И пока тот излагал этот план действий, пришел хозяин гостиницы с двумя крепкими детинами, выглядели они весьма внушительно, хоть и вели себя настороженно. Дженсен принялся им рассказывать о том, что здесь произошло, и его рассказ отнюдь не прибавил им мужества и боевого настроя.
Они побросали ломы, которые принесли с собой, и заявили, что не намерены рисковать своей шкурой и лезть в эту чертову нору. Хозяин гостиницы выглядел ничтожным и жалким, он нервничал, будучи не в состоянии скрыть своей нерешительности, но понимал, что если не вступить в бой с этой таинственной силой, то его отель потеряет своих постояльцев, но сам лично, браться за это он не хотел. К счастью, Андерсон нашел способ, как вернуть силу духа людям потерявшим её.
И это та скандинавская отвага, о которой я так много слышал? сказал он, Да там даже не немец, а если бы он был и немец, то нас пятеро против одного.
Обоих слуг и Дженсена как будто кто-то ужалил, набравшись мужества, они набросились на дверь.
Стоп! сказал Дженсен. Ну, вы совсем голову потеряли. В общем, так, хозяин стоит здесь и светит фонарем, один из вас ломает дверь, никто не входит внутрь, все ждут, пока то само вылезет.
Все закивали головами в знак согласия, самый молодой вышел вперед, занес свой лом над головой и нанес сокрушительный удар по двери. Результат оказался совсем не таким, какой они ожидали. Не было треснувшего дерева, разбитого и разваливающегося от удара, раздался только глухой звук, как будто удар нанесли по каменной стене. Парень, невольно вскрикнув, выронил лом и начал тереть свой локоть. На какой-то момент его крик отвлек их внимание, а вслед за этим Андерсон снова посмотрел на дверь. Двери не было; перед ними была ровная стена, такая же, как и все стены в коридоре гостиницы, правда на ней осталась глубокая выбоина, которую оставил лом. Номер 13 исчез, как будто его там никогда и не было.
На какое-то мгновение они замерли, словно оцепенев, и смотрели, не отрывая глаз на глухую стену. Внизу, во дворе, проснулся первый петух, и уже было слышно его громкий крик. Андерсон посмотрел в том направлении, откуда доносился крик петуха, через окно, которое находилось в конце длинного коридора, и увидел, как на восточном участке неба забрезжил рассвет.
* * *
Наверно, произнес хозяин гостиницы, в некоторой нерешительности, господа захотят сменить комнаты на эту ночькак насчет двуспального номера?
Ни Дженсен, ни Андерсон ничего не имели против этого предложения. После того, что они пережили, им совсем не хотелось расставаться. Они посчитали будет правильно, если каждый из них зайдет в свою комнату и заберет оттуда вещи, которые ему могут понадобиться ночью, а другой будет сопровождать со свечой в руке. И они успели заметить, что как комната 12, так и комната 14 имеют по три окна.
На следующее утро вся компания собралась в номере 12. Хозяин гостиницы, очень хотел обойтись без посторонней помощи, но также было необходимо, чтобы та мистика, которая окутала эту часть дома, был развеяна окончательно. Так что пришлось ему снаряжать двух слуг на плотницкие работы. Мебель вынесли прочь, и, ценой несчетного числа поломанных планок удалось вскрыть тот участок пола, который находился рядом с комнатой 14.
Вероятно, вы думаете, что они нашли там скелет Магистра Николаса Франкена, того, о котором я рассказывал раньше. Ничего подобного не случилось. Единственное, что удалось найти между балками, поддерживающими пол, так это небольшую медную коробочку. В ней находился аккуратно сложенный пергамент, на котором было написано около двадцати строчек. Оба, как Андерсон, так и Дженсен (который, вдобавок ко всему, оказался и палеографом) очень заинтересовались своей находкой, ведь она обещала дать ключ к тем паранормальным явлениям, которые здесь происходили.
* * *
У меня есть копия работы по астрологии, которую я никогда не читал. В ней, как фронтиспис, используется деревянная гравюра Ханса Зебальда Бехама на которой изображено несколько мудрецов, сидящих вокруг круглого стола. Эта деталь, вероятно, даст возможность экспертам установить автора этой книги. Я не могу разобрать, что у неё за название, и к тому же, в настоящий момент прочесть то, что там написано, не представляется возможным. На форзаце её что-то написано от руки. В течение всего того времени, что эта книга находится у меня я не могу понять в каком направлении нужно читать эту надпись, справа налево или слева направо, еще сложнее понять на каком языке она написана. Ничем не отличалось затянувшееся изучение Андерсона и Дженсена того документа, который они обнаружили в медной коробке.
После двух дней бдения над пергаментом, Дженсен, который был из них самым эрудированным, робко высказал предположение, что язык, на котором это клочок был написан, является либо латынью, либо древним датским языком.
У Андерсона не было каких-либо предположений, только он очень хотел отдать эту коробку и манускрипт Историческому Обществу города Виборг, чтобы они их оставили у себя в музее.
Несколько месяцев спустя, когда мы с ним гуляли в лесу, возле Упсалы, мы зашли в городскую библиотеку, в которой я про это и узнал. Я не мог удержаться от смеха, читая контракт, согласно которому Даниель Сальфениус (позднее профессор иврита в Кеннинсберге) продал душу Сатане. Но, Андерсона эта история особенно не развеселила.
Безумный юнец! сказал он о Сальфениусе, который подписал контракт с Дьяволом, будучи еще студентом, он видимо даже не подозревал, в какой компании он окажется?
И когда я высказал по этому поводу свои соображения, обычные в подобной ситуации, он мне ничего не ответил, а лишь только пробурчал что-то невнятное. После обеда он рассказал мне всю эту историю, которую вы сейчас читаете, но отказался делать какие-либо выводы из этого или соглашаться с теми, которые я привел ему.
Граф Магнус
Каким образом эти материалы, на основе которых я сумел составить связанный рассказ, попали в мои руки, есть последнее, что я хотел бы сообщить моему читателю. Но, я считаю это необходимым, вначале моего повествования сделать небольшое вступление, и рассказать о том, в каком состоянии они перешли в мое владение.
Какая-то часть из них состояла из рассказов из книг о путешествиях. В сороковые и пятидесятые годы томик таких рассказов можно было увидеть в каждом доме. «Дневник пребывания в Ютландии и на Датских островах» Хораса Мэрриэта, является прекрасным образцом изданий того сорта, о котором я говорю. В таких книгах обычно рассказывается о каком-нибудь неизвестном уголке на континенте. В них присутствуют иллюстрации из гравюр на дереве или стальных пластинках. В такой литературе подробно описываются гостиничные номера и средства коммуникации, подобную информацию вы сейчас можете без труда найти в любом хорошо составленном путеводителе. В них всегда приводится огромное количество различного рода бесед с образованными иностранцами, разудалыми хозяевами гостиниц, и словоохотливыми крестьянами. Одним словом, в них слишком много лишней болтовни.
Если уж говорить о том, как я решил подать материал в моем рассказе, то мои записи, по мере развития действия в нем, приобретают характер дневника, в котором представлены мысли и переживания одного человека, и подобная форма изложения сохраняется до самой развязки, можно сказать, почти до самого конца.
Автором этих записок является некий господин Раксел. Представляя его, я полагаюсь целиком и полностью на ту информацию, котрую он дает о себе в своих записках, и на основании их я пришел к заключению, чтоэто был человек среднего возраста, владеющий некоторым состоянием, и абсолютно одинокий в этом мире. Судя по всему, он не имел обетованного угла в Англии, а был завсегдатаем гостиниц и пансионов. Вполне вероятно он подумывал о том, что было бы неплохо, в конце концов, приобрести себе дом в Англии, но этого так и не произошло. К тому же, я думаю, что пожар, произошедший в начале семидесятых, в Пантехниконе, по всей вероятности, уничтожил большую часть его имущества и те записки, которые могли бы пролить свет на его происхождение. Так как, раз или два, он говорил о своем имуществе, которое хранилось на этом складе.
В дальнейшем удалось узнать, что господин Ракселл опубликовал книгу, в которой он рассказывал об отпуске, проведенном в Бретани. Более я ничего не могу сказать о его работе, упорные поиски в библиографических источниках убедили меня в том, что издана эта книга была либо анонимно, либо под псевдонимом.
Что касается его характера, то совсем нетрудно составить о нем ложное представление. Скорее всего, он был умным и образованным человеком. Вполне вероятно, насколько я могу судить по тому, что он планировал и заносил в свой дневник, он собирался стать членом научного общества в своем Брасенос-колледже. Его самым главным недостатком была чрезмерная любознательность, возможно, что для любителя путешествовать это не так уж и плохо, но наступает час, когда платить за любопытство, такому любителю совать свой нос куда не следует, приходится сполна.
О той поездке, которая в итоге, оказалась его последней, он решил написать другую книгу. Скандинавиястрана, которая каких-то 40 лет назад, была диковинной и загадочной для англичан, поразила и заинтересовала его. Должно быть, он наткнулся на одну из старых книг об истории Швеции или какие-то мемуары, и поэтому ему в голову пришла идея, что найдется место и для его книги, в которой будет описываться путешествие по Швеции, и вставлены эпизоды из жизни известных шведских фамилий. Для этой цели ему удалось получить рекомендательные письма к некоторым влиятельным персонам Швеции и, в начале лета 1863 года, он туда и отправился.
Нет никакой необходимости говорить о его поездке на север страны, также не будем останавливаться на его пребывании в Стокгольме, которое продлилось несколько недель. Мне только стоит упомянуть о том, что один ученый муж, проживающий в Стокгольме, навел его на след, котрый вел к ценному архиву семейных документов, принадлежащему владельцам древнейшего особняка в Вестергётланде, и раздобыл для него разрешение покопаться в этих бумагах.
Особняк, или herrgard, о котором идет речь, называется Råbäck (произносится какРобек), хотя это его не настоящее имя. Это одно из самых лучших строений такого типа в стране, и гравюра в Suecia antiqua et moderna, составленном Эриком Дальбергом, изображает его очень наглядно, именно так он выглядит в глазах туристов и сегодня. Этот особняк был построен сразу после 1600 года, и, на первый взгляд, очень напоминает английские постройки того периода, если учитывать тот материал, который использовался для его постройки, а строили его из красного кирпича и делали облицовку камнем, при этом обращая внимание на архитектурный стиль того времени. Человек, который построил его, был потомком великого рода Делагарди, его наследники владеют им до сих пор. Делагардиэто имя, которым я буду их называть, когда потребуется их упомянуть.
Они приняли его со всем радушием и настаивали на том, чтобы он оставался в их доме сколь угодно долго, всё то время, пока ведет свою работу. Но, предпочтя свободу и независимость и будучи не особенно уверенным в том, что его знания шведского языка достаточны для поддержания беседы, он решил поселиться в деревенской гостинице, которая была во всех отношениях достаточно уютным и удобным местом, особенно, в летние месяцы. В силу принятого решения ему приходилось совершать ежедневную прогулку до особняка и обратно и расстояние, которое он проходил, составляло, примерно, милю. Сам дом стоял в парке, и был укрыт весьма густо разросшейся чащей из огромных и очень старых деревьев. Рядом с домом находился обнесенный стеной сад, за которым был лес, вплотную примыкающий к берегу маленького озера, такие озера, подобные блюдцам, были рассыпаны по всей стране. Далее шли стены, которыми были огорожены земельные угодья. И, если подняться по крутому склону на холм, огромную глыбу от какой-то скалы, слегка присыпанную землей, то оттуда можно было увидеть церковь, которую могучей стеной защищали не пропускающие свет деревья. Весьма любопытным было это строение для англичанина. Неф и приделы были низкими, их опоясывали хоры, также там стояли скамьи. В западной части церкви был великолепный старинный орган, раскрашенный яркими красками, у которого были серебряные трубы. Потолок был плоским, его расписал какой-то художник, живший в семнадцатом столетии, жуткими картинами Страшного Суда, неистовые языки пылающего пламени, разрушенные города, горящие корабли, отчаявшиеся, возопившие души, а рядом с ними зловещие и смеющиеся демоны. Солидная медная люстра округлой формы свешивалась с потолка; кафедра проповедника была похожа на кукольный домик, покрытый маленькими раскрашенными херувимами и святыми; подставка, на которой стояли трое песочных часов, была прикреплена шарнирами к столу, за которым сидел проповедник. Достопримечательности, подобные этим, можно увидеть сегодня во многих церквях Швеции, но то, что выделяло её из их рядаэто пристройка к церкви. С восточной стороны, у северного прохода. Тот, кто постороил этот особняк, построил и мавзолей для себя и для своей семьи. Он представлял из себя довольно большое восьмиугольное здание, свет в него проникал через овальные окошки, стоящие в ряд, крыша его напоминала купол, сверху которого находилось, что-то похожее на тыкву, из которой торчал острый шпиль, такой архитектурный дизайн очень любили шведские архитекторы. Снаружи, крыша была покрыта медным листом и покрашена в черный цвет, тогда как стены, подобно стенам церкви, были белыми до боли в глазах. В этот мавзолей нельзя было попасть из церкви. У него была своя собственная калитка и ступеньки с северной стороны.
За церковным кладбищем была тропинка, которая вела к деревне, и требовалось всего каких-то три или четыре минуты для того, чтобы оказаться у дверей гостиницы.
В первый день своего пребывания в Робеке господин Раксэлл застал дверь в церковь открытой, благодаря чему он смог описать её интерьер, именно это описание я и представил вкратце. Тем не менее, в сам мавзолей ему попасть не удалось. Он смог только сквозь замочную скважину разглядеть то, что там находилось, а там были: и прекрасные мраморные изваяния, и саркофаги, покрытые медью, вся их поверхность была украшена геральдическим орнаментом. Это вызвало у него непреодолимое желание продолжить свое ислледование и потратить на него больше времени.
Документы, ради которых он приехал сюда, оказались именно такими, какие ему были и нужны для написания книги. Там, в очень хорошем состоянии была представлена: и семейная переписка; и дневники; и бухгалтерские книги первых владельцев поместья, написанные разборчивым почерком, в которых было бесчисленное множество любопытных деталей. Согласно тому, что там было написано, первый Делагарди был человеком сильным и одаренным. В скором времени после того как особняк был построен в округе начались волнения, крестьяне восстали и напали на несколько дворцов знати и, тем самым, нанесли серьезный ущерб. Владелец поместья Робек возглавил тех, кто решил подавить этот мятеж, в документах говорилось о казни зачинщиков и жестокой расправе над мятежниками, не знающей пощады рукой.
Портрет Магнуса де ла Гарди, так его звали, был одним из самых лучших в доме, и господин Раксэл, проведя целый день за работой, изучал его с немалым интересом. Он не дает подробного описания этого портрета, но, судя по его словам, лицо этого человека поразило его не добродетелью или красотой, а какой-то сверхъестественной внутренней силой; надо сказать, что он писал о графе Магнусе как о, чуть ли, не феноменальном уроде.
В тот день господин Раксэл обедал вместе со всей семьей, после чего, вечером, но еще при дневном свете, он отправился к себе в гостиницу.
Я хорошо помню, пишет он, как спросил церковного сторожа, который был возле церкви, сможет ли он впустить меня в мавзолей. Он, вне всяких сомнений, имел туда доступ, так как я видел его однажды вечером стоящим на ступеньках и, как мне тогда показалось, он закрывал, а может быть и открывал дверь.
Я нашел в его записках то, что утром следующего дня господин Раксэл разговаривал с хозяином. Он написал об этом так подробно, что это сразу меня сильно поразило. Тем не менее, вскоре я понял, что страницы, которые лежат передо мной, по крайней мере, с самого начала, были материалом для той книги, над которой он работал. И то, что они являются ни чем иным как подобием журналистской стряпни, в которую подмешивают диалоги.