Первой опомнилась дама сердца:
А это что за х
Договорить она не смогла. Громкий и судорожный, как у эпилептика, переходящий в хрип кашель потряс её тело. Внимательный взгляд мог бы отметить, что поперхнулась дама сердца под суровым взглядом Борке. Но все взгляды гипнотически приковывало к себе сияние серебряного шара. Вторым очнулся от белого сияния сам Кирюха, небольшого роста коренастый человек со свежим шрамом на лбу. Он пришёл на помощь даме сердца и так двинул её по спине, что та мгновенно замолчала, изогнулась в три погибели и тяжело дышала, изучая слякоть на тротуаре. Следом обрёл дар речи карусельщик:
Мы за собой всё уберём, засуетился он.
Пара долговязых парней у него за спиной восприняла это как команду. Они поспешно подхватили стоящие на тротуаре пустые бутылки и, согнувшись, словно под перекрёстным огнём, скрылись за ближайшим углом. Неподвижными оставались только лишь молодой человек да господин доцент. Молодой человек пристальным взглядом изучал пришельцев. А взгляда господина доцента видно не было. Из-под глубоко надвинутого капюшона по-прежнему выглядывала лишь седая борода.
Прошу нас простить, что помешали вашей пирушке, заговорил Борке.
Его слова, словно команда гипнотизёра, сбросили оцепенение с молодого человека. Его напряжённое лицо расплылось в такой же напряжённо-вызывающей улыбке:
А вы нам не мешаете. Если хотите, я и вам дам глотнуть.
Сказочное везение, оценил его предложение Кордак. А вы, я вижу, отмечаете здесь свой успех?
Так, мелочь, небрежно махнул рукой молодой человек. Небольшой выигрыш.
Шли бы, господа, своей дорогой, неожиданно раздался еле слышный голос из-под капюшона, и не отбивали бы алкоголь насущный у честных бродяг.
Значит, я не ошибся, так же вполголоса произнёс Борке. И борода та же, и голос тот же. Так вот, алкоголь отбивать, господин бродяга, мы у вас не будем, а молодого человека, пожалуй, уведём.
В то же время Кордак, не замечая собеседника Борке, в изящном полупоклоне поздравлял виновника торжества:
Разрешите поздравить вас, молодой человек, с этим, как вы сказали, небольшим выигрышем.
Кордак воровато оглянулся на окружающих, приблизился на расстояние шёпота и предложил:
Не желаете на выигранные деньги устроить небольшую оргию?
Ну что вы, граф, раздался голос господина Борке. Господин э-э
Борке замялся.
Прошу прощения, продолжил он, мы не представились. Меня зовут Борке. Или, если вам угодно, господин Борке. А мой спутникграф Кордак. А ваше имя
Синицкий, засуетился молодой человек.
Он не знал, куда деть бутылку, и не рискнул протянуть мокрую от шампанского липкую руку.
Синицкий, повторил он, Владимир.
Синицкий немного помедлил. Борке и Кордак вопросительно ждали.
Игоревич, наконец догадался молодой человек.
Очень приятно, продолжил Борке. Так вот, граф, насколько я понимаю в людях, Владимир Игоревичне рядовой прожигатель жизни. Он игрок! И, мне кажется, игрок удачливый. Поэтому ваше предложение оргии сочтём неуместным.
Лукавый взгляд Кордака мог говорить о том, что он может согласиться с неуместностью только лишь предложения оргии, но не с самой оргией. Тем не менее возражать Борке он не стал. Сцена знакомства и титул Кордака произвели впечатление не только на Синицкого, но и на его окружение. Оно стало редеть. Подхватив даму сердца под руку, поспешил удалиться Кирюха. Карусельщик тоже сделал пару шагов в сторону, но уйти совсем, бросив бродячего доцента, он не решался. Господин доцент, напротив, никуда не торопился. Он упрямо стоял, повернувшись к Борке и Кордаку спиной, и молчал.
Новый порыв ветра забрался к Кордаку под капюшон.
Однако уже слишком поздно, поёжился он. Да пурга вот-вот возобновится. Не лучше ли нам быть ближе к нашему авто?
Вы правы, граф. Глубокая ночь и метель не лучшее время для прогулки по городу. Да ещё с небольшим выигрышем в кармане, согласился Борке. А мне почему-то кажется, что Владимир Игоревич сегодня без машины. Я не ошибся?
Угадали, произнёс заинтригованный Синицкий.
Вы не будете возражать, граф, если я предложу Владимиру Игоревичу отвезти его домой? Ну или хотя бы куда-нибудь в центр.
Именно это я и хотел предложить, улыбнулся Кордак Синицкому.
Что вы, господа, неуверенно возразил Синицкий. Я сейчас вызову такси
Скептическая улыбка Борке была обезоруживающей.
Неразумное решение.
Борке поднял высоко над головой оголовок трости, который тотчас вспыхнул яркой звездой, и сделал им призывный жест. В то же мгновенье из-за ближайшего угла декабрьскую мглу пронзили два луча. Из-за поворота, тихо урча, выполз огромный чёрный лимузин.
У вас, Владимир Игоревич, как у витязя на распутье, есть три пути, развил свою мысль Борке. Можно поехать с нами, вызвать такси или вернуться за игровой стол. Вернувшись за игровой стол, до утра вы потеряете свой выигрыш, но сохраните жизнь. Вызвав такси, можете потерять и то и другое. И только поехав с нами, вы ничего не теряете. Я прав?
Ну, неуверенно подтвердил Синицкий.
А шампанское можете оставить, ну, скажем, этому гражданину в плаще, усмехнулся Борке. Пусть оно его утешит.
Оттесняя неповоротливого доцента, автомобиль остановился точно напротив компании. Задняя дверь его, к удивлению Синицкого, распахнулась как бы сама собой. Из салона пахнуло теплом, запахом миндаля и каких-то ещё терпких ароматов. Синицкий в восхищении обвёл машину глазами.
Это что, «Майбах»? Оригинал? Какого года выпуска?
Тридцать девятого, ответил Борке, приглашая Синицкого в салон.
Дверь закрылась так же бесшумно, как и открылась. За тёмным и, как показалось Синицкому, невероятно толстым стеклом разглядеть водителя было невозможно.
На ней мог ездить Гитлер, не унимался Синицкий.
Йодль, поправил его Борке.
Кто-кто?
Один немецкий генерал, усмехнулся Борке. Его повесили. Ну да чёрт с ним.
Машина тронулась, и Борке оживился. Он откинулся на спинку дивана и повернул голову в сторону Синицкого.
Итак, Владимир Игоревич, как я полагаю, вы игрок. Игрок убеждённый, но рассудительный. Именно рассудительность заставляет вас встать из-за стола задолго до закрытия казино. И именно это качество, умение уйти вовремя, по моему разумению, делает вас игроком удачливым.
Ячеловек Фортуны! гордо подтвердил Синицкий.
Я так и думал, усмехнулся Борке.
Из противоположного угла дивана послышалось кряхтение. Это смеялся Кордак.
Фортуна? Как же. Знавали мы эту даму. Большей шлюхи я на своём веку не встречал.
Не скажите, граф, возразил Борке. Любая шлюха мечтает о большой и чистой любви.
Машина двигалась тихо и ровно, слегка покачиваясь только на поворотах.
Кстати, позвольте полюбопытствовать, кто вы по профессии, чем вы занимаетесь?
Ну, я типа экономист. А сейчасриелтор.
Типа экономист-риелтор. Звучит внушительно. А какова ваша любимая игра? продолжил Борке.
Покер, гордо ответил Синицкий.
В карты?
Я предпочитаю на костях.
На костях, с уважением протянул Борке. Игра стальных нервов, без блефа и реверансов. Понимаю. А эти господа, которых вы поили шампанским?
Они приносят мне удачу, по-прежнему с вызовом отвечал Синицкий.
Все? почему-то спросил Борке.
Вопрос несколько сбил с толку Синицкого. Он удивлённо повернул голову к Борке.
Ну я не знаю
Он что-то ещё хотел сказать, но Борке его оборвал:
Оставим их. Обычные бродяги. А этого, в плаще, вы давно знаете?
Растерянность Синицкого увеличилась.
Да я его вовсе не знаю.
Но посещает он вас регулярно?
Ну да регулярно. Да он мне перстень продал, старинный, оживился он. Сказал, что приносит счастье.
Позволите взглянуть?
Синицкий суетливым движением хотел снять перстень с окоченевшей руки, но Борке его остановил.
Не беспокойтесь. Я отсюда вижу. Действительно старая вещь. Думаю, сегодняшнего вашего выигрыша не хватило бы и на половину его стоимости. Что же он так продешевил?
А я знаю? совсем растерялся Синицкий. Он продал, я купил. Какую цену назвал, такую я и заплатил
Ну да, это его дела, согласился Борке. Но я вижу там арабскую вязь. Граф, вы у нас знаток языков. Не прочтёте ли?
С удовольствием. Так, э-э
Неведомо откуда в руках Кордака возникла большая лупа. Он крепко ухватил Синицкого за палец и повернул его к свету так, что хрустнули суставы. Синицкий вздрогнул, но оцепенение, которое сковало его, возможно впервые в жизни, заставило сидеть смирно.
Здесь набор слов, заключил граф. Так, здесь написано Ага! «Спасенье разум абсурд смерть». Я думаю, это нужно трактовать так: «Спасеньеразум. Абсурдсмерть».
Нет, граф, позвольте мне и на этот раз с вами не согласиться. Разум никогда не был спасеньем, а абсурдсмертью. Думаю, знаки препинания следует расставить иначе: «Спасенье от разумасмерть от абсурда».
Неважно, что там написано, неожиданно вмешался хозяин перстня. Главное, что он удачу приносит.
Разумеется, поспешил согласиться Борке. Скажите, Владимир Игоревич, а что же вы, человек, несомненно, удачливый, не желаете сыграть по-крупному? В конце концов, уровень игрока определяет размер ставки.
Не, в рулетку я не играю, поспешил махнуть рукой Синицкий.
Я разве назвал рулетку? удивлённо поднял брови Борке. И потом, ну какой там выигрыш?
Синицкий подавленно молчал, явно не представляя себе игру более престижную и более дорогую, чем рулетка. Пауза затянулась.
Хорошо, смягчился Борке. Я вам расскажу одну историю. Знавал я некогда товарища Полудохина Матвея Игнатьевича. Занимал он одну из комнат в квартире, принадлежавшей до двадцать третьего года врачу-гинекологу Беркашову. Проживал он там без малого сорок лет, до шестьдесят четвёртого, на скромную зарплату сначала счетовода, потом младшего бухгалтера. Больших денег не накопил, но всю жизнь играл. Играл с государством в азартные игры. Покупал все виды лотерей, облигации трёхпроцентного займа, ну и тому подобное.
И кто кого обыграл? вмешался в разговор ехидный голос Кордака.
Победила дружба. Полудохин так ничего и не выиграл, но и государство на Полудохине сильно не разбогатело. Скончался Полудохин тихо, держа в руке очередной лотерейный билет, а в мысляхочередную надежду на выигрыш.
Ну и к чему это? недоверчиво спросил Синицкий.
А к тому, что после его смерти в комнату въехали новые жильцы. Затеяли ремонт, сломали полы и обнаружили полторы сотни золотых десяток, оставленных ещё Беркашовым.
Обидно, подытожил Кордак, сверкая лукавым взглядом. Ведь если Полудохин употребил бы свободную наличность на ремонт квартиры, то умер бы в гораздо более комфортных условиях.
Вы что, предлагаете мне квартиру ремонтировать?
В голосе Синицкого читалось недоумение.
Хм-м, разделил его недоумение Борке, ну, если только кто-то там заранее оставил клад.
Не, там клада нет, уверенно заявил Синицкий.
Тогда, может быть, поискать его в другом месте? поинтересовался у Синицкого Кордак.
А где?
Вот это вопрос не мальчика, но зрелого игрока, заключил Борке.
Это что, нырянием заниматься? На дно морское? Это ж сколько мороки!
Куда нырянием? Зачем нырянием? Я про ныряние ничего не говорил, усмехнулся Борке. В России со времён монголо-татар спрятано столько золота, что померкнут все сокровища морского дна.
Чё, правда? искренне поинтересовался Синицкий.
Отвечаем! откликнулся за двоих Кордак.
Например, слышали ли вы о таком городке с названием Черталяки? спросил Борке.
Не, честно признался Синицкий.
Вот видите, граф! То, зачем Шлиман ездил в Грецию, здесь лежит под ногами. Но что обиднее всего, это золото никому не нужно.
Да-а, протянул граф, если бы Шлиман знал о Черталяках, в Грецию он бы не ездил.
Ну, в те годы он ещё мог этого не знать. А впрочем впрочем, мы, кажется, уже приехали. Мы, пожалуй, высадим вас здесь. Здесь вам будет удобно?
Машина остановилась. Щёлкнул замок двери, но Синицкий выходить не торопился. Он сидел, сосредоточенно вглядываясь в глубину толстого стекла.
Я чё-то не понял, пробормотал он. Шлиман, Черталякиэто что, всё правда? Это на самом деле было?
Если захотите продолжить тему, Борке полез во внутренний карман пиджака и вытащил тиснённую золотом визитку, позвоните по этому телефону. Мне передадут. Успехов вам, Владимир Игоревич.
Разговор был закончен. За спиной у Синицкого негромко хлопнула дверца, и автомобиль скрылся в декабрьской метели.
Глава 2. Золотой комиссар
Спал Синицкий плохо. Ему снился чёрный «Майбах», повешенный немецкий генерал, неизвестный золотоискатель Шлиман, почему-то с пейсами и в пенсне. Синицкий гонялся за Шлиманом по какому-то пустырю, постоянно спотыкаясь о выступающие из-под земли чёрные глыбы. Но лишь попав в развороченную ремонтом квартиру Полудохина, он понял, что чёрные глыбыэто почерневшее от времени золото. Там, в квартире, не имевшей ни входа, ни выхода, золота тоже не было. Однако был бродячий доцент в плаще и низко надвинутом капюшоне. Доцент сидел в центре комнаты на табурете, играл на гармошке и орал песню: «Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты». Проснулся Синицкий раньше обычного, ещё до полудня.
Проснувшись, он ещё минут десять сидел на кровати и тупо смотрел в угол. Синицкий думал. И чем больше он думал, тем больше ему казалось, что сон этотвовсе не сон. Сонэто реальное продолжение его вчерашнего ночного приключения. Самым странным казалось то, что во сне он видел всех, кроме тех двух господ, которые вчера подвезли его до центра.
Синицкий с трудом оторвал глаза от плинтуса в углу комнаты. На стеклянной поверхности журнального столика его взгляд отметил пять игральных костей и рядом с ними странный предмет выпуклой формы. Синицкий встал и только теперь понял, что это визитка Борке. Визитка имела удивительный чёрно-бордовый цвет, который при взгляде со стороны создавал ощущение выпуклой формы. Содержание её было предельно лаконичным. Кроме короткого имени «Борке», она имела в углу только обычный сотовый номер. Однако имя было написано столь необычно, что долгое время приковывало к себе его взор. Буквы, изображённые рубленым шрифтом, расплывались по сторонам необычайным узором, постепенно сливаясь с фоном. Создавалось впечатление, что узор разбегается волнами от центра к краям, а золото букв стекает вниз и растворяется в чёрно-бордовом фоне. Невольным движением Синицкий перевернул её. На обратной стороне было то же самое, только надпись была сделана готическим шрифтом.
Не отрывая взгляд от визитки, Синицкий сгрёб все пять костей в ладонь, накрыл её второй, с полминуты тряс и наконец с грохотом опустил ладонь на журнальный столик.
Покер, произнёс он, не поднимая ладони. Только покер!
Он медленно оторвал ладонь от стола. На стеклянной поверхности, расположенные буквой «W», лежали пять шестёрок. Задумчивость и оцепенение схлынули. Синицкий решительно встал и взял мобильный.
Но звонить по номеру, предложенному Борке, он не торопился. Вместо этого пальцы его привычно выбирали из списка давнего школьного приятеля, отличавшегося от Синицкого тем, что с детских лет носил очки и окончил исторический факультет.
Саныч? начал он без приветствия. Скажи мне, Саныч, ты про Йодля что-то знаешь?
Какого? прозвучал бесстрастный вопрос с той стороны.
Позор, Саныч! Ты же типа историк! Немецкий генерал Йодль.
Какого Йодля? вновь прозвучал тот же бесстрастный вопрос. Их двое, братья, Альфред и Фердинанд.
Ну тот, которого повесили.
Значит, Альфред. А что тебя интересует?
Скажи, у него «Майбах» был? донимал Саныча Синицкий.
Какой «Майбах»?
На этот раз в вопросе Саныча послышалась растерянность.
Только не говори, что у Майбаха тоже был брат. «Майбах» это автомобиль.
Ну, вообще-то Майбахэто немецкий конструктор, который сконструировал «мерседес». А брата у него, кажется, не было.
Ты гонишь! Чё, «мерседес» изобрёл Майбах?
Нет, Майбах сконструировал «мерседес». Да что тебя интересует?
Ладно, проехали. Ты мне скажи, ты про Черталяки что-нибудь слыхал?
«Черто» или «черта»? переспросил Саныч.