужна твоя помощь. Что это может быть?
А какая разница? сказала ему Урсула.
4
Утром следующего дня Урсула поняла, что перестала что-либо чувствовать. Она отвечала на вопросы родных и друзей, говорила с полицией, даже заехала в ритуальное агентство, где долго листала список предложений, выбирая гробы, оградку, декоративные клумбы, стиль газона и вид памятника, но совершала это чисто механически, не запоминая порядок действий. Весь мир вокруг нее превратился в разросшееся ледяное царство, которое сжималось вокруг маленького тлеющего уголька внутри нее самой. Когда умирает кто-то близкий, ты выгораешь изнутри. Иногда навсегда, иногдана время. Она почти ничего не ела и не пила за последние двое суток, но не испытывала ни жажды, ни голода. Чудовищная сонливость, вызванная приемом успокоительных, заставляла ее жить и действовать в вакуумевсе вокруг воспринималось как сквозь толщу воды, а слова и фразы слышались гулко и смазано, точно через вату.
Она прибыла в морг задолго до встречине могла оставаться дома, среди чужих людей, нацепивших на свои лица маски сочувствия. Урсула бродила по внутреннему парку больницы, сидела на лавочке, бесцельно вглядывалась в цветы и деревья по обеим сторонам маленькой террасы, словно хотела что-то понять или вспомнить. Помощник комиссара приехал только через сорок минутвыражение скорби с его лица так и не сошло, и Урсула подумала, что он носит его, как театральный грим, нанося кисточкой поутру.
Сперва она хотела приехать в морг с Эвой или Кальвином, но Эва была занята на работе, а Кальвин снова оказался мертвецки пьяным. Этим утром она нашла его полулежащим в кухне с очередной бутылкой виски. Ничего вразумительного от него так и не удалось добиться. Все еще пребывая в прострации, Урсула вызвала таксистены гостиной вокруг нее, казалось стали ближе друг к другу, а комнаты уменьшились настолько, что в них стало тяжело дышать. Пройдет еще немного времени, думала она, и они раздавят меня, сложившись, как карточный домик. Впрочем, даже на улице ей не стало лучшесверху падало серое перистое небо, тяжелое, будто свинец, а снизу горбилась уродливая покатая мостовая, оскаленная фонарными столбами, телеантеннами да худыми изможденными деревьями. Утративший весь свой цвет, окружающий мир был настолько уродлив, что Урсула удивилась, что не замечала этого раньше.
Морг оказался просторным светлым помещением с большим количеством флуоресцентных ламп под потолком и шахматной плиткой на полу. Царила холодная чистотаона виднелась и белых стенах, и в сверкающих инструментах на стеклянном столике, и даже в безукоризненно белом халате встретившего их патологоанатома. Они долго добирались сюдасперва, проехались на лифте, а после спустились по лестнице и открыли тяжелые двери, запертые на электронный замок. Кристиан что-то говорил Урсуле, но она мало что слышала из его словвсе ее внимание было приковано к ряду железных ячеек, шедших по всему уровню противоположной стены. Восемь ячеек в длину, четыре ячейки в ширину. Маленькая прихожая смерти, рассчитанная на тридцать два посетителя. Не слишком ли это много для их города? А может быть, наоборот, слишком мало? Сколько еще таких помещений есть в Глекнере? Может ли быть такой склад в каждом частном доме? Как часто происходят аварии на объездной трассе над рекой Корк? Как много сюда попадает маленьких девочек?
Она постаралась прервать поток мыслей, вздрогнула, когда со звоном открылась дверца ячейки, и патологоанатом вытянул из недр хранилища затянутое белой тканью тело. Все было отвратительно белыми ткань, и выдвижной стол, и перчатки доктора, и его лицо, когда он повернулся к ней, задавая какие-то незначительные вопросы. Она отвечала, но кажется, невпопад. Он что-то чиркал у себя в записной книжке, внося коррективы и делая поправки. Вид у патологоанатома был донельзя глупым.
Уберите покрывало, приказал Кристиан, до этого времени безмолвно наблюдавший за процедурой и Урсула впервые услышала в его голосе нотки раздражения и нетерпения, Пусть фрау Воттермах скажет нам
Это будет непросто, хмуро проговорил врач, поглядывая на него из-под густых бровей, Девочка очень пострадала
Это необходимо, перебил его Кристиан металлическим тоном, Уберите простыню.
Не смотря на то, что патологоанатом отдернул ткань одним движением, Урсуле показалось, что на это ушли годы. За это время, она успела подумать о маленьком родимом пятне на правой руке дочери, о том, что не заплела ей косички в их последнее утро и не сварила какао, как ее просила Катрин, потому что слишком занята своими делами. Мысли о какао показались ей невероятно тяжелыми, словно этот проклятый напиток мог хоть что-то исправить и изменить. Она заплакалана этот раз из-за какао. Слезы стали ее последним и единственным оружием. Интересно, если бы она не пошла в тот день на работу, а осталась бы дома, ее родные были бы живы?
Врач медленно отступил в сторону, Кристиан сделал шаг ближе, поморщился, отвернулся, взглянул на Урсулу, но не сказал ни слова. Что это за странное выражение в его глазах? Может быть, он хочет сказать, что произошла ошибка, и там, в ячейке морга не Катрин? Возможно ли это? Урсула хочет спросить, но язык не поворачивается.
Простыня ушла вниз, свернулась под безукоризненно ровным углом и упокоилась на бедрах мертвеца. Урсула несколько минут молча смотрела вперед, не веря собственным глазам, прежде, чем осознала, что видит перед собою человека. Не сломанную игрушку, не разбитый манекен, не куклу, попавшую под грузовик, а настоящий труп. Как близко можно подойти к смерти? Какую именно смерть ты можешь встретить в этих белых стенах морга?