Ты будешь свободной римлянкой!
Теперь, когда Иродиада поняла, что Иуда для неё умер, и она никогда не сможет увидеть его, она ощутила в душе такой прилив нежности и любви к преторианцу и дикий ужас, что потеряла сознание.
А Гней Пизон торопливо утомлял богов обильными ежедневными жертвами. Облачённый в форму легата, он, забрызганный кровью многих животных, мрачно смотрел на то, как густой чёрный дым поднимался над храмами. С губ наместника слетали перемешанные проклятиями просьбы к богам, больше похожие на угрозы.
При огромном стечении народа Германик в сопровождении легиона солдат, когорты претория, свиты прошёл к кораблям своего флота. Проводы были долгими.
Иуда в изумлении осматривал толпы народа, ища Иродиаду, помня её слова, которые она сказала ему ночью: « Только смерть может помешать мне прийти проститься с тобой». Его растерянный, бегающий взгляд остановился на Антипатре. Тот улыбнулся торжествующей улыбкой и, снедаемый жаждой мести, подошёл к Иуде.
Эй, Иуда, я вижу: ты счастлив, что получил повышение от Цезаря. Но мне тоже хотелось бы на прощание одарить тебя не меньшим подарком.
Лицо преторианца заледенело. Ничего хорошего Иуда не ждал от человека, который ненавидел его.
Оставь, Антипа, свой подарок при себе или брось его свиньям. Они охотно едят такие подарки.
Тетрарх, смеясь, подбоченился и ответил:
Ну, что жсвиньям, так свиньям. Вот мой подарок. И ты увидишь, что он действительно предназначен только для свиней: я ввёл в свой дом Иродиаду.
Иуда вспыхнул и молниеносным движением вырвал из ножен меч. Антипатр, насмешливо улыбаясь, положил руку на рукоять своего кинжала и, с удовольствием наблюдая за страданием преторианца, который удержал свой порыв только благодаря воинской дисциплине. Иуда отвернулся и, молча, ушёл прочь.
Стоя на палубе корабля, Иуда смотрел себе под ноги, не поднимал голову, боясь, что мог искать взглядом в толпе людей Иродиаду. Жажда увидеть её была так велика, что Иуда непроизвольно подходил к борту корабля и вступал на трап, а потом возвращался назад, бормоча:
Я заколю себя, если посмею шагнуть в ту сторону.
Но если он боялся поднять голову, то слух его напряжённо ловил женские крики, в которых, как ему казалось, звучало его имя. Надежда вспыхивала в нём с такой силой, что он готов был начать поиски Иродиады. Однако то, что бушевало в душе преторианца, почти не отражалось в его облике. Он стоял на палубе, широко расставив ноги, с лицом твёрдым и надменным, глядя вниз, но его глаза были полны слёз. Ведь ему было только семнадцать лет.
Разумеется, он не видел, как у самого края пристани остановились носилки, и чья-то изящная рука слегка раздвинула плотно закрытые занавески, а спустя несколько минут ловким движением бросила какой-то предмет под ноги Иуды.
Ефрем и Захарий, счастливые тем, что они отправлялись в далёкое путешествие, плясавшие у борта корабля, заметили, как женская рука что-то метнула к ногам их господина. Секари с двух сторон, взвизгивая от острого желания угодить Иуде, на огромной скорости помчались к предмету, столкнулись и с воплями упали на палубу. Иуда ничего не видел, а на возню Ефрема и Захария не обратил внимания. Кто-то, проходя мимо юноши, поднял браслет, протянул преторианцу. Тот взял, не видя, что он держал в руке и, не понимая, зачем ему дали какой-то предмет.
Корабли один за другим, блистая на солнце всплесками вёсел, начали медленно от пристани и длинной вереницей потянулись вниз по реке.
Сухой ветер осушил слёзы Иуды, и он с глубоким вздохом поднёс к глазам браслет, на котором были нацарапаны слова «Мой благородный Иуда, ты всегда будешь в моей душе. Каждое утро я буду просыпаться с твоим именем на устах, а перед сномпрощаться. И так каждый день, и всю жизнь до самой последней минуты. Я счастлива, что в твоей памяти останусь красивой, и ты никогда не увидишь меня старухойэто было бы ужасно. Ты самое лучшее, что у меня было в жизни»
Глава двадцать вторая
«Восточный кризис» заключался вот в чём
Парфянский царь Фраат, в своё время, изгнав из своих пределов римские войска, которые привели в Парфию ничтожные полководцы Красс и Антоний, из страха перед Августом и для укрепления дружбы послал в Рим своих детей в качестве заложников этой дружбы и для спасения их жизни. Фраат вскоре погиб в междоусобице. А когда были перебиты и претенденты на трон царей, то знать обратилась к Цезарю с просьбой вернуть к ним старшего сына Фраата Вонона. Однако спустя некоторое время, парфян охватил стыд за то, что они поклонялись рабу Цезаря, испорченномупо их мнениювраждебным воспитанием. Им ли, победителям «железных легионов», быть под властью чужестранца, хотя он и принадлежал к царскому роду Арсакидов. И вот парфянские аристократы пригласили на трон Артабана по крови Арсакида, которому удалось разбить армии Вонона и овладеть царством. А Вонон укрылся в Армении, где в это время не было государя и где армяне, испытывая ненависть к соседнему государству, охотно приняли беглеца и венчали его на царство. Артабан, узнав об этом, двинул свою армию в Армению. И тогда Рим, желая прекратить ненужную для него войну, вызвал Вонона в Сирию и укрыл, а точнее, заключил его под почётную стражу в одном из воинских лагерей. Однако неопределённость судьбы Вононацаря двух государствволновала и Парфию и Армению, тем более, что Вонон находился вблизи этих стран.
Армянская знать тайно призывала Вонона к себе, чтобы начать войну против Артабана. И тем держала в напряжении соседнее государство, которое опасалось, что армянам мог помочь Рим, хотя бы из мести за прошлые свои поражения.
Чтобы успокоить эти государства Тиберий дал полномочия Германику возвести на трон далёкой Армении Зенону, который был сыном понтийского царя и который нравился армянскому народу тем, что он тщательно соблюдал обычаи и нравы чужой страны.
Едва флот Германика вышел из Тибра в море, как за ним пустился на кораблях Гней Пизон. Ставя Германика, да и Тиберия ниже себя, Пизон, как смерч ворвался в Афины, где до него уже побывал полководец. Пизон приказал всем именитым афинянам собраться в амфитеатре, пылая гневом и яростью, выскочил на круг. Потрясая кулаками, наместник Сирии зарычал:
Сволочи, вы думаете, что вы греки? Нет! Вы не греки, а сброд!
В первых рядах испуганные афиняне подались назад, а в заднихкто-то глумливо рассмеялся, кто-то одобрительно загудел носом, мерно захлопал в ладоши.
Пизон в ослеплении начал стремительно бегать по кругу, продолжая кричать, брызгая слюной:
Да как вы, предатели, посмели заключить союз с персами?! Отдаться без боя Александру Македонскому! Вы трусы и рабы, не достойны называться греками! Подлые, гнусные твари, вы готовы были ударить в спину Сулле, когда он вёл войну с Митридатом, если бы он потерпел поражение на Востоке!
Гнев Пизона не охладили обильные подарки греков, их утончённая лесть. Он покидал Афины, грозя горожанам тяжкими карами за то, что они в каждом слове поминали древних греков.
Я вернусь сюда с легионами и пройду по вашей земле огнём и мечом, едва только уберу со своего пути Германика! Ждите меня и готовьтесь к смерти!
«Восточный кризис» мог разрешить любой наместник провинции. Германик хорошо понимал, что он удалён из Рима под надуманным предлогом. И поэтому не спеша двигался на Восток, останавливаясь и осматривая всякий город, который чем-либо известен в прошлом или в настоящем времени.
В армянском городе Артаксате полководец с полного одобрения народа возложил на голову Зенону знаки царского достоинства и направился в Антиохию Сирийскую
Глава двадцать третья
Провинция «Сирия». Антиохия.
Мытарь Матвей, вооружённый крепкой палкой в сопровождении двух конных стражников обходил иудейский квартал бедняков, собирая ежегодную подать.
Всякий раз, когда он стучал в двери домов и требовал деньги, в глубине комнат раздавались вопли ужаса, плач и стоны. После долгих препирательств, мольбы и заверений хозяина, что он давно не видел медных монет, не говоря уже о серебре, хозяин дрожавшим голосом вопрошал:
Да обрезанный ли ты, Матвей? Да под Богом ли ты ходишь?
Я иудей, как и ты.
А если ты иудей, то должен знать, что в Законе Моисея ничего не сказано об этом налоге.
Матвей устало махал рукой стражникам, которые прятались от солнца в тени домов. И стражники, раздражаясь на упрямство иудеев, начинали бить тяжёлыми дубинами по дверям, стараясь сорвать их с петель. Двери немедленно приоткрывались. Дрожащая рука бросала серебряные монеты в лицо Матвея. И пока он собирал их на горячей земле, хозяин обрушивал на мытаря град проклятий:
Рака! Рака!
А подчас выбегал на улицу и. призывая соплеменников, долго поносил Матвея позорными словами, и шёл за ним следом, ломая над головой руки или разрывая на себе одежду.
Матвей не обращал на поношения никакого внимания, занятый подсчётом денег, которые он прятал в потайное место на поясе, а так же тех, что отдавал стражникам и тех, которые он должен был взять в конце мытарства, как часть платы за свою работу. Всё вроде бы сходилось к его выгоде
Оставив за спиной вопящую, ограбленную улицу бедняков, мытарь подступил к богатым домам. И в первом из них из-за высокого каменного забора до него донеслись весёлые крики, смех и музыка. Ворота были приоткрыты. И Матвей вошёл во двор и осторожно заглянул в нижнюю часть узкого окна, приподняв палкой край плотного занавеса. Мытарь жадно окинул быстрым взглядом стол с обильной едой и кувшинами, чашами с вином, весёлых людей на лавках. И вскоре понял, что здесь пировали по случаю брачного сговора.
Потный, краснолицый хозяин, то и дело утирая рукавом туники лицо, неуклюже топтался и приплясывал перед низкорослым молодым иудеем, который, танцуя, озорно взбрыкивал ногами и, подыгрывая себе на дудочке, уносился в лёгком танце по кругу между столами. Хозяин следил за ним, щёлкал пальцами и кричал:
Ай, да Иешуа из Назарета, хорош ты в плясках! А вот посмотрю, как ты награду примешь! Он, добродушно посмеиваясь, сел на лавку и, хлопнув себя между ног, пробормотал: А вот крепок ли ты плотью? Да хорош ли ты с блудницами?
Он дал знак слуге. Тот отдёрнул занавес, что прикрывал дверной проём, и в комнату вошли хорошенькие девушки, нарочито глядя себе под ноги. Хозяин пальцем указал одной из них на Иешуа.
Двое молодых иудея, которые сидели рядом с Иешуа, заметили жест хозяина и с возмущёнными лицами вскочили с лавки.
Брат! Брат! Пойдём отсюда. Негоже нам сидеть в блудилище!
Но Иеуша, любуясь красивым лицом девицы и её страстным телом, даже не повернул к ним головы. Блудница же, кокетливо играя бархатными глазками, прошла перед ним, а потом, как бы ненароком приподняла короткую тунику, обнажив стройную округлую ножкупочти до пояса.
Спутники Иешуа, чувствуя и видя, как их туники оттопырились в греховном месте, испуганно зажали эти места руками и, не в силах отвести взгляда от белоснежной ноги блудницы, ещё более гневно стали порицать Иешуа:
Брат, ты же предатель и блудодей. Ох, какой же ты блудодей и предатель, а мы тебе верили.
При этих словах Иешуа обернулся к своим товарищам, с лёгкой, насмешливой улыбкой оглядел их, вспотевших и дрожавших от вожделения, с ног до головы, сказал:
Ты, Иван и ты, Андрей, по-фарисейски бьёте себя по плоти, которую они именуют «срамным местом» и кричите о блуде. А сами возжелали её не сердцем, как я, а похотью. И в мыслях своих уже видите эту женщину обнажённой на ложе, поэтому дрожите и с трудом удерживаете свои фалоссы.
А кого ты в ней видишь, как не блудницу?
Я вижу в ней сестру и мать. И сказал он вдруг оробевшей девице: иди сюда, сестра. Я тебе брат. Сядь рядом.
Он обнял прелестную девицу за бёдра крепкой рукой и усадил на лавку.
Блудница опустила взгляд вниз от чувства смущения. Ей было так неловко, что она едва дышала. А когда потные руки Андрея и Ивана тайно от Иешуа потянулись к её горячим бёдрам, он, удивлённая тем, что поступала не так. как было принято в её ремесле, тихонько отодвинулась от похотливых рук. И робко взглянула в доброе лицо Иешуа, пролепетала:
Ты какой-то не такой, как все.
Как тебя зовут?
Мария из Магдалы Ты, наверное, ругать меня будешь?
Но тот ничего не ответил, прислушиваясь к крикам на улице.
К Иешуа подошёл хозяин и, вынув из мешка горсть монет, протянул ему.
На-ка, возьми, брат. Повеселил ты меня. Вспоминать долго буду.
Спаси Бог тебя хозяин, но деньги я не приму. А лучше дай нам хлеба ломоть, да мяса кусок. Того и довольно.
Иешуа начал прощаться, а Андрей и Иван, не спуская разгоревшихся глаз с блудницы, поманили её пальцами в сторону. И Мария, мучаясь от присутствия рядом Иешуа, но понимая, для чего звали её двое юношей, бочком подошла к ним. И, не дожидаясь вопроса, быстро сказала, испуганно поглядывая на Иешуа:
Если вы дадите мне по динарию, то я подожду вас там, в конце улицы, в роще.
Они закивали головами и быстро выскочили за дверь.
Между тем, Матвей, получив от домоправителя дань и, идя по двору к воротам, быстро рассовал деньги по разным местам пояса, не замечая, что стражники давно заподозрив его в нечестности, наблюдали за ним со стены ограды. Когда он вышел на улицу, и, озабоченно морщась лицом, достал из пояса мешочек с монетами, говоря: «Ну, а теперь я разделю деньги так, как мы условились. И на сегодня закончим работу», стражники молча подошли к мытарю и обрушили на него удары дубин.
Матвей, не вскрикнув, с разбитой головой упал на дорогу. А те двое сорвали с мытаря тяжёлый пояс с секретными мешками и сразу развеселились, довольные тем, что не позволили хитрому Матвею обмануть их. И, весело смеясь, ушли прочь.
Народ увидел, что их мытарь валялся без сознания на горячей земле, сбежались к нему. Все начали плевать на мытаря, как в отхожее место и ругать Матвея, смеясь над его разбитой головой, а кто-то принёс дохлую скотину и отшлёпал ею Матвея на потеху всей улицы.
Из ворот вышел Иешуа со своими учениками. И, не обращая внимания на ругань и возмущённые крики: «Эй, что ты делаешь? Это же мытарь!» снял с пояса деревянную фляжку, вылил из неё воду на голову Матвея, отогнал мух и прикрыл рану платком.
Смущённые поведением своего учителя, Андрей и Иван спрятались за спины людей, а когда люди, утолив своё озлобление плевками и криком, разошлись по домам, ученики со слезами на глазах подступили к Иешуа.
Чему ты нас учишь: уважать блудниц, подбирать на улице мытарей? Вот и правду люди говорят о тебе, что ты дурак! А нам стыдно и страшно. Доведёшь ты нас до тюрьмы, да и бросишь. Что с тебя возьмёшь, если ты блаженный, а намстрадать.
Андрей, распалённый жалостью к самому себе и гневом на Иешуа, указал пальцем в него и голосом пророка возопил:
Солнце ещё не переместится в это место, а ты, Иешуа, предашь нас и с криком: «Я вас не знаю!» убежишь прочь!
Иешуа внимательно посмотрел на растрепанного Андрея и указал на мытаря.
Помоги мне отнести его в тень. Здесь он умрёт.
А мне какое до него дело? Пускай подыхает.
Он позвал Ивана и стремительно зашагал по улице в сторону рощи, уже забыв о своём гневе, радостный и счастливый от предстоявшей встречи с блудницей. У него кружилась голова и учащённо билось сердце, когда он мысленно видел обнажённую ногу Марии
Иешуа поднял Матвея и перенёс его в тень. Тот, спустя полчаса, открыл глаза. И, уже понимая, что ограблен, похлопал себя по одежде, глянул в стороны, ища стражников, вскочил было на ноги. Но тут же от резкой боли в голове Матвей опустился на землю.
Есть хочешь? спросил его Иешуа.
Изумлённый Матвей повернулся к нему и, озлобляясь от того, что незнакомец сейчас должен был убежать, узнав, что находился рядом с мытарем, отрывисто бросил:
Я мытарь Матвей!
А я Иешуа из Назарета. Держи кусок.
Мытарь в полной растерянности начал жевать хлеб, искоса поглядывая на собеседника. «Видимо, это человек пришёл издалека, если ему не известно, кто такой мытарь. Ну, мне тем лучшеспас от смерти. А вот взять с него нечего».
Господин сказал он.
Я не господин, ответил Иешуа, называй меня «брат».
Матвея охватило чувство благодарности. Он схватил руку Иешуа, чтобы поцеловать её, но тот отстранился и с лёгкой улыбкой на грустном лице, воскликнул:
Я нищий, мытарь Матвей! Через минуту ты пожалеешь о своём поступке и будешь проклинать меня за то, что целовал руку нищему!
Матвей, уже досадуя на свою порывистость, закусил губу, глянул в сторону и тихо пробормотал:
Я слышал, что ты учитель. Возьми меня с собой. Я хочу отблагодарить тебя чем-нибудь.
Иди, но только прошу, Матвей, не ищи для меня благодарность.
Это почему же так?
Иещуа, садясь на осла и разбирая поводья, сказал:
А вот то, что ты решил пойти со мной и есть для меня дар, другой мне от тебя не нужен.
От этих слов на глазах Матвея заблестели слёзы. Он с умилением воззрился на Иешуа и произнёс то, что было на его душе в эти секунды:
А будет тебе, учитель, какое притеснение от людей, то я первым прибегу на помощь и жизни своей не пожалею. Помяни моё слово. Бог свидетель.